3. Преодоление деизма в социальной философии Ломоносова

Проблема соотношения веры и знания, религии и науки стала одной из самых главных в эпоху Просвещения и осмыслялась как важнейшая этическая задача мыслящего человечества. Вся европейская просветительская мысль связана с деизмом, или "рациональной и естественной религией", в своей основе признававшей существование Бога и будущую жизнь. Деисты могли расходиться во взглядах, касающихся участия Бога в движении мироздания после сотворения мира, но все они выступали против суеверий, нетерпимости, догматичности Священного Писания Лебедева Н.А. Формирование религиозно-философской мысли в век российского просвещения // Вестник Мурманского гос. технич. ун-та. 2004. Т. 7. № 2. С. 247..

Величайшим научным завоеванием стали размышления о методе познания Бэкона, Декарта, Ньютона. В сущности, реальной альтернативой вере имела шансы стать только такая наука, которая зиждилась на правильном методе. Неслучайно именно по этому вопросу велась тогда ожесточенная полемика, которой не миновал и не мог миновать Ломоносов в начале своего научного творчества.

Вопрос о месте «вышнего творца» в системе научного познания у Ломоносова весьма сложен. Ломоносов не был атеистом, не отвергал идеи Бога, но понимал ее по-своему.

Для Ломоносова с самого начала характерен гноceoлогический пафос отношения к Богу, творцу естественных законов: «У многих глубоко укоренилось убеждение, что метод философствования, опирающийся на атомы, либо не может объяснить происхождение вещей, либо, поскольку может, отвергает Бога творца. И в том, и в другом они, конечно, глубоко ошибаются, ибо нет никаких природных начал, которые могли бы яснее и полнее объяснить сущность материи и всеобщего движения, и никаких, которые с большей настоятельностью требовали бы существования всемогущего двигателя» http://lib.meta.ua/book/24081/.

В своей философской позиции он начинал как деист, исповедовавший теорию двойственной истины. Его привлекала методология древних "отцов церкви" -- каппадокийцев, строго различавших творение и Творца, Бога и природу. В науке Ломоносов видел помощницу и союзницу богословия в познании «премудрости и могущества Божия», а понятие божества включал в решение вопроса о конечных причинах возникновения мира.

«У многих, -- писал он, -- глубоко укоренилось убеждение, что метод философствования, опирающийся на атомы, либо не может объяснить происхождение вещей, либо, поскольку может, отвергает Бога-творца. И в том, и в другом они, конечно, глубоко ошибаются, ибо нет никаких природных начал, которые могли бы яснее и полнее объяснить сущность материи и всеобщего движения, и никаких, которые с большей настоятельностью требовали бы существования всемогущего двигателя».

В основе деистического понимания мироустройства Бог осмысляется как первотолчок, перводвигатель Вселенной. Такой взгляд ограничивал роль Бога актом творения мира, а точнее, ролью источника перводвижения. Вследствие этого складывалась довольно противоречивая ситуация, разрешение которой виделось лишь в принятии так называемой «теорию двух истин» -- в первой исторической форме отделения науки от богословия.

В духе ренессансных взглядов Ломоносов писал, что человечество имеет две книги -- природу и Священное Писание. В работе «Явление Венеры на Солнце» Ломоносов пишет: «Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал свое величество, в другой свою волю. Первая -- видимый сей мир, им созданный, чтобы человек, смотря огромность, красоту и стройность его зданий, признал божественное всемогущество, по мере себе дарованного понятия. Вторая книга - Священное Писание. В ней показано создателево благоволение к нашему спасению».

Для обеспечения научной деятельности Ломоносов использовал теории предметного разграничения науки и религии и двойственной истины. Он доказывал, что у науки свой объект изучения, она имеет собственное содержание, отличное от религиозного: «Не здраво рассудителен математик, если он хочет Божескую волю вымерять циркулом. Таков же и богословия учитель, если он думает, что по Псалтири научиться можно астрономии или химии» Философия / Под ред. Митрошенкова О.А. -- М.: Гардарики, 2002. С. 139..

Рациональность обоснования атомистических представлений, по словам Ломоносова, не может противоречить религиозной вере, поскольку в «методе философствования, опирающийся на атомы» не отвергается Бог-творец, «всемогущий двигатель». Нет никаких других начал, «которые могли бы яснее и полнее объяснить сущность материи и всеобщего движения». Отводя в познании большое место опыту, Ломоносов в то же время полагал, что лишь соединение эмпирических методов с теоретическими обобщениями может привести к истине.

Атомизм давал Ломоносову возможность в наибольшей степени отделить науку от религии. В заметках для себя Ломоносов поместил следующее возражение критикам атомизма: «У многих глубоко укоренилось убеждение, что метод философствования, опирающийся на атомы, либо не может объяснить происхождение вещей, либо, поскольку может, отвергает бога-творца. И в том, и в другом они, конечно, глубоко ошибаются, ибо нет никаких природных начал, которые могли бы яснее и полнее объяснить сущность материи и всеобщего движения, и никаких, которые с большей настоятельностью требовали бы существования всемогущего двигателя» Сумароков А.П. Полное собрание сочинений, т. X. -- М.: 1787, С. 188.. Заметка эта делалась для себя, никак не в расчете на ее публикацию. Тем характернее настойчивость, с которой Ломоносов защищает существование всемогущего двигателя. Одновременно Ломоносов отстаивал, развивал и пропагандировал гелиоцентрическую систему и учение о множестве населенных миров.

Ломоносов в конце концов пришел к деизму материалистического толка. В работе «О тяжести тел и об извечности первичного движения» писал о том, что «первичное движение никогда не может иметь начала, но должно длиться извечно». Кроме того, ученый видел в Боге того, кто сотворил порядок и красоту мира. Красота явлений природы наталкивала Ломоносова на размышления о величии и мудрости Бога, воспеванию которого он посвятил не одну из своих од (к примеру, «Оду на Божественное величие, написанная при восходе Солнца»).

Советская наука много сделала для того, чтобы выделить из «духовных» од Ломоносова их рационально-научное, прогрессивное «содержание». При этом получился крен в другую сторону: образ бога в ломоносовской поэзии стали относить целиком за счет поэтической условности, имеющей только эмблематическое значение, сопоставимое с ролью мифологического антуража -- Марса, Венеры и других богов античного Олимпа.

Таким образом, если традиция академической науки и школьной практики XIX в. приучила историков литературы видеть в «Оде, выбранной из Иова», например, наиболее явное выражение ломоносовского деизма, даже с некоторым оттенком веры в личного бога, то советские исследователи, которым не хотелось «уступать» Ломоносова религии, усматривали противоречие между содержанием всей оды и ее заключительными строками («И без роптания проси»), намекая при этом на вынужденность этой концовки, ее неорганичность всему стихотворению Серман И.З. Поэтический стиль Ломоносова. -- М.: Наука, 1966 // http://feb-web.ru/feb/lomonos/critics/ling/sps/sps-001-.htm.

Любопытно отметить у Ломоносова религиозное неприятие ссылок на случайность:

О вы, которые всё....

Обыкли случаю приписывать слепому,

Уверьтесь....

Что промысел Всевышнего господствует во всем.

Вообще у Ломоносова есть склонность к идее «предустановленной гармонии». Природа для него полна жизни - и здесь Ломоносов всецело примыкает к Лейбницу.