1. Биография
высоцкий биография фильмография
Детство
В. С. Высоцкий родился 25 января 1938 года в Москве. Отец, Семён Владимирович (Вольфович) Высоцкий (1916--1997) -- военный, полковник, уроженец Киева. Согласно киевским исследователям, дед поэта был выходцем из Брест-Литовска, а род Высоцких происходит из местечка Сельцы Пружанского уезда Гродненской губернии, ныне -- Брестской обл., Беларусь. Мать, Нина Максимовна (урождённая Серёгина, 1912--2003) -- по специальности переводчик с немецкого языка. Дядей Владимира был писатель А. В. Высоцкий.
Раннее детство Владимир провёл в московской коммунальной квартире на 1-ой Мещанской улице: «…На тридцать восемь комнаток всего одна уборная…» -- напишет в 1975 году Высоцкий о своём раннем детстве. Во время Великой Отечественной войны два года жил с матерью в эвакуации в городе Бузулук на Урале. В 1943 году возвратился в Москву, на 1-ю Мещанскую улицу, 126. В 1945 году пошёл в первый класс 273-й школы Ростокинского района Москвы. В 1947--1949 годах с отцом и его второй женой, Евгенией Степановной Лихалатовой-Высоцкой проживал в г. Эберсвальде (Германия), где научился играть на фортепиано. Затем вернулся в Москву, где жил в Большом Каретном переулке, 15. Этот переулок увековечен в его песне -- «Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном!».
Карьера артиста
С 1953 года Высоцкий посещал драмкружок в Доме учителя, руководимый артистом МХАТа В. Богомоловым. В 1955 году окончил среднюю школу № 186, и по настоянию родственников поступил в Московский инженерно-строительный институт им. В.Куйбышева. После первого семестра уходит из института.
Решение об уходе было принято в новогоднюю ночь с 1955 на 1956 год. Вместе со школьным другом Высоцкого -- Игорем Кохановским было решено провести новогоднюю ночь весьма своеобразным манером -- за исполнением чертежей, без которых их не допустили бы к сессии. Где-то во втором часу ночи чертежи были готовы. Но тут Высоцкий встал и, взяв со стола банку с тушью (по другой версии -- остатками крепко заваренного кофе), стал поливать её содержимым свой чертёж. «Все. Буду готовиться, есть ещё полгода, попробую вступить в театральный. А это -- не моё…»
С 1956 по 1960 гг. Высоцкий -- студент актёрского отделения Школы-студии МХАТ им. В. И. Немировича-Данченко. Он занимается у Б. И. Вершилова, затем -- у П. В. Массальского и А. М. Комиссарова. На первом курсе познакомился со своей первой женой Изой Жуковой. 1959 год ознаменовался первой театральной работой (роль Порфирия Петровича в учебном спектакле «Преступление и наказание») и первой ролью в кино (фильм «Сверстницы», эпизодическая роль студента Пети). В 1960 году произошло первое упоминание о Высоцком в центральной печати, в статье Л. Сергеева «Девятнадцать из МХАТ» («Советская культура», 1960, 28 июня).
В 1960--1964 гг. Высоцкий работал (с перерывами) в Московском драматическом театре им. А. С. Пушкина. Сыграл роль Лешего в спектакле «Аленький цветочек» по сказке С. Аксакова, а также ещё около 10 ролей, в основном -- эпизодических.
В 1961 году на съёмках кинофильма «713-й просит посадку» познакомился с Людмилой Абрамовой, ставшей его второй женой. В том же году появились его первые песни. Песня «Татуировка», написанная в Ленинграде, считается его первой песней. В дальнейшем песенное творчество стало главным (наряду с актёрством) делом жизни. Проработал менее двух месяцев в Московском театре миниатюр и безуспешно попытался поступить в театр «Современник». В 1964 году Высоцкий создал свои первые песни к кинофильмам и поступил на работу в Московский театр драмы и комедии на Таганке, где проработал до конца жизни.
В июле 1967 года познакомился с французской актрисой Мариной Влади (Мариной Владимировной Поляковой), ставшей его третьей женой.
В 1968 году послал письмо в ЦК КПСС в связи с резкой критикой его ранних песен в центральных газетах. В том же году вышла его первая авторская грампластинка «Песни из кинофильма „Вертикаль“». Летом шестьдесят девятого Высоцкий «умер» клинической смертью, и тогда выжил только благодаря Марине Влади. Она в это время была в Москве. Проходя мимо ванной, она услышала стоны и увидела, что Высоцкий кровоточит горлом. В своей книге «Владимир, или Прерванный полет» Марина Влади вспоминает: «Ты больше не говоришь, полуоткрытые глаза просят о помощи. Я умоляю вызвать „скорую“, у тебя почти исчез пульс, меня охватывает паника. Реакция двух прибывших врачей и медсестры проста и жестока: слишком поздно, слишком много риска, ты не транспортабелен. Они не желают иметь покойника в машине, это плохо для плана. По растерянным лицам моих друзей я понимаю, что решение врачей бесповоротно. Тогда я загораживаю им выход, кричу, что, если они сейчас же не повезут тебя в больницу, я устрою международный скандал… Они, наконец, понимают, что умирающий -- это Высоцкий, а взлохмаченная и кричащая женщина -- французская актриса. После короткого консилиума, ругаясь, они уносят тебя на одеяле…»
К счастью врачи привезли Высоцкого в Институт Склифосовского вовремя, ещё несколько минут задержки, и он бы не выжил. Врачи боролись за его жизнь восемнадцать часов. По Москве уже было поползли слухи о его смерти.
15 июня 1972 года в 22:50 по эстонскому телевидению показана 55-минутная передача «Парень с Таганки» -- первое появление Высоцкого на советском телеэкране, если не считать кинофильмов с его участием.
В 1975 году Высоцкий поселился в кооперативную квартиру на ул. Малой Грузинской, 28. В том же году, в первый и в последний раз, прижизненно опубликовано стихотворение Высоцкого в литературно-художественном сборнике.
В 1978 году записывается на телевидении Чечено-Ингушской АССР. В 1979 году участвует в издании альманаха «МЕТРОПОЛЬ».
В 1970-х годах знакомится в Париже с цыганским музыкантом и артистом Алёшей Дмитриевичем. Они неоднократно исполняли вместе песни и романсы и даже собирались записать совместную пластинку, но Высоцкий умер в 1980-м и этот проект не осуществился.
Автор нескольких киносценариев (в том числе «Венские каникулы» в соавторстве с Володарским).
Вместе с актёрами Театра на Таганке ездил с гастролями за границу -- в Болгарию, Венгрию, Югославию (БИТЕФ), Францию, Германию, Польшу. Получив разрешение выехать к жене во Францию с частным визитом, сумел также побывать в США.
Записал около 10 радиоспектаклей (в том числе «Богатырь монгольских степей», «Каменный гость», «Незнакомка», «За Быстрянским лесом»). Дал более 1000 концертов в СССР и за рубежом.
22 января 1980 года записывается на ЦТ в программе «Кинопанорама», фрагменты которой будут впервые показаны в январе 1981 года, а целиком передача выйдет только в 1987 году
Последние дни и смерть
14 июля 1980 года, во время выступления в НИИЭМ (Москва), Владимир Высоцкий исполнил одну из своих последних песен -- «Грусть моя, тоска моя… Вариация на цыганские темы». 22 июня 1980 года состоялся один из последних концертов Высоцкого (в Калининграде), на котором ему стало плохо. Шестнадцатого июля он провёл свой последний концерт в подмосковном Калининграде (ныне Королёв).
18 июля 1980 года Высоцкий последний раз появился в своей самой известной роли в Театре на Таганке, в роли Гамлета -- одноимённой постановке по Шекспиру.
25 июля 1980 года, в 4:10 утра, Высоцкий скончался во сне в своей московской квартире. По версии Анатолия Федотова, причиной смерти явился инфаркт миокарда. По версии Станислава Щербакова и Леонида Сульповара -- асфиксия, удушье, как следствие чрезмерного применения седативных средств. Близкие Владимиру Семёновичу люди сделали всё возможное, чтобы вскрытие не производилось.
Владимир Семёнович был похоронен 28 июля 1980 года на Ваганьковском кладбище.
Высоцкий умер во время проходивших в Москве летних Олимпийских игр. В преддверии Олимпийских игр из Москвы были выселены многие жители, имевшие трения с законом. Город был полностью закрыт для въезда иногородних граждан и наводнён милицией. Сообщений о смерти Владимира Высоцкого в советских средствах массовой информации практически не печаталось. Появилось лишь два сообщения в «Вечерней Москве» о смерти и дате гражданской панихиды, и, возможно после похорон, статья памяти Высоцкого в «Советской России». За крошечный некролог в «Вечерней Москве», спустя два дня после публикации был снят с должности главный редактор газеты. Над окошком театральной кассы было вывешено скромное объявление: «Умер актёр Владимир Высоцкий». Ни один человек не сдал назад билет -- каждый хранит его у себя как реликвию. И, тем не менее, у Театра на Таганке, где он работал, собралась огромная толпа, которая находилась там в течение нескольких дней (в день похорон были также заполнены людьми крыши зданий вокруг Таганской площади). Высоцкого хоронила, казалось, вся Москва, хотя официального сообщения о смерти не было. Марина Влади уже в автобусе, направившемся в сторону Ваганькова, сказала одному из друзей мужа Вадиму Туманову: «Вадим, я видела, как хоронили принцев, королей, но ничего подобного не видела!..»
Посмертное признание
В 1981 году был опубликован первый крупный сборник произведений Высоцкого, «Нерв». В 1986 году Высоцкому было посмертно присвоено звание заслуженного артиста РСФСР, а в 1987 за создание образа Жеглова в телевизионном художественном фильме «Место встречи изменить нельзя» и авторское исполнение песен -- присуждена Государственная премия СССР. В 1989 году Совет Министров СССР поддержал предложение Советского фонда культуры, Министерства культуры СССР, Мосгорисполкома и общественности о создании музея Владимира Высоцкого в Москве.
В честь поэта назван астероид «Владвысоцкий».
Эльдар Рязанов снял в 1987 году документальный фильм «Четыре встречи с Владимиром Высоцким».
Творчество Владимира Высоцкого, способствовавшее большему признанию авторской песни, косвенно помогло становлению советского рока. Мотивы песен Высоцкого встречаются в творчестве более поздних бардов и рок-поэтов.
2. Воспоминания о Высоцком
"Высоцкий усадил Вознесенского напротив себя и стал петь свои песни - новые и старые. Пел он часа два, а мы слушали его, как завороженные. Он не сдерживал себя, пел очень громко. Наши соседи, видимо, поняли, что поет сам Высоцкий, что это не магнитофонная запись, иначе бы они устроили нам скандал, как не раз бывало во время вечеринок в нашем доме. А тут, видимо, не решились: Высоцкого в те времена любили все, кто хоть как-то мог воспринимать песни".
Из воспоминаний о Высоцком
«Позднее, когда появилась магнитофонная запись, менестрельное искусство потихоньку начало набирать силу. Начали появляться новые имена... Однажды мне принесли пленку с записью одного московского менестреля. Меня поразили и голос, и эмоциональная напряженность, и манера исполнения: чувствовалась талантливая рука. Я спросил, кто этот парень? Мне сказали - Владимир Высоцкий. Тогда он только-только начинал петь... А потом мы встретились с ним в московском доме ученых на каком-то учено-артистическом мероприятии с участием, как это теперь принято говорить, "интересных людей" (...твою мать! как будто бы есть неинтересные!). Он сидел в другом конце зала, ему кто-то что-то сказал на ухо и кивнул на меня: вон тот, мол. Владимир тут же подошел ко мне - за спиной гитара, на лице сдержанная улыбка: "Так это вы и есть Анчаров?" Я говорю - ага. "Тот самый?" Тот самый. "А я,- говорит,- на ваших песнях учился, я их давно знаю и пою, могу хоть сейчас спеть." Петь, говорю, не надо, а то нас выставят из дома ученых - у вас ведь голос ого какой!.. Весь вечер мы проговорили с ним о песнях. Много спорили, что-то доказывали друг другу... Он был настоящим мастером, и все, что касалось песен, понимал с полуслова, его ничему не надо было учить - это вздор,- ему достаточно было сказать, что у него хорошо получается, а все остальное он понимал сам - это свойство больших художников. Потом, спустя некоторое время я слушал пленку с записью его концерта, на котором он спел мою песню о водителе МАЗа, о таком разбитном, видавшем виды парне (она была тогда очень популярна), при этом он все-таки вставил - эдак многозначительно,- что поет песню своего учителя Михаила Анчарова. А мне и тогда уже, ей-богу, было неловко это слышать, потому что он был самородком, самостоятельно родившимся мастером...»
Михаил Анчаров
Владимир Высоцкий прожил сорок два с половиной года ровно - день в день. Кто-то из его поклонников подсчитал, что составило это 15520 дней. Десять дней натекло, по капелькам собралось за счет високосных годов. Ах, какая-то скорбная арифметика, какая грустная статистика! Как удручающе мал срок жизни художника... Ведь их возраст нельзя мерить анкетной хронологией, календарной цифирью - их жизненный срок имеет другую насыщенность, каждый прожитый ими день имеет другой удельный вес!
Вместили же эти немногочисленные, в общем-то, дни сотни написанных Высоцким стихотворений, тысячу песен (с различными вариантами), десятки сыгранных ролей на театре и в кино, бессчетные концерты и выступления. Другой вопрос - какой ценой это давалось...
Братья Вайнеры
Чем больше времени отделяет нас от безвременной гибели Владимира Высоцкого, тем более отчетливо обозначается масштаб его роли в формировании народного самосознания в глухую эпоху семидесятых. Кем он был прежде всего - артистом, певцом, бардом, поэтом? Неповторимость его хриплого голоса многие склонны относить в первую очередь к актерским талантам. Мне же представляется, что неповторимость Владимира Высоцкого, органически соединившего в себе несколько талантов сразу, состоит прежде всего в его авторской самобытности как ПОЭТА.
Слово звучащее ничуть не ущербнее слова напечатанного или написанного на бумаге. Тем не менее до сих пор бытует высокомерное отношение "печатных" поэтов к авторской песне в целом и к Высоцкому как к одному из ее наиболее ярких представителей.
Заслуга Высоцкого как поэта прежде всего в том, что он смело ввел в литературу яркий и сочный, многозвучный и мусорный язык улицы, все многообразие различных слэнгов - от блатарей до спортсменов. Его песенные стихи, несмотря на их внешнюю обманчивую простоту, сложны и по смысловому, и по метафорическому наполнению, полифоничны. Сложные песенные строки Высоцкого с изысканнейшими четырехстопными и дактилическими рифмами поются на свободном дыхании и звучат как естественный разговор. Наряду со звучными и неожиданными ассонансами и метафорами Высоцкий как настоящий художник стремительно развивает сюжет на лаконичном песенном пространстве. Его герои точно и выпукло обозначены даже в самых, казалось бы, скупых диалогах. Наконец, Высоцкий, помимо чисто литературной одаренности, обладает главным качеством, необходимым для настоящего поэта: он - яркая личность с нестандартным мышлением, что не мешает ему разговаривать на общедоступном языке и быть "своим" для самых разных категорий слушателей.
Именно неповторимость Высоцкого как поэта и личности делают заведомо невозможными все многочисленные попытки его эпигонов подражать ему. Его поэтическая интонация уникальна. Вместе с тем, как поэт, он во многом явился предтечей модернистов и постмодернистов.
Вместе с тем яркость и самобытность его творчества не могли не стать истоками других творческих направлений. Так, очевидно, что В. Высоцкий во многом явился предтечей, определившем направление развития отечественного постмодернизма в поэзии 70-х. (Это утверждение будет проанализировано в докладе на примере такого типичного представителя русского поэтического постмодернизма 70-х, как Д. Пригов).
Масштабы и уникальность поэтического творчества Высоцкого неоспоримо обеспечивают ему достойное место в отечественной словесности.
Александр Городницкий, 1998
Думаю, можно сказать, что творчество Владимира Высоцкого -- биография нашего времени. Конечно, биография -- это нечто связанное, последовательное, а он в своих сюжетах и темах как будто разбросан, но в огромном числе песен, пропетых в разные времена, Высоцкий затронул очень важные или, лучше сказать, очень больные моменты нашей истории. Он рассказывал нам почти обо всем, чем жили мы, чем -жил народ -- при нем и до него. Пел о войне, о трудном послевоенном времени, когда он был мальчиком, но, как оказалось потом, всё хорошо ухватил, почувствовал и понял... Пел о больших делах и стройках и о тяжких временах тридцать седьмого, о космосе и космонавтах, спортсменах, альпинистах, моряках, пограничниках, солдатах, поэтах, шоферах -- о ком угодно, обо всем. Великая, фантастическая его популярность, возникшая так неожиданно, объяснима: Высоцкий вошел в самую гущу народа, он был понятен многим, почти всем.
Я думаю, Высоцкий не смог бы стать столь популярным человеком, если бы не соединил в себе таланты большого поэта и большого артиста, певца. Но и это еще не все, еще очень важно, что он взял на себя смелость выражать самое насущное и никем не выражаемое: то истинное, чем народ на самом деле «болел», о чем действительно думал, что было предметом повседневных разговоров людей между собой.
Он начинал с того, что сочинял и пел для «своих», для людей, его окружавших, для тех, кого он лично знал и кто знал его. А своими оказались миллионы, песни разлетелись стремительно и звучали в квартирах интеллектуалов, в рабочих и студенческих общежитиях, их пела молодежь, школьники.
...Как-то весной он устроил большой концерт в воинском клубе, пригласил меня. Я
в первый раз видел его выступление на публике, и меня поразило, с каким восторгом и пониманием слушали его и солдаты, и офицеры в самых высоких званиях. Они все воспринимали его тоже как своего.
Высоцкий был поэт остросатирический, он высмеивал бюрократов, чиновников, подхалимов, дураков и -- в особенности -- обывателей, пожирателей благополучия. У него было очень много злых и чрезвычайно острых песен об этом слое городского мещанства, и, что особенно странно, все эти люди, персонажи его сатиры, тоже его любили, как будто не понимали, что он над ними издевается. В этом есть какая-то загадочность, и объяснить ее так вот сразу я не берусь.
По своему человеческому свойству и в творчестве своем он был истинно русским человеком. Он выражал нечто такое, чему в русском языке я даже не могу подобрать нужного слова. Немцы называют это менталитет, приблизительно это переводится как склад ума, образ мышления, характер души. Так вот, менталитет русского народа Высоцкий выразил, как, пожалуй, никто Другой, коснувшись при этом глубин, иногда уходящих очень далеко... И ширина его охвата почти безгранична: от жизни ученых до криминальных слоев. И всё это было спаяно вместе, и всё это была картина жизни современной ему России.
На его похоронах было так много людей, что даже те, кто, казалось бы, понимал тогда его значение, не ожидали такого. Конечно, Высоцкий снимался в кино, выступал на эстраде, был артистом Театра на Таганке, но ведь он не был в официальном почете, о нем почти не писали, не говорили по радио... Оказалось, что Высоцкий не нуждался ни в каком официальном признании, прославлении, вернее, его талант не нуждался: талант все сделал сам. Это безусловный урок, если говорить об искусстве и судьбе в искусстве.
Мы недостаточно ценим людей при их жизни. Все мы, кто его знал и любил, понимали, что это большой человек, но подлинного масштаба личности Высоцкого в общем-то никто не осознавал. Это тоже урок -- очень горестный -- и, как все уроки, он не пойдет впрок человечеству. Так было, и так будет, но каждый раз, когда это происходит с конкретной судьбой, становится очень горько.
С Володей Высоцким мы по-настоящему познакомились только в последние годы, когда я стал автором Театра на Таганке, так что встреч было не так уж много. Тем более, что в последнее время он все время куда-то уезжал, куда-то уносился. Иногда казалось, что это какое-то не очень осмысленное движение. Вдруг он спохватывался и говорил на бегу: «Улетаю в Алма-Ату» или «Завтра надо лететь в Сочи». А повод чаще всего был простой: надо кому-то помочь, друг ждет, надо для него что-то сделать.
Помню, встретил его на Красной Пахре, он ехал в Москву. Володя остановил машину, вышел, мы расцеловались. У него была такая трогательная манера: никогда не мог просто проехать, обязательно останавливал машину и очень торжественно выходил здороваться. В тот день была премьера «Дома на набережной» на Таганке. Я спросил: «Володя, вечером придете на банкет?» -- «Нет, Юрий Валентинович, простите, но я уезжаю».-- «Куда?» -- «На лесоповал». Оказалось, куда-то в Тюмень, в Западную Сибирь...
Последний для Высоцкого Новый год мы встречали вместе. Я запомнил эту ночь только потому, что там был Володя. В одном доме на Пахре образовалась довольно большая, но какая-то пестрая компания. Пришли Володя с Мариной. Володя принес гитару. Он был очень приветлив, со всеми мягок, спрашивал ,о делах, предлагал помощь, а потом кого-то повез в Москву, потому что никто другой не вызвался. Когда прощались, моя жена сказала ему: «Володя, ну как же так, мы просидели целую ночь, и вы даже не спели ничего, а мы так хотели послушать». Он ответил: «Так ведь другие же не хотели, я видел... Ну, ничего, в следующий раз специально соберемся».
Это была ужасно нелепая ночь. Среди нас был Высоцкий, единственный в этом большом и шумном застолье человек со всенародной славой. И он был там скромнейший, простой, деликатный, всем нужный человек. Это было его естественным качеством, природным, а потому очень редким.
...Россия всегда любила своих истинных поэтов. На могилы Пушкина, Есенина, Пастернака приходят люди, кладут цветы, читают стихи. Теперь так будет и с Владимиром Высоцким.
Ю. Трифонов (1980 г.)
Писать о Владимире Высоцком непросто. Просто мне было петь о нем в 1980 году и позже. Несмотря на непонятные запреты, я упрямо твердил, как заклинание, строки, надрываясь в кульминациях: «Здесь охотно венчают героя, но в могилу сперва упекут...»
Я сразу заметил -- публике было неважно, что за песня, хороша ли, плоха ли мелодия, важно было -- о НЕМ! Тогда, когда нельзя,-- о НЕМ! Да и кто придумал: НЕЛЬЗЯ? Оказалось, можно. Можно, как он. Если честно, открыто, талантливо.
Оттого и реакция, почти у любого, одна была: «Во дает!» Не «какая глубина» или «сколь талантливо, друзья!», или «да, конечно, он не бездарен», а «во дает!». И он «давал». По негодяям и хапугам, по зарвавшимся начальникам и их лакеям, по трусам и предателям. И тут же война и проблемы культа личности, любовь и страдание от несвободы, и на все это свой личный взгляд и своя оценка, тут же становящиеся взглядом и оценкой многих и многих.
Я часто думаю: вот В. В. об этом событии высказался бы обязательно. Но его нет, и мы (как это ни грустно) не знаем, как к событию относиться, юмора иногда не хватает, некому нам объяснить...
Все уходят из жизни, но он ушел слишком рано. Может, вовремя для себя, как для большого поэта, но не для нас, любящих его и желающих радоваться его искусству.
Он оставил нам много песен. Песен разных: гениальных, талантливых, плохих, но никогда «никаких», и за одно только это мы сохраним имя Владимира Высоцкого в наших озаренных им душах.
А. Градский
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее...
Чем быстрее кони, тем длиннее дорога, что остается позади. Нам кажется, что мы стремительно несемся в будущее -- но туда еще нужно добраться,-- а пока что позади накапливается история, столько истории, сколько не снилось жителям неторопливых веков.
Владимир Высоцкий за свои сорок два года интенсивно, нервно прожил, пережил, по старым меркам, несколько столетий; а сверх того -- еще десятки веков до собственного появления на свет,-- веков, к которым он относился по-хозяйски, как к собственности, прародине.
Кони привередливые будто только что его вынесли из времен революции, Пушкина, Бонапарта, Джеймса Кука, Вещего Олега; из времен своих предшественников...
Всякий настоящий мастер неповторим; но именно поэтому он, как это ни парадоксально, какими-то частицами, черточками похож чуть ли не на всех великих мастеров. Хотя бы потому, что -- талантлив. Люди совершенно противоположных направлений и подходов к жизни если обладают этим даром, то уж волей-неволей формируют друг друга...
Кто же исторические предки Владимира Высоцкого? В русской истории и словесности на кого он похож? Первым делом, конечно, приходят на память Денис Давыдов или Аполлон Григорьев с гитарой, с гусарской или цыганской песней. Эти отчаянные люди занимают свое место в «родословной» Высоцкого, но не только они.
Искать непросто: мы не всегда отдаем себе отчет, что благодаря современной технике потомкам достанутся не только письмена, но живые голоса нашей цивилизации...
Знаем пушкинские строки, но лишь читаем воспоминания о том, как он декламировал и как хохотал («когда Пушкин смеется, у него даже кишки видны» (К. Брюллов); звуков же голоса первого поэта никогда не услышим, как и Лермонтова, Гоголя, Щедрина: до начала XX века не слышим никого...
Известный советский ученый член-корреспондент Академии наук В. Л. Янин однажды любезно познакомил меня со своей феноменальной коллекцией старых пластинок, в основном дореволюционных. Признаюсь, удивительные записи Паниной, Вяльцевой (впрочем, прежде слышанные) так не поразили, как... речи депутатов Государственной думы и выступления журналистов начала XX века: все эти тексты были тогда же напечатаны в газетах, но -- какие голоса!
Можно ли вообразить наших потомков, читавших, но не слышавших Высоцкого?
Мы же, вздыхая, пытаемся представить навсегда утраченную музыку, скажем, пушкинской речи Достоевского или импровизаций Мицкевича...
Не слыша старинных голосов, тем более обращаемся к духовному родству, и снова задумаемся -- откуда все же «пошел» Высоцкий?
Разумеется, любое суждение будет субъективным, каждый имеет право привести «своих людей», однако автор этих строк, с тех пор, как стал сильно прислушиваться к Высоцкому, постоянно вспоминает одного из своих любимых героев, декабриста Лунина. Дело не в песнях, стихах -- Лунин занимался другими делами; но когда великий князь Константин, второй человек в государстве, подходит к офицерам и говорит: «Господа, вы, кажется, на меня жаловались, ну что же, кому угодно я могу дать сатисфакцию» (он уверен, что никто против наследника престола не посмеет),-- тогда молодой Лунин выезжает на коне, снимает шляпу и отвечает: «Ваше высочество, от такой чести трудно отказаться!»
Разве тут не слышен голос Высоцкого?
Константин отшутился: мол, ты еще молод...
В конце же жизни, в Акатуе, одной из страшнейших сибирских тюрем, «государственный преступник» Лунин при появлении ревизора-сенатора выходит из своей камеры без окон, светски шаркает по-гусарски и говорит на прекрасном французском языке (когда-то в Париже, когда не хватало денег,-- зарабатывал обучением французов их языку, больше уже российскому человеку нечем там прокормиться!); так вот, он произносит: «Мой генерал, разрешите мне приветствовать вас в моем гробу».
Перед смертью Лунин еще заметит: «В этом мире несчастливы только глупцы и скоты»; иначе говоря, если счастье в тебе, в твоей внутренней свободе, -- ты непобедим.
Очень «Высоцкий» был человек, Михаил Лунин, и очень «лунинский» -- Владимир Высоцкий...
А рядом с ними -- Пушкин. Речь идет не о сравнении дарований (каждый был верен своему!), но о соотношении личностей. И мы это отчетливо ощущаем, когда, скажем, находим у Пушкина: «В вопросе счастья я атеист, я не верю в него», или вдруг: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство»; наконец, невесте, по-французски: «Мой ангел... целую кончики Ваших крыльев, как говаривал Вольтер женщинам, которые Вас не стоили».
Свободные, веселые, трагические люди; веселость их, внутренний свет тем виднее, чем чернее жизненные обстоятельства.
Если же приблизиться ко времени рождения нашего героя, приметим еще одного предшественника, для многих, может быть, совершенно неожиданного: очень не похожего Михаила Зощенко.
Тысячи современников, одни с укором, другие с восторгом, смешивали и смешивают Зощенко и Высоцкого с их героями; многие уверены, будто поэт-актер -- из блатного мира и попал на сцену прямо «с Большого Каретного»; изумляются, узнав об его интеллигентности, ранимости, требовательности к себе.
Точно так же о мягком, тонком, образованнейшем Зощенко рассказывали, будто он мещанин и хулиганит в квартире, трамвае, бане...
Меж тем оба художника, пусть очень разных, в течение многих лет изучающе проникали внутрь «жлоба» и, мастерски владея этим героическим приемом, сами от него немало страдали...
История -- в поэте; поэт -- в истории. Смерть поэта, годовщины смерти, увы, -- не первый век -- важные, постоянные российские «праздники поэзии»...
В необыкновенно жаркий день, 25 июля 1981 года, в неслыханно душном зале театра на Таганке актеры играли сцену из «Гамлета», где принцем был отсутствующий Высоцкий (партнеры обращались к тому месту, где он прежде стоял, он же, невидимый, отвечал магнитофонным голосом).
Эффект отсутствия в особой форме напоминал о вечном присутствии.
Не намного превысил поэт замеченную им же роковую дату -- «тридцать семь»; теперь же говорим -- ему могло быть 45, 49... Ему пятьдесят.
Владимира Высоцкого, конечно, ожидает впереди большая судьба, и очень не простая. Премии, почести оттолкнут иных (как будто он переменился оттого, что «приглашен в президиум»!). За подъемом популярности, возможно, последует известный спад. И это хорошо, ибо сойдет пена.
Кони несутся, и даже «чуть помедленнее» -- не могут.
Мы же напрасно пробуем «придержать», утешаясь, впрочем, тем, что минувшего, наших любимых исторических людей, всего, что было, -- этого уж никому у нас не отнять.
Н. Эйдельман
К его песням можно относиться по-разному. Их можно любить или не любить. Можно
принимать или отвергать. И долго спорить о них тоже можно.
Но одно я знаю наверняка: мимо песен Владимира Высоцкого нельзя пройти. И нельзя
сделать вид, что их просто-напросто не существует. Сами песни не дадут этого сделать. Не дадут. Ибо они всегда заметны, всегда слышимы. И слышимость эта с годами не уменьшается, а увеличивается. Высоцкий писал очень личностные песни. Абсолютно свои. Можно даже сказать, что они от него неотрывны. И как от автора. И как от исполнителя. Песни были не только продолжением его дыхания. В них продолжалось и его сердцебиение, грохотал пульс, выявлялся характер, распахивалась душа. Лучшие песни Владимира Высоцкого -- для жизни. Они -- друзья людей. В песнях этих есть удивительная добрая сила. Сила, которая помогает выстоять слабым и обрести еренность --- растерявшимся. На иную песню можно опереться, как на плечо. Ибо есть какая-то особая человеческая надежность в этих песнях. С автором их можно пойти куда угодно:
в разведку, в тундру, в космос -- да хоть к черту на рога! Но прежде всего песни Высоцкого наполнены правдой. Кажется даже, что и пел-то он не песню, а -- правду. Правду крутых характеров, правду жизненных ситуаций -- (то высоких, то нелепых), правду извечных человеческих проблем, правду боли и нежности, правду своего времени.
И получается, что говорил и пел он то, о чем жаждали (и не умели!) сказать и спеть самые обыкновенные люди. Пел не только о них, но еще и--за них. От их имени. Поэтому он был так понятен людям и так дорог им. Поэтому они и называли его своим другом, безоговорочно считали своим певцом. Впрочем, нет, не певцом. Это другие были певцами.
А он был -- Высоцким.
Роберт Рождественский
Говоря об авторской песне, часто имеют в виду движение, объединяющее поэтов, композиторов, исполнителей и почитателей этого жанра. Налицо стремление объединить в одно целое авторскую и самодеятельную песню. Это неверно: движение самодеятельной песни -- явление более широкое; понятие «авторская песня» имеет для меня конкретный и узкий смысл: поэты, поющие свои стихи. Так же считал и Владимир Высоцкий, придумавший этот термин. Нас роднило время -- время всем памятных событий, связанных с разоблачением культа личности, большими надеждами на обновление общества и перестройку. Тогда и возник круг таких поэтов, как Владимир Высоцкий, Новелла Матвеева, Юлий Ким, Юрий Визбор, Евгений Клячкин, Александр Городницкий. Все они были очень не похожи друг на друга, имели собственное лицо, свой собственный почерк.
Авторская песня была своего рода протестом против поверхностного искусства, имитации чувств. Она противостояла развлекательной эстрадной песне, для которой важны главным образом ритм, пестрота, световые эффекты, доходчивые слова, и даже это не обязательно -- можно обойтись одним лишь ля-ля-ля-ля-ля... Развлекательная песня -- явление музыкальное, авторская песня -- прежде всего -- литературное. Она пишется думающими людьми для думающих людей...
В этом жанре, как и вообще в поэзии, нельзя без открытий. Настоящий поэт приходит с мешком гвоздей. Они из мешка вылезают и колют, и ранят, задевают, а ты ахаешь и охаешь...
Поэты шестидесятых несли в своем творчестве и социальные вопросы, и политические. А их слушатели хотели не просто получить удовольствие от поэтического слова -- стремились разобраться в процессах, происходящих тогда в обществе.
Авторская песня родилась из серьезных раздумий о жизни человека, может быть, трагических, из острых сюжетов, из клокотания души. Из этого родилась, этим стала известна! А все остальное -- всякие сюжеты туристские, развлекательные и прочие -- уже потом приложились.
В 1956 году, когда начался поэтический бум, появилось грандиозное количество поклонников поэзии. Они ломали двери в аудиториях, приходили в Лужники, кричали, шумели. И вдруг все схлынуло. Говорили с горечью, что поэзия умирает, пропадает к ней интерес. Меня никогда это не волновало: я считал, что истинных любителей поэзии всегда было немного, а вокруг них просто образовался нарост, вызванный временем. То же самое и с авторской песней. Сначала это было явление локальное, потом вдруг началось безумие, вобравшее в орбиту тысячи и тысячи людей. Но все равно ядро поющих поэтов, которые двигали и двигают авторскую песню вперед, сравнительно невелико.
Нынче, когда труды и дни Владимира Высоцкого завершены, место его в этом ядре обозначилось со всей определенностью.
-- Вот Высоцкий,-- сказал как-то один из его почитателей, -- все его любят, все понимают, от кухарки до академика.
Ему казалось, что сказанное возвышает поэта, придает его работе большую значимость, но я не мог с ним согласиться, потому что «всеобщая любовь» -- критерий подозрительный.
Люди, воспитанные на пустой бездумной развлекательности, поэзии Высоцкого не примут; не умеющие самостоятельно мыслить его сарказма, его иронии не оценят; равнодушные ко всему, кроме личных проблем, -- тревоги и боли его не поймут. Для них его поэзия, в лучшем случае, -- пустое место, в худшем -- как красная тряпка быку.
Настоящего поэта всегда сопровождают не только почитатели, но и хулители, и даже гонители. У поэзии Владимира Высоцкого и того и другого вдоволь, и это, наверное, один из главных признаков ее истинности и высоты. Печально только, что иногда в качестве хулителей выступают именующие себя поэтами.
Настоящий поэт рождается из духовных потребностей общества. Ими насыщена атмосфера. Чем острее они, тем резче и ярче голос поэта. Это размышления для способных размышлять, и огромная популярность В. Высоцкого явилась результатом не «всеобщей» любви, а признаком единомышленников.
Единомышленников оказалось много.
Я написал две песни, ему посвященные. Вот четверостишие последней:
Может, кто и нынче снова хрипоте его не рад. Может, кто намеревается подлить в стихи елея... А ведь песни не горят, они в воздухе парят. Чем им делают больнее, тем они сильнее.
Булат Окуджава
Песня сочиняется не с пером в руке,
не на бумаге, не с строгим расчетом,
но в вихре, в забвении, когда душа звучит и все
члены , разрушая равнодушное, обыкновенное
положение, становятся свободнее, руки невольно
вскидываются на воздух и дикие волны веселья
уводят от всего... Оттого поэзия в песнях неуловима,
очаровательна, грациозна, как музыка. Поэзия мыслей
более доступна каждому, нежели поэзия звуков или,
лучше сказать, поэзия поэзии.
Н. В. Гоголь
Кажется, будто написанные полтора столетия назад слова относятся к Владимиру Высоцкому: это его образ, его темперамент, его песни... Конец пятидесятых выдвинул целую плеяду поэтов, сознательно ориентирующихся на культуру устного слова. Поэзия словно бы обратилась к своим истокам -- к поэзии звучащей. Звучащий стих имеет историю более древнюю, чем письменный: античность, средневековье, включая и древнюю Русь, неразрывно связали голос со звучанием инструментов -- чаще всего струнных, и эта традиция не оскудевает даже с появление книгопечатания.
В наши дни непосредственное общение поэта с читателем-слушателем придает особую значимость поэтическому слову, возвращая и самим словам «поэт» и «певец» утраченное было значение синонимов.
Владимир Высоцкий осуществился как явление поэзии в звучащем слове -- едва ли не впервые в отечественной литературе. «Тиражи» его песен, разошедшихся в записи, не поддаются уже никакому учету, тогда как знакомство с Высоцким-поэтом читающей публики только начинается.
Серия «На концертах Владимира Высоцкого» представляет собой первую попытку издания звучащего собрания сочинений поэта -- выпуска хотя и далеко не полного, но включающего почти все, что было представ-
лено самим автором на публичных выступлениях за полтора десятилетия работы. Работоспособность Высоцкого удивительна: количество выступлений можно определить лишь приблизительно, а фонотека насчитывает не одну тысячу часов записи. Высоцкого записывали много, но именно записи на публике передают своеобразие личности поэта-певца, непосредственную реакцию аудитории, живое дыхание еще близкого нам, но уже уходящего времени. На смену старым песням приходили новые, менялся характер авторского исполнения, менялся и самый стиль общения со зрителями. Неизменным и устойчивым оставался интерес слушателей, всякий раз становившихся соучастниками своеобразного монолога, начатого поэтом еще в бурные шестидесятые, протянувшегося через нелегкие семидесятые в наши дни
и__в следующие десятилетия... Появилось определение
поэтического жанра -- «авторская песня», впервые использованное Высоцким и ныне прочно вошедшее в оборот.
Нам не дано знать, какова была бы авторская воля, если бы ему представилась возможность издания, аналогичного тому, которое предпринято фирмой «Мелодия», и мы решили возможно более полно сохранить особенности концертных записей. Сокращены лишь некоторые повторы, а в отдельных, весьма редких, случаях произведены замены, вызванные исключительно соображениями технического качества фонограмм: следует иметь в виду, что все концерты В. Высоцкого записывались любителями. Названия произведений, как правило, соответствуют тем, которые сам автор объявлял в концертах, либо -- устоявшиеся, известные по прижизненным изданиям.
Не имея возможности назвать здесь всех, чьими трудами были осуществлены и последующими заботами сохранены записи, использованные в настоящем сборнике, составители пользуются случаем выразить им искреннюю признательность.
В. Абдулов, И. Шевцов
...Впервые я увидел его на театральной репетиции. Прижатый спиной к какой-то резкой (может быть, железной) конструкции, упираясь ногами в горизонтальную перекладину, широко раскинув руки, артист пел:
Из бомбардировщика бомба несет Смерть аэродрому, А кажется, стабилизатор поет: «Мир вашему дому!»
В зале стояла тишина без перерыва. Однако на какие-то доли мгновения и в ней возникали паузы, и напряженное лицо артиста вдруг менялось, умудренность не по годам угадывалась в его облике, и это ободрящее слушателя подобие улыбки, когда он как бы успевал сказать: ну, что же вы, люди, неужели не знали об этом раньше, а я знал и сто, и тысячу лет назад. И, снова почти каменея лицом, продолжал: «Мир вашему дому!» -- хрипловато и страстно, все сильней и сильней раскачивая ритм, доводя раскачку до последнего предела.
«Шансонье всея Руси» -- сказано в известном стихотворении А. Вознесенского.
Слово «шансонье» в современном лексиконе не имеет определенного смысла. Пожалуй, никогда не имело.
Во всяком случае. Булат Окуджава несомненно возвысил значение и смысл этого жанра, возродив его в начале пятидесятых годов.
Позже «Романтики» и «Грюндиги» стали доносить юношеское пение. Это был Владимир Высоцкий.
Звучание стиха свободное, с крупицей врожденной мудрости. Несомненный поэт и артист. Но о масштабах дарования судить трудно, рано. Тогда поражал прежде всего темперамент, действительно редкостной силы и подлинности.
Темперамент артиста или поэта? Стоило ли резко расчленять творчество Владимира Высоцкого?
Е. Евтушенко, со свойственной ему в то время прямотой и врожденным изяществом, писал: «Интеллигенция поет блатные песни». Думаю, что на первых порах это обстоятельство в ка-
кой-то степени определяло успех Высоцкого. Время шло быстро, но еще быстрей обогащался его талант, куда более многогранный и емкий, нежели казалось вначале. Владимир Высоцкий уже владел стихом свободно и мощно. Однако когда не владел так, было ничуть не хуже.
Внешняя сторона поэтической лексики Владимира Высоцкого вообще может показаться весьма приблизительной. Она принадлежит времени, напуганному пафосом, предпочитающему «гнать стих сквозь прозу», снижать его до языка вывесок, случайных объявлений. Здесь нужна оговорка. Было время, когда живой язык в русской поэзии начал вытесняться мертвыми бюрократически-канцелярскими оборотами. На рубеже пятидесятых годов появились стихотворцы (среди них были способные поэты), чья лексика держалась на служебных штампах.
Лексика Владимира Высоцкого совсем иная. В ней бродят слова новой улицы, стадионов, общежитий, бойких научных городков, вроде Дубны, вперемежку с языком последних двориков Арбата. Поэтому и нельзя мерить стихи Высоцкого строго каноническими мерками. Настоящий поэт, он подражал самой жизни, или жизнь подражала ему.
В обычном представлении стих Владимира Высоцкого далек от классического совершенства. Можно сказать, что его стихи совершенны в их преднамеренном несовершенстве. Они живут затаенно, в несколько условном, иногда сказочном мире поэта. Важны в них не столько слова, сколько то, чем они внушены.
Его песни несут в себе заряд особой энергии. Их поверхность шероховата, фуганок здесь повредил бы, изуродовал фактуру.
Было бы несправедливо сказать, что Владимир Высоцкий имел пристрастие к каким-то особенным, «изысканным» рифмам («спас в порту -- паспорту» и т. д.). Просто они ему необходимы. Формальных поисков в поэзии вообще не бывает, так как форма стихотворения -- понятие чисто нравственное.
Музыка в стихах Владимира Высоцкого возникала к звучала, продолжая звучание слова и
предвосхищая его. Почти в каждом стихотворении Высоцкого музыка присутствует (трудно написать в прошедшем времени) как нечто неотъемлемое и обязательное. И не случайно почти любое его стихотворение чревато песней. Но что-то превыше размера поет внутри сложной и капризной строфы, рождая мелодию. Это редчайший дар.
Страх перед гладкописью способен подвигнуть стихотворца на разрушение размера. Такое подвижничество неплодотворно, потому что причина неосновательна. В результате такого подвижничества стих нередко превращается в руину. Владимир Высоцкий ломал размер и перебивал ритм по другой причине. Драгоценная подлинность ритмического дыхания позволяла ему испытывать традиционный размер, а внутренней необходимостью обусловлена та или иная деформация стиха.
Композиторы долго не признавали Окуджаву и Высоцкого, пока песни последних не стали существующей реальностью жанра, прямо или косвенно связанного с музыкой.
Современные русские «шансонье» -- преимущественно «пленники времени». Только о Булате Окуджаве и Владимире Высоцком можно сказать:
Ты вечности заложник, У времени в плену.
Владимир Высоцкий никогда не повторял в своих стихах, в песнях услышанное. Он говорил о том, что могли бы сказать его герои, а не то, что они сказали.
Иногда мне казалось, что Владимир Высоцкий прежде всего поэт. Поэт истинный и оригинальный. Но в словах «прежде всего» кроется какая-то несправедливость. А как же артист? Владимир Высоцкий -- артист не менее значительный, чем поэт.
Диапазон его артистических возможностей широк -- от уже сыгранного Гамлета до неосуществленных собственно комических ролей на театральной сцене и в кино.
Его можно слушать по радио. Существуют еще проигрыватели и магнитофоны. Это производит сильное впечатление. Его можно было слушать. Но нужно было не только слушать, необходимо было смотреть. Слова его песен можно читать глазами. Это стихотворения.
Не знаю, как назвал Владимир Высоцкий книгу своих стихотворений. Не знаю, существует ли такая рукопись. Но в том, что Владимир Высоцкий -- поэт истинный и оригинальный, не усомнишься.
Хочется, чтобы на книжных полках стояли сборники его стихотворений. Самый беспощадный факт -- лист бумаги. Как прозвучат на нем слова, как будут жить в его белом неподкупном свете? Я вижу книгу Владимира Высоцкого, хотя понимаю, как велик риск такого шага.
В стихах и песнях Владимира Высоцкого есть обманчивая легкость. Когда прислушиваешься, сознаешь, какой тяжелой ценой она достигнута.
А. Межиров. 1980 г.