Биография Михаила Огинского

реферат

Глава 1. Детство и юность

М.К.Огинский принадлежал к старинному княжескому роду, который пользовался собственным гербом "Агiнец". Фамилию свою род получил от названия владения Огинты (Литва), которое было пожаловано Дмитрию Ивановичу Глушонку вместо смоленских вотчин, великим князем литовским Александром Ягелончиком примерно в 1500 г.

Отец композитора, Андрей Огинский, был одним из ближайших сподвижников польского короля Станислава Августа Понятовского. Анджей Огинский (1740-1787), воевода трокский, староста ошмянский, был полномочным послом Речи Посполитой в Петербурге и послом в Вене. В 1763 г. он женился на Паулине Шембек, которая принесла ему в приданное староство гузовское. Здесь, в Гузове, 25 сентября 1765 г. у них родился второй ребенок - сын, которому при крещении дали пышное имя - Клеофас Михаил Франтишек Феликс Антоний Игнатий Юзеф Тадеуш, а нам он известен как Михаил Клеофас Огинский.

Когда мальчику было четыре года, он очень понравился королю на одном из приёмов: король поставил Михаила на стол, задал ему несколько вопросов по Библии и, удовлетворившись ответом, спросил мальчика, кем он станет, когда вырастет. "Я хочу служить своей стране, но не хочу быть королём, так как люди говорят, что Ваше Величество очень несчастны", - таков, говорят, был ответ ребёнка.

Когда Михаилу Клеофасу было 7 лет, его отца назначили чрезвычайным послом Речи Посполитой в Вене, и семья переехала туда. Там его сестра Юзефа была отдана в женский монастырь, и родители стали подыскивать для Михаила гувернёра, который занялся бы его образованием. Выбор пал на Жана Ролея, бывшего в то время одним из наставников эрцгерцога, позднее ставшего императором Леопольдом.

В воспоминаниях Михаила Клеофаса о детстве есть один особенно интересный момент - описание методики этого замечательного учителя. Жан Ролей обнаружил, что семилетний мальчик умеет читать, знает некоторые цитаты из Библии и может декламировать, как попугай у Лафонтена. Больше всего его, однако, тревожило то, что Михаил Клеофас был несколько толстоват, и это не годилось для усердной работы. Он изменил рацион мальчика, заставлял его есть много фруктов, тушеных овощей, ограничивал потребление мяса и брал его с собой в длительные прогулки вдоль крепостных валов Вены. Что касается обучения, то оно было ориентировано на личность ребёнка: учитывало его потребности, хотя являлось строгим и требовательным.

Когда мальчик подрос, Жан ролей пригласил учителей по отдельным предметам. Впоследствии Михаил Клеофас будет благодарен, что его познакомили с латинским языком сравнительно поздно, когда он достаточно созрел, чтобы оценить латинских авторов. За полтора года юноша прочёл почти всего Цицерона, Тацита, Вергилия, Горация, кое-что из Овидия, Катулла, Ювенала и ряда других авторов. Столь же начитан он был и во французской литературе. Учёба вошла у Михаила Клеофаса в привычку. До 16 лет изучал право. Кроме того, Михаил Клеофас сделал всё, чтобы научиться писать по-польски и знал всё о польской литературе. В семнадцать-девятнадцать лет он работал по шестнадцать часов в день.

Для занятий музыкой к Михаилу Клеофасу был приглашен тогда еще молодой 16-летний уроженец Беларуси, а в будущем крупнейший композитор Осип Козловский, который обучал мальчика игре на клавире и скрипке, а также теории, истории музыки и композиции. Вместе с Козловским Михаил Клеофас посещал в Слониме резиденцию своего более старшего по возрасту родственника известного мецената, композитора, скрипача, арфиста и кларнетиста Михаила Казимира Огинского. Эти визиты оказали на юношу большое впечатление и укрепили склонность к музыке. Вскоре юный Огинский стал отличным пианистом, но из-за других интересов и обязанностей не мог постоянно поддерживать форму. Впоследствии он будет сожалеть, что больше времени отводил скрипке - "этому неблагодарному инструменту, не выносящему посредственности".

Получив прекрасное домашнее образование и продолжив его в Варшаве изучением математики, каллиграфии, романских языков и творчества античных писателей, уже в возрасте 19 лет Михаил Клеофас Огинский сделал блестящую политическую карьеру - стал депутатом сейма. Позднее он был назначен государственным казначеем - великим подскарбием Великого Княжества Литовского (ВКЛ). В возрасте 23 лет он удостаивается ордена Белого Орла. Когда внутренняя и внешняя политика Речи Посполитой особенно осложняются, Михаил Клеофас становится дипломатом и в 1790 году по поручению короля в качестве чрезвычайного посланника выехал в Голландию, а затем со специальным дипломатическим заданием - в Лондон. Интересно, что приехав в Лондон и открыв утренние газеты, Михаил Клеофас прочитал следующее: "Граф М.К.Огинский, направленный королем Польской республики с особо важной миссией в Лондон, по пути из Кале в Дувр попал с семьей в кораблекрушение. Спастись никому не удалось". Это была первая легенда подобного рода об Огинском, потом он еще не один раз прочитает в газетах о своей смерти. По семейным обстоятельствам Огинский попросил освободить себя от обязанностей посла в Голландии и в 1791 году вернулся в Варшаву.

Глава 2. Костюшковское движение и эмиграция

В марте 1794 года в Речи Посполитой началось восстание, которым руководил Тадеуш Костюшко. Восстание, которое возглавил наш соотечественник Тадеуш Костюшко, было протестом против второго раздела Речи Посполитой и магнатов, захвативших в ней власть в результате Тарговицкой конфедерации. Вожди повстанцев стремились возродить независимость государства в границах 1772 года, восстановить принятую в 1791 году Конституцию и продолжать реформы.

Вслед за Польшей, где восстание началось 24 марта, в апреле взялась за оружие Беларусь. Тут было создано временное революционное правительство -- Наивысшая Литовская Рада. На наших землях инсургентами руководил тридцатитрехлетний полковник Якуб Ясинский, принадлежавший к так называемым "виленским якобинцам". Он был горячим приверженцем идей Французской революции, хотел уничтожить крепостное право, писал побелорусски обращенные к крестьянам стихотворные прокламации. Граф Михаил Клеофас Огинский - горячий его сторонник. Он был избран в Национальный Совет, на одном из заседаний которого он заявил: "Отдаю на благо Родины свои имущество, труд и жизнь". На свои средства он сформировал большой вооруженный отряд, которым сам и командовал. Он заявляет Высшему национальному совету (руководству восстания), что приносит "в дар родине свое имущество, труд и жизнь". Передав значительную часть своих личных средств национальному совету, Огинский вошел в его состав в качестве "виленского делегата". На собственные средства он вооружил отряд численностью 480 человек и по настоянию жителей Вильно возглавил его. Первое боевое крещение этот отряд получил в боях под Солами, под Сморгонью, Ошмянами, Ивенцом и Воложином. Вскоре Огинский становится во главе всех литовско-белорусских повстанческих войск. Он лично возглавил несколько походов к берегам Двины, на Браславщину. Старинный герб Огинских он заменил щитом с девизом: "Свобода. Стойкость. Независимость". В одном из писем жене - Изабелле Огинской - он просил ее быть бережливой, поскольку деньги нужны для восстания, для содержания отряда. Письмо он адресовал не "княгине", а "гражданке". Себя называл гражданином и солдатом революции. В это время востребованными оказываются не только ум и храбрость Огинского, но и его искусство. "Для своего отряда я написал марш на свои слова. Этот марш с того времени исполняли и многие другие поляки. Я писал также военные патриотические песни, имевшие успех среди товарищей по оружию, возбуждавшие героизм, энергию и энтузиазм", - писал позднее Михал Клеофас. Вначале белорусские крестьяне активно помогали повстанцам, поверив в обещание временного правительства (Наивысшей Литовской Рады) отменить крепостное право. Восставшие взяли власть в Вильне, Городне, Берестье, Новогородке, Слониме, Пинске, Волковыске, Кобрине, Ошмянах, Лиде, Браславе.

Однако силы были не равны. Кроме того, повстанческие власти ничего не предприняли для освобождения крестьян.

Отряд Михала Клеофаса Огинского пробовал пробиться на Минщину, но был в июне разбит. Инсургентам во главе с С.Грабовским удалось продвинуться дальше, однако в сентябре в бою под Любанью они вынуждены были капитулировать. В лагере повстанцев возникли разногласия. Костюшко боялся опереться на простой народ. Его пугали революционная программа Якуба Ясинского и намерение последнего восстановить государственную независимость Великого Княжества Литовского. Одновременно царизм вел хитрую пропаганду среди белорусского крестьянства, обещая ему отобранную у "пановбунтовщиков" землю. Наивысшая Литовская Рада была обвинена в сепаратизме и действиях против "унии братских народов" и распущена, а Ясинский снят с поста начальника войск. Это еще больше ослабило восстание, и в августе российские войска заняли Вильню.

Восстание душила регулярная, закаленная в захватнических походах армия А.Суворова. На протяжении всей своей карьеры он преданно служил жандармской политике царизма и, кстати, не участвовал ни в одной оборонительной войне. Для России он действительно выдающийся полководец, для Беларуси -- прежде всего командир оккупантов. За совершенные его солдатами в 1794 году кровавые подвиги императрица пожаловала Суворову Кобринскую волость и другие белорусские земли с 13279 душами крепостных крестьян мужчин. Иными словами, генералфельдмаршал получил в подарок в общей сложности более 25 тысяч крепостных белорусов. Самоотверженные и трагические дни восстания завершились в ноябре 1794 года. Огинский получил известие о поражении и узнал, что отряд из пятисот казаков направляется в Соколов, чтобы захватить его и тех членов комиссии по охране общественного порядка, которые находились с ним в имении. С большими трудностями им удалось улизнуть и отправиться в Варшаву. В связи с необходимостью эмигрировать, Огинским был написан знаменитый полонез "Прощание с родиной". [ Приложение 1]. Ему выдали паспорт на имя Михаловского. Это было первое вымышленное имя из ряда тех, которыми ему пришлось пользоваться в последующие два года. В Вене он встретился с женой. Многие были шокированы, узнав, что графиня Огинская "водится" с каким-то типом по имени Михаловский. Огинский пробыл в Вене десять дней. Вымышленное имя и положение фактического изгнанника означали, что он не мог поддерживать связи в привычной ему среде венской аристократии. К середине октября они прибыли в Венецию, где их ждали паспорт и письмо от Суворова, с сообщением, что Михаилу Клеофасу будет гарантированна безопасность в случае его возвращения. В другом письме, от князя Репнина, ставшего теперь могущественным губернатором Литвы, Огинскому предлагалось написать достаточно угодливо-покорное письмо Екатерине, чтобы сохранить в собственности свои имения. Огинский знал, что Костюшко, Игнатий Потоцкий, Вавжецкий и другие руководители восстания томились в тюрьме в Санкт-Петербурге. Он не мог заставить себя написать императрице письмо в столь покорном и позорящем его тоне. И Огинский избрал другую, полную неопределённости жизнь изгнанника. Это означало, что он теряет все свои имения и будет не в состоянии выплатить долги своим кредиторам. Дядя Михаил Казимир вскоре обратился с предложением изменить договорённость 1791 года, возвратить ему собственность и отделить его долги от долгов Михаила Клеофаса. Дядя продолжал выплачивать свои долги вплоть до своей смерти в 1800 году. Остаток долгов выплачивался с доходов имения уже после смерти. По не вполне понятной причине за Михаилом Клеофасом по-прежнему числилось большое количество долгов, по крайней мере, так утверждают некоторые.

Венеция и Париж стали в то время двумя самыми важными центрами концентрации польских эмигрантов, вынужденных покинуть свою страну после восстания. Они намеревались продолжать борьбу, рассчитывая главным образом на сотрудничество с революционной Францией. В Венеции Огинский встретился с бывшим послом в Константинополе Петром Потоцким, с Прозором, который бежал вместе с ним из Польши и вскоре должен был уехать в Париж, и многими другими. Власти Венеции не чинили препятствий полякам, и те могли регулярно встречаться и переписываться с соотечественниками в Париже и Польше. Для Огинского тот год не был насыщен значительными событиями, и на какое-то время верх взяли интересы путешественника. 20 февраля в письме в Вену он рассказывает о карнавале, приёме во Дворце дожей, театрах. 18 марта Михаил Клеофас едет в Падую. В связи с нехваткой средств Огинский отсылает свою жену к её отцу в Польшу. Сам сопровождает её до Вероны.

В Париже как французы, так и поляки считали необходимым направить польских представителей в Константинополь, Данию, Швецию. Вопрос заключался в том, чтобы уговорить эти страны вместе с Францией помочь полякам восстановить свою независимость или объявить войну императорской России. В августе "гражданин Огинский" узнал, что именно ему суждено ехать в Константинополь, чтобы попытаться подтолкнуть турок к новой войне с Россией. В Венеции он увидел нового французского посла в Турции, гражданина Вернинака, бывшего здесь проездом, с которым ему необходимо было сотрудничать. Огинскому пришлось взять себе другое вымышленное имя. Звали его теперь Жан Ридель, и представлялся он французским гражданином. Все переговоры должны были носить конфиденциальный характер. Однако дело осложнялось тем, что на данном этапе у Огинского не имелось достаточно средств, чтобы оплатить жильё и питание, не говоря уже о поездке в Константинополь. Он отправил верного друга в Польшу, чтобы попытаться продать там оставшееся имущество Тот возвратился и подтвердил сообщение о том, что все имения конфискованы, однако привёз пару тысяч дукатов.

В первые два месяца своего пребывания в Константинополе Огинский находился в постоянном контакте с Вернинаком. Тогда ещё имелась надежда создать с участием Франции, Турции, Швеции и Дании альянс, направленный против России. 13 июня Вернинак устроил Огинскому встречу с князем Моруцци, который входил в правительство и отвечал за контакты с иностранными посланниками. Он заверил Огинского в дружественном отношения Турецкой империи к полякам, которым было разрешено сосредоточиться вдоль турецкой ганицы с целью предполагаемого похода на Польшу, однако выступил против поспешных действий.

В Константинополе Огинский провёл шесть месяцев. Как обычно, во многих его письмах есть информация о важных "туристских" достопримечательностях. Каким-то образом ему удалось взять на прокат фортепиано, что, должно быть, помогало ему коротать время. Михаил Клеофас пишет о чуме, которая в то время свирепствовала в Константинополе. Он брал уроки турецкого языка и, хотя научился общаться, турецкая грамматика показалась ему непреодолимо трудной. В июне Огинский узнал о дальнейшем сближении между Францией и Пруссией. Поступала также информация о растущих разногласиях между поляками. Огинского начала охватывать растерянность.

Михаил Клеофас понял, что в Константинополе он ничего не добъётся, а деньги, которые он делил с другими местнями поляками, заканчивались. 4 ноября французский купец по имени мосье Мартен выехал из Константинополя. Им был граф - гражданин Огинский, скрывавшийся под своим новым псевдонимом. Михаил Клеофас направляется вБухарест. Там он узнаёт о смерти императрицы Екатерины и о том, что новый царь Павел освободил Костюшко, игнатия Потоцкого и других руководителей восстания. Он стал подумывать о возвращении к своей семье в Польшу, однако при этом понимал, что необходимо вместе с соратниками по эмиграции продолжать деятельность ради независимости страны.

10 декабря он прибыл во владение графа Дзедушицкого - Яблонов. Через 10 дней ему станет известно, что австрийская полиция знает об Огинском, в том числе его вымышленное имя, поэтому 10 января Огинский уезжает.

В Кракове ему едва удалось избежать ареста.

2 февраля Михаил Клеофас прибыл в Париж. Там он провёл встречу со всеми польскими эмигрантами, чтобы отчитаться перед ними о своих действиях, вручить им письмо из Галиции и, если возможно, выступить в роли посредника. Совершенно удивительно, что ы тот период политической активности Огинский также занимался музыкой. В своём письме от 15 марта 1797 года, адресованном Михаилу Вельгорскому, он пишет, что посещает салон известной исполнительницы музыкальных произведений на клавесине. Михаил Клеофас не упускал возможности бывать на балах и свецких приёмах.

Огинский и другие поляки были обеспокоены тем, что французами не давалось чёткого обещания вернуть Польше независимость; французская позиция очень напоминала принцим "либо возьми, либо уйди". Несмотря на это, Огинский и Выбицкий приступили к разработке плана, и через день он был готов. Михаил Клеофас отправляется на некоторое время в Брюссель. Там он почувствовал, что может "подышать свежим воздухом". Два с половиной месяца разлада в среде парижских поляков привели его в уныние. В Брюсселе он посещал оперу и балет, ходил на лекции Лагарпа по французской литературе и на лекции Фуреруа по химии. Новости о легионах в Италии не обнадёживали. 2 декабря 1797 года, как раз перед возвращением Бонапарта из Италии, он снова приехал в Париж.

На этот раз Огинский намеревался действовать как частное лицо, а не как польский представитель. Он хотел знать, что на самом деле люди думают о Польше, а не получать только туманные обещания и неопределённую поддержку. Он был представлен Наполеону Талейраном. Михаил Клеофас по-прежнему думал о возрождении своей Родины, о восстановлении ВКЛ и рассчитывал на помощь в этом Наполеона Бонапарта, в честь которого даже написал оперу "Зелис и Валькур, или Бонапарт в Каире". Что касается надежды на французскую помощь для восстановления независимой Польши, Михаилу Клеофасу нужен был совет Талейрана. Тот посоветовал Огинскому возвратиться домой к семье. Шансов получить помощь теперь или в ближайшем будущем не было. В случае, если Михаил Клеофас направится в Берлин, Талейран предложил французскую дипломатическую поддержку и защиту. В замечательном, даже пророческом, фрагменте мемуаров Огинский излагает свою уверенность в том, что Польша в конечном итоге обретёт независимость в результате каких-то будущих непредвиденных пертурбаций, однако с помощью парижских эмигрантов ничего нельзя было достичь; единственная надежда возлагалась на легионы.

Огинский опасался ехать сразу в Берлин из-за своей репутации опасного революционера. Сначала он поехал в Гамбург. Даже здесь за ним следили английские и русские шпионы. Огинский раздобыл себе фортепиано и встречался с интересными людьми, такими, как лексикограф Риварол, с которым они виделись ежедневно. В последствии Огинский подробно опишет свою дружбу с Риваролом.

Вскоре у Михаила Клеофаса оказались на исходе деньги. Во время визита в Варшаву новой прусской королевской четы ( Фридрих Вильгельм II к тому времени умер ) его жене удалось выхлопотать для него разрешение вернуться в оккупированную Пруссией Польшу. В этом деле ему также оказывал поддержку Вильгельм Оранский. Когда Огинский посетил королевский двор в Берлине, он был очень любезно принят королевской семьёй, однако его всё равно считали опасным якобинцем.

Такая жизнь становилась тягостной. Лишённый права въезда в оккупированную Россией часть Речи Посполитой Михаил Клеофас оказался без гроша в кармане и был вынужден жить в имении своего тестя. Более того, к тому времени распался его брак. Гораздо позднее, в 1828 году, он будет писать своему зятю Каролю Залускому, мужу его дочери Амелии, что сочувствует ему в связи с тяжёлым бременем обязанностей предводителя шляхты в Упитском уезде. Михаил Клеофас советует Каролю не допускать, чтобы эти обязанности привели к распаду его брака, как это случилось с ним в результате его огромных собственных обязанностей и изгнания. Попытка получить разрешение царя Павла вернуться в Литву оказалась тщетной, однако, после убийства Павла в 1801 году, молодой, но в то время уже влиятельный, Адам Чарторыйский выхлопотал у царя Александра I прощение для Михаила Клеофаса и целого ряда других участников восстания и разрешение для них вернуться на родину.

Делись добром ;)