logo search
"Дело врачей": реакция ярославской общественности

2. Еврейский аспект "дела врачей"

Говоря о "деле врачей", нельзя не вспомнить о борьбе с космополитизмом, которая развернулась в конце 40-х - начале 50-х годов. Эта борьба наиболее ожесточенные формы приняла в Москве. О ней в своей книге "На рубеже двух эпох: дело врачей 1953 года" подробно рассказывает Я.Л.Рапопорт. Он пишет: "В московских медицинских вузах [борьба с космополитизмом] была реализована в массовом изгнании профессоров и преподавателей еврейской национальности". Произносились пламенные речи, клеймящие "еврейских буржуазных националистов", стремящихся "втоптать в грязь все лучшее, новое, передовое".

Исходя из этого, можно сделать вывод, что московское общество было достаточно подготовлено к тому, чтобы выплеснуть свою ненависть. Некоторые медики-евреи уезжали оттуда. И когда разразилось дело врачей", где в списках обвиняемых фигурировало много еврейских фамилий, произошел настоящий взрыв. "Реакция была двойная: дикое озлобление против извергов человеческого рода и панический ужас перед "белыми халатами", в каждом носителе которого видели потенциального, если уже не действующего убийцу", - пишет Рапопорт. Пресса бушует, это уже почти неприкрытый антисемитизм.

До Ярославля дошли только слабые отголоски этой эпопеи. В нашем городе еще только начало насаждаться недоверие к евреям. Не был допущен в аспирантуру студент-медик Соломон Шоршер, сталинский стипендиат и активист, убрали двоих начальников-евреев на Моторном заводе.

В начале 1953 года, как рассказывает один из опрошенных, в Ярославль из Москвы приезжает некто по фамилии Гукосян и требует, чтобы все профессора-евреи подали заявление об уходе по собственному желанию. Некоторые оказывали сопротивление (профессор Верткин выступил на партийном собрании), но результатов оно не принесло. Сам рассказывающий, тоже еврей по национальности, утверждает, что никаких неудобств из-за этого не испытывал.

"Антисемитизма в Ярославле не было", - соглашается с ним преподаватель гимназии и приводит примеры семей одноклассников и соседей-евреев: никакой дискриминации по национальному признаку они не испытывали. "И вообще", - продолжает она, - "очень много известных евреев получили образование и начали работать именно в конце 40-х - начале 50-х годов".

Хочется отметить еще одну особенность. Когда профессоров-евреев, отстраненных от работы в Москве, высылали в провинцию, то молодые начинающие врачи получали возможность пройти хорошую школу, что положительно сказывалось на их дальнейшей деятельности.

На фоне совершенно нормального отношения ярославской общественности к евреям несколько странно выглядят статьи из "Медработника". Этот печатный орган являет собой яркий пример того, как газета может воспылать продиктованным гневом. Из номера в номер кочуют статьи с проклятиями по адресу "шпионов, диверсантов и убийц". Опальный Второй Московский Медицинский институт подвергается поруганию даже на страницах провинциальной газеты. Его преподаватели (Рабинович, Баткис, Меллер, Райх) названы "рвачами и карьеристами". Обвинения самые абсурдные, например, в "аполитичности преподавания специальных дисциплин". Обливаются грязью А.Я.Ясногорский, профессор Фельдштейн. В бранных выражениях раскрывается "суть" "еврейской буржуазной националистической" организации "Джойнт", родоначальником которой якобы являлся австрийский журналист Т.Герцль, почему-то названный евреем. Однако все эти статьи появляются более-менее регулярно, нет ни одного примера разгневанного письма в редакцию, авторы статей не указаны. Все это позволяет говорить о том, что ярость "Медработника" была заказной.

В апреле 1953 года "Медработник" перепечатывает статью из "Правды", где были оправданы осужденные ранее медики. Отсюда видно то, насколько контролировалась любая газета. Даже сообщая обществу о реабилитации врачей, "Медработник" не осмелился проявить самостоятельность.

Диссонанс между мнениями общества и прессы того времени очевиден. Поэтому нельзя безоговорочно доверять последней - слишком уж так называемый "глас народа" был официален. Ярославцы восприняли реабилитацию медиков так же, как и их арест - равнодушным молчанием.