Мусульманские вооруженные силы. Движение муджахеддинов

Мусульманские вооруженные силы создавались в наитяжелейшей политической обстановке для всего мусульманского народа, и поэтому их военно‑политический верх прилагал относительно большие усилия в военной области, пусть в целом недостаточные, а очень часто и просто ошибочные. Мусульманская сторона располагала наименее прочной основой для создания своих вооруженных сил и поэтому куда большее внимание, нежели другие стороны, уделяло своему личному составу в отношении обучения, идейно‑политической обработки, дисциплины и организации, хотя, конечно, СДА (правящая партия Алии Изетбеговича) не являлась действительно фундаменталистским движением, и в этом плане нередко ограничивалась одной демагогией. Организация здесь упомянута не зря, ибо именно она обеспечивает выдвижение командного кадра, и чем качественнее проводится выдвижение, тем лучше усваивается в войсках военное дело, и соответственно совершенствуется тактика боевых действий, что, в свою очередь, открывает простор для все более успешного оперативного искусства. Конечно, мусульманские вооруженные силы с конца войны так и не избавились от всех характерных для югославской войны болезней, но все же стоит подробнее остановиться на том, как они создавались и действовали, ибо довольно интересно уже само их строительство. Вначале мусульманские вооруженные силы действовали очень плохо. Созданная в начале войны «Патриотска лига» была по сути ополчением, и то не слишком хорошим, а упорное сопротивление оказывала, как правило, лишь в лице своих «специальных» (ударных) отрядов, да и то в основном, когда случались появления медлительности, малодушия и глупости со стороны сербских сил. Большая часть мусульманских бойцов, при хоть относительном соблюдении правил военного искусства сербским командованием и при более–менее приемлемом состоянии боевого духа сербских войск, обладавших полным превосходством в вооружении, в случае сербского наступления довольно быстро бежала, и мусульманскую сторону от поражения спасала скорее сербская политика, чем собственные военные заслуги. В конечном итоге, даже в конце войны, когда сербские войска, пусть так же в лице своих ударных отрядов, начинали воевать должным образом, большая часть мусульманской пехоты вела себя сходным образом, как и в 1992 году.

Большие ошибки в сербском военном деле были главной причиной успехов мусульманских вооруженных сил в начале войны. Вряд ли можно назвать достижением военной мысли практику посылки плохо вооруженной мусульманской пехоты в лобовые атаки, при том, что иные ее бойцы шли вообще без стрелкового оружия на сербские позиции в начале войны. К тому же и само мусульманское руководство военное строительство часто использовало в целях личного обогащения, как с одной стороны разворовывая иностранную помощь, так и с другой стороны продавая оружие за пару тысяч немецких марок по стволу своим же людям. Мусульманское командование недостаток в оружии и боеприпасах пыталось возместить идейно‑религиозной обработкой, а то и использованием наркотиков, но в неподготовленных атаках это часто лишь увеличивало потери. Местные мусульмане испытали на себе большое западное влияние как через поездки на Запад, где многие из них устраивались на работу (где соответственно привыкали к западному стандарту благосостояния), так и под влиянием югославской культуры. Понятно, что они с пуштунами Афганистана сравниваться не могли, и фанатизм на словах (крики «Аллах акбар») в местных условиях отнюдь не часто сопровождался фанатизмом на деле, да и этот фанатизм – дело не однозначное в современном мире. Одно дело – фанатизм опытных и способных бойцов, и другое дело – фанатизм необученных ополченцев, которых в исламском мире традиционно всю историю европейские армии громили с большим успехом, вопреки их большому численному превосходству. В местной среде ислам до войны не был особо силен. Попытки же возместить этот идеологический пробел искусственным босанским патриотизмом были не особо успешны. И неудивительно, что общее качество мусульманских вооруженных сил было вначале весьма низкое. Успехи в войне, конечно, у них были, и я уже упоминал некоторые примеры, но главная заслуга принадлежала их ударным отрядам. Большой ошибкой мусульманского командования было то, что эти отряды им с самого начала не были поставлены в самый центр военной организации. Не обошли стороной мусульманские вооруженные силы и обычные в этой войне столкновения старых офицерских кадров ЮНА с новыми военными вождями. Тут многое было неоднозначно, ибо офицерские кадры ЮНА, как например, генералы Расим Делич, Атиф Дудакович, Вахид Каравелич обладали достаточно высокой подготовкой, полученной в ЮНА, бывшей все‑таки одной из наиболее развитых армий Восточной Европы. В специальных силах старой ЮНА было много мусульман, как офицеров, так и солдат, хотя надо заметить, что далеко не все они перешли на сторону Изетбеговича. В то же время, характер войны требовал более самостоятельных и идейно убежденных кадров, вот тут‑то появлялись новые военные вожди не только волей политиков наверху, но и из‑за требований внизу.

Большой проблемой мусульманской стороны была непоследовательность их идеологии. С одной стороны ее пропагандой применялись термины антифашизма и демократии, а с другой стороны в обществе рос шовинистический психоз и возрождались традиции исламского фундаментализма. Естественно, вышеупомянутый психоз, направленный властью СДА еще до начала войны против сербов – сторонников сербского националистического движения, оказался сильнее последнего. В самой войне под его влиянием менялось отношение ко всем сербам, так что даже «Алиин серб» генерал Йован Дивяк, лично командовавший нападениями «Патриотской лиги» на ЮНА и местных сербов, в конце концов был задвинут на вторые роли командованием. С началом же хорвато‑мусульманской войны тяжело пришлось, особенно в армии, уже почти всем немусульманам, и вскоре в армии на высших должностях остались практически одни мусульмане. В конечном итоге, религия оказалась сильнее политических идеологий, тем более, что ислам имеет особенность «радикализироваться» в ходе войны, а в данном случае этот радикализм с самого начала войны был намеренно насаждаем в местном обществе экстремистским крылом в религиозно‑политическом руководстве местных мусульман, прежде всего Алией Изетбеговичем, Хасаном Ченгичем, Омером Бехменом, пользовавшихся поддержкой определенных сил в исламском мире в том числе в религиозно‑государственной верхушке Ирана. Нельзя с нынешним исламом уравнивать положение слабеющих христианских церквей, разделенных не только религиозными расколами, но и государственными интересами своих космополитических верхушек. Изначально ислам в большей мере пользуется военно‑политическими средствами для достижения своих целей. В строительстве местных вооруженных мусульманских сил с самого начала большую роль играл исламский мир, в первую очередь Иран. Перед войной в 1991 году Иран посетил Алия Изетбегович, откуда режиму последнего с самого начала войны была оказана большая военная помощь не только вооружением, снаряжением и боеприпасами, но и определенным количеством личного состава, главным образом из корпуса Стражей Исламской Революции, бывшими не только советниками и инструкторами в некоторых частях, но и иногда принимавших прямое участие в боевых действиях. Нельзя, конечно, чрезмерно преувеличивать иранское влияние, но тем не менее, остается фактом, что и после войны в мусульманском военно‑политическом верхе с американским влиянием могло сравниться только иранское. В этом не было ничего удивительного, ибо здесь действовало государство, имеющее изначальное преимущество над любым общественно‑политическим движением, и то что определенное, пусть и небольшое число будущих бойцов мусульманских армий и полиции, прежде всего их специальных» сил, прошло обучение в Иране не могло не вызвать рост народных симпатий к последнему, и следовательно, к росту влияния идей, проводимых его государственной политикой, подкрепляемой финансово и дипломатически. В конечном итоге, помощь как в вооружении, так и в подготовке мусульманских вооруженных сил других исламских государств, даже казалось бы, прозападной Турции, не могла не повлиять на их дух, ибо уже сам факт того, что главная поддержка шла, все‑таки, от исламских народов не могло не обеспечить рост силы ислама в войсках. Возможно это громко звучит, ибо на деле армия Боснии и Герцеговины следовала скорее турецкой модели, чем иранской, но уже то, что местные мусульмане еще недавно немногим отличавшиеся от сербов и хорватов, стали употреблять термины и методы «джихада», в сущности огромный шаг к исламскому государству.

Стоит задуматься над самим фактом того, что в конце XX века в Европе звучат угрозы джихадом. Этой же Европе Сефер Халилович,тогдашний командующий армией Боснии и Герцеговины (и бывший офицер ЮНА), в начале 1993 года открыто заявлял: «Если Европа не изменит отношения к нам, мы начнем организовывать террористические акции по всей территории и зажжется пламя войны во многих европейских городах». В середине этого же года Эюп Ганич, заместитель Изетбеговича, угрожал: «Если международное сообщество решило не интересоваться нашими проблемами, терроризм начнется во всей Европе». А в середине 1994 года Алия Изетбегович заявил: «Мусульманские государства и народы будут рассматривать неприятелем каждую страну на Западе, которая не станет справедливо относиться к боснийскому конфликту». Разумеется, все это были скорее демагогические угрозы, ибо Запад контролировал и само местное мусульманское государство, и любую помощь ему, либо через хорватскую сторону, либо авиацией НАТО, но подобные заявления говорят о внутреннем духовном состоянии мусульманского общества, прежде всего его вооруженных сил, как раз для которых и делались такие заявления. Понятно, что было тогда популярно в среде мусульманских бойцов, особенно ударных отрядов, которые пусть даже и немного знали об исламе.

По большому счету, вряд ли бедуины Мухаммеда были особо религиозно образованы, но они вполне удовлетворяли его требования о джихаде, тем более, что для того нужно прежде всего военное, а не религиозное образование. Религиозный фактор в вооруженных силах мусульманской власти Боснии и Герцеговины играл все же большую роль и с этим никак не может сравниться роль такого же фактора в хорватских и сербских войсках, следовавших в конечном итоге военным моделям атеизированных государств.

Этот фактор является ключевым отличием действий мусульманской стороны и не учитывать его нельзя. Но нельзя этот фактор и чересчур раздувать, подобно иным сербским и югославским журналистам, обрисовывающих ситуацию таким образом, словно в мусульманских войсках составляют абсолютное большинство не вчерашние сербские соседи и коллеги, а то и родственники и друзья, а почти одни моджахеддины, прибывшие со всего исламского мира.

Процесс исламизации армии, в особенности полиции Боснии и Герцеговины, шел с большим трудом при значительном противодействии многих политиков, но в первую очередь армейских высоких чинов.

Исламизация шла, главным образом, пропагандистским путем и сторонники радикального фундаментализма главные успехи постигал советами и проповедями. Немаловажное значение здесь имели небольшие карманные книжки с «исламскими» советами. Так, например, стараниями Организации исламских вакуфов помощи Боснии и Герцеговины, исламского рейфа за Боснию и Герцеговину и исламского гуманитарного общества Мерхамет в войска поступали на работы сирийского алима Ахмета Изудина Эль Беянуния. В книжечке, составленной из его советов, писалось: «кто не пошлет воина в бой – Аллах его проклянет. Военному командованию дается право решать нужно ли ради общего интереса освободить, поменять или ликвидировать пленного». (Однако, тут же пишется: «Не разрешается держать врага в плену, пока не завоюется победа на земле. Запрещено убивать женщин, детей и священников /но!/,лишь тех из них которые не участвуют о войне или же прямо или косвенно не помогают неприятелю»). Несколько отвлекаясь от темы следует просто констатировать факт, что этим бойцы мусульманских вооруженных сил освобождались от всяких моральных ограничений по отношению к противнику и к его гражданскому населению, и тем самым ожесточенность в войне разжигалась с большей силой, ибо ясно, что Женевские конвенции в борьбе с таким противником могут устраивать лишь тыловых политиков и штабных офицеров, тогда как на фронтах этой гражданской войны такими конвенциями мало кто интересовался.

Подобная деятельность имела н маловажное значение, но она не могла достигать успеха без наличия в войсках тех, кто бы растолковывал и внушал эти советы бойцам на фронте, то есть без войсковых священников (в данном случае мулл). В армии Боснии и Герцеговины в данном отношении ситуация была лучше, чем в сербских вооруженных силах, где статус военного священника так и не был утвержден, да и самих священников редковато можно было встретить на фронте,тогда как изредка появлявшиеся православные воинские молитвословы лишь у редких сербских бойцов вызывали внимание. Однако в общем, ситуация в мусульманских вооруженных силах не намного отличалась от ситуации в сербских войсках и не особо многочисленные муллы особого влияния на дух бойцов не имели. Не случайно, многие моджахеддины, прибывшие из‑за границы в Боснию и Герцеговину, позднее в своих интервью с неудовольствием отзывались о местных мусульманах не только из‑за незнания теми многих исламских законов, но и из‑за отсутствия у них должного боевого духа. Разумеется, к таким заявления надо относиться с большой осторожностью, ибо известная хвастливость многих таких воинов, которые по словам иных из них в Афганистане перебили едва ли не больше русских «гяуров», нежели вообще их было в тогдашней Советской (а вовсе не русской) Армии, да и в югославской войне моджахеддины достигали, главным образом, ограниченных тактических успехов, а нередко несли немалые потери и поражения. Но, в общем, моджахеддины здесь были правы, и качество тогдашней армии Боснии и Герцеговины было весьма низкое. В 1992‑93 годах мусульманские вооруженные силы находились в действительно тяжелом положении, и это вынудило в 1994 году мусульманскую власть СДА заменить Сефера Халиловича, что правда сопровождалось и покушением на него, на югославского офицера Расима Делича, служившего в «специальных» силах ЮНА и вставшего на верх военного командования не одиночкой, но вождем собственных сторонников, главным образом из числа офицеров ЮНА.

С его приходом в армии Боснии и Герцеговины началась военная реформа и войска уже официально были поделены побригадно на ударные и обычные силы. Конечно, это деление было несколько условным в отношении бригад, хотя некоторые из бригад действительно были оснащаемы, подготавливаемы и используемы как местная гвардия, Однако, оформление многих ударных отрядов и разведывательно‑диверсионные батальоны корпусов (всего семь) и разведывательно‑диверсионные роты бригад и оперативных групп сыграло весьма большую роль в успехах мусульманских вооруженных сил. Поэтому в 1995 году были усилены эти существующие роты и батальоны, а созданы разведывательно‑диверсионные отделения – взвода в батальонах, тогда как на общеармейском уровне имелся так же разведывательно‑диверсионный отряд ранга батальон‑бригада «Черные лебеди» (Црне лабудови). Все эти подразделения и части на практике имели куда большую роль, нежели это отводилось разведывательно‑диверсионным ротам бригад в старой ЮНА и вели они не только разведывательно‑диверсионные действия, но и играли главную роль в прорывах неприятельской обороны или в закрытие прорывов в собственной обороне. Не случайно во многих бригадах было по две‑три разведывательно‑диверсионные роты, а разведывательно‑диверсионные батальоны корпусов достигали численностью до полусотни человек и имели на вооружении даже собственную артиллерию и бронетехнику.

В сущности, мусульманская сторона наиболее последовательно из всех сторон в войне использовала фронтовой опыт, а на тактическом уровне такие ударные отряды мусульманских вооруженных сил имели довольно неплохие результаты, достаточно усвоенные стараниями армейского верха. Так, в нападении, неважно батальона или корпуса, такие отряды шли вперед, прорывая в одном или нескольких местах неприятельскую оборону, а затем в прорыв входили остальные войска. В обороне же эти ударные отряды, как правило, находились в тылу и, в случае неприятельского нападения, или по вызову командования усиливали оборону. Конечно, это в принципе, идеальная схема, на практике же мусульманские войска, в том числе ударные отряды, часто слались «на убой» в наступлении или оставлялись без поддержки в обороне, но в данном случае интересно то, что на армейском верху все же смогли относительно использовать фронтовой опыт.

Если учесть существование таких же «специальных» (ударных) отрядов в военной полиции и в МВД, то в общем, успехи мусульманских вооруженных сил в 1994‑95 годах представляются вполне закономерными. Поразительно просто, как это закономерный рост в качестве мало учитывался на сербской стороне, хотя касалось это хорошо знакомого народа, точнее все того же сербского народа, раньше или позже принявшего ислам. Ведь с приходом турок в среднем веке многие сербы не только из числа еретиков‑богумилов, но и из православных, да и католиков переходили на их сторону, и в своей большой части приняв ислам, стали постоянно участвовать в турецких походах в Австрию, Венгрию, Хорватию, Польшу, Украину, да и по всей Азии и Африки. Само нахождение покоренных Портой сербских земель на тяжелой турецкой границе обеспечивало создание большой и сильной военной прослойки среди местных сербов, прежде всего мусульман, и говорить поэтому о прирожденной трусости местных мусульман, как это было нередко принято в иных СМИ, да и политических кругах, было все же глупо. Конечно, далеко не все в их среде обладали воинским духом, но ведь нет на земле народа, в котором таким духом обладало хотя бы простое большинство. Даже без учета истории и психологии местных мусульман все равно ведь можно было предположить, что за пару лет боев с превосходящими силами противника их командование получило бы достаточное количество способных и опытных бойцов, и естественно, постаралось бы их использовать. Не зря в мусульманских войсках создавался культ «специальных» отрядов, ибо он обеспечивал общее поднятие боевого духа, и уж, по крайней мере, разительно обличаются действия армии Боснии и Герцеговины в 1993 году от ее действий в 1995 году. Является правилом на войне, что чем больше усредняется качество войска, тем ниже его общий уровень, ибо любой боец, выполнявший ответственные боевые задания, знает, как один человек может послужить причиной поражения всей остальной группы, уже хотя бы внося в нее панику и суету.

В мусульманских вооруженных силах общее качество было весьма низко в начале войны и ударные отряды оказались им очень необходимыми, ибо служили своеобразным паровозом, вытягивающим операции всего войска. Потому все эти отряды обеспечивались лучше остальных войск и постоянно выделялись командованием, в том числе официальным признанием принимаемых этими отрядами названий, например: «Акрепи», «Баста», «Джамимийски голубови» (117 бригада Луковац), «Тигричи», «Зелена стрела» (110 бригада Бановичи), «Кыртице», «Витезови», «Тигрови» (203 бригада – Тешань),«Читлучки вукови» (204 лака бригада), «Яничари» и «Табут» (Оперативная группа – Тузла), «Живинички осе» (оперативная группа 6 – Живиницы), «Тигрови» (501 бырдска бригада), «Чаруги» (503 бырдска бригада), «Тайфун», «Хамзе», «Газии» (505 бырдска бригада), «Фараоне» (511 бырдска бригада), «Апачи» (517 лака бригада), «Ночне птицэ» (1 босанская бригада), «Ластэ» (специальные силы МВД Боснии и Герцеговины), «Црне Лабудови» (разведывательно‑диверсионный отряд Генштаба).

Мусульманские вооруженные силы в силу недостатка тяжелого вооружения были вынуждены до конца войны полагаться на пехотные действия и их «специальные» силы играли главную роль в этих действий. Уже практически все операции мусульманских вооруженных сил в 1994‑95 годах начинались с прохода или прорыва их ударных отрядов неприятельской обороны, либо с целью захвата ключевых объектов в этой обороне, либо с целью нападения на нее с тыла или флангов. Это обеспечивало успехи, пусть и ограниченные, в нескольких операциях, с потерей сербскими войсками каждый раз десятков квадратных километров и десятков людей убитыми и пленными, на горные массивы Трескавицу, Белашницу и Игман; на горный массив Маевицу; на Возучу и район Озрена; на Влашички плато; под Бихачем и Крупой‑на‑Уне, и наконец, в широкомасштабной хорвато‑мусульманской операции в Босанской Крайне во второй половине 1995 года мусульманские «специальные» силы использовали во многом эту же тактику. Одновременно с этим велись и классические разведывательно‑диверсионные действия. В принципе, будь мусульманские «специальные» силы подготовленнее и используются они получше, то в таких действиях могли достигаться большие успехи, переменившие во многое ход войны, чем оправдывался бы самый большой риск.

Я уже упоминал о разгроме разведывательно‑диверсионной группы (до 100 человек), посланной из Сребреницы в район Хан‑Пиеска с весьма смелой целью уничтожения Главного штаба ВРС (село Црна Река) и главная причинаее неуспеха заключалась в плохой разведке и отсутствию как агентурной сети на местах, так и снабжения. Общая подготовка мусульманских войск не благоприятствовала успеху столь смелых операций, но операции менее масштабные нередко удавались. Одно из наиизвестных была уничтожение группы тыла Тырновского батальона 2‑ой Сараевской бригады в августе 1994 года, когда было убито два десятка сербских бойцов, включая двух медсестер. Правда, в данном случае немалую роль сыграла политика миротворческих сил, ибо разведывательно‑диверсионная группа 1‑го корпуса армия Боснии и Герцеговины /Б и Г/ не только прошла через, якобы, демилитаризованную Французскими миротворцами зону горного массива Игман, что, в общем‑то, Французы и не могли предотвратить, однако, и предварительная разведка была проведена мусульманскими разведчиками в составе делегации миротворческих сил, посетившей эти сербские позиции, и это, кстати, спасло тех сербов, что находились в третьем блиндаже, выкопанном ими уже после посещения миротворцев. Еще одной из известных операций данного плана было нападение мусульманской разведывательно‑диверсионной группы 7‑го корпуса на сербские позиции пол Галицей /Влашичкое плато/,когда погибло больше двух десятков сербских бойцов. А что касается нападений диверсантских групп из 8‑ой оперативной группы /дивизии/; и из Сребреницы, то я об их большом числе и нередких успехах уже упоминал.Стоит лишь отметить, что из Сребреницы шло пропорционально наибольшее число таких групп от начала войны до ее падения, и вероятно, это было заслугой бывшего «специальца» союзного МВД Югославии Насера Орича. В этих диверсантских операциях страдали не только сербские бойцы, но и сербское гражданское население, что было следствием стратегии мусульманского руководства на создание атмосферы паники и страха во всем сербском народе. Таким образом, нападения на сербские села являются в данном случае естественной частью разведывательно‑диверсионных действий. Известен случай с одним сербским селом под селением Шековичи, где мусульманская диверсантская группа, обманом созвав сербских мужчин, в основном молодежь, якобы, на срочную мобилизацию, а затем перебила несколько их десятков. Однако подобные «глубокие» операции были довольно редки, максимум две‑три из них проведены, например, в зоне ответственности одного из шести корпусов ВРС в течении полугода и они не могли коренным образом повлиять на действия сербских войск, да и нередко заканчивались чувствительными потерями, а то и разгромами этих разведывательно‑диверсионных групп.

Куда больший эффект был получен в нападениях небольших разведывательно‑диверсионных групп, разбиваемых по тройкам/например, пулеметчик, стрелок‑автоматчик и снайпер/ на неприятельские позиции с тыла одновременно с собственным наступлением с фронта. Такая тактика в более‑менее значительном масштабе имела немалый успех, особенно при действии по уже отступающим неприятельским войскам. Еще одним довольно эффективным видом действий мусульманских армейских разведывательно‑диверсионных отрядов было их использование совместно с военной и гражданской полицией/прежде всего с их «специальными» группами/ по предотвращению бегства своих войск с линий обороны и поддержания режима военного положения в тылу. Меры тут применялись самые жесткие, ибо в силу провозглашенного военного положения, дезертиры и паникеры могли здесь расстреливаться, что хоть и редко, но использовалось. Подобная дисциплина, как и слабость в вооружении, во многом повлияла на то, что мусульманские войска куда лучше, в отличие от сербских, укрепляли свои позиции и могли за пару недель силами одной‑двух рот построить в горах довольно хорошую линию обороны с глубоко вкопанными блиндажами и траншеями, усиленными брустверами и стенками из бревен. Конечно в этом строительстве широко использовались военнопленные и заключенные гражданские лица из рядов «неприятельских» народов, но, хотя в данном случае мусульманские войска это делали куда более организованно и широко, нежели их противники, все же главная заслуга во столь большом внимании к инженерному делу лежит на самом мусульманском военном командовании, создавшем большое количество инженерных подразделений и частей, вплоть до бригад, что позволило лучшим образом использовать для военной службы собственный человеческий материал. Большое внимание к человеческому фактору и отличает, как я уже упоминал, мусульманскую сторону, ибо как бы то ни было, но Запад держал ее, что называется в «черном теле», и даже военную помощь из исламского мира перебрасывал в недостаточном количестве. Хорватская сторона за провоз этой помощи брала , как правило, треть от общего количества, к тому же ограничивая ее, а в период хорвато‑мусульманской войны 1993‑94 годов она ее вообще запретила. Помощь исламского мира в 1992 году, когда все хорватские пути были еще свободны, получалась в далеко неудовлетворительном количестве и общая цифра в несколько сот миллионов долларов, полученных в 1992‑93 годах, для войны такого размаха отнюдь не была значительной, тем более, что немалая часть этой, как и всей остальной, помощи мусульманской властью разворовывалась.

Что касается собственного военного производства, то несмотря на большие усилия мусульманской стороны, даже к концу войны оно могла удовлетворить лишь потребности в стрелковых боеприпасах, а отчасти в артиллерийских боеприпасах и минно‑взрывных средствах, причем большой проблемой был разнобой в калибрах артиллерийско‑стрелкового вооружения мусульманских сил, получавших его из разных стран. Что касается производства самого вооружения, то производились, главным образом, минометы калибра 60,82 и 120 миллиметров.В остальном мусульманское военное руководство оставалось на, скорее, кустарном уровне, и ее главной задачей был ремонт уже имевшейся военной техники, как оставшейся от ЮНА, так и полученной в ходе войны. В этом но было ничего удивительного, ибо все военные фабрики, оставшиеся на мусульманской территории /Фабрика «Игман»‑Кониц, фабрика «Победа» – Горажде, фабрика «Братство» – Травник, фабрика «Славко Родич –Бугойно/ оказались во фронтовой зоне либо сразу в 1992 году, либо уже в 1993‑94 годах, и естественно, не могли действовать на полную мощность.

Таким образом, к началу 1995 года мусульманские вооруженные силы/ как по данным Международного института стратегических исследований /Лондон/, так и сербской стороны/данные одного из наиизвестных теоретиков югославской армии полковника Милана Миялковского – издание югославской армии, журнал «Войско» от 13.10.1994 года/ не смогли иметь больше десятка военно‑транспортных вертолетов «МИ‑8, двух‑трех учебно‑тренировочных самолетов УТВА –75, одной сотни танков и бронемашин, полутысячи артиллерийских орудий, 600‑70П минометов калибра 82 и 120 мм, полутора сотен зенитных установок и полусотни ПЗРК. Столь малое количество вооружения достаточное, в лучшем случае, для корпуса бывшей ЮНА обеспечивало полное превосходство и сербских и хорватских вооруженных сил. Командование мусульманских вооруженных сил, проводя военную реформу в 1994‑95 годах, было обязано исходить из имеющихся средств и возможностей. Дополнительные поставки оружия, полученные, главным образом, в 1995 году, благодаря вновь открытому „хорватскому“ пути и более масштабному привлечению военно‑транспортной авиации НАТО/Авиационные силы специального назначения США‑AFSOC и ВВС Турции тут играли главную роль/ уже не могли повлиять на характер уже практически законченной к тому времени военной реформы, тем более что эти поставкибкак и поставки оружия с сербской стороны в нелегальной торговле, все равно были довольно ограниченными и пехотного характера армии Б и Г изменить не могли.Поэтому и была столь важна роль „специальных“ сил в мусульманских вооруженных силах, при большом значении идеологической обработки их бойцов.

В югославской войне кадровая политика всех сторон была довольно схожей,и так, в самой армии не тратили много времени на изучение биографий кандидатов в «специальные» силы, так же как на их взаимоотношение с законом, как и места их прописки и законченные или школы. Все это в войне было неважно, ибо тут решалась судьба целых народов, и в ней оказалось, что военные школы не служат гарантией боевых способностей, а чистые биографии – честности и храбрости. Правда, в МВД и отчасти в военной полиции этому придавалось большое значение, но опять‑таки в куда меньшей мере, нежели в довоенной Югославии, от которой эти структуры и были унаследованы. Однако армейские специальные силы всех сторон исходили из фронтовых нужд и личных способностей кандидатов и тут наилучшим способом отбора, был отбор из войск на фронте, а чем ближе организационно этим силам находились эти кандидаты, тем лучше был этот отбор. Отсутствие гражданства в данном случае было в какой‑то мере преимуществом кандидата, ибо несмотря на нередкие исключения, говорило о его готовности воевать. Наибольшую открытость в данном случае достигли армии БиГ. Так, в ее специальных силах было немалое количество «санжакли» (выходцев из Санжака, области на юге Сербии и севере Черногории) часто не успевших даже прописаться в довоенной Боснии и Герцеговине, да и представителей других «дружественных», главным образом, исламских народов, хотя встречались(особенно в силах МВД) тут и местные хорваты и даже сербы. Немало в специальных мусульманских силах было тех, кто вынужден был бежать из своих домов, оставшихся у «агрессовов» –усташей и четников, а смерть родных и близких была часто одной из побудительных причин записаться в специальные силы. Все это давало мусульманскому командованию, пожелай оно достаточно хорошую основу для создания действительно новых вооруженных сил, основанных бы на «специальных» отрядах. А в такой горной стране, как Босния и Герцеговина такие вооруженные силы, даже оставаясь «пехотными», в принципе могли выполнить свою задачу, постоянно повторяемую мусульманским политическим верхом об «освобождении всей территории Боснии и Герцеговины», а точнее, разгроме сербских и хорватских сил и захвате обороняемых ими территорий.

Однако, это могло произойти если бы был коренным образом изменен сам метод командования, а и вся военная организация, ибо на практике специальные силы далеко выделялись из общей массы собственных войск, оставшихся в своей большой части даже до конца войны на довольно низком уровне. Командование и организация тесно взаимодействуют в войне, ибо, открывающиеся организацией возможности, должны использоваться умелым командованием, а в мусульманских силах на практике командование часто оставалось на очень низком уровне и бойцы на фронте, не раз оставляемые без должной поддержки и вынужденые ,не в пример сербским бойцам, экономить боеприпасы под страхом наказания, могли лишь поглубже вжиматься в землю, стараясь часто при первой открывшейся возможности, побыстрее отступить. Даже специальные силы несли большие потери из‑за неудовлетворительного командования и дисциплины в них, либо бросаясь без подготовки на сербские линии обороны, либо непродуманно посылаясь в сербский тыл, где они, в свою очередь, часто могли обнаружить себя какой‑то иррациональной выходкой вроде нападения на случайною легковую машину или поджога домов. Большие потери в мусульманских специальных силах приводили к сокращению до двух‑трех недель или отмене военного обучения, на которое не хватало ни средств, ни времени, а в общем‑то, и желания.Тем не менее значение специальных сил в мусульманских вооруженных силах было куда большим, в отличие от значения таких же сил у их противников.

Без сомнения наиоригинальным и наиуспешным шагом мусульманского военно‑политического верха в создании вооруженных сил было создание, а точнее разрешение на создание сил моджахединов. В изучении югославской войны движению моджахединов было уделено очень мало внимания всеми сторонами, хотя это было пожалуй наиреволюционным явлением в этой войне. Причины подобного невнимания лежат опять‑таки в догматизме в идеях и политике современного западного мира, частью которого, пусть и со многими оговорками, была как Югославия, так и Босния и Герцеговина. Отказавшись от христианских ценностей, политики этого мира, не могли признать, что далеко не весь мир пошел их путем, и для исламского мира все «цивилизованные» нормы и законы остались не особо важной внешней шелухой, которую они вынуждены были использовать. Положение усугублялось и тем, что исламский мир является объективно наиопасным неприятелем не только современного западного мира, но и всех народов, более‑менее условно называемых христианскими. Не стоит тут повторять о важности идейного Фактора в войнах, являющихся частью мировой идейно– политической борьбы, но ясно, что исламский мир при существующем порядке вещей становиться все более сильным и, пользуясь многими преимуществами западной цивилизации, сам взаимностью Западу не отвечает.Пусть ныне кто‑либо найдет следы участия каких‑либо христианских крестоносцев в войнах не то что в 20 века, но и в войнах 18‑19 веков. Это почти невозможно, ибо даже очевидно христианские восстания балканские народов, либо войны христианских монархов Европы против исламского мира несли в себе признаки довольно узких государственных и национальных интересов. А христианские народы уже в 20 веке христианство из политики почти изгнали и даже настолько идеологические войны, что велись в 20 веке в России, Испании, Югославии, Греции, Польше, Венгрии в куда большей мере велись под политическими, нежели религиозными лозунгами в противоположность таким гражданским войнам из 17 века. В исламском же мире конца 20 века наблюдается вспышка религиозных войн и конфликтов как внутренних, так и внешних.Типичны примеры войн исламских партизан в Афганистане и Чечне, соответственно с советскими и российскими войсками, а и войн с собственными сонародниками, христианскими милициями и с израильской армией в Ливане и в Алжире – с правительственными силами и отядами самообороны своих же «братьев‑мусульман». Это лишь наиизвестные случаи, являющиеся лишь характерными проявлениями джихада, как формы борьбы за исламский порядок и следы этого джихада легко можно обнаружить в почти любом современном вооруженном конфликте, в котором участвуют мусульмане, как самостоятельная сила. В югославской войне джихад впервые после балканских войн /1912‑1913 годов/ опять появился в Европе, но в данном случае он вспыхнул с куда большей силой в постсоциалистической Боснии и Герцеговине конца XX века, нежели в полуфеодальной распадавшейся Турции начала ХХ века.

Уже само появление моджахединов в Европе должно было бы хоть как‑то встревожить ее народы, если бы они действительно обладали самостоятельным и здравым мышлением, но на самом деле общественной реакции не последовало, и более того, уже позднее во время войны на Косово 1998‑1999 годах моджахедины выступили сначала косвенным, а затем и прямыми союзниками НАТО благодаря участию в боевых действиях против югославских вооруженных сил на стороне албанской УЧК(по албански – Ushtria Clirimtare e Kosoves, по сербски ОВК – освободительное войско Косово, а по‑русски ОАК – освободительная армия Косово). Но еще более поразительны насмешки и пренебрежение, которыми отвечало абсолютное большинство сербских и югославских политиков и журналистов не только из ряда прозападной оппозиции, но и из рядов тогдашней официальной власти на предупреждение отдельных сербских ученых, политиков и военных об исламской угрозе. Куда большее их внимании привлекли несколько избиений цыган местными «бритоголовыми», произошедшие в Белграде в 1998 году,нежели тысячи моджахединов, воевавших на территории бы шей Югославии с 1992 года, многие из которых даже остались на мусульманской территории Боснии и Герцеговины. Это относится прежде всего к району Зеницы, Какня, Травника, но в первую очередь на бывшее сербское село на Озрене‑Доня Бочина и несколько ему соседних сел, ставших их базами и одновременно местом жительства где то до середины 2001 года. Более того, довольно организованнее движение моджахединов(Организация исламской омладины‑www.saffbih) смогло но только сохраниться осле войны, но и организовать посылку новых добровольцев сначала в Албанию и на Косово /1998‑99гг/,а затем и в Чечню /1999‑2002гг/. При этом самое тревожное для сербской стороны должно было бы быть то, что большинство моджахединов были местными мусульманами, еще недавно подверженными всем влияниям западной культуры. Точно такой же процесс начался позднее и в албанской среде. Все это говорит о том, что движение моджахединов смогло «осесть» в местной, далеко не религиозной среде, и конечно, терпя поражение, оно все же смогло собрать силы для борьбы за власть в местном мусульманском обществе и так достаточно исламизированного в силу заданного шовинистического антисербского, но и антихорватского, а по большому счету, антихристианского движения местных мусульман.Конечно многим сербским политикам нет дела до судеб христианства, но ведь приход к власти моджахединов автоматически означает войну даже в ущерб интересам местных мусульман, ибо для ислама национальных интересов нет. Это хорошо увиделось в иррациональном провоцировании российской армии в Дагестане и 1999 году чеченскими исламистами.

Победа моджахединов далеко не неотвратима, и они вполне могут быть разгромлены так же, как это не раз было в истории, но с другой стороны, не стоит забывать той быстроты, с которой мусульманские войска в прошлом покоряли огромные пространства от Ирана и Индии, до Испании и Венгрии, да и ныне они, практически, уже наполовину завоевывают многие европейские города, как например, Париж.Нельзя тут всех мусульман оценивать, подобно иным сербским политикам, как стадо бестолковых баранов, могущих побеждать лишь массой. Исламский мир нередко давал и весьма способных и храбрых вождей, ведших свои войска, в которых к тому же всегда были весьма отборные части, к победам. Ислам, помимо этого, обладает большой духовной силой и может побеждать и силой идеи. Не раз уже под его знаменами в бой шли его же вчерашние противники, в том числе из числа бывших христиан. Ныне такое же можно наблюдать во многих европейских высокоразвитых экономически странах, где, порою,этнические немцы, французы или англичане не только принимают ислам, но и добровольно становятся новыми «янычарами» исламских фундаменталистских движений. Это происходило и в Боснии и Герцеговине, пусть и в несколько ином виде, хотя уже само вступление тех или иных хорватов, но в особенности сербов , в ряды мусульманских вооруженных сил психологически отрывало их от собственных народов и всей их культуры, а тем самым и церкви, и делало восприимчивыми к исламскому влиянию. Само движение моджахединов не является изолированным явлением, а тесно связанно со всей исламской религией. В последней совершенно закономерно идет борьба различных направлений и не для всех в нем приемлемы моджахедины, однако, это характерно для всех общественно‑политических движений, каким одновременно и является исламская религия. Известно, что и «красные кхмеры» в Камбодже далеко не всем в мировом коммунистическом движении нравились, особенно после того, как, покончив с собственными «буржуазными» эксплуататорами и их «наемниками» после отступления славных коммунистических противников американских оккупаторов и их пособников,они принялись за собственных и «вьетнамских» товарищей, однако недовольство «красными кхемарми» советской Москвы не многим облегчило участь сотен тысяч простых камбоджийских крестьян, убитых в пылу революционной борьбы поддержанной этой Москвой.

Моджахедины являются в сущности лишь военным крылом исламского фундаменталивмакого движения, управляемого уже вполне признанными исламскими религиозными авторитетами и тем самым они вполне «легитимны» для всего исламского мира. Глупо и недобросовестно называть их «обычными бандитами». То, что власти многих исламских стран ведут с ними ожесточенную борьбу, как например, в Алжире, Египте и Ираке, вовсе не означает, что эти власти отрицают сами исламские принципы джихада, ибо сам по себе джихад для них приемлем и его термины они используют в борьбе с внешними неприятелями. Даже наипрозападная Турция, запрещая исламский фундаментализм у себя дома, прямо или косвенно поддерживала его в других странах, в частности в Чечне и в Боснии и Герцеговине, ибо уже сама турецкая поддержка властей последних означала и поддержку находившихся там моджахединов, хотя бы в Турции сторонники фундаменталистских исламских движений боролись против государственной власти, а в той же мусульманской Боснии и Герцеговине между моджахединами и турецкими миротворцами случались и прямые вооруженные столкновения. Однако во всей югославской политике и прессе движение моджахединов не оценено соответствующим образом, и если его примечали, то сводили к каким‑то абстрактным понятиям «международного терроризма», «наемников» и даже, что вообще абсурд, «бандитов и авантюристов». Стоит тут задаться вопросом: что может толкать «бандитов и авантюристов» месяцами рисковать жизнью на войне ? А что касается «террористов», то ведь террор‑это средство, а какова же тогда цель?

Отдельно тут стоит вопрос с «наемничеством». Действительно, немало мусульман из других республик бывшей Югославии и из за границы попало в ряды армии Б и Г в надежде на легкие деньги и добычу. Мусульманское командование их и им подобных особо то не жалело, да и с оплатой их услуг не спешило, что в общем‑то, справедливо, ибо «услуги» их были весьма низкого уровня. Однако моджахедин – это идейный боец, и хотя материальное вознаграждение он получает, но главные побудительные причины для него основываются на ценностях джихада. В Боснии и Герцеговине в 1992‑95 годах в боевых действиях участвовали члены различных фундаменталистских движений из многих исламских стран, как например, Алжир, Египет, Иордания, Сирия, Ливан, Пакистан, Турция, Иран. И просто было абсурдно побудительные мотивы всех этих движений сводить к деньгам,как например в отношении организации «Исламское бюро» из весьма богатой Саудовской Аравии, чьи члены действовали как в Боснии и Герцеговине, так позднее и на КосовоюТипичный пример отряд «Абу Бекир Сидик», действовавший на Дренице в 1998 году под командованием Экрема Авдии, местного албанского моджахедина, бывшего бойца отряда «Эль‑Моджахедин» из Тешня бывшего в составе армии Боснии и Герцегосины, одновременно с тем успевший закончить исламский университет в Медине –Саудовская Аравия.Такие организации, как Исламское бюро(чей вождь Абдулах Духайман был одним из командиров отряда «Эль‑Моджахедин» в войну), главным образом, вкладывают деньги и весьма внимательны в выборе людей. Наконец, алжирская GIA и палестинский HAMAS, чьи люди были в рядах армии Б и Г, ведут слишком серьезную борьбу в своих странах, чтобы относиться к их появлению в Югославии, как к малозначительной вещи, а к их деятельности, как к авантюризму или бандитизму. В еще большей степени это относится к иранским моджахединам, славшихся государственной организацией Ирана– –Корпусом стражей исламской революции, уже прямо проводившим государственную политику Ирана по разжиганию в мире исламской революции,что не исключало противоречий шиитского Ирана с сунитской Саудовской Аравией, достигавших большого размаха в Боснии и Герцеговине. Проблема моджахединов весьма сложна и представляет собой лишь верх того исламского айсберга, о который может окончательно разбиться корабль Европы, между тем, детального исследования этого вопроса югославской войны не произошло, при чем как раз сербская сторона меньше всего интересовалась им.

Об опасности моджахединов говорили главным образом хорватские политики из Херцог‑Босны, а после войны из формально единой Боснии и Герцеговины, где уже в мирное послевоенное время было убито и ранено больше сотни хорватов, как в открытых нападениях мусульман, так и в террористических актах последних.Не было большой тайной, что за многими этими террористическими актами в этой «тихой» хорвато‑мусульманской войне стояло местное движение моджахединов, точнее в данном случае, якобы, «мирных» исламских фундаменталистов, использовавших взаимную хорвато‑мусульманскую нетерпимость для разжигания исламского Фанатизма в местной среде. Хорватская сторона тогда, как и во время войны, постоянно привлекало внимание «международного сообщества» к исламской угрозе и ею даже было выпущено несколько фильмов об этом с использованием видеоматериалов о моджахединах. Сербская же сторона ни во время воины, ни после нее серьезно к данному вопросу не отнеслась, за исключением разве что довольно известного югославского ученого‑«исламолога» Миролюба Ефтича, еще в 70‑80 годы предупреждавшего об исламской угрозе, но его толком не слушали ни тогда, ни во время войны, ни после нее.

Нельзя же считать серьезным отношением незначительное количестве статей в прессе, в которых моджахедины, хоть и упоминались как явление в югославской войне, но их цели и причины их появления не изучались. Указывались, конечно, отдельные факты, чисто уголовных, действий моджахединов, как например, захват в 1997 году в мусульманском селе Тетово /Зеница/ египетскими моджахединами мусульманской 15‑летней девушки Эдины Мешанович, или арест мусульманской полицией 9.03.1997года француза – моджахедина Лионеля Димона и убийство джибутийского моджахедина Зеферина Бинияма, произошедшее при этом аресте, вызванном их участием в грабеже 15 февраля 1997 года одной бензозаправке, когда, был убит один полицейский. Эти факты служили сербской власти для обрисовки еще более черными красками режима СДА, дабы всю мусульманскую Боснию и Герцеговину представить как европейскую версию Пакистана, что никакой реальной пользы сербской стороне не несло, зато отвлекало внимание от опасности моджахединов, да и всего фундаменталистского ислама. Известны фотографии саудовского моджахедина, вероятно из отряда «Эль моджахедин» из Тешня, державшего отрезанную голову в руках, а ногой стоящего на отрезанных головах трех сербских военнопленных (Ненада Четковича, Благое Благоевича, Бранко Джурича), найденные у нескольких мертвых моджахединов под сербским Тесличем вместе с благословениями ислама из Мекки Гадафера‑эль‑Меккия, пославшего в отряд моджахединов своего муллу Абу‑абд‑Аллах эль Аудия.Имеется захваченная видеокассета, на которой моджахедины отрезают голову сербскому пленному, не послужили основания уже хотя бы для создания какого‑нибудь постоянного комитата по изучению исламской угрозы или даже одной большой пресс‑конференции для журналистов, а опять‑таки использовались лишь в довольно несвязной пропагандистской компании против всей,далеко неоднородной, мусульманской Боснии и Герцеговины и в ней мешалось все в одну кучу, чем серьезный вопрос профанировался и тем самым сам собой отпадал.При этом с завидным постоянством употреблялся термин «наемник», хотя даже по члену 47‑гоДополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12.08.1949 года, принятому в 1977 году,наемник являлся лицом ,не имеющим местного гражданства и принимающим материальное вознаграждение значительно большее, в отличие от того, что получают бойцы одного с ним ранга в местной армии, а при этом не является постоянным военнослужащим воюющих армии, ни посланым собственным государством, прямо не участвующим в данной войне.

Между тем, определенная часть моджахединов во время войны была официально послана Ираном, а куда более значительная часть их была местными мусульманами,тогда как остальные не имели в армии Боснии и Герцеговины материального вознаграждения больше положенного их рангу, если вообще его получали, хотя, естественно, их собственные организации, как иностранные, так и местные, не оставляли их в нищете, типичной в этой войне для многих из участников.

Впрочем, дело не в таких правовых тонкостях, которых все равно мало кто в этой войн придерживался, да и моджахедины на их защиту не рассчитывали, хотя опять‑таки, в принципе, они попав в плен, как впрочем наемники,шпионы и обычные бандиты, должны были судиться по закону, пусть и суровому, что, кстати, той же сербской стороне куда лучше послужило бы в пропагандистской компании нежели смерть на месте.

Дело в том, что сербская сторона имела перед собой достаточно убежденного, решительного и способного неприятеля, организованного в едином движении и имеющего серьезную и политическую и религиозную поддержку. Наибольшее сходство здесь было с коммунистическим движением первой половины XX века с тем, это исламский фундаментализм был еще опаснее наличием религиозно‑мистических методов и целей. Ожидать, как предлагалось в сербской политике и прессе, пока Запад «осознает» свою ошибку в создании исламского государства в Европе было делом бессмысленным, ибо такая «ошибка» не могла длиться годами. Моджахедины ни во время войны, ни после нее особо не скрывались от глаз ни миротворцев ООН, ни военнослужащих SFOR, действуя после войны наиактивно, как раз в «американском секторе» Боснии и Герцеговины. Деятельность ЦРУ (СIА)и американской военной разведки (DIA) в отношении моджахединов была весьма пассивного характера, хотя правительство США официально объявило исламский фундаментализм и терроризм одним из своих мировых противников. Войска IFOR(SFOR) правда смогли закрыть в 1996 году 10 мая под Фойницей лагерь моджахединов Погорелица, арестовав несколько иранских инструкторов,а OHR‑(международное западное представительство фактически правительство в Боснии Герцеговине) часто оказывало давление на мусульманскую власть с целью ограничить деятельность моджахединов, но все это серьезной борьбы не напоминало и отдельные факты столкновений с моджахединами сил IFOR(SFOR) ничего в этом не меняли.За провал лагеря Погорелица заплатил 1996 г. жизнью Неджад Углен,тогдашний шеф АИД(мусульманская спецслужба,позднее распущенная),а поверившие OHR социал‑демократы были с помощью шефа OHR Пэди Ашдауна сброшенны с власти,а их человек руководитель ФОСС(новая спецслужба всей федерации)Мунир Алибабич был Ашдауном снят с должности . Американским военнослужащим в Боснии и Герцеговине давались листовки своим командованием с предупреждениями остерегаться американского моджахедина Исы Аблулаха Али /Кевина Болта/, ветерана войны в Афганистане и Ливане, однако ни его, ни кого из других известных моджахединов арестовывать американцы не стали, хотя местные обвиняемые международным трибуналом в Гааге(почти одни сербы и хорваты) арестовывались(если не успевали договорится с западными спецслужбами) без особых проблем в организуемых «миротворцами» операциях несмотря на то, что те имели право на аресты этих обвиняемых лишь в ходе «случайных» встреч. Не надо было особо разыскивать и многих бывших египетских моджахединов, что находились в списке разыскиваемых полицией террористов, посланных правительством Египта, ибо многие из них были сотрудниками египетской медицинской «гуманитарной» организации «Международная гуманная помощь», действующей в Боснии и Герцеговине. Даже требования американского представителя к Изетбеговичу выслать десять иранских агентов , лишь помогли тем раньше скрыться.

Довольно смешны открытия о том, что моджахедины получают местное гражданство,когда ни власть Изетбеговича, ни сами моджахедины этого не скрывали ни во время войны, ни после нее. Американский полковник Джон Браун, во главе разведгруппы НАТО расследовавший,после войны, проблему моджахединов, прямо заявил, что они, по его мнению, представляют опасность не большую, чем другие подобные группы в Боснии и Герцеговине. В этом он был отчасти прав, ибо действительно моджахедины тогда не собирались нападать на американские войска. Их главная цель была усиление своего влияния в местной среде, что, конечно, угрожало интересам сербов и хорватов, а те, судя по всему, были определены Западом, как жертва Европы исламскому миру. Моджахедины не скрывали своих претензий на всю Боснию и Герцеговину. Так, один их местных лидеров алжирец Абу Салим дал в 1996 году интервью лондонскому журналу Europien, в котором утверждал, что /мы/ «живем во времени, в котором победит ислам, и наше присутствие в Боснии должно это обеспечить». На американских солдат, по его словам, моджахедины нападать не собирались, если те не захотят «оккупировать» Боснию, а если правительство Боснии и Герцеговины потребует ухода моджахединов, то «защитит нас босанский народ, так как мы этот народ защитили от сербов. Босния‑святая исламская земля и наша обязанность оборонять ее от оккупации.»

Совершенно ясно, что Запад ни после 11 сентября 2001 года не собираелся с моджахединами всерьез бороться в Боснии и Герцеговине, тем более что в самой Европе с исламским фундаментализмом борелся он тоже не слишком усердно, и в конце концов, мусульмане заселили эту Европу не случайно, а в соответствии с долгосрочной западной политикой. Не является случайностью то, что офицеры американских сил специального назначения в 1992‑93 годах на деньги мусульманских организаций из Америки обучали моджахединов в Боснии и Герцеговине, так же, как это они делали в Пакистане и Афганистане, а вероятно, и в Чечне, хотя многие их ученики после этих войн принимали участие в терактах против США /например, дело «слепого шейха» из Нью‑Йорка/. Содействие моджахединов НАТО в Албании и на Косово 1998– 99 годах ни случайностью, ни сиюминутным Финансовыми и политическими и интересами кого‑то на Западе объяснено быть не может и является проявлением «генеральной линией» всей западной политики, хотя абсолютное большинство военнослужащих НАТО этого, может, и не знают. В конце концов само прибытие моджахединов в Боснию и Герцеговину проходило под полным контролем Запада. Первое время в 1991‑92 годах отдельные группы наемников и добровольцев из исламских народов шли через Болгарию, Македонию, Грецию, Албанию, Косово и дальше через Санджак или Хорватию, но этот путь был довольно опасен и слались по нему вероятно «дешевые» боевики, набранные на скорую руку. К тому же, далеко не все из них были моджахедины из фундаменталистских организаций, ибо было отмечено появление в рядах мусульманских сил членов националистических движений албанцев и «боснийско‑санжакской» эмиграции, турок из Турции, а так же подобных организаций бывшего СССР. Упоминались тут боевики из Азербайджана, Чечни, Татарии,а то и из самой Москвы,но наичаще говорилось о туркменах, чье правительство еще в конце 1991 года в начале 1992 года участвовало в оплате поставок оружия мусульманским силам «Патриотской лиги"/московское представительство сараевской фирмы Унион‑инвест, а возможно и московское представительство тоже сараевской фирмы „Враница"/. Разумеется, почти все приезжавшие мусульманские боевики, употребляли в речах понятие „джихад“, природное любому мусульманину, но к организованным фундаменталистским исламским движениям они не всегда принадлежали. Лишь с августа 1992 года в мусульманские вооруженные силы вместе с поставками оружия потоком пошли моджахедины уже известных фундаменталистских движений и иного пути, кроме как через Хорватию, они не имели. Что касается хорошо контролируемого авиацией НАТО воздушного пространства Боснии и Герцеговины, то даже если через него попытался бы пролететь нанятый моджахединами самолет, то ему опять‑таки надо было пролетать над Хорватией, да и не было откуда ему вылетать, кроме как из Италии, члена НАТО и Албании, в которой к тому времени НАТО и США создали собственные базы и агентурную сеть. Хорватия же с самого начала своей независимости попала под полный надзор западных спецслужб и ее правительство никогда бы не пошло на переговоры о Ираном, а тем более с кем‑то из фундаменталистских исламских движений, не имея одобрения западного верха. Как раз, благодаря такому одобрению, к концу 1994 года в мусульманских вооруженных силах находилось до 3‑4 тысяч (а возможно и больше)моджахединов, собранных, главным образом, в несколько отрядов, дислоцированных, в основном, в районе Зеницы (7‑я бригада или отряд „Эль джихад“ и отряды(рота‑батальон) „Зелена легия“ и „Герила“), Тешня (отряд (батальон)Эль‑Моджахедин),Коницы (отряд (рота‑батальон) „Мудериз“) в составе 3 корпуса(командующий бригадный генерал Энвер Хаджиомерович). Однако существовали отряды моджахединов и на других фронтах, в том числе в „защищенных“ ООН зонах Сараево и Бихача. В этих частях со временем все большее количество составляли местные мусульмане, проникавшиеся с ходом воины духом ислама и видевшие большую общую боеспособность, моджахединов и желавшие воевать подобие им. Таким образом, мусульманское командование, возможно и вопреки своему желанию, оказалось первым и единственным в этой войне, объединив Фронтовой опыт специальных /ударных/ отрядов и силу идеологии. Сделай оно из моджахединов ядро армии и слей с ними свои специальные силы, то однозначно, добилось бы куда больших успехов в войне. В любой войне сознательное соединение боевого опыта и крепкой идеологии дает отборные войска. Дело здесь не в самих личностях моджахединов, могущими обладать различными психофизическими качествами, военными знаниями и боевыми способностями, а в том идейном влиянии, которое они ширили. Любому бойцу идейный заряд дает сильное чувство долга и тем самым новые силы, а в конечном итоге и лучшие боевые качества, избавляя его от большой доли страха, лени и уныния. Такие бойцы представляют куда большую опасность, в отличие от профессионалов, не имеющих развитого чувства долга, побуждавшего бы их использовать свои знания. Современные армии строились по западным моделям(в том числе социалистические) и, будучи вытесненные на обочину и государства и общества, а ныне окончательно добиваемые «миротворчеством“,они все в большей степени стали пополнятся людьми низких умственных и морально‑нравственных данных.Воинская служба все больше теряет свой высокий смысл во все больше бюрократизируемой военной организации. Воинская же служба – это служба долгу и определенной идее, и чем сильнее идея, тем сильнее долг перед ней. Современные армии, даже в своих наиспособных частях, идеями бедны, а нередко бедны и элементарной нравственностью, а не то, что долгом перед государством, народом, а тем более религией. Разнообразные и нужные проверки и школы обеспечивают в данном случае лишь общее ухудшение боевых качеств военнослужащих, ибо часто отсеивают наихрабрых и наиспособных, ради осторожных интриганов. Считать же, что одни занятие боевыми единоборствами, ведущиеся в армии, надо заметить не на особо высоком уровне, могут возместить отсутствие убеждений – глупость, как и всевозможные ограничения кандидатов в офицеры – от характеристик и наличие гражданства, до физических ограничений. При таких условиях многие великие полководцы прошлого вообще были бы либо не приняты на военную службу, либо были бы из нее отчислены в скором времени. Наполеон бы не прошел по росту, Суворов и Тамерлан из‑за хромоты, Ян Жижка из‑за слепоты, Александр Македонский и Юлий Цезарь из‑за эпилепсии, Чингиз‑хану помешало бы пребывание в рабстве, а адмирал Нельсон был бы отчислен по инвалидности. Воинская служба требует прежде всего умения и желания воевать, а так же верности воинскому долгу. Все остальное

–приложиться. Если уж военные парады с хождением в ногу(что анахронизм) так уж кому‑то в государственных верхах необходимы, то в таком случае лучше создать несколько парадных частей голливудского типа, а остальные войска оставить в покое от всей внешней мишуры.

Движение моджахединов возвращается к изначальным воинским принципам и тем самым получает изначальное преимущество над армиями западного типа. Это и есть главная причина успехов моджахединов против подобных армий, не важно каких государств. Эти, пусть и относительные успехи, главным образом постигались в партизанской войне небольших отрядов моджахедов или же в «моджахединских» террористических актах. Что опять‑таки один из видов боевых действий. В этих условиях наибольшую важность приобретал человеческий фактор, то есть общее качество личного состава, и тут идейность очень важна. Хорошо бороться в таких условиях с моджахединами может лишь идейная армия с идейными не только солдатами, но и генералами и даже политиками,и именно этой идеи не хватало сербской стороне.. На том же Косово, а тем более в Чечне 1994‑96 годов, да и в 1999‑2000 годах, где государственный верх полностью исключил всякую народную инициативу в войне, сумел нанести поражение тамошним партизанам, в общем значительно уступавшим по качеству силам моджахединов.Но сумев разгромить их крупные формирования, что в общем‑то было закономерно,ни югославские, ни российские войска не смогли подавить сопротивление их небольших групп, а именно эти группы и смогли сохранить фундамент для будущего перехвата стратегической инициативы.Я не случайно объединил действия российских и югославских вооруженных сил. Действуя против схожих противников, используя схожие методы боевых действий, эти две армии, делали одни и те же ошибки.Заявления победах над «бандитами» не слишком впечатляют ибо с бандитами должно бороться МВД. Если же против них надо привлекать армию, то это уже не бандиты, а партизаны, к тому, очевидно, достаточно, идейные. Впрочем, армии НАТО тут не лучше действовали, даже имея естественное преимущество в профессиональном составе хотя бы своих сил специального назначения что и показал опыт Афганистана в котором они были не в состоянии контролировать даже центр Кабула. Возможным выходом здесь были бы те выводы, к которым можно прийти, изучая югославскую войну в ее как положительном, так и отрицательном опыте, в особенности в лице ВРС, ибо как бы парадоксально это не звучало, здесь велась война в большей мере из будущего, нежели из прошлого. Потому‑то столь важно изучение боевого опыта, что дала югославская война, ибо даже отрицательный опыт ценен для тех, кто его изучает.