Лабиринты современной культуры1

Современность во всех ее проявлениях всегда представляет наибольшие трудности для научного изучения, так что нередко возможности такого изучения вообще отвергаются. Но особенно сложным следует признать изучение современного состояния общества, человека, культуры в конце XX века, потому что оно оказывается многоликим, калейдоскопичным, противоречивым до такой степени, что вызывает у пытающихся разобраться в происходящем прямо противоположные суждения; это сказалось с предельной отчетливостью в литературе о Постмодернизме.

Системное рассмотрение современной культуры выявляет, в соответствии с критерием необходимости и достаточности, следующие ее признаки:

а) система внешних отношений культуры имеет синхроническое и диахроническое измерения: это отношения современной культуры к основным компонентам ее среды — к природе, к обществу, к человеку, и ее отношение к культурному прошлому человечества, высший уровень которого именуется классикой',

б) система отношений, складывающихся внутри современной культуры, имеет те же два измерения: ее синхронический «разрез» предполагает рассмотрение на одном уровне отношений «Запад – Восток», а на другом — взаимоотношений элитарной культуры и массовой; диахронический анализ предполагает исследование отношения Постмодернизма к Модернизму, из которого он непосредственно вырастает, и прогноз дальнейшего движения культуры от явно переходного постмодернистского ее состояния.

Общая картина Постмодернизма уже за несколько десятилетий его краткой истории казалась несравненно более сложной, чем предшествовавшее ей состояние культуры — своего рода лабиринтом, в котором легко заблудиться (что и происходит с многими его исследователями и на Западе, и в России). Эта высокая степень сложности объясняется тем, что во второй половине XX века с полной определенностью выявилась исчерпанность тех сил, которые породили западную индустриальную цивилизацию и обслуживавший ее общественный строй: отсюда — понятия «конец истории», наступление «посткапитализма», «постиндустриального общества», новой «информационной цивилизации»... Это означает, что сейчас общество начинает осознавать свое радикальное отличие от того, каким оно было совсем недавно, до Второй мировой войны, до Хиросимы и Чернобыля, до компьютерной революции и сексуальной революции, до краха фашизма и сталинизма, до объединенной Европы и объединяющегося в рамках ООН и ЮНЕСКО человечества, и свою прямую преемственную связь с этим недавним прошлым, которое часто вообще еще не воспринимается как безвозвратно прошедший этап исторического развития; отсюда — длительная и бесплодная дискуссия о том, является Постмодернизм продолжением Модернизма или же его отрицанием? Тем менее продуктивным оказывается обсуждение вопроса о перспективах дальнейшего развития культуры, а нередко отрицается вообще возможность его постановки, поскольку будущее признается недоступным научному анализу. Между тем, очевидно, что подобно всякому переходному состоянию и нынешнее состояние культуры содержит не только пережитки прошлого, но и ростки будущего, которые нужно уметь распознать в настоящем (разумеется, если только самоубийство человечества не лишит его вообще какого-либо будущего).

Постмодернизм — используя это условное понятие за неимением лучшего для обозначения очерченного выше переходного состояния, характеризующего в наши дни культуру всего человечества, инвариантно к его вариациям в разных регионах и странах, — противопоставляет себя Модернизму во всех выделенных выше отношениях. Действительно:

— типичной для Модернизма конфронтации культуры и природы теперь противопоставляется требование если не «благоговейного» — по Тейяру де Шардену — отношения к природе, то уважительно-бережного с ней обращения, согласно идеологии «зеленых»; такая переориентация происходит и с взглядом на отношения культуры и натуры в самом человеке — типичное для Модернизма. фрейдистское толкование репрессивности культуры по отношению к природным качествам человека начинает опровергаться более сложной интерпретацией этих отношений, включающих и конфликты, и союзы;

— конфликту культуры и общества, столь же характерному для социального эскейпизма и анархического бунта модернистов, теперь противопоставляется все более решительная и уверенная постановка социальных проблем в искусстве, средствах массовой коммуникации, философии;

— модернистской «дегуманизации» культуры (т. е. ее «обесчеловечиванию»), как определил это X. Ортега-и-Гассет, сейчас противопоставляется стремление к ее регуманизации (возвращению к человечности), особенно ярко выраженное в возврате искусства от языка чистых абстракций и сюрреалистических фантасмагорий к изображению человека и переживаемой им жизненной реальности;

— модернистскому разрыву с традициями классического мышления противопоставляются разнообразные скрещения новаторского и традиционного — ив искусствах, и в методологии научного мышления, и в возвращении философии к классическим основам мировоззренческого системосозидания;

— самоизоляция Запада от Востока и Востока от Запада, по знаменитой формуле Р. Киплинга, противостояние белого расизма и идеологии «негритюда», а в науке о культуре — теория «локальных цивилизаций», начинают вытесняться активными встречными поисками диалога в отношениях между разными региональными типами культуры и теоретическим осмыслением этих отношений как диалогических, по формуле «Я/ Ты», а не «Я/он (оно)»;

— резкое расхождение элитарной и массовой культур начинает преодолеваться самыми разнообразными способами «возвышения» массовой культуры и популяризации достижений элитарной;

тот же процесс затрагивает отношения поколений (в поисках путей разрешения проблемы «отцов и детей») и отношения полов (в движении феминизма);

— этот же по сути его процесс развивается и в структуре мышления современного человека, утрачивающего односторонность, монологический ригоризм и догматизм, фанатическую самоуверенность в только «мне» принадлежащей истине и все более широко и последовательно признающего оптимальной формой всех человеческих взаимоотношений диалог; это приводит философскую мысль к фактическому отождествлению культуры и диалога и к противопоставлению культуры силе и насилию как Некультурным (биологическим) и внекультурным способам разрешения политических, экономических, конфессиональных противоречий;

— разрыв знаний и ценностей, науки и нравственности, пользы и красоты, доведенный Модернизмом до крайних форм, начинает осознаваться ныне как грозная опасность культуре, человечеству, самому существованию жизни на нашей планете, что стимулирует и теоретические, и практические поиски путей преодоления этих разрывов все теми же диалогическими средствами — ничего другого человечество не придумало за всю свою историю.

Разнохарактерный и разноречивый поиск решения всех этих проблем, при вполне естественном сохранении в общем пространстве современной культуры старых, чисто-модернистских форм мышления, поведения и деятельности, рождает ощущение хаоса, подлинного «лабиринта» — и у тех, кто созерцает этот процесс, и у тех, кто в нем участвует; между тем синергетика — новая область знания, родившаяся в последней трети нашего века, параллельно с формированием Постмодернизма — развивающая принципы системного исследования, предоставляет культурологии возможность найти в этом хаосе ростки новой, более сложной гармонии, ибо синергетика и выявляет закономерности развития порядка из хаоса (так и называлась одна из работ И. Пригожина). Задача ученого, как, впрочем, и каждого ответственного практика, — распознать тот аттрактор, который и является притягательной силой будущего, определяя направление движения из переходного и неизбежно хаотического состояния системы к новой гармонии.

Исследуя реальную ситуацию, сложившуюся в XX веке в истории культуры, можно выявить данный аттрактор. Человечество испытало в этом столетии продуктивность двух крайних форм развития цивилизации — буржуазно-демократической, приведшей не только к появлению и развитию личности, но и к крайне опасной для общества и культуры абсолютизации ее ценности и ее прав, и феодально-социалистической («феодальный социализм», по определению К. Маркса), в разных ее вариантах — сталинском, маоистском, гитлеровском и т. п. — абсолютизировавшей ценность и права государства как представителя всего общества. Оказалось, что в обоих случаях нормальное функционирование и эффективное развитие общества, культуры и каждой личности было нарушено, поскольку во всякой сложной системе оно зависит от сбалансированного соотношения сил этой системы как целого и каждого ее компонента; нарушение этого баланса и резкое превалирование интересов целого или части, системы или элементов, ведет либо к окостенению системы и ее омертвлению, либо к ее саморазрушению под влиянием эгоизма каждого элемента и утраты их взаимопонимания (феномен «некоммуникабельности», по определению западных социологов, поразивший эту культуру и точно запечатленный в театре абсурда).

Таким образом, строго научное рассмотрение процесса развития современной социокультурной системы освещает «дорогу к храму» — направление нашей практической и теоретической деятельности, которое единственное может спасти эту систему от обеих грозящих ей опасностей — обожествления Государства и обожествления Личности. По сути дела, высшая ценность культуры и состоит в ее способности организовать продуктивный диалог личности и представляемого государственной — а в наше время и надгосударственной — властью Общества.