Культура: «левая, правая где сторона?»1

<...> Культура народа как сумма этических и эстетических ценностей показывает в его прошлом, настоящем и будущем слишком многое. Она есть мера глубины и состоятельности, прочности и талантливости народа. Звук образной отзывчивости — это эхо отзывчивости сердечной. Культура возникла и веками развивалась как музыкальное сопровождение человека, как постепенное и таинственное извлечение его нетелесной фигуры. Человек создал труд, но если бы в нашем далеком предке не зазвучала одновременно мелодия, едва ли он пришел бы дальше того вида, который в науке называется «человеком умелым», что равнозначно умелому зверю. Подобно туринской плащанице, в которую оборачивали снятого с распятия Христа и которая вот уже скоро две тысячи лет сохраняет свой облик, культура оставляет беспристрастный оттиск нашего портрета.

Для культуры, для искусства излишне добавлять, что они обязаны быть гуманистическими. Негуманистической культуры не должно существовать. Это значило бы, что человек сознательно решил вернуться в скотское состояние. То, что называет себя иной раз культурой, что рядится в ее одежды, не имея сути, бывает или самозванством, или подражательством, или проходимством.<...>

<...> Национальная собственность на культуру не может быть отменена. В древности на Руси наказывали: «Помяните одно: только коренью основанье крепко, то и дерево неподвижно; только коренья не будет — к чему прикрепиться?!» Тот же И. Киреевский², который, как видим, никогда не был против прививок из других культур, считал необходимым условием для такого соединения — «когда оно вырастет из нашего корня, будет следствием нашего собственного развития, а не тогда, как упадет к нам извне, в виде противоречия всему строю нашего сознательного и обычного бытия». И говорит о последствиях: «...единственный результат его заключался бы не в просвещении, а в уничтожении самого народа».

Все, казалось бы, ясно. Не так много точек, чтобы без ошибок расставить их по собственным местам. И когда имеющий уши да не слышит, когда слово «русское» немедленно трансформируется в нем в шовинизм, а слово «национальное» в национализм, поневоле придешь к выводу, что не истина, не духовное дело искусства интересует его, а нечто иное.

В самом понятии массовой культуры ничего плохого нет. Когда бы ценностная культура овладевала массами, когда бы лучшие ее образцы прошлого и настоящего становились хлебом насущным, — что могло бы быть полезней столь широкого ее распространения?! Ибо тогда широта способствовала бы глубине. Об этом мечтали и мечтают все творцы прекрасного — чтобы их слушали, читали, смотрели и впитывали не узкие круги, а миллионы. Однако в том понятии, в каком утвердилась сейчас массовая культура, ничего общего с желаемым она не имеет. Условие культуры — эстетическое просвещение народа, возделывание его души таким образом, чтобы оказалась способной принимать добро и красоту. Из того состава, который есть в нас, с одинаковым успехом можно сделать и человека и зверя. В зависимости от того, кто возьмется за эту работу. <...>

<...> Три опасности уничтожения человечества существуют, на мой взгляд, сегодня в мире: ядерная, экологическая и опасность, связанная с разрушением культуры. Трудно сказать, какая из них предпочтительней, если выбирать способ самоубийства. При ядерном это можно сделать моментально, при экологическом — с мучительным, но и недолгим продлением, когда отцы получают возможность наблюдать, как рождаются дети, все меньше похожие на людей. И при «культурном» — когда нравственно-эстетическая деградация приведет к обществу дикарей, которые не захотят терпеть друг друга. В известном смысле можно предполагать, что третья опасность, т. е. нарушение духовно-поведенческого аппарата, привела к появлению и первых двух.<...>

<...> Можно лишь диву даваться, с какой быстроногостью едва ли не во всех формах жизни кинулись мы перенимать чужую нажить. Будто и не было у нас ни собственной истории, должной оставлять отпечаток на собственном лице, ни тысячелетней культуры, взросшей на духовности и вызывавшей надежду светлых умов мира на всеобщее исцеление... Будто не было ни общественных институтов, ни крепости, ни союзного духа... Ни самобытности, ни традиций, ни характера, ни сил, ни идеалов — не было, а явились мы вялым сбродом невесть откуда и должны искать, под чье покровительство отдаться, чтобы уцелеть в незнакомом мире.<...>