О причинах, замедливших ход нашей словесности11

Причинами, замедлившими ход нашей словесности, обыкновенно почитаются: 1) общее употребление французского языка и пренебрежение русского. Все наши писатели на то жаловались, — но кто же виноват, как не они сами. Исключая тех, которые занимаются стихами, русский язык ни для кого не может быть довольно привлекателен. У нас еще нет ни словесности, ни книг^, все наши знания, все наши понятия с младенчества почерпнули мы в книгах иностранных, мы привыкли мыслить на чужом языке; просвещение века требует важных предметов размышления для пищи умов, которые уже не могут довольствоваться блестящими играми воображения и гармонии, но ученость, политика и философия еще по-русски не изъяснялись — метафизического языка у нас вовсе не существует; проза наша так еще мало обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных; и леность наша охотнее выражается на языке чужом, коего механические формы уже давно готовы и всем известны.

Но русская поэзия, скажут мне, достигла высокой степени образованности. Согласен, что некоторые оды Державина¹², несмотря на неровность слога и неправильность языка, исполнены порывами истинного гения, что в Душеньке Богдановича¹³ встречаются стихи и целые страницы, достойные Лафонтена¹⁴, что Крылов¹⁵ превзошел всех нам известных баснописцев, исключая, может быть, сего же самого Лафонтена, что Батюшков¹⁶, счастливый сподвижник Ломоносова¹⁷, сделал для русского языка то же самое, что Петрарка¹⁸ для итальянского; что Жуковского¹⁹ перевели бы все языки, если б он сам менее переводил.