140 Племенных князьков неславянских народов, плативших дань Руси. "Всякого

княжья" для X века наберется свыше двух сотен. В каждом таком князе мы

вправе видеть уже оформившегося или оформляющегося феодала, властителя

определенной округи.

Но этим еще не кончаются наши расчеты. Каждая "тысяча" подразделялась

на "сотни", под которыми следует понимать комплексы из нескольких "весей" --

деревень или сел. Во главе "сотни" стоял родовой старейшина, староста

("старший ста", сотни), может быть, "старец земский". Перед этим низшим

слоем, возглавлявшим (или управлявшим) деревенское население, исчисляемое

сотней душ взрослых мужчин-работников, мужчин-ратников, открывалась полная

возможность превратиться в вотчинника-феодала. Тогда количество вотчинных

владений всех рангов перевалит за 3 тысячи.

К этому можно добавить некоторое количество захватов и бенефициальных

пожалований со стороны высшей княжеской власти и ее дружинников.

На эту немалую массу потенциальных и уже оформившихся вотчинников

значительное воздействие оказывало хорошо известное нам полюдье. Грозная

сила всех великокняжеских войск, ежегодно объезжавших подвластные племена,

не только непосредственно отбирала часть урожая и охотничьей добычи, но и

воздействовала на организацию дела местной знатью -- ведь до отдаленных,

глубинных краев всех племен сам великий князь за срок полюдья добраться не

успевал. Для сохранения мира, для выполнения обусловленных норм дани князья,

"пасшие земли", должны были организовать доставку дани племенной и сотенной

знатью.

Полюдье киевских князей стимулировало интенсивное отчуждение

прибавочного продукта местной знатью, а тем самым ускоряло переход к

феодальным отношениям господства и подчинения во всех звеньях

десятично-племенной системы. Перед местной знатью еще в IX--X веках, когда

она была полуфеодальной, полупервобытной, вставали вопросы организации дела,

взаимных отношений друг с другом, отношений с верховной властью и с

крестьянской общиной, на которую велось коллективное, ускоряемое полюдьем

наступление.

Все это заставляло местное боярство и "княжье" изыскивать различные

меры соблюдения своих интересов и выполнения требований Киева. Вот здесь-то

и приходилось им, выражаясь языком того времени, "думать о строе земельном",

то есть о своем бытии в качестве класса. Складывались вассальные отношения,

шла, очевидно, повсеместно борьба за иммунитет, за право наследования и т.

п.

"Коловращение" князей во второй половине XI века, частая смена князей в

стольных городах, ослаблявшая княжеский слой в целом и разорявшая местную

знать, должны были усилить заботу земского боярства о своем строе земельном.

Местному боярству нужна была консолидация для противодействия княжеской

чехарде и княжеской жадности, и, конечно, масштабы всей Киевской Руси не

соответствовали возможностям провинциальных феодалов. Боярство XI--XII веков

вполне доросло до интеграции в рамках, близких к древним племенным союзам,

но не более.

Раннефеодальная империя, так сказать, возрастная, временная

политическая форма, особенно необходимая в условиях постоянной внешней

опасности для содействия первичным процессам феодализации. Развитой

феодализм характеризуется потребностью наладить нормальное производство на

феодальных началах в деревне и в городе. Огромные масштабы Киевской Руси для

этого не нужны. Феодальному хозяйству тогда не под силу было действенно

объединить колоссальные пространства Киевщины и Полесья, Суздальского Ополья

и новгородских озер, плодородной Волыни и приморской Тмутаракани.

Объединение было непрочным и отчасти вызванным внешними причинами.

Время для централизованного государства в таких масштабах еще не

настало; это произошло лишь на пороге капитализма, в XVIII веке, когда

масштабы европейской части Российской империи приблизились к Киевской Руси.

Для молодого русского феодализма IX--XI веков единая Киевская Русь была

как бы нянькой, воспитавшей и охранившей от всяких бед и напастей целую

семью русских княжеств. Они пережили в ее составе и двухвековой натиск

печенегов, и вторжение варяжских отрядов, и неурядицу княжеских распрей, и

несколько войн с половецкими ханами и к XII веку выросли настолько, что

смогли начать самостоятельную жизнь.

Раннефеодальная монархия при все возраставшем участии боярства вывела

Русские земли на путь спокойного, нормального развития, одолев как

стремительных половцев, так и не менее стремительных князей -- искателей

счастья. Основная часть господствующего класса -- многотысячное земское

(местное) боярство -- получила в последние годы существования Киевской Руси

"Пространную Русскую Правду", определявшую феодальные права. Но книга на

пергаменте, хранящаяся в великокняжеском архиве, не помогала реальному

осуществлению боярских прав.

Даже сила великокняжеских вирников, мечников, воевод не могла из Киева

реально помогать далекому провинциальному боярству окраин Киевской Руси.

Земскому боярству XII века нужна была своя, местная, близкая власть,

которая сумела бы быстро претворить в жизнь юридические нормы "Правды",

своевременно помочь боярину в его столкновениях с крестьянством. Нужны были

иные масштабы государства, иная структура феодального организма, более

приспособленная к нуждам основного, прогрессивного тогда класса феодалов.

Такая структура была дана самой жизнью, масштабы ее и географические

пределы были выработаны еще накануне сложения Киевской Руси. Мы имеем в виду

союзы племен, те "княжения" кривичей, словен, волынян, которые были

поименованы летописцем и долго еще потом служили географическими

ориентирами.

Киевская Русь распалась на полтора десятка самостоятельных княжеств,

более или менее сходных с полутора десятками древних племенных союзов.

Столицы многих крупнейших княжеств были в свое время центрами союзов племен:

Киев у полян, Смоленск у кривичей, Полоцк у полочан, Новгород у словен,

Новгород-Северский у северян. Союзы племен были устойчивой общностью,

складывавшейся веками; географические пределы их были обусловлены

естественными рубежами.

За время раннефеодальной империи здесь повсеместно сложились феодальные

отношения, родовая и племенная знать превратилась в бояр, развились города,

начавшие даже соперничать с Киевом. Когда приостановилось быстрое, как в

калейдоскопе, перемещение князей, то местное боярство смогло остановить свой

выбор на том или ином князе, прося его остаться княжить и не прельщаться

миражем великого княжения.

Князья закреплялись в стольных городах и основывали свои местные

династии: Ольговичи в Чернигове, Изяславичи на Волыни, Брячиславичи в

Полоцке, Ростиславичи в Смоленске, Юрьевичи во Владимиро-Суздальской земле и

др. Каждое из новых княжеств полностью удовлетворяло потребности феодалов --

из любой столицы XII века можно доскакать до границ этого княжества за три

дня. В этих условиях нормы "Русской Правды" могли быть подтверждены мечом

властителя вполне своевременно.

Князья, обосновавшиеся прочно в той или иной земле, по-иному относились

к нормам эксплуатации и феодальным поборам, заботясь, во-первых, о том,

чтобы не раздражать то боярство, которое помогло им здесь обосноваться, и,

во-вторых, о том, чтобы передать свое княжение детям в хорошем хозяйственном

виде. Интересным исследованием княжеских доменов является книга О. М. Рапова

о княжеских владениях.

В каждом из княжеств появился свой епископ, князья издавали свои

уставные грамоты, при дворе каждого князя велась летопись, в каждом стольном

городе возникли свои художественные и литературные направления. Это не

нарушало еще единства древнерусской народности, но позволяло выявиться

местным творческим силам. Кристаллизация самостоятельных княжеств проходила

на фоне бурного развития производительных сил (главным образом в городах) и

в значительной мере была обусловлена этим развитием. Рост производительных

сил начался задолго до образования княжеств. Успехи раннефеодальной монархии

Владимира I позволили тогда особенно интенсивно развиваться и земледелию, и

ремеслу, и строительству замков, и городам, и торговле.

Но во второй половине XI века, в эпоху неустойчивости и конфликтов,

произошел разрыв между продолжавшими развиваться производительными силами и

политической формой, временно затормозившей нормальное развитие класса

феодалов. Возрождение феодальной монархии при Святополке, Мономахе,

Мстиславе, вызванное чисто внешними причинами, но усиленное прямым

вмешательством боярства, несколько поправило дело. Однако, несмотря на

несомненные личные таланты Владимира Мономаха и его сына, оказалось, что

форма единой автократической империи уже изжила себя, и для полного

соответствия надстройки базису нужно было уменьшить масштабы объединения,

приблизить государственную власть к феодалам на местах, поставить рядом с

Киевом еще несколько центров.

Боярство каждого княжества, отобравшее себе наиболее подходящего князя,

должно было быть довольно эмансипацией от Киева и той долей участия в

управлении своей землей, которую оно получало, пугая своего князя широкими

возможностями нового выбора, приглашения на его место другого князя из числа

многочисленных его родичей, кормившихся в захудалых городках, вроде

Клечьска, Вщижа или Курска.

Князь со своей стороны был доволен тем, что строил свое гнездо прочно и

основательно; князь знал, что сейчас боярское войско поддержит его (если он

угоден боярству); князь сознавал, что боярство будет препятствовать

надоевшим истощающим усобицам, будет ограждать его (в своих боярских

интересах) от соперников-князей; князь понимал, что при таких благоприятных

условиях он сможет спокойно передать свое княжество, свой княжий двор,

вотчины и села своим сыновьям, что княжеская власть в этой земле останется в

его роду.

Феодальные княжества XII века были вполне сложившимися государствами.

Их князья обладали всеми правами суверенных государей; они "думали с боярами

о строе земельном и о ратех", то есть распоряжались внутренними делами и

имели право войны и мира, право заключения любых союзов, хотя бы даже с

половцами. Никто им этого права не давал, оно возникло из самой жизни.

Великий князь киевский, ставший первым среди равных, не мог помешать ни

Новгороду Великому ограничить (по существу, упразднить) княжескую власть или

заключить договор с Ригой, ни Юрию Долгорукому сговориться с Владимиром

Галицким против Киева, ни черниговским Ольговичам дробить свою землю на

уделы или вступать в союз с половецкими ордами.

Власть киевского князя безвозвратно отошла в прошлое, так же как и

многое другое в межкняжеских отношениях. Прежнее плохо соблюдавшееся

династическое старшинство уступило место новым формам вассальных отношений.

Теперь представитель старшей ветви нередко "ездил подле стремени" более

сильного князя, происходившего от младшей ветви, брат называл брата "отцом",

признавая тем самым его своим сюзереном.

Буйное племя князей вынуждено было в новых условиях полностью осесть на

землю и занять разные ступени феодальной лестницы.

Самую верхнюю ступень теперь занимал уже не один киевский князь; в XII

веке титул "великий князь" применялся и к черниговским, и к владимирским, и

к другим князьям. Их великие княжения вполне соответствовали и по размерам

территории, и по своей внутренней сущности западноевропейским королевствам.

Процесс их отпочкования от Киева строго соответствовал общим историческим

условиям.

Раньше других обособились те земли, которым никогда не угрожала

половецкая опасность,-- Новгород и Полоцк. У каждой из этих земель были

собственные торговые пути в Западную Европу; это увеличивало их

самостоятельность, и уже в XI веке они постоянно проявляли сепаратистские

тенденции. В 1136 году восстание новгородцев завершилось превращением

Новгорода в феодальную республику.

Вслед за Новгородом и Полоцком обособились Галич, Волынь и Чернигов.

Галичу помогало в этом его окраинное положение, удаленность от основного

театра войны с половцами и близость к Венгрии и Польше, откуда могла прийти

поддержка. Обособлению Чернигова благоприятствовали его связи с

Юго-Востоком, Тмутараканью, Кавказом: когда появились в степях половцы, то

черниговские князья, более других связанные со степным миром, наладили с

ними дружественные отношения, породнились и широко пользовались поддержкой

"поганых".

Постепенно оформилась новая политическая карта Руси со многими

центрами. Киевская земля сохранилась в пределах между Днепром и Горынью,

Полесьем и степью.

Сам Киев в XII веке представлял собой большой культурный центр, где

строились новые здания, писались литературные произведения, создавался

замечательный летописный свод 1198 года, объединивший десяток летописей

отдельных княжеств. Киев не управлял больше русскими землями, но сохранил

величественность "порфироносной вдовы".

Именно здесь, в Киеве, при дворе "великого и грозного" Святослава, была

написана в 1185 году одна из лучших во всей средневековой Европе

политических поэм с широкой общенародной программой военного союза против

степняков -- "Слово о полку Игореве". Автор гневно осуждает княжеские

усобицы в прошлом и настоящем, призывает князей сплотиться в едином походе

против половцев.

Осуждал ли автор "Слова" существовавшее в его время положение --

наличие наряду с Киевским еще доброго десятка других самостоятельных

княжеств? Пытался ли он воскресить известное ему по летописям время единой

Киевской Руси? Противопоставлял ли он свое время старому, осуждая новое и

идеализируя прошлое? Нет, ничего этого мы в "Слове о полку Игореве" не

найдем. Его автора заботит лишь одно -- опасность разрозненных сепаратных

действий князей и настоятельная необходимость в условиях нового половецкого

натиска 1170--1180-х годов объединения ими своих полков.

Не порицая отдельных владетелей, а, наоборот, относясь с полным

уважением к их великокняжеским правам, он воспевает феодальных владык,

русских "королей", обращаясь то к могучему Всеволоду Большое Гнездо, то к

величественному Ярославу Осмомыслу Галицкому, то к потомкам вещего Всеслава

с призывом "встать за землю Русскую".

После недолгого "медового месяца" совместной жизни боярства и севших на

землю князей обозначился уже в 1160-е годы ряд противоречий. Боярство в

своей массе было инертно, малоподвижно и больше всего на свете

интересовалось своей вотчиной.

Если кругозор людей родового строя ограничивался микроскопическим

"миром", границами родовой земли в 10--15 километрах от поселка, то горизонт

простого боярина раздвинулся до пределов нескольких таких "миров", но не

более. Многое в вотчине основывалось на натуральном хозяйстве, которое никак

не могло способствовать расширению кругозора. Главными задачами среднего

феодала являлись, во-первых, ведение своего хозяйства, то есть отчуждение

доли урожая тех нескольких миров, землю которых он, феодал, объявил своей, а

во-вторых, ограждение этой вотчинной земли от вмешательства равных, но более

сильных феодалов. Средний феодал не был сторонником ни усобиц, ни далеких

завоевательных походов. Сидеть в своем родовом гнезде, в своей "отчине и

дедине" он считал основным, наиболее естественным своим положением. Если

князь тянул таких бояр с их слугами и холопами на какую-нибудь войну, то

бояре, по образному выражению летописца, "идучи не идяху".

На другом полюсе класса феодалов находились князья и сосредоточенная в

городах крупная землевладельческая знать, которая то ладила с князем, то

бывала порой недовольна его крутым нравом. Эта знать нередко интересовалась

делами соседнего княжества, участвовала в усобицах, затевала походы в чужие

земли. Ее кругозор был широк, но ее возможности становились все более

ограниченными.

Князья -- основатели новых династий -- быстро пустили корни в своих

княжествах и стремились стать самовластцами внутри только что приобретенных

земель. Лишь одно поколение князей прожило дружно с земским боярством,

пригласившим их княжить. Сыновья Юрия Долгорукого, Изяслава Мстиславича,

Ярослава Осмомысла уже бились не на живот, а на смерть с боярством

собственной земли.

Князьям была нужна надежная опора в этой борьбе, послушные силы,

готовые в любое время двинуться в любое место, "ища князю славы, а себе

чести", то есть постоянная дружина, расположенная поблизости от столицы

княжества.

Степень развития феодальных отношений была теперь уже не та, что при

Владимире I, содержавшем огромные лагеря дружинников, -- в XII веке не нужно

было все свои резервы держать при дворе, можно "распустить дружину по

селам", то есть дать поместья своим военным слугам, сделать их тем, что в