Повести н. Ф. Павлова (1803–1864)

Повести Н. Ф. Павлова – промежуточное звено между романтическими и реалистическими повестями. В них соседствуют признаки «идеального» (Белинский), романтического направления (Бестужев‑Марлинский, В. Одоевский, Н. Полевой, М. Погодин и др.), и реалистических тенденций, которые явно и полно обозначились в творчестве Пушкина («Повести Белкина», «Пиковая дама»). В сборник «Три повести» (1835) вошли «Именины», «Аукцион», «Ятаган».

В повестях Павлова еще много «идеальной поэзии» в описании внешнего облика героев, их чувств и взаимоотношений. Однако в них также прослеживается «верность действительности», правдоподобие обстоятельств, «письмо с натуры», которое проявляется «не в целом, но в частностях и подробностях».

В первой повести – «Именины» – правдиво описывается рабски унизительное положение крепостного музыканта, которого, по его словам, «отняли от отца с матерью» и, заключив после осмотра зубов и губ, что он сможет быть флейтистом в крепостном оркестре, «отдали… учиться на флейте». Автор опускает историю о том, что произошло с героем, превратившимся из забитого и запуганного крепостного музыканта в смелого и независимого штаб‑ротмистра. Несмотря на счастливую случайность, исключительность метаморфозы, внутренний мир героя воссоздан с подлинным психологизмом, с детальным проникновением в характер, чему помогают описания быта и ситуаций. Все это дает представление о судьбе талантливых людей, выходцев из крепостного состояния.

Другое произведение – «Аукцион» – повесть‑миниатюра, живописный очерк из жизни «света», «щегольский и немного манерный при всей его наружной простоте» (Белинский). В повести в ироническом тоне, «изящно и с блеском» рассказана история мести молодого светского человека неверной возлюбленной. Автор самим повествованием дает почувствовать призрачность, непостоянство, «аукционность», случайную прихотливость и вместе с тем безысходность светских отношений. ««Аукцион» – есть очень милая шутка, – отозвался Пушкин, – легкая картинка, в которой оригинально вмещены три или четыре лица. – А я на аукцион, – а я с аукциона – черта истинно комическая». В «свете» вместо чувств есть лишь суррогаты чувств, а вместо страданий – имитация их, там не способны ни любить, ни страдать в полную силу.

Пожалуй, наиболее художественно и социально значимой частью цикла была повесть «Ятаган». В ней раскрывалась история молодого человека, произведенного в корнеты в то время, когда «военные… торжествовали на всех сценах». Повесть написана автором с подлинным драматизмом.

Восторженный корнет, волею случая (пустяковая ссора на балу и дуэль) надевший солдатскую шинель, попадает в унизительное положение и испытывает на себе всю силу неограниченной власти офицерства. Его участь усугубляется тем, что полковым командиром разжалованного Бронина – так зовут героя – оказался его соперник, который под благовидным предлогом приказал его высечь. И тут под воздействием тяжких и морально угнетающих обстоятельств в Бронине, до того легкомысленном, просыпается чувство личности. Он побужден к размышлению, к раздумью над своей судьбой, и это превращает его в человека, глубоко и сильно чувствующего.

Удачей писателя стал не только образ главного героя, но достоверное изображение армейских порядков, произвола и «дикого» нрава командиров. Автор подробно описывает различные издевательства, через которые приходится пройти Бронину по приказу полковника. Кульминационным моментом в описании является, конечно, экзекуция, к которой солдаты‑исполнители относятся как к делу повседневному и привычному. Детальное описание экзекуции Павлов завершает нарочито бесстрастной фразой: «Позади рядов прохаживался лекарь, а затем его повезут либо в лазарет, либо в мертвецкую».

Хотя сюжет повести романтичен (Бронин убивает полковника именно тем ятаганом, который был подарен ему горячо любящей матерью в день рождения), личный конфликт осложнен социальными мотивами и разрешается в трагическом ключе.

Новые тенденции в повестях Павлова были сразу же отмечены современниками – Белинским, Надеждиным, Чаадаевым, Шевыревым. По словам Пушкина, «Павлов первый у нас написал истинно занимательные повести». Тютчев в одном из писем своему корреспонденту И. С. Гагарину восхищался талантом Павлова: «Еще недавно я с истинным наслаждением прочитал три повести Павлова, особенно последнюю». И продолжал: «Кроме художественного таланта, достигающего тут редкой зрелости, я был особенно поражен возмужалостью, совершеннолетием русской мысли, она сразу направилась к самой сердцевине общества: мысль свободная схватилась прямо с роковыми общественными вопросами…». Гоголь писал Шевыреву спустя десять лет после появления «Трех повестей»: «Н. Павлов, писатель, который первыми тремя повестями своими получил с первого раза право на почетное место между нашими прозаическими писателями».

Первые шаги к «истинной» повести, сделанные по дороге реализма в этом жанре, были в духе движения Пушкина, Лермонтова и Гоголя к новым завоеваниям в прозе, сущностные приметы которых – «ясность», «прозрачность», занимательность и «простота вымысла», «истина жизни», «оригинальность», психологизм, народность и типичность, сочетание социально‑психологического детерминизма с «игрой случая». Романтическая повесть в ее жанровых образованиях и разновидностях была важным и необходимым этапом на этом пути. Русская романтическая повесть пережила два десятилетия невиданного ранее расцвета и исчерпала себя как представительное явление к началу 1840‑х годов. Но мотивы русской романтической повести не исчезнут из русской литературы.

Психологический анализ высшего общества найдет отражение в повестях и романах Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского.

В то время, когда фантастическая повесть еще не ушла с литературной арены, ее признаки уже были обновлены в произведениях Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского и Тургенева. Ирреальное, иррациональное нисколько не противоречило иным, не романтическим, установкам на воссоздание жизни во всем ее многообразии. Фантастика изменила свое содержательное наполнение и свои функции в повестях Пушкина («Пиковая дама») и Гоголя («Петербургские повести»), усилив социально‑психологическую обусловленность характеров и ситуаций. Финальным аккордом русской романтической фантастической повести стали ранние повести Достоевского, отмеченные отчетливо выраженным фантастическим колоритом («Двойник», «Хозяйка»), которые парадоксально сочетали в себе два вида пафоса – трагический и героический – и две важнейшие идеи – подвижности всех норм, трагического непостоянства, относительности жизни и ее эсхатологической предопределенности. Отголоском фантастического компонента русской романтической повести станут роман Салтыкова‑Щедрина «История одного города» и «Сказки». Свой обновленный идейно‑образный репертуар русская фантастика продемонстрирует в «таинственных» повестях Тургенева 1870‑х годов.

Те элементы бытописания, которые были свойственны романтической бытовой повести, оказались переосмысленными также при ее «жизни». Для Пушкина быт стал одной из форм исторического бытия общества, частным проявлением общего исторического движения⁴⁸. Такое философское, историческое, социологическое осмысление быта сполна обнаруживало литературную устарелость художественных представлений, питавших романтическую бытовую повесть, а также бесперспективность в новых условиях характера и форм бытописания 1820‑1830‑х годов. Однако эти формы еще проявятся в прозе натуральной школы, особенно в жанре физиологического очерка. В дальнейшем развитии литературы вещественное, бытовое будет все более осознаваться существенной и полноправной стороной жизни человека и общества. Одно из подтверждений тому – близкое пушкинскому отношение к быту и бытовой среде Л. Н. Толстого⁴⁹.