Основы политики1

<...> Изучая культуру со стороны ее единства, мы принципиально отвергаем и понимание культуры как простого систематического единства ряда «самостоятельных» сфер (государственности, социального строя, экономического строя, духовной культуры), и монистическое понимание ее путем выведения всех частных сфер из одной какой-нибудь частной же сферы (например, экономической), и пренебрежение к самому существенному моменту культуры, к принципу ее единства, не совпадающему ни с одной из частных сфер, хотя и участвующему в одной из них (именно — в государственной). Всем этим знаменуется решительный разрыв с «социологией», которая до сих пор без успеха притязает на звание науки и беспомощно путается в приблизительных обобщениях и примитивных попытках определить свой «метод». Социология является характерным продуктом европейского рационалистически-индивидуалистического развития; и неслучайно самой стройной и влиятельной социологической системой оказался материалистический марксизм, теоретически (не на практике!) отрицающий государственность, т. е. живое и духовно-личностное единство культуры. Мы, русские, находимся в исключительно благоприятном положении. У нас была своя «Европа» в лице дореволюционного правящего слоя. И эта «Русская Европа» опередила свою метрополию — «Европу Европейскую», бесстрашно сделав последние выводы из предпосылок европейской культуры и жизненно предвосхитив угрожающий ей смертельный кризис. Но в гибели «Русской Европы» возрождается Евразийская Россия, раскрывая себя как великую мировую культуру и как новое миросозерцание. Уже не годятся старые формы и старые термины: в новых обнаруживается вечное существо всякой культуры.<...>

<...> Таким образом, культура не простая сумма ценностей и даже не система их, но их органическое единство, всегда предполагающее существование некоторого субъекта, который их создает, хранит и развивает, который, нужно сказать и так, сам в них, и только в них, развивается. Живая еще культура всегда обладает способностью к развитию и совершенствованию. И каждый ее «момент» отличается своей особой и особенной, неповторимой и незаменимой, единственной и необходимой для существования культуры, как целого, ценностью.<...>

<...> В культуре поэтому следует различать прошлое или историческую традицию, настоящее и будущее или сферу свободно полагаемых целей. Впрочем, как полагаемые самим субъектом культуры, эти цели определяются его свойствами и тем самым согласуются с исторической традицией. Так сохраняются единство культуры и свобода ее субъекта, ибо, если моменты культуры и распределяются во времени и пространстве, субъект ее не ограничен своими временем и пространством, а содержит их в себе и выше их.<...>

<...> Но каждая нация специфически осуществляет всю культуру, культуру как целое. Она может поэтому, оторвавшись от связи с другими нациями, образовать некоторое самостоятельное целое, хотя в силу обособления и ущербное. Несколько иначе обстоит дело со вторыми (считая сверху) индивидуациями культуры (с первыми индивидуациями наций), например с правящим слоем, субъектом хозяйства и т. п. Вторые индивидуации тоже соотносительны и качественно-функционально определены. Но соотносительны они не только в пределах нации, айв более широких пределах всей культуры, так что, например, правящие слои еще и объединяются в один правящий слой, тем самым объединяя нации в одну многонациональную культуру. С другой стороны, вторые индивидуации ограниченнее наций в личном своем бытии.

Функции нации — своеобразное осуществление многонациональной культуры как целого; функция второй индивидуации — осуществление национальной и всей культуры только в одном из ее аспектов. Нация — функциональный организм; вторая индивидуация — функция-орган. Разумеется, вторая индивидуация может и должна расширить свои качествования за пределы качествования функционального; и только в этом случае она станет многообразной личностью. Так, наиболее развитая из вторых индивидуации, правящий слой, не только осуществляет соборную волю культуры. Правящий слой создает свою собственную духовную культуру как специфическое выражение культурно-соборной: свою идеологию, свои формы быта, свои ученые и учебные учреждения. Равным образом он может хозяйствовать, создавая государственные предприятия, организуя государственную торговлю и т. д. Однако все это является вторичными его качествованиями, подчиненными определяющей его функции. И потому духовная культура и хозяйство правящего слоя соотносительны духовному творчеству и хозяйству вне правящего слоя.<...>

<...> Со всеми высказанными оговорками мы считаем возможным установить следующие основные сферы культуры: 1) сферу государственную или политическую, в которой преимущественно осуществляются единство культуры и личное бытие ее субъекта; 2) сферу духовного творчества или духовной культуры, духовно-культурную сферу и 3) сферу материально-культурную или сферу материальной культуры. Несмотря на многообразное взаимопереплетение, эти сферы различимы сравнительно легко и относятся друг к другу в порядке иерархическом, определяемом значением их в культуре, как целом.

Иерархически низшее место принадлежит сфере материальной. Она существенно определена отношением субъекта культуры (и его соответствующих индивидуаций) к миру природы и использованием этого мира ради высших, духовных заданий культуры, причем в эти высшие задания входит и одухотворение («лицетворение», в частности — познание) самой природы. Именно потому ценности материально-культурной сферы и предстают как разъединенные и, следовательно, сравнительно легко определимые. Однако было бы ошибочным считать их материальными. В культурной деятельности само материальное одухотворяется; и лишь потому и может быть устанавливаемо взаимоотношение наиболее «материальных» ценностей, ибо даже связь двух материальных тел уже духовна и познается и осуществляется вполне только в сознании. Но в сферу материальной культуры входят и чисто духовные ценности, поскольку они материально определены, хотя бы и опосредованно. Так, «хозяйственной» ценностью или «хозяйственным» благом являются не только материальные вещи, но и труд, производящий или преобразующий их, и чисто духовные акты (например, услуги, продаваемая умственная работа ученого, литератора, публициста). Отсюда не следует, что все духовное становится и может стать хозяйственным. Духовное становится и хозяйственным благом только через отнесение его к благам чисто материальным, и далеко не все духовное может быть отнесено к хозяйственным ценностям.<...> Для материальной сферы остается определяющим непосредственное или опосредствованное отношение к природе ради использования ее, но эта сфера частично вовлекает в себя явления других сфер, иногда, впрочем, их искажая (торговля убеждениями и т. п.).

В материальной сфере необходимо различать ряд частных сфер, главным образом технику и хозяйство, техника преобразует и одухотворяет самое природу и (материальные и духовные) средства такого преобразования и одухотворения ради целей хозяйства и целей духовной культуры. Таким образом, техника, с одной стороны, служебна по отношению к хозяйству, с другой стороны, стоит рядом с ним, являясь, как и оно, служебной по отношению к духовной культуре. Хозяйство определяется таким преобразованием и одухотворением природы, в которых господствуют принципы специфической заменимости и принципиальной соотносительности. Его роль служебна по отношению к духовной культуре. Из развиваемого нами учения следует, что природа при всем служебном ее значении обладает и некоторою самоценностью (как одухотворяемая или лицетворимая), а потому требует и религиозного к ней отношения, т. е. религиозного осмысления материальной культуры, в частности техники и хозяйства. С другой стороны, в хозяйстве представляются необходимыми как существование частно-соборных и индивидуальных хозяйств, так и их согласование и их объединение в одно хозяйство, соборное. Такое согласование и объединение предполагает организацию, т. е. действительное личное бытие субъекта хозяйства, а не распадение его в хозяйственной анархии, и подчинение хозяйственной сферы сфере государственной, преимущественно осуществляющие единство всей культуры.<...>

<...> Сфера духовного творчества определяется тем, что в ней абсолютно истинное (как и смысл природы) опознается и осуществляется через свое отнесение к идеалу культуры и ее ценностям. Таким образом, сфера духовного творчества есть сфера свободного познания и самопознания культуро-субъекта в его религиозно-метафизических исканиях, науке, искусстве, в его религиозно-нравственной деятельности. Как вполне свободная и в то же время единая, эта сфера существует лишь в соборной Православной Церкви, а менее выражение — во всякой религии. Вне Церкви и религии духовное творчество ограничено в своей свободе и своих возможностях, хотя этого отчетливо и не осознает, и вместе с тем, особенно в современных культурах, дезорганизовано и индивидуалистично. Достаточно напомнить о дезорганизованности современного искусства. Само собой разумеется, что и духовная сфера культуры настоятельно нуждается в самоорганизации и внутренней собранности, т. е. в личном самоопределении ее соборного субъекта. И точно так же, как организация хозяйства, организация духовной культуры предполагает соучастие в ней и направляющую деятельность государства (правящего слоя).

На первое место в иерархии сфер культуры следует поставить сферу государственную, преимущественным выразителем и субъектом которой является правящий слой. С точки зрения современного демократического понимания государства это может казаться крайним «этатизмом». Но такое впечатление быстро рассеивается, если вполне уяснить себе природу государственности и отношение ее к другим сферам.

Государственная или политическая сфера обладает первенствующим значением потому, что через нее и в ней осуществляется и выражается единство всех сфер, как сама и внешне единая культура. Благодаря политической организации получают выражение и оформление сознание и воля симфонического субъекта, а сам он приобретает действительное личное бытие. Государственность, государство можно определить как форму личного бытия и личное качествование культуры.<...>

<...> Государство может мешать культурному развитию, но оно не может создавать, будучи лишь орудием субъекта культуры, который его создает и через него действует. Мешать же развитию культуры государство может уже потому, что по самой природе своей всякая государственность обладает большей устойчивостью и косностью, меньшей гибкостью, чем иные сферы культуры. Проистекающие отсюда трудности можно ослабить только некоторым ограничением политической сферы и последовательной борьбы со всяким стремлением к чрезмерной детализации и фиксации государственного строя. Подмена же примата культуры приматом государства и вера в единоспасающее значение второго как раз и ведут к непомерному расширению политической сферы, а в связи с ним к вредному формализму.

Итак, государство по отношению к культуре вторично и является только формой ее личного бытия. Оно не должно стеснять свободного саморазвития культурно-народной или культурно-многонародной, как Россия — Евразия, личности, в себе и через себя открывая ей путь для свободного выражения и осуществления ее воли. Государство направляет развитие культуры, но направляет в качестве преимущественного выразителя воли культуро-субъекта.<...>

<...> Если так, то возможна единая культурно-государственная идеология. Ее не следует смешивать с идеологией партийной, ибо партийная идеология — нечто совсем иное. Культурно-государственная идеология устанавливает основные принципы и задания культуры и ставит их в связь с переживаемым культурой моментом, являясь, таким образом, необходимой базой, на которой производится конкретная государственная работа и которая сама должна и может служить основанием для индивидуальных построений. Эта идеология не содержит в себе утопических планов будущего социально-политического устроения и не представляет собой детально разработанной, выдуманной в кабинете, но навязываемой жизни программы. Смысл этой идеологии в том, что она приобретает конкретность в самом живом государственном деле. Но она вовсе не сводится к.ряду общих высказываний о «любви к отечеству и народной гордости», высказываний, которые находят себе столь жалкое выражение в беспринципной деятельности современных демократических правительств, определяющейся как равнодействующая партийной борьбы. Культурно-государственная идеология все же системна и конкретна, хотя и не детально и не безответственно конкретна, как всякая партийная программа; и культурно-государственная идеология, опять-таки в отличие от партийной программы, требует постоянной своей конкретизации и потому постоянно поверяется действительностью.<...>

<...> Подчиняя государство культуре, мы тем самым отрицаем эмпирическую возможность совершенных форм государственности. Государство могло бы стать совершенным, если бы стала совершенной сама культура. Совершенной же эмпирической культуры мы не только не знаем, но не можем даже ее помыслить. Это вытекает из данного нами определения культуры. В самом деле, эмпирическое совершенство культуры несовместимо с эмпирическим ее развитием. Допуская такое совершенство, мы бы должны были поместить его либо в прошлое, либо в будущее, так как настоящее единой соборно-человеческой культуры, да и всякой частной культуры, очевидно, несовершенно. Но подобное предположение, в свою очередь, предполагало бы, что вся полнота и все развитие культуры сосредоточились в одном каком-нибудь из ее моментов. А тогда бы не нужны были, не имели никакой цены и даже не существовали все прочие моменты культуры. Тогда бы потеряла всякий смысл человеческая деятельность, а у культуры не было ни прошлого, ни будущего. Она бы перестала быть временной и развивающейся, т. е. той эмпирической культурой, о которой мы говорим.<...>