9. Второй этап развития Киевской Руси, обозначенный появлением варягов,

не внес никаких существенных изменений в ход русского исторического

процесса. Расширение территории Руси за счет северных племен было

результатом консолидации этих племен в ходе борьбы с "находниками" и

включения Киева в эту борьбу.

Два начальных этапа развития Киевской Руси, из которых первый освещен

летописью лишь фрагментарно, а второй -- искаженно, не следует резко

отделять один от другого. На протяжении всего IX и первой половины X века

шел один и тот же процесс формирования и укрепления государственного начала

Руси. Ни набеги мадьяр или внутренних болгар, ни наезды варягов или удары

печенегов не могли ни остановить, ни существенным образом видоизменить ход

этого процесса. Нам необходимо лишь приглядеться к тому, что происходило в

славянских землях вообще и в суперсоюзе Русь в частности.

РУСЬ ПЕРВОНАЧАЛЬНАЯ (IX -- СЕРЕДИНА X ВЕКА)

Полюдье

Ключом к пониманию ранней русской государственности является полюдье.

Для нас чрезвычайно важно установление существования полюдья на уровне

одного союза племен, то есть на более низкой ступени развития, чем "союз

союзов" -- Русь. Для племенного союза вятичей мы имеем сведения о полном

круговороте полюдья -- ежегодный объезд "светлым князем" всей подвластной

территории, сбор "одежд" (очевидно, пушнины) и сбыт собранных ценностей вниз

по Дону в Итиль, взамен чего вятическая знать получала в IX веке и большое

количество восточного серебра в монетах, и восточные украшения, повлиявшие

на местное племенное ремесло.

Рядом с племенным союзом вятичей ("славян") существовал одновременно с

ним суперсоюз Русь, объединивший пять-шесть отдельных племенных союзов,

аналогичных вятическому. Здесь тоже бытовало полюдье (русы везли свои меха

"из отдаленнейших концов славянства"), но оно существенно отличалось от

вятического прежде всего размерами подвластной территории, а следовательно,

должно было отличаться и иной, более высокой организацией сбора дани.

У Руси, как и у вятичей, второй задачей был сбыт результатов полюдья.

Восточный автор IX века описывает грандиозный размах торговых экспедиций

русов, значительно превышающих то, что мы можем предполагать для вятичей.

Русы сбывали свои товары и в Византию, и в земли Халифата, доходя до Рея,

Багдада и Балха (!).

Одни и те же явления, происходившие в каждом из самостоятельных

племенных союзов и в синхронном им суперсоюзе Руси, при всем их сходстве

отличаются тем, что происходившее в "союзе союзов" было на порядок выше

того, что делалось внутри отдельных союзов, еще не достигших высшей степени

интеграции.

Пожалуй, именно здесь и лежит точка отсчета новых

социально-экономических отношений, новой формации. Союз племен был высшей

ступенью развития первобытно-общинного строя, подготовившей отдельные

племена к предстоящей исторической жизни в больших объединениях, в которых

неизбежно и быстро исчезали древние патриархальные формы связи, заменяясь

новыми, более широкими. Создание союза племен было уже подготовкой к

переходу к государственности. "Глава глав", возглавлявший десяток племен и

называвшийся "светлым государем" или, в передаче иноземцев, "царем", был уже

не столько повелителем первобытных племен, сколько главой рождающегося

государства. Когда же общество поднимается на порядок выше и создает из

союзов племен новое (и количественно, и качественно) объединение, "союз

союзов" племен, то вопрос о государственности может решаться только

однозначно: там, где интеграция племен достигла такого высочайшего уровня,

государство уже сложилось.

Когда летописец детально перечислял, какие из восточнославянских

племенных союзов вошли в состав Руси, то он описывал своим читателям

государство Русь на одном из этапов развития (в первой половине IX века),

когда Русь охватила еще только половину племенных союзов. Полюдье -- первая,

наиболее обнаженная форма господства и подчинения, осуществления права на

землю, установления понятия подданства. Если в союзе племен полюдье еще в

какой-то мере может основываться на старых племенных связях, то в суперсоюзе

оно уже полностью абстрагировано и отделено от всяких патриархальных

воспоминаний.

В связи с теми фальсификациями, которые допускают в отношении русской

истории норманнисты, необходимо отметить, что в источниках полюдье предстает

перед нами как чисто славянский институт со славянской терминологией.

Полюдье известно, например, в Польше, где оно называлось "стан", а взимаемые

поборы -- "гощенье".

Русское слово "полюдье" мы встречаем и в летописях, и в грамотах.

Никакого отношения к варягам полюдье не имеет; напротив, в скандинавских

землях для обозначения этого явления употреблялось русское, славянское

слово. В скандинавской саге о Гаральде при упоминании подобных объездов

используется заимствованное славянское слово "poluta" ("polutasvarf"). Тем

же славянским словом обозначает круговой княжеский объезд и император

Константин Багрянородный.

Полюдье как объезд отдаленнейших славянских земель было известно

восточным авторам задолго до появления норманнов на Руси. Его можно считать

характерным для всего IX века (может быть, и для конца VIII века?) и для

первой половины X века, хотя как локальное пережиточное явление оно известно

и в XII веке. Подробное описание полюдья для середины X века оставил нам

император Константин, а один из трагических эпизодов -- убийство князя во

время сбора полюдья -- подробно описывает летопись под 945 годом.

Анализируя полюдье 940-х годов, мы должны распространять представление

о нем и на более раннее время (вплоть до рубежа VIII--IX веков; разница в

объеме земель, подвластных Руси, была, но она уже не создавала качественного

отличия. Суперсоюз начала IX века из пяти-шести племенных союзов и суперсоюз

середины X века из восьми -- десяти союзов принципиально не отличались один

от другого.

Начнем рассмотрение русского полюдья с описания императора Константина

(около 948 года), переставив некоторые разделы по тематическому принципу.

Константин Багрянородный.

"О русах, приезжающих из России на моноксилах в Константинополь".

"Зимний и суровый образ жизни этих самых Русов таков. Когда наступает

ноябрь месяц, князья их тотчас выходят со всеми Русами из Киева и

отправляются в полюдье, то есть круговой объезд и именно в славянские земли

Вервианов [Древлян] Другувитов [Дреговичей] Кривитеинов [Кривичей] Севернее

[Север]

и остальных славян, платящих дань Русам. Прокармливаясь там в течение

целой зимы, они в апреле месяце, когда растает лед на реке Днепре, снова

возвращаются в Киев. Затем забирают свои однодревки, снаряжаются и

отправляются в Византию..."

"Однодревки, приходящие в Константинополь из Внешней Руси, идут из

Невогарды [Новгорода], в которой сидел Святослав, сын русского князя

Игоря, а также из крепости Милиниски [Смоленска] из Телюцы [Любеча] Чернигож

[Чернигова] и из Вышеграда [Вышгород близ Киева]. Все они спускаются по реке

Днепру и собираются в Киевской крепости, называемой "Самватас" (?). Данники

их, славяне, называемые Кривитеинами [Кривичами] и Ленсанинами [Полочанами],

и прочие славяне рубят однодревки в своих горах в зимнюю пору и, обделав их,

с открытием времени (плавания), когда лед растает, вводят в ближние озера.

Затем, так как они ("озера") впадают в реку Днепр, то оттуда они и сами

входят в ту же реку, приходят в Киев, вытаскивают лодки на берег для

оснастки и продают русам. Русы, покупая лишь самые колоды, расснащивают

старые однодревки, берут из них весла, уключины и прочие снасти и оснащают

новые..."

Интереснейший рассказ о полюдье императора Константина, ежегодно

видевшего своими глазами русские "однодревки" -- моноксилы, давно известен

историкам, но ни разу не было сделано попытки воссоздать полюдье середины X

века во всем его реальном размахе как общерусское ежегодное явление. А без

этого мы не сможем понять и сущности государства Руси в VIII--X веках.

Начнем с "однодревок", в которых нередко видели маленькие утлые челноки

славян, выдолбленные из одного дерева, чем объяснялось их греческое

наименование -- "моноксилы". Маленькие челноки, вмещавшие всего лишь по три

человека, в то время действительно бытовали, как мы знаем по "Записке

греческого топарха", младшего современника Константина. Но здесь речь идет о

совершенно другом: уже из приведенного текста видно, что суда оснащались

уключинами и веслами, тогда как челноки управлялись одним кормовым веслом и

никогда не имели уключин и распашных весел: челнок был слишком узок для них.

Характер моноксилов выясняется при описании прохождения их через

днепровские пороги: люди выходят из судов, оставляя там груз, и проталкивают

суда через порожистую часть, "при этом одни толкают шестами нос лодки, а

другие середину, третьи -- корму". Везде множественное число; одну ладью

толкает целая толпа людей; в ладье не только груз, но и "закованные в цепи

рабы". Ясно, что перед нами не челноки-долбленки, а суда, поднимавшие по

20--40 человек (как мы знаем по другим источникам).

О значительном размере русских ладей свидетельствуют и слова

Константина о том, что, проделав самую тяжелую часть пути, протащив свои

суда через пороги, русы "опять снабжают свои однодревки недостающими

принадлежностями: парусами, мачтами и реями, которые привозят с собой".

Мачты и реи окончательно убеждают в том, что речь идет не о челноках, а о

кораблях, ладьях. Однодревками же они названы потому, что киль судна

изготавливался из одного дерева (10--15 метров длиною), а это позволяло

построить ладью, пригодную не только для плавания по реке, но и для далеких

морских путешествий.

Весь процесс ежегодного изготовления нескольких сотен кораблей уже

говорит о государственном подходе к этому важному делу. Корабли готовились

во всем бассейне Днепра ("озера", вливающиеся в Днепр) и даже бассейне

Ильменя. Названы обширные земли кривичей и полочан, где в течение зимы

работали корабелы.

Нам уже хорошо знакомо это огромное пространство днепровского бассейна,

все реки которого сходятся у Киева; еще в V--VI веках, когда началось

стихийное движение северных славянских племен на юг, Киев стал хозяином

днепровского судоходства. Теперь во всем этом регионе "данники" русов рубят

однодревки в "своих горах". Правда, Константин пишет о том, что

славяне-данники продают в Киеве свои свежеизготовленные ладьи. Но не

случайно император связал корабельное дело с подданством Руси; очевидно, это

было повинностью славян-данников, получавших за ее выполнение какую-то

плату.

О применении государственного принципа в деле изготовления торгового

флота говорит и то, что Константином указаны областные пункты сбора кораблей

на протяжении 900 километров: Новгород (бассейн Ильменя, Десны и Сейма),

Смоленск (бассейн Верхнего Днепра), Чернигов (бассейны Десны и Сейма), Любеч

(бассейн Березины, часть Днепра и Сожа), Вышгород (бассейн Припяти и

Тетерева). В Киеве было отведено специальное урочище (очевидно, Почайна?),

где окончательно оснащивались все ладьи, доставленные с этих рек. Название

этой крепости -- "Самватас" -- до сих пор не расшифровано учеными.

Итак, процесс изготовления флота занимал зимнее время и часть весны

(сплав и оснастка) и требовал усилий многих тысяч славянских плотников и

корабелов. Он был поставлен под контроль пяти областных начальников, из

которых один был сыном великого князя, и завершался в самой столице. К

работе мужчин, делавших деревянную основу корабля, мы должны прибавить труд

славянских женщин, ткавших паруса для оснастки флотилии.

Численность торгового флота нам неизвестна; военные флотилии

насчитывали до 2 тысяч судов. Ежегодные торговые экспедиции, вывозившие

результаты полюдья, были, очевидно, менее многочисленными, но не могли быть

и слишком малы, так как им приходилось пробиваться через земли печенегов,

грабивших русские караваны у Порогов.

Примем условно численность однодревок в 400--500 судов. На один парус

требовалось около 16 квадратных метров "толстины" (грубой, но прочной

парусины), что выражалось примерно в 150 локтях ткани. Это была задача для

двух ткачих на всю зиму. Учитывая, что после порогов ставили запасные

паруса, мы получаем такой примерный расчет: для изготовления всех парусов

требовалась работа 2 тысяч ткацких станов на протяжении всей зимы, то есть

труд женщин 80--100 тогдашних деревень. Добавим к этому выращивание и

прядение льна и конопли и изготовление примерно 2 тысяч метров "ужищь" --

корабельных канатов.

Все эти расчеты (дающие, разумеется, лишь приблизительные итоги)

показывают все же, что за лаконичными строками источника мы можем и должны

рассматривать упоминаемые в них явления во всем их реальном жизненном

воплощении. И оказывается, что только одна часть того социального комплекса,

который кратко именуется полюдьем, представляет собой значительную

повинность. Постройка станов, транспортировка дани в Киев, изготовление

ладей и парусов к ним -- все это первичная форма отработочной ренты, тяжесть

которой ложилась как на княжескую челядь, так и на крестьян-общинников.

Рассмотрим с таких же позиций само полюдье как ежегодное

государственное мероприятие, раскроем, насколько возможно, его практическую

организационную сущность. Трактат императора Константина содержит достаточно

данных для этого.

Во-первых, мы знаем земли тех племен (точнее, племенных союзов), по

которым проходило полюдье. Это область древлян (между Днепром, Горынью и

верховьями Южного Буга); область дреговичей (от Припяти на север до

водораздела с бассейном Немана и Двины, на востоке -- от Днепра

включительно); обширная область кривичей в верховьях Днепра, Двины и Волги

и, наконец, область северян, охватывающая Среднюю Десну, Посемье и бассейны

верховий Пела и Ворсклы.

Если мы изобразим эти четыре области на карте, то увидим, что они

охватывают пространство 700x1000 километров, почти соприкасаясь друг с

другом, но оставляя в середине большое "белое пятно" около 300 километров в

поперечнике. Оно приходится на землю радимичей. Радимичи не включены

Константином Багрянородным в перечень племен, плативших дань Киеву.

Император был точен: радимичи покорены воеводой Владимира Волчьим Хвостом

только в 984 году, после битвы на реке Песчане, спустя 36 лет после

написания трактата.

Во-вторых, мы знаем, что полюдье продолжалось 6 месяцев (с ноября по

апрель), то есть около 180 дней.

В-третьих, мы можем приложить к сведениям Константина скорость

перемещения полюдья (не забывая об ее условности), равную примерно 7--8

километрам в сутки.

В-четвертых, мы знаем, что объезд был круговым и, если следовать

порядку описания племен, двигался "посолонь" (по солнцу).

Помножив количество дней на среднюю суточную скорость (7--8

километров), мы получаем примерную длину всего пути полюдья -- 1200--1500

километров. Каков же мог быть конкретный маршрут полюдья? Объезд по

периметру четырех племенных союзов нужно сразу отвергнуть, так как он шел бы

по полному бездорожью лесных и болотистых окраин и в общей сложности

составил бы около 3 тысяч километров.

В летописном рассказе о "реформах" Ольги есть две группы точных

географических приурочении: на севере близ Новгорода -- Мета и Луга, а на

юге близ Киева -- Днепр и Десна. Полюдье, отправлявшееся осенью из Киева и

возвращавшееся по весне туда же, могло воспользоваться именно этими

киевскими реками, образующими почти полное кольцо: сначала путь вверх по

Днепру до Смоленска, а затем -- вниз по Десне до Ольгиного города Вышгорода,

стоявшего у устья Десны.

Проверим это подсчетом: путь от Киева до Смоленска вдоль берега Днепра

(или по льду) составлял около 600 километров. Заезд к древлянам до

Искоростеня, где Игорь собирал дань, увеличивал расстояние на 200--250

километров. Путь от Смоленска к Киеву, вдоль Десны на Ельню (город

упоминается в XII веке), Брянск и Чернигов составлял примерно 700--750

километров. Общее расстояние (1500--1600 километров) могло быть пройдено с

ноября по апрель.

Удовлетворяет он нас и в отношении всех четырех упомянутых Константином

племенных союзов. Первыми в его перечне стоят вервианы (древляне); вероятнее

всего, что княжеское полюдье начиналось с ближайшей к Киеву земли древлян,

лежавшей в одном дне пути от Киева на запад. На пути из Киева в столицу

древлянской земли -- Искоростень -- лежал городок Малин, не упомянутый

летописью, но, вполне вероятно, являвшийся резиденцией древлянского князя

Мала, сватавшегося к Ольге. Кроме Искоростеня полюдье могло посетить и

Вручий (Овруч), лежащий в 50 километрах к северу от Искоростеня.

Древлянская дань, собранная в ноябре, когда реки еще не стали, могла

быть сплавлена по Ужу в Днепр к Чернобылю и оттуда в Киев, чтобы не

отягощать предстоящего кругового объезда.

От древлянского Искоростеня (и Овруча) полюдье должно было двигаться в

северо-восточном направлении на Любеч, являвшийся как бы северными воротами

"Внутренней Руси" Константина Багрянородного. Следуя на север, вверх по

Днепру, полюдье попадало в землю другувитов (дреговичей), живших на обоих

берегах реки, и далее на запад. На восточном берегу Днепра дреговичи

соседствовали с радимичами.

В верхнем течении Днепра княжеский объезд вступал в обширную область

кривичей, проходя по ее южной окраине, и достигал кривичской столицы --

Смоленска. Далее путь мог идти на древнюю Ельню на Десне и где-то близ

Брянска входил в северо-западную окраину Северской земли

(Новгород-Северский, Севск) и через Чернигов, лежавший уже вне Северщины,

приводил Десною к Киеву.

Этот круговой маршрут не пересекал поперек земли перечисленных племен,

а шел по внутренней кромке владений каждого из четырех племен, везде огибая

белое пятно радимичей, не упомянутых императором Константином в числе

подвластных Руси. Сдвинуть предложенный маршрут куда-либо в сторону не

представляется возможным, так как тогда неизбежно выпадет одно из племен или

сильно изменится скорость движения по сравнению с 1190 годом, когда, как

установлено, полюдье двигалось со средней скоростью 7--8 километров в день.

Средняя скорость перемещения полюдья не означает, разумеется, что

всадники и ездовые проходили в сутки всего лишь 7--8 километров. День пути в

таких лесистых областях обычно приравнивается к 30 километрам. В таком

случае весь княжеский объезд в 1500 километров может быть расчленен на 50

суточных отрезков: день пути и ночлег. Место ночлега, вероятно, и называлось

в X веке становищем. На более длительные остановки остается еще 130 дней.

Таким образом, мы должны представить себе полюдье как движение с

обычной скоростью средневековой конной езды, с остановками в среднем на 2--3

дня в каждом пункте ночлега. В крупных городах остановки могли быть более

длительными за счет сокращения пребывания в незначительных становищах.

Медленность общего движения давала возможность заездов в стороны от

основного маршрута; поэтому путь полюдья представляется не линией, а полосой

в 20--30 километров шириной, по которой могли разъезжать сборщики дани

(данники, вирники, емцы, отроки и т. п.).

В полосе движения "большого полюдья", описанного Константином

Багрянородным, нам по источникам X--XII веков известен целый ряд городов и

городков (по археологическим данным, нередко восходящих к X веку), которые

могли быть становищами полюдья:

Путь от Киева

Искоростень - Вручий - Чернобыль - Брягин - Любеч - Стрежев - Рогачев -

Копысь - Одрск - Клепля - Красный - Смоленск

Путь от Смоленска

Догобуж (?) Лучин (?) - Ельня - Рогнедино - Пацынь - Заруб - Вщиж -

Дебрянск - Трубеч - Новгород-Северский - Радогощ - Хороборь - Сосница -

Блестовит - Сновск - Чернигов - Моравийск - Вышгород - Киев

Пять городов (Киев, Вышгород, Любеч, Смоленск и Чернигов) из этого

списка названы Константином, остальные в разное время по разным поводам

упоминаются летописцами и грамотой Ростислава Смоленского.

В одном из городов, Копысе, память о полюдье сохранилась вплоть до XII

века. Среди большого количества пунктов, упоминаемых грамотой Ростислава

(1136 год), только в двух собирали подать, называемую полюдьем: "На Копысе

полюдья четыре гривны..."

Копысь расположен на Днепре, на пути нашего полюдья.

Смоленск был самым отдаленным и поворотным пунктом кругового княжьего

объезда, серединой пути. Где-то поблизости от Смоленска полюдье должно было

перейти в речную систему Десны. Возможен заезд в Дорогобуж, но деснинский

путь начинался, по всей вероятности, с Ельни. Смоленск обозначен

Константином как один из важных центров, откуда весной, после вскрытия рек,

идут ладьи-моноксилы в Киев. Вполне возможно, что дань, собранная в первой

половине полюдья, не возилась с собой, а оставалась в становищах до весны,

когда ее можно было легко сплавить вниз по Днепру. Главнейшим пунктом

хранения дани мог быть Смоленск, названный Константином крепостью.

Полюдье было, несомненно, многолюдным. Константин пишет, что князья

выезжают в ноябре "со всеми русами". Игорь выехал в деревскую землю со всей

своей дружиной и, собрав дань, отправил большую часть дружины с данью в

Киев, а сам остался во враждебной земле с "малой дружиной". Надо думать, что

эта меньшая часть дружины казалась князю все же достаточной, для того чтобы

поддержать престиж великого князя и оградить его безопасность.

Вместе с дружиной должны были ехать в полюдье конюхи, ездовые с обозом,

различные слуги, "кормильцы"-кашевары, "ремественники", чинившие седла и

сбрую, и т. п. Некоторое представление о численности полюдья могут дать

слова Ибн-Фадлана (922 год) о киевском князе: "Вместе с ним (царем русов) в

его замке находятся 400 мужей из числа богатырей, его сподвижников и

находящиеся у него надежные люди..." Даже если учесть, что князь должен был

оставить в Киеве какую-то часть "богатырей" для обороны столицы от

печенегов, то и в этом случае полюдье состояло из нескольких сотен

дружинников и "надежных людей". Всю эту массу должно было принять становище.

По зимнему времени в становище должны были быть "истьбы" -- теплые

помещения для людей, конюшни, амбары для склада и сортировки дани, сусеки и

сеновалы для заранее запасенного зерна и фуража. Становище должно было быть

оборудовано печами для выпечки хлеба, жерновами, кузницей для разных

оружейных дел.

Многое в обиходе становища должно было быть заготовлено заранее, до

нашествия самого полюдья. Должны были быть люди, исполнявшие разнообразные

работы по подготовке становища, по обслуге его во время полюдья и охранявшие

комплекс становища (может быть, с оставленной до весны данью) до следующего

приезда князя с его "богатырями".

То обстоятельство, что полюдье не проникало в глубинные области племен,

а шло лишь по самой границе территории каждого племенного союза, заставляет

нас задуматься над способом сбора дани. Надо думать, что механика сбора дани

непосредственно с крестьянского населения была уже достаточно разработана

местными князьями и определенное количество дани из отдаленных районов

заранее свозилось к пунктам, через которые проходило полюдье киевского

князя.

Мы не должны представлять себе полюдье как разгульный разъезд киевской

дружины по весям и городам без всякого разбора. Дань была тарифицирована

(это мы знаем по событиям 945 года), и, по всей вероятности, полюдье,

производившееся ежегодно, посещало из года в год одни и те же становища, к

которым местные князья заранее свозили обусловленную дань, то есть "везли

повоз".

Маршрут полюдья отстоял на 200--250 километров от внешних границ

племенных союзов древлян, дреговичей, кривичей и северян. Без

предварительного "повоза", организованного местной племенной знатью, трудно

представить себе такой большой и громоздкий механизм, как полюдье. Ведь если

бы наездам прожорливой и жадной массы киевских дружинников постоянно

подвергались одни и те же местности по Днепру и Десне, то население этих

мест просто разбежалось бы, ушло в глубь племенной территории, подальше от

опасной трассы кругового объезда. Если этого не происходило, значит, местные

князья, оберегая свое положение в племени и стремясь к равномерному

распределению киевской дани, гарантировали привоз фиксированной дани в

становища полюдья.

Нарушение договоренности с Киевом могло привести к тому, что полюдье

превратилось бы в поход против того или иного племенного союза. Поэтому

полюдье следует представлять себе не как первичную форму сбора дани, а как

итоговую фазу этого процесса, охватившего и местные племенные дружины.

Самым обширным племенным союзом были кривичи. Дань, следуемая с них,

должна была стекаться в их столицу -- Смоленск. Он был перепутьем между

Новгородом и Киевом и, как уже выяснено, поворотным пунктом большого

полюдья. В силу этого нас не должно удивлять наличие под Смоленском

огромного лагеря -- города IX--X веков в Гнездове. Курганное кладбище IX--XI

веков содержало около 5 тысяч могил, являясь крупнейшим в Европе. А. Н.

Насонов имел все основания говорить: "Нет сомнения, что в старом Смоленске

IX--XI веков сложилась своя сильная феодальная знать, богатство которой

раскрывает содержимое гнездовских погребений. Она выросла на местном корню:

гнездовские курганы в массе своей принадлежали кривичам, как признают все

археологи. Можно думать, что богатство и могущество этой знати держалось на

эксплуатации зависимого и полузависимого населения". Вот эта выросшая на

местном корню племенная знать и могла быть промежуточным звеном между

кривичской деревней и полюдьем киевского князя, которое никоим образом не

могло охватить всей огромной территории кривичей.

Интересный и полный красочных подробностей рассказ о полюдье содержит

русская летопись под 945 годом. Князь Игорь Старый только что совершил два

похода на Византию. Во время первого морского похода 941 года Игорь

возглавлял эскадру в 10 тысяч кораблей. Цифра, вероятно, преувеличена, но

русский флот все же повоевал тогда все юго-западное побережье Черного моря:

Вифинию, Пафлагонию, Гераклею Понтийскую и Никомидию. Пострадал даже Босфор

("Суд весь пожьгоша"). Только знаменитые греческие огнеметы, стрелявшие "яко

же мълния", отогнали русских от Константинополя.

Сразу же после неудачи князь Игорь начал готовить новый поход. Киевским

князем были наняты заморские варяги и степные печенеги (у них даже

заложников взяли); были приглашены далекие северные дружины словен и

кривичей и южные войска днестровских тиверцев. Войско шло в 943 году и

сухопутьем, и по морю. Херсонесские греки извещали императора Романа: "Се

идуть Русь бес числа корабль -- покрыли суть море корабли!"

Когда Игорь стоял уже у Дуная, император прислал к нему послов о мире.

Игорь начал совещаться с дружиной, которая была рада без сражений получить

дань с империи: "...еда [едва ли] къто весть, къто одолееть -- мы ли, они

ли? Ли с морем къто советен? Се бо не по земли ходим, но по глубине морьстей

и обща съмерть вьсем..." Взяв откуп у греков, Игорь возвратился в Киев, а на

следующий год заключил с Романом и Константином Багрянородным договор,

разрешавший Руси посылать в Константинополь ради торга "корабля, елико

хотять... оже с миром приходять". Договор был утвержден в Киеве в соборной

церкви святого Ильи на Подоле и на холме у идола Перуна.

Двукратный нажим на Византию в 941 и 943 годах, возможно, был вызван

какими-то препятствиями, которые чинили греки русской торговле, несмотря на

договор 911 года, заключенный с отцом Романа и Константина. Ряд ограничений

содержится и в договоре 941 года, но путь русским кораблям в торговый центр

мира -- Царьград -- был открыт. Киевское правительство, сильно потратившееся

на организацию двух грандиозных флотилий (из которых одна сильно пострадала)

и на содержание наемных войск, нуждалось в пополнении своих ресурсов вообще

и экспортных в частности.

Появление в Киеве нанятых Игорем варяжских отрядов следует датировать

самым концом 930-х годов, когда упоминается варяжский воевода Свенельд. Для

содержания наемников Игорь определил дань с древлян и уличей, что вызвало

войну этих племенных союзов с Киевом. Уличский город Пересечен (у Днепра)

три года сопротивлялся Игорю, но тот наконец "при-мучи Уличи, възложи на ня

дань и вдасть Свенделду".

Эту фразу часто понимают как пожалование, передачу права сбора дани, но

грамматическая форма фразы позволяет понять ее только в одном смысле: дань,

полученную Игорем, он, Игорь, отдал Свенельду в 940 году. Исключить участие

варяжских воинов в сборе древлянской или уличской дани нельзя, но речь идет

о правовой стороне. Когда пятью годами позже Игорь отправился собирать

древлянскую дань сам, летописец ни одним намеком не показал, что этим

попираются права Свенельда. У варяга их просто не было: он получал

содержание, а не бенефиций.

В 942 году после разгрома русского войска греками, может быть, как

компенсацию варягам, участвовавшим в злосчастном походе, варяжский воевода

получил древлянскую дань, что вызвало ропот киевской дружины: "Се дал еси

единому мужеви много". Киевляне начали завидовать варягам: "Отроци Свенельжи

изоделися суть оружием и пърты, а мы -- нази. Да пойди, къняже с нами в дань

-- да и ты добудеши и мы".

После заключения договора 944 года, упрочившего позиции Руси,

потребность в варяжском наемном войске значительно уменьшилась (Игорь княжит

"мир имея к всем странам"), и осенью 945 года киевский князь вернул землю

древлян в прежнюю систему своего киевского полюдья, когда князь начинал свой

круговой объезд именно с древлян.