2.3 Личности, внесшие судьбоносный характер в русско-японские отношения

Для решения такого особо важного вопроса, как заключения Портсмутского мира, были необходимы опытные дипломаты, как с одной стороны, так и с другой. Император Мэйдзи делегировал на переговоры Комура - искушенного и много дипломата, успешно представлявшего свою страну во многих столицах, в том числе в Петербурге. С назначением главы русской делегации возникла заминка, поскольку труд ему предстоял тяжелый и неблагодарный. Николай II в детали особо не вникал, но четко сформулировал главное условие: "Ни пяди земли, ни рубля уплаты военных издержек. На этом я буду стоять до конца", - хотя японцы рассчитывали и на территориальные приобретения, и на денежную контрибуции. Министр иностранных дел граф Владимир Ламздорф, занимавший этот пост с 1900 г., ехать за океан не собирался: на протяжении долгой дипломатической службы он умудрился ни разу не выезжать за границу с официальными миссиями, предпочитая как можно реже покидать здание министерства у певческого моста в Петербурге. Он предложил царю кандидатуру посла в Париже Александра Нелидова, но пожилой и мудрый вельможа немедленно отказался, сославшись на "расстроенное здоровье". Точно так же поступил посол в Риме Николай Муравьев: нежелание рисковать оказалось сильнее честолюбия, которым он славился. Вместо себя Нелидов назвал кандидатуру председателя Комитета министров, бывшего министра финансов Сергея Юрьевича Витте.

"Только не Витте"написал император на записке Нелидова. Это был не просто каприз самодержавца. Витте служил ещё его отцу Александру III и на протяжении почти 10 лет, с 1894 по 1903 г., был одним из ближайших помощников и советников Николая II, которого не стеснялся ненавязчиво поучать и направлять. Этого царь не любил. За Витте числились несомненные успехи вроде введения золотого рубля и сооружения Транссибирской и Китайской Восточной железных дорог (КВДЖ), однако именно его авантюристская политика в Мончьжурии стала главной причиной войны с Японией. Властный и амбициозный министр нажил себе много врагов, поэтому в марте 1903 г. Царь отправил его в почетную отставку, назначив председателем комитета министров. Должность не имела ничего общего с нашим представлением о главе правительства - это был почетный пост для пожилых сановников, окрещенных о реальной власти, но не лишившихся монаршеского расположения. Для 54-летнего Витте это была именно опала - он был полон сил и тяжело переживал удаление от реальной работы. Витте ещё с начала 1905 г. Выступал за мир с Японией, и в необходимости которого его укрепила предательская сдача крепости Порт-Артур 2 января 1905 г.Начальником Квантункого укрепленного района генералом Стесселем.

Кандидатуру Витте люббировал его приятель Ламздорф. Искушённый "техник2 дипломатической игры, не отличавшийся н самостоятельностью мышления, ни силой характера, министр иностранных дел давно стал послушным орудием проведения политики своего амбициозного друга. Сергей Юрьевич не испугался трудной задачи, поскольку считался крупным специалистом по экономическим вопросам и хорошо знал железнодорожное дело, а этот пункт должен был стать одним из важнейших на переговорах. Но главное заключалось в том, что не Министерство иностранных дел, а именно он на протяжении десяти предвоенных лет руководил политикой России на Дальнем Востоке. Столкнувшись с отказом Нелидова и Муравьёва и отсутствием других претендентов, Николай II уступил и 12 июля 1905 г. Назначил Витте первым уполномоченным на переговорах. Вторым уполномоченным стал посол в США барон Розен.

Главной задачей было добиться от японцев "благопристойного мира". Витте знали как сторонника жёсткого курса в отношении Японии, но его связи с банковскими кругами Европы и Америки заставляли многих подозревать, что ради интересов "финансового интернационализма" и для удовлетворения собственного честолюбия он может пойти на неоправданные уступки. Споры об этом продолжаются и сегодня. Одни утверждают, что Витте сознательно "продал Россию" и пошёл на излишний компромисс, хотя русская армия ещё не была разгромлена. Другие резонно напоминают о стремительно разраставшемся революционном пожаре и полагают, что русские делегаты сделали все возможное в данной ситуации, отстояв как можно больше выгодных для нашей страны позиций.

"Заключение Портсмутского договора, пишет А.В. Игнатьев, - может по справедливости считаться вершиной дипломатического искусства Витте. В очень неблагоприятной обстановке он сумел добиться столь необходимого и в то же время единственно приемлемого для царизма "почти благопристойного" мира. Думается, что секрет успеха Витте, помимо выдающихся личностных качеств, заключался в ясном и широком понимании задач, позволявшем через все перипетии дипломатической борьбы вести целеустремлённую линию на примирение. Гибкость сочеталась у него с умением в нужный момент проявить решимость и заставить противника поверить в неё".

Многие обвиняли и до сих пор обвиняют Витте в "капитулянстве" перед японцами, хотя он отстоял почти все принципиально важные позиции, в том числе о неуплате контрибуции. Стоит прислушаться к авторитетному мнению Александра Извольского, которое вскоре предстояло возглавить внешнюю политику Росси: "Во время переговоров в Портсмуте Витте обнаружил не только исключительный талант как руководитель переговоров, но так же твёрдость характера и самозабвение, которые не отличали его в другие периоды деятельности.

Он принял на себя последствия договора, последовавшего в результате несчастной войны. Он обнаружил так же моральную стойкость игнорировать указания из Петербурга, которые были часто противоречивыми и иногда носили печать неискренности. Он принял на себя всю ответственность за компромисс, более благоприятный, чем Россия могла бы ожидать, но который по самой природе своей мог вызвать по его адресу упрёки".

Справедливость требует воздать должное и барону Комура, который честно и решительно отстаивал интересы своей страны. Он добился несомненных успехов, постаравшись получить побольше и при этом не злить "русского медведя", но соотечественники решили, что он привез слишком мало трофеев. Находившийся в то время в японской столице французский журналист Людовик Нодо писал: "Ни одного флага, ни одного "ура". Молчание и смятение. Токио как будто в трауре. Столица узнавала постепенно одно за другим условия мира. Когда она узнала все, она погрузилась в мрачное оцепенение. Она не может примириться с тем, что здесь называют плачевной реальностью". Ведущие газеты называли договор "постыдным и унизительным". Вернувшийся домой Комура был встречен оскорбительными заявлениями и демонстрациями, которые в Токио и Иокогама переросли в настоящий бунт: несколько человек было убито, больше тысячи ранено. Выступления были жестоко и оперативно подавлены властями, объявившими в столице чрезвычайное положение. Когда страсти улеглись, Комура получил титул маркиза. В Петербурге волнений по поводу договора не было, но не было и особой радости, хотя на бирже начался рост русских ценных бумаг. Николай II пожаловал Витте графский титул, однако острословы окрестили его "графом Полусахалинским".

Портсмутский мир, завершивший русско-японскую войну начала прошлого века, не мог решить других оставшихся проблем, накопившихся за период развития связей между двумя странами, в том числе и экономических. И невозможно не упомянуть имя одного деятеля, способствовавшего решению этих оставшихся проблем, приведшие к сближению двух держав.

Одной из них было восстановление железнодорожного сообщения в Маньчжурии между Китайско-Восточной железной дорогой (КВЖД) и её южной веткой от Куанченцзы до Дальнего и Порт-Артура. Она перешла к японцам вместе со всеми правами аренды на Ляодунском полуострове и стала называться Южно-Маньчжурской железной дорогой (ЮМЖД), или, по-японски, Мантэцу.

Седьмого июня 1906 года была учреждена компания ЮМЖД. Её головное управление находилось в Токио, а главное отделение - в Дайрене (Дальнем). На момент основания компании её акционерный капитал составлял двести миллионов иен (по тогдашнему курсу - около ста миллионов долларов).

В отличие от КВЖД, Мантэцу с самого начала была рентабельной и давала стабильный доход. Это объяснялось более высоким промышленным развитием Южной Маньчжурии и наличием на линии крупных городов. Японцы сравнивали свои показатели с теми, которые были у русских до войны, видимо, забывая, что именно Россия вложила силы и средства на начальном этапе строительства дороги. Современники тогда говорили: "Русские принесли в Маньчжурию деньги, японцы привели сюда бизнес".

Дайрен и Порт-Артур в то время оставались совершенно русскими городами, выгодно отличаясь от китайских. Японцы реконструировали и модернизировали их, но "фундамент", на котором возводилось всё последующее, достался им по наследству и был эффективно и умело использован.

В это время на арене всех событий, происходивших на ЮМЖД, появился человек, который первым после войны протянет руку и сделает первый шаг к сотрудничеству с Россией. Это был Гото Симпей, назначенный первым президентом Мантэцу. Перед русско-японской войной Гото Симпей занимал жёсткую позицию в отношении России, но уже во время переговоров в Портсмуте он призывал отказаться от крайних требований. А после назначения президентом дороги ему пришлось сразу же начать контакты с Россией.

Первый шаг Гото сделал после того, как в 1907 году была подписана вначале временная, а затем общеполитическая конвенция о соединении русских и японских железных дорог в Маньчжурии. По временной конвенции станция Куанченцзы отходила к России, которая должна была выплатить 560 тысяч рублей компенсации. Однако по общеполитической конвенции разграничение сфер влияния в Маньчжурии проходило по реке Сунгари, поэтому ветка Харбин - Куанченцзы оказалась на "японской" территории. В правительстве России признали линию по Сунгари невыгодной, но склонились к принятию соглашения.

Гото Симпей пытался привлечь к партнёрству с Россией влиятельные круги Японии. Он хотел организовать встречу влиятельного гэнро ("старейшины") Ито с министром финансов Коковцовым, дабы обсудить проблемы двухсторонних отношений без дипломатов. Однако обойтись без послов было невозможно. Гото обратился к посланнику в Токио Бахметеву. В ноябре 1907 года министр иностранных дел Извольский получил сообщение от посланника в Японии, в котором говорилось о стремлении Гото "развить сношения между Россией и Японией… на чисто практических основах обмена товаров и создания обоюдного торгового доверия". В качестве первого шага Гото предлагал разместить в России заказы на изготовление рельсов. При этом он сообщал Бахметеву, что намерен послать своих людей для сбора информации, а в начале 1908 года поедет в Россию сам.

Необходимо отметить, что в Министерстве иностранных дел России заинтересовались японскими предложениями, понимая, что добрососедские отношения между российской и японской железнодорожными линиями в Маньчжурии крайне важны.

В Петербурге постарались, и Гото Симпей был принят по "высшему классу". Он встретился, в частности, с премьером Столыпиным. Пятого мая Гото был на аудиенции у российского императора Николая II. К сожалению, подробности этих переговоров не были тогда преданы гласности. Но всё же в прессе появились различные публикации, главными из которых были слухи и домыслы о продаже ветки Харбин - Куанченцзы. Не было определённой ясности и в наших дипломатических кругах на востоке. Здесь считали, что возможная покупка линии Японией имеет "стратегическое значение - приблизиться к нашим коммуникационным линиям с Владивостоком и Приамурским краем". Окончанием всех домыслов и слухов стал ответ министра финансов Коковцова, который сообщал министру иностранных дел Извольскому, что указанные слухи не имеют основания и при объяснениях с Гото будут устранены предположения об уступке линии Харбин - Куанчен-цзы.

Дорогу тогда не продали. Но судьба этой ветки решалась долго. Япония хотела получить её в качестве благодарности за помощь в годы первой мировой войны, когда была союзником России. Обсуждался этот вопрос вплоть до Октябрьской революции.

Приезд Гото в Россию был успешным. Главное, что он познакомился с русскими министрами, влиятельными людьми и политическими деятелями России. Как деловой человек, Гото не слишком доверял дипломатическим каналам, предпочитая прямые контакты с сильными мира сего как дома, так и за границей.

После встреч на высшем уровне и успешного заказа на рельсы шестого мая правление КВЖД и Русско-Китайский банк дали обед в честь гостя в ресторане на Каменно-островском проспекте. На встречу с Гото собрался весь "цвет" чиновной и деловой России. Заслуживает внимания речь Гото Симпея, которая была напечатана в "Санкт-Петербургских ведомостях" восьмого мая 1908 года. Гото сказал, что "географическое положение России и Японии уже по своей природе показывает, что оба государства должны прийти к тесному сближению… из-за отсутствия путей сообщения. Теперь же, благодаря могущественной России, прямое и быстрое сообщение между Европою и Азией устроено. Время тесного сближения обоих государств уже наступило, и еще один шаг - обе соседние нации должны пойти от души рука об руку". Завершил свою речь Гото Симпей следующими словами: "Железные дороги и банки столь же необходимы для развития и укрепления торговли и промышленности, как две пары колес для вагонов".

В то время следившие за переговорами японцы уповали на то, что они "приведут к дружескому соглашению по главным пунктам, и торговое движение через Северную Маньчжурию и Сибирь в скором времени увеличится".

Существенных изменений в этом вопросе тогда не произошло. История КВЖД - ЧЖД (Чаньчуньской железной дороги) и её ветки ЮМЖД (Мантэцу) известна. Но остался в хронике и факт, что в послевоенный период сотрудничества между Россией и Японией был сделан первый шаг к признанию и обоюдным интересам.

Невозможно конечно обойти стороной лидеров антивоенной борьбы социал-демократов Георгия Плеханова и Катаяма Сен, в своей степени тоже способствовавшие воцарению мира между двумя враждующими странами.

Японские власти не препятствовали получению военнопленными книг, журналов и газет на русском языке. Этим воспользовались японские социал-демократы и их русские "коллеги", находившиеся в Европе. Уже в марте 1904 г. Редакция токийской газеты "Хэймин" ("Простой народ"), пытавшейся вести антивоенную пропаганду, отправила открытое письмо в меньшевистскую "Искру", которой руководил Плеханов:

"Правительства Японии и России начали войну ради осуществления своих империалистических замыслов. Мы - товарищи, братья и сестры, у нас нет ни малейших оснований воевать друг с другом. Ваш враг - не японский народ, а японский милитаризм и так называемый патриотизм, точно так же, как нашим врагом является не русский народ, а русский милитаризм и так называемый патриотизм"