19. Советско-японский пакт о нейтралитете

      Германская дипломатия смотрела на ситуацию в Азии через призму способности США вести войну на два фронта - в Европе, помогая Британии, и на Тихом океане, противостоя Японии. При таком подходе стабилизация советско-японских отношений, которая бы позволила Токио более свободно действовать против США, отвечала германским интересам. Берлину было важно и отвлечь Москву переговорами с Японией от нарастающей угрозы Советскому Союзу со стороны Германии. При этом Гитлер не придавал особого значения военной помощи Японии против СССР, полагаясь на мощь военной машины Германии и ее способность обеспечить быстрый военный разгром СССР в Европе самостоятельно.

      Кроме всего, германские дипломаты были подробно осведомлены о содержании советско-японских переговоров, получая информацию и от советской, и от японской стороны, и не переоценивали жесткость возможных взаимных обязательств Москвы и Токио. Берлин знал, что СССР отказался от выдвинутой им самим еще в 1931 г. идеи пакта о ненападении. Теперь Москва считала возможным ограничиться менее обязывающим договором о нейтралитете. Со своей стороны, японская сторона, настаивая на пакте о ненападении, одновременно не возражала и против договора о нейтралитете.

      Для понимания политики Советского Союза весной 1941 г. важно иметь в виду, что фактически Москва оказалась в условиях жесткой дипломатической изоляции перед лицом германской опасности. Отношения СССР с Британией и США были натянутыми. Немногие остававшиеся еще нейтральными государства Европы боялись Германии; они не хотели, да и не могли вмешаться в советско-германское противостояние.

      До Сталина доходили сведения о планах Гитлера напасть на СССР. Само это противостояние было очевидно для всех иностранных наблюдателей и весьма широкого слоя советской партийно-государственной и военной элиты в СССР. Но первым Сталин не доверял, а вторые, запуганные террором предшествовавшего десятилетия, безмолвствовали, спасая свои жизни. Вопрос о выборе линии в отношении Германии находился всецело в руках самого Сталина. Выбор же этот состоял в том, чтобы "не провоцировать" Гитлера и готовиться к военному отпору ему. Однако военные приготовления должны были развертываться в таких формах, темпах и масштабах, чтобы опять-таки не дать Берлину повод приблизить решающий день.

      Дипломатическая переписка позволяет предположить, что в апреле 1941 г. и даже позже Сталин не исключал возможности если не принципиального соглашения, то хотя бы частичного компромисса с Германией, который, по крайней мере, обеспечил бы СССР отсрочку для подготовки к войне. Договор с Японией в этом смысле давал некоторые возможности. Москва пыталась политически обыграть факт заключения договора с Токио как свидетельство косвенного подключения к сотрудничеству на основе Тройственного пакта.

      Договор о нейтралитете был заключен в Москве 13 апреля 1941 г. В одном пакете с ним была подписана и советско-японская декларация о взаимном уважении и территориальной целостности и неприкосновенности границ Монголии и Маньчжоу-го, которая, по существу, фиксировала частичный раздел сфер влияния СССР и Японии на Дальнем Востоке таким образом, что Монголия относилась к советской сфере, а Маньчжоу-го - к японской. Договор был рассчитан на пять лет (до апреля 1946 г.) с возможностью автоматического продления на следующие пять лет, если одна из сторон не объявит за год до истечения срока действия договора о своем намерении его денонсировать. Одновременно с подписанием советско-японских документов был проведен обмен письмами, в которых содержалось обязательство Японии ликвидировать все сохранявшиеся в ее руках концессии на Северном Сахалине.

      Советско-японские договоренности подтверждали статус-кво на Дальнем Востоке, но не укрепляли его. Они не ограничивали вмешательство Японии в Китае точно так же, как и деятельность СССР в поддержку китайских коммунистов в контролируемых ими районах и национал-сепаратистов в Синьцзяне.

      Вместе с тем, договор с Японией давал Советскому Союзу определенные выигрыши, поскольку он снижал вероятность войны на два фронта и позволял высвободить силы для их концентрации для возможных военных действий на европейском театре.