10.1. Сергей Федорович Платонов

У истоков Петербургской школы историков стоит историк-античник Михаил Семенович Куторга (1809–1886). Он и его ученики во главу угла ставили требования научного критического отношения к источникам, что стало основой формирования школы. Характерной ее чертой являлось отсутствие вначале XX в. ярко выраженного лидера. В итоге одно направление школы возглавил С. Ф. Платонов, другое – А. С. Лаппо-Данилевский (оба – ученики М. С. Куторги).

Сергей Федорович Платонов (1860–1933) родился в Чернигове в семье коренных москвичей, предками которых были крестьяне из-под Калуги. Среднее образование Платонов получил в одной из петербургских гимназий. В 1878 г. поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Наибольшее влияние на него оказал профессор русской истории К. Н. Бестужев-Рюмин. Студенческие годы для Платонова – школа формирования не только навыков самостоятельной научной работы, но и представлений о том, таким должен быть профессор.

Особый интерес у Платонова вызвали взгляды тогда еще молодого московского профессора В. О. Ключевского. Платонова привлекала не столько склонность Ключевского к экономической точке зрения, сколько широта исторического знания и полная, как ему казалось, независимость от корифеев историко-юридической школы.

Формирование взглядов С. Ф. Платонова происходило во время усиления влияния позитивистской парадигмы. Жесткой позитивистской привязке к источнику следовал Платонов в своей конкретной историографической практике. Уже в ранний период творчества историк проявляет интерес к проблемам Русской Смуты, занимаясь описанием и критикой источников. С одной стороны, Платонов считает необходимым изучение историко-социальных вопросов Смуты, но рано убеждается в неподготовлен­ности источниковой базы для осуществления подобного рода задачи.

Представления молодого С. Ф. Платонова о модели исторического исследования основывались на его убеждении в том, что историческая наука в целом еще не готова к широким обобщениям, особенно относительно истории древней, допетровской России. Главную задачу историка на данном этапе ее развития он, как и К. Н. Бестужев-Рюмин, видел в подготовке источниковедческой базы науки, т. е. в открытии и введении в научный оборот ранее не известных исторических источников.

В 1862 г., после окончания университета, Платонов был оставлен для подготовки к профессорскому званию. Одновременно начинается его педагогическая деятельность – он читает лекции по русской истории на Высших женских курсах, в Александровском лицее. В 1888 г., после защиты магистерской диссертации, он становится приват-доцентом Петербургского университета, а с 1889 исполняет обязанности профессора кафедры русской истории. Вскоре, по приглашению академика В. Г. Васильевского, он назначается одним из редакторов Журнала Министерства народного просвещения (ЖМНП).

Платонов с увлечением отдается университетскому преподаванию – читает общий курс русской истории и лекции по отдельным эпохам и вопросам, ведет семинары, обязательные для всех студентов исторического отделения историко-филологического факультета. В 1899 г. Платонов защитил докторскую диссертацию «Очерки по истории русской смуты».

В 1890-е гг. преуспевающий молодой профессор, возле которого еще и прежде группировались специализировавшиеся на изучении истории России молодые люди, сближается с кружком специалиста по истории Прибалтики XIV–XVIII вв. Г. В. Форстена. «Форстенята» – молодые преподаватели, студенты и курсистки – собирались на «форстеновские субботы», где обсуждали проблемы литературы и искусства, слушали музыку, критиковали реакционную политику правительства в области просвещения, но чурались публичной оппозиционности. «Форстенята» обычно подрабатывали преподаванием в средних учебных заведениях, отдавали немало сил культурно-благотворительной работе. Это было типично для времени «малых дел» – чеховского времени.

Научно-преподавательскую деятельность Платонов сочетал со службой на ответственных административных должностях. Он не только занимал кафедру русской истории, но с 1900 по 1905 г. был деканом исторического факультета Петербургского университета, с 1903 по 1916 – директором Женского педагогического института. В 1916 г. Платонов оставил официальную службу и стал практически заштатным профессором. Как писал Платонов в своей автобиографии, переворот 1917 г. поставил его снова в ряды повседневных работников. С 1918 по 1923 гг. он заведовал Петроградским отделением Главархива. Постепенно его работа сосредоточилась в Академии наук, в 1920 г. он стал ее действительным членом. С 1925 по 1928 гг. Платонов – директор Пушкинского дома. С 31 декабря 1918 г. был председателем Археографической комиссии, преобразованной в 1926 г. в Постоянную историко-археографическую комиссию; с мая по ноябрь 1929 г. – академиком-секретарем Отделения Гуманитарных науки и членом Президиума Академии наук. Платонов не предвидел, что ему предстояли тяжелые испытания: арест по так называемому «Академическому делу», заключение и ссылка в Самару, где и оборвался его жизненный путь.

В советской историографии Платонову отводили место на правом фланге немарксистской исторической науки. В 1931 г. во время дискуссии, посвященной критике школ Платонова и Тарле, одним из наиболее обсуждаемых был вопрос о принадлежности Платонова к какому-либо направлению исторической науки. Даже в 1960–1970-е гг. Платонова продолжали характеризовать как наиболее яркого выразителя идеологии реакционного дворянства в дореволюционный период, выступавшего с позиций апологета самодержавия в советские годы. Характеризуя общеисторические взгляды Платонова, авторы отмечали слияние в его трудах правого крыла либеральной историографии (по методам) с дворянско-монархической историографией (по политическим взглядам). В конце 1980 – начале 1990-х гг. интерес исследователей к советскому периоду жизни ученого, закончившемуся так трагически, оживился.

В последнее время в качестве самостоятельной темы широко обсуждается история петербургской школы русских историков и место в ней С. Ф. Платонова. Несмотря на это, спорными остаются в литературе методологические позиции С. Ф. Платонова, анализ общеисторической концепции историка по-прежнему сводится преимущественно к концепции Смуты.