Петербург и Москва в восприятии Бисмарка. Быт и нравы при дворе Александра II.

Непосредственное знакомство Отто фон Бисмарка с Россией произошло во время его дипломатической миссии 1959 – 1962 гг. В начале 1859 года Вильгельм I отозвал Бисмарка из Союзного сейма и назначил посланником в Петербург. Сам прусский посланник считал, что в Россию его направили для того, чтобы, как он сам выразился, «охладить его пыл холодной невской водой». Стр. 40 Сементковский

Тогда Бисмарк имел достаточно смутные представления о том, что представляет собой Российская империя и как она его примет. Уже в марте 1959 года он отправился в Петербург вместе со своим адъютантом Клюбером. Россия встретила прусского дипломата со всей своей суровостью: снежной вьюгой, заносами и холодом. «С Кенигсберга не вижу натурального цвета земной поверхности», - шутливо рассказывал Бисмарк в письме из Петербурга (Нольде, стр. 11).

29 марта 1959 года Бисмарк прибыл в столицу и остановился в гостинице «Демут», которая тогда находилась на Большой Конюшенной. Позднее, как мы можем видеть из воспоминаний Д.А. Милютина¹, он переехал на Английскую набережную: «Мне случалось видеться с ним нередко, тем более, что мы были близкими соседями на Английской набережной, когда я жил в доме Челищева, а он — в доме графа Штейнбока-Фермора (где позже помещалось австрийское посольство)». Милютин также дает небольшое описание внешнего вида и характера Бисмарка: «В своем разговоре и обращении он вовсе не был похож на чопорного дипломата; скорее можно было принять его за отставного военного. Говорил он просто, непринужденно, с видом человека откровенного, с примесью саркастического остроумия». То самое «саркастическое остроумие» мы не раз встретим в его мемуарах.

Каким же предстал Петербург перед будущим железным канцлером Отто фон Бисмарком? В первую очередь нам хотелось бы обратить внимание на то, как немецкий дипломат советует появляться на улице приезжему, да и вообще любому более-менее знатному человеку. Бисмарк рекомендует находиться «на улице не иначе, как со знаками одного из высших русских орденов», «если хочешь, чтобы полиция и публика обращались с тобой вежливо». Интересно, что он также пишет и о том, что такой же обычай существовал и в Париже. Однако такая традиция для Бисмарка, как и для многих немцев, была странной, и, можно сказать даже глупой. Он весьма иронично пишет об этой любви к орденам, о человеке, которого отличало пристрастие к большому количеству знаков отличия в Берлине, как пишет Бисмарк, «принято было говорить: «ег peuckert» [«он пейкирует»]». В России ордена были введены еще Петром I с целью заменить материальную награду знаковым отличием, однако их значение постепенно претерпевало изменения. Позднее орден приобрел свою иерархию, а также появилась собственная мода на внешний вид награды. С одной стороны он показатель статуса, чина и в этом его условность, а с другой он показывает степень заслуг перед отечеством. Рядовые награждались только медалями, дворяне – только орденами. Это отличие проводило границу между привилегированным сословием и простыми людьми. Именно поэтому на улицах нужно было появляться не иначе, как с орденами на груди.

Бисмарк также отмечает, что в Петербурге не так уж много всадников. Как правило, по Петербургу передвигались с помощью карет. Здесь необходимо заметить, что передвигаться в столице самостоятельно в то время было достаточно сложно, и дело тут вовсе не в качестве дорог. Напротив, Бисмарк отмечает, что пользовались «прекрасными дорогами для верховой езды на островах или в ближайших окрестностях столицы». Дело в том, что Петербург того времени, достаточно большой город по европейским меркам, да еще и с длинными улицами, не имел нумерации домов. Таким образом, человеку, только что прибывшему в столицу, было просто невозможно найти нужный дом без помощи кучера. Ориентиром могли служить лишь торговые лавки или какие-либо вывески. На улицах Петербурга встречались и наездники. Бисмарк пишет, что «при езде верхом, но в штатском платье и без конюха не всегда можно было избежать опасности оказаться жертвой невоздержанного языка или неосторожной езды отличавшихся своей особой одеждой кучеров видных сановников». Эти слова подтверждают то, насколько важно было показать свое положение в обществе своим внешним видом и тем, каким способом вы передвигаетесь по городу. Бисмарк останавливает наше внимание на том, что большинство всадников в окрестностях Петербурга – это немецкие и английские купцы, а офицеры, напротив, старались не ездить верхом. Лучшими наездниками прусский посланник называл двух адмиралов: великого князя Константина Николаевича и князя А.С. Меншикова¹.

С самого начала своего пребывания в России Бисмарк был удивлен динамичностью движения и в Петербурге, и в Москве. Улицы были заполнены экипажами, которые неслись с большой скоростью по узким улочкам. В письме к своей жене от 6 июня 1959 года он пишет об этой особенности так: «Медленная запряжка и быстрая езда характерная черта этого народа. Два часа тому назад я заказал экипаж, и на вопрос, который я в продолжении 1,5 часов задаю через каждый 10 минут, мне отвечают: сейчас!». Поразительное неуважение и безответственность кучеров вызывали у Бисмарка недоумение. Оживленность улиц могла напомнить прусскому посланнику Лондон или какой-либо другой крупный европейский город. Однако мы считаем, что быстро ездили в западноевропейских городах вовсе не из-за медленной запряжки. Одна из бед России, плохие дороги, играла злую шутку со скоростными экипажами. Бисмарк пишет, что из-за быстрой езды «по дурным дорогам» они часто ломались и лошади падали, поэтому приходилось идти пешком. Путешествовать одному по городу было достаточно сложно, ведь, как мы говорили ранее, ориентироваться без нумерации домов практически невозможно.

Одной из проблем России, по мнению Бисмарка, также были и высокие цены. Он находился в достаточно стесненных обстоятельствах. В. С. Дударев в своей работе приводит в пример отрывки из писем Бисмарка к брату. Он жаловался на дороговизну товаров и аренду дома или квартиры: «дороговизна для повседневных нужд, мяса, хлеба, фуража не чрезмерна, но во всем, что принадлежит к роскоши, она баснословна» стр. 100 Также из практических соображений он «…советовал жене, оставшейся во Франкфурте, выслать мебель из орехового дерева; она в моде в Петербурге, особенно резная, «старо-французская». Стр. 23 Через год пребывания в России, в июне 1860 года, Бисмарк привозит в Петербург свою жену и детей.

Мы можем предположить, что в диковину для прусского дипломата были и белые ночи, которых не было на его родине. Европейскому человеку адаптироваться к русскому климату было достаточно сложно. В Петербурге переменчивая погода, сильный ветер, частые дожди, и, поэтому человеку приезжему было легко простудиться. В своих воспоминаниях Бисмарк пишет: «В июне 1859 г., не успев еще свыкнуться с петербургским климатом, я после продолжительной езды в сильно натопленном манеже отправился однажды домой без шубы и еще задержался по дороге, чтобы посмотреть на учение рекрутов. На следующий день у меня обнаружился суставной ревматизм, с которым мне пришлось долго бороться». Еще одну особенность русской погоды он отмечает в своем письме жене по дороге в Москву: «После того, как я жаловался в последнее время на палящий зной, подумал я сегодня, что грежу, когда, проснувшись между Тверью и Москвою, увидел зеленые поля, далеко кругом покрытые снегом. Я уже более ничему не удивляюсь, а потому, убедившись, что это наяву, спокойно повернулся на другой бок, чтобы продолжать спать и катиться дальше, хотя меняющиеся краски занимавшейся зари не лишены прелести». Также он описывает увиденные им пейзажи: «Лесом, большей частью березовым, покрыты болота и холмы, поросшие чудною травою; в промежутках луга, - и это тянется на 10, 20, 40 верст». Далекие от городов места кажутся ему безлюдными, Бисмарк пишет, что даже не встречал пашен, деревень, домов, кроме станционных.

Помимо Петербурга и первопрестольной Бисмарк посещал Царскосельский и Петергофский дворцы. Первую аудиенцию у Александра II Бисмарк получил уже на третий день своего пребывания в России в свой день рождения – 1 апреля 1859 г. Надо сказать, что к Бисмарку при дворе императора относились очень хорошо. Особым почтением прусский дипломат пользовался со стороны вдовствующей императрицы Александры Федоровны, жены Николая и сестры прусского принца-регента Вильгельма I: «Правильное представление о характере дворцового гостеприимства я получил тогда, когда моя покровительница, вдовствующая императрица Шарлотта, сестра нашего короля, пригласила меня к себе. Для приглашенных со мной лиц из состава миссии на императорской кухне заказывалось два обеда, а для меня — три». Бисмарк пользовался расположением и четырехлетней великой княжны, которая назвала его милым, а указывая на другого высокопоставленного генерала, она сказала «он воняет». Прусский дипломат высоко оценивает красоту принцессы Лейхтенбергской¹, которая переживала в ту пору «расцвет своей юной красоты» и выполняла роль хозяйки дома с присущей ей грацией и оживлением.

Далее нам представляется интересным описание Бисмарком быта и традиций при дворе. В первую очередь он пишет о дворцовом хозяйстве и о прислуге. Бисмарк отмечает, что «много крали, но гости императора от этого не страдали; напротив, их порции были рассчитаны на обильные остатки в пользу слуг». Мы видим, что прусский посланник полагает, что со слугами обращались очень хорошо и даже закрывали глаза на воровство. Бисмарк уделил внимание также погребам и кухня, которые по его мнению были «совершенно безупречны, даже в тех случаях, когда они были вне контроля». В то же время он говорит о высоких ценах на поставки. Как мы говорили ранее, Бисмарк считал, что цены в России достаточно велики для иностранца.

Канцлер описывает интересные случаи возникновения традиций при дворе. Судя по всему, эти истории были рассказаны ему кем-то, кто был близок к императорскому двору. Например, он пишет о том, как получилось так, что огромное количество сала ставилось в счет, когда приезжает принц Прусский: «При первом своем посещении принц после прогулки верхом пожелал съесть к ужину ломтик сала. Истребованный лот сала превратился при последующих посещениях в пуды». Бисмарк также пишет о забавной истории с часовым на лужайке в Летнем саду. Оказалось, что еще императрица Екатерине на этом месте увидела первый подснежник, который появился раньше, чем обычно и приказала его охранять. С тех пор на этом месте из года в год стоит часовой. За всеми этими забавными историями Бисмарк видит «устойчивость и постоянство, на которых зиждется сила того, что составляет сущность России в противовес остальной Европе». Таким образом, канцлер выделяет еще одну особенность русского народа.

Еще одна важная тема, которую мы хотели бы затронуть, это поездка Бисмарка в Москву и его впечатления от первопрестольной. В своих мемуарах он не пишет о своей дороге из Петербурга, видимо, считая эту деталь второстепенной. В первую очередь Бисмарк говорит об отношении русских к Австрии. Он рассказывает о случае в библиотеке, по которой его водил московский губернатор князь Долгоруков. Владимир Андреевич Долгоруков был генерал-губернатором с 1865 по 1891 год, а в период пребывания Бисмарка в Москве градоначальником был Павел Алексеевич Тучков¹. На наш взгляд немецкий канцлер действительно был в библиотеке в сопровождении Долгорукова, но, так как воспоминания были записаны позже, то и должность была указана, возможно, на момент 1890 года. Теперь же вернемся к происшествию, о котором писал Бисмарк. В той библиотеке они встретили одного унтер-офицера, который имел Железный крест за битву при Кульме 1813 года, в ходе которой были разбиты войска наполеоновской армии. На вопрос с кем бы он сейчас пошел воевать – с Италией или с Австрией, солдат ответил, что он «всегда против Австрии», объяснив это тем, что «Честный враг лучше неверного друга». Всего лишь этим событием Бисмарк характеризует отношение всех русских к Австрии. Такие настроения в народе неудивительны после поражения в Крымской войне, в которой Австрия принимала непосредственное участие.

В своем письме к жене Бисмарк говорит, что хочет «прежде всего навестить любезную знакомку прежних времен, княгиню Юсупову², которая живет в 20 верстах отсюда в своем имении». Приехав в Архангельское, он подробно описывает внешний облик дворца: «От его фасада тянется к реке уступами широкий луг, окаймленный, как в Шёнбруне, живою изгородью, а налево от него у самой реки стоит павильон, в шести комнатах которого я одиноко брожу; по ту сторону воды – равнина, залитая лунным светом, по сю сторону – луг с изгородями и оранжереями; в камине завывает ветер и трещат дрова, со стены смотрят на меня , подобно привидениям, старые портреты, а в окна белые мраморные статуи: очень романтическое уединение». Мы видим достаточно романтичное описание усадьбы Юсуповых, Бисмарк восхищен красотой ее парка.

С княгиней Юсуповой прусский посланник знаком еще с юности, именно в доме дочери бывшего посла в Берлине Рибопьера он «в первый раз вступил в берлинский свет». Судя по всему Бисмарку очень понравилось в Архангельском и он поражается размерами оранжереи и говорит о том, что «Все вместе, как и парк, напоминает в большем размере Радентин (приморское поместье в мекленбурге-шверине) с причудливым прибавлением построек, изгородей, террас и статуй». Днем позже из усадьбы он отправляется вместе с Юсуповыми в первопрестольную.

В Москву он прибывает 8 июня 1959 года. Сама столица кажется Бисмарку чересчур зеленой, он пишет об этом с присущей ему иронией: «Москва, глядя сверху похожа на засеянное поле: солдаты зеленые, постройки зеленые, и я даже не сомневаюсь, что поданные мне яйца снесены зеленой курицей». Несмотря на всю свою излишнюю «зеленость», первопрестольная ему очень понравилась. По его мнению «Москва очень раскинута и своеобразна со своими церквами под зелеными крышами и бесчисленными куполами; она иная, нежели Амстердам, но оба этих города своеобразные изо всех, какие я знаю». Он описывает также и дом Юсуповых¹, в котором он гостит. Бисмарк говорит, что этот дом – один из уцелевших после пожара 1812 года, у него толстые стены, как в Шёнгаузе², большие комнаты, занятые канцеляриями.

Бисмарк был очень впечатлен видом из Кремля, огромным количеством башен причудливых форм, церквей с «громадными луковицами, обыкновенно по пяти или больше на каждой». В письме от князя М.А. Оболенского³ мы видим, что Бисмарк проявил огромный интерес к памятникам нашей культуры. Он с интересом изучил здания Кремля, домашнюю утварь русских царей, греческие рукописи Синодальной патриаршей библиотеки⁴. Оболенский был впечатлен познаниями Бисмарка в области археологии и даже подарил ему на память экземпляр «Книги, содержащей описание избрания на царство и вступления на престол царя Михаила Федоровича». Канцлер был тронут этим подарком, «любезностью и редким достоинством приема» и истинным русским гостеприимством. Оболенский произвел на Бисмарка очень приятное впечатление, что положительно повлияло на его воспоминания о пребывании в Москве.

Пребывание в Петербурге, а также посещение им Москвы, императорских дворцов и усадьбы Архангельское оставили в памяти О. Бисмарка глубокие и яркие впечатления. Он обращал свое внимание не только на архитектуру, но и на нравы городских жителей, прислуги, кучеров. Его поразила своеобразная и необычная для европейца красота Москвы, оживленность улиц, формирование традиций и многое другое. Все, что он видел, мало напоминало ему немецкие города. «Какая это красота, не похожая на нашу» - говорил он в письме к своей жене.