logo search
Е

1658 – Основание Новоиерусалимского Воскресенского монастыря

Можно понять восторг царя Федора Алексеевича, побывавшего в Новом Иерусалиме. Этому монастырю не было равных в России. Никон задумал и создал его, стремясь в миниатюре воспроизвести Святые места в Иерусалиме. Вся уютная и просторная местность вокруг высокого холма у Истры была им преображена и переименована. Он поступил здесь как Бог, создававший твердь. Холм, на котором возник Новый Храм – Воскресенский собор, по воле патриарха превратился в Сион. Тихая, извилистая, типично русская речка Истра услышала свое новое имя – Иордан. Поднявшись на соседний с Сионом холм Елеон, можно было увидеть Гефсиманский сад. А величественный скит, выражавший всю его гордыню, Никон поставил у потока Кедрон. Никон так полюбил избранное им место, что проводил там целые месяцы, увлеченный стройкой. Особенно поражала паломников своей необыкновенной высотой и величием ротонда храма с поливными изразцами, а также и вся живописная гармония церквей с окружающей природой. Согласно легенде, название всему месту дал царь Алексей Михайлович, приехавший посмотреть на дело рук его «собинного друга»: «Посмотря сюду и сюду на широту пространства польного и возлюби, и нарече имя монастырю Новый Иерусалим».

Рассорившись с царем, Никон переехал в Новый Иерусалим и ушел с головой в дела стройки. Достроить монастырь ему не удалось, но, согласно его воле, гроб с его телом привезли и похоронили здесь – в самом любимом для него месте на земле, которое было, по его убеждению, ближе всего к Небу.

Семья царя Алексея

Жизнь «Верха» – так называли царский дворец, стоявший на Кремлевском холме, – протекала при Алексее Михайловиче по принятым в старину обычаям и традициям. Царь вставал, молился, шел в баню, совещался с ближними боярами, заходил на половину царицы, играл с детьми, гладил любимого кота (его изображение дошло до наших дней). Летом царь с семьей жил «в прохладе» на лоне природы, в своих подмосковных дворцах: в Преображенском, Измайловском и в самом любимом – Коломенском. Деревянный, причудливой формы, ярко украшенный, Коломенский дворец возвышался на холме у красивой излучины Москвы-реки, откуда открывался вид на Москву. Семейная жизнь царя Алексея Михайловича сложилась на редкость удачно. Долгие годы он был счастлив с царицей Марией Ильиничной Милославской. Красивая, спокойная и добрая, она родила царю 13 детей – 5 мальчиков и 8 девочек. Царица была старше царя на 3 года, отличалась особым благочестием и богобоязненностью. Порой в малом возке, невзирая на снега или грязь, она отправлялась на богомолье по святым местам Подмосковья. Скончалась Мария 3 марта 1669 г., а в 1671 г. царь женился снова. Новой царицей стала 20-летняя дочь рязанского дворянина Наталья Нарышкина, которую он якобы встретил в доме своего приближенного боярина А. Матвеева и полюбил. В мае 1672 г. Наталья родила первенца – сына Петра, будущего реформатора России. Годы, проведенные Алексеем с Натальей, оказались самыми счастливыми для царя. Но счастье было недолгим – царь умер всего лишь 47 лет от роду.

Правление царя Федора

Наследовал престол Алексея Михайловича его третий сын, 15-летний Федор (двое его старших братьев умерли в юности). Федор не отличался крепким здоровьем. Случалось, он неделями и месяцами не мог выйти из дворца, мучимый недугами. Даже на коронацию его несли на носилках. При этом Федор был умным, живым юношей, страстно любил лошадей, в которых знал толк. Он получил хорошее домашнее образование, знал латынь, любил чтение и музыку. Учителем Федора был Симеон Полоцкий. Ученый монах, воспитанник иезуитов, он обратил на себя внимание царя Алексея Михайловича в Полоцке, когда прочитал в честь царя оду, поразившую всех благозвучием и красотой. Его взяли в Москву и определили наставником царских детей. Симеон Полоцкий писал много стихов, составил «Вертоград многоцветный» – сборник стихотворных сентенций на все случаи жизни, стремясь при этом, чтобы «в непрерывном повествовании не родилась для слушателя скука», чтобы читатель получал новые знания.

Царствование Федора оказалось в целом спокойным. Федор правил гуманно, ему удалось умерить чрезмерные аппетиты родственников по материнской линии – Милославских. Им на смену в управление пришли люди достойные и опытные – бояре Языков и Лихачев, а позже князь В. В. Голицын.

При Федоре самодержавие уже не нуждалось в поддержке общества, «земли», усилилась власть воевод на местах. В 1678—1679 гг. провели подворную перепись, и с тех пор подданные платили налоги с дворов, а не с земли (с «сохи»), как раньше. В окружении царя обсуждали проекты преобразований, предвосхищавшие реформы Петра I. В 1681 г. отменили местничество – систему, при которой должности занимали люди в зависимости от знатности и заслуг их рода. Это приводило к распрям из-за «места», затрудняло управление. Федор указом предписал отменить местничество, а книги, в которых велся «местнический счет», сожгли при свидетелях в печах. Главным критерием продвижения по службе стали личные способности и выслуга лет.

При Федоре книги стали обычными не только при дворе, но и в народной среде. Хотя многие из них по-прежнему оставались рукописными, внимание читателей привлекали яркие, красочные типографские сборники стихов, нравоучительных историй, учебники. Особенно прославился «Букварь» Кариона Истомина, по которому учились несколько поколений русских людей. Появляются в руках русских читателей и многочисленные переводные издания. Сборники поучительных рассказов, стихотворные сборники не только духовного, но и светского содержания становятся доступны читателю, и духовный мир его стремительно расширяется.

Популярны басни (в том числе Эзопа), забавные рассказы, близкие и понятные не лишенным чувства юмора русским людям. Вот переводной рассказ про упрямую жену: «У некоего мужа жена бе зело упорна, всегда противу ему глаголющи. И некогда случися им идти через реку, и жена утопе». Далее рассказывается, что сбежавшихся с баграми людей муж просит искать не вниз по течению, а вверх. «Человецы же зрящи глаголют ему: „Что – рече, – тако противу обычая твориши? Когда повелось кому мертвому противу воды плыти?“ Он же рече: „Вем аз (знаю я. – Е. А.) жены моей обычай, яко жива будучи не згодися (не соглашалась. – Е. А.) со мною, и в пригоде (приключении. – Е. А.) сей тако о ней разумею, яко зело бе упряма, того ради противу воды плыть ей“».

Москва при Федоре давно жила уже другой, новой жизнью. При дворе все больше появлялось людей без традиционной бороды, одетых в новомодное польское платье. В жизнь и быт входили западные новинки. Во дворце и домах знати появлялись во множестве иностранные вещи – обои из тисненой кожи, мебель, посуда, кубки и украшения. По-новому начали работать и русские художники. На стенах стали (как тогда говорили) «ставить парсуны» – портреты, написанные с натуры. Иностранцы отмечали, что члены царской семьи знали по-польски, одевались в польские одежды. Во время стрелецкого бунта 15 мая 1682 г. мятежники разграбили дом дьяка Посольского приказа и, к своему ужасу, нашли там неведомого «гада» – каракатицу с множеством ног, т. е. кальмара, которым, надо полагать, лакомился втихомолку от прочих подданных просвещенный посольский дьяк. Огромное влияние на образ жизни русских верхов оказывали приехавшие с Украины писатели, церковники, учителя – носители польской и смягченной православием украинской культуры барокко. Новое проступало в церковной и жилой архитектуре (так называемое «нарышкинское барокко»).