1919 – Перелом в Гражданской войне

Новая и решающая фаза войны пришлась на 1919 г. У Белого движения, получившего от Антанты большое количество оружия, появился шанс справиться с большевиками. Но как и раньше, действия белых оказались несогласованными. Весной 1919 г. армия Колчака, стремясь соединиться с южными силами, начала наступление из Сибири на юго-запад, но была остановлена советскими войсками С. С. Каменева и М. В. Фрунзе, которые в апреле 1919 г. сами перешли в успешное контрнаступление, войдя к лету в Сибирь. И только лишь после поражения Колчака, в июле 1919 г. Деникин начал свой поход на Москву. Но дальше Курска и Орла он не продвинулся. Красные войска А. И. Егорова осенью одержали над ним победу, выбрав направление наступления не через враждебные красным казачьи области Дона, а через рабочий Донбасс. Остатки Белой армии укрылись в Крыму, где во главе ее был поставлен генерал П. Н. Врангель. Он тщетно пытался привести в порядок разбитые и отчасти деморализованные поражениями деникинские войска.

Крайне неудачным оказалось и наступление на Петроград летом 1919 г. войск генерала Юденича с территории прибалтийских государств, ставших уже независимыми. Прибывший в Петроград Троцкий быстро организовал успешную оборону города, и к осени 1919 г. Юденич отступил. Сыграли свою роль и угрозы Троцкого в адрес прибалтийских правительств: за поддержку Юденича он пообещал Эстонии оккупацию, а Финляндии пригрозил башкирскими дивизиями, которые он якобы бросит на Хельсинки. А это могло стать пострашнее монголо-татарского нашествия!

Победа красных в Гражданской войне

Весной 1920 г. возрожденная после двух столетий оккупации Польша начала войну против Советской России. Отчасти это была превентивная война, отчасти лидер Польши Юзеф Пилсудский мечтал о возрождении Великой Польши в виде федерации Польши, Литвы, Украины и Белоруссии. Польским войскам довольно быстро удалось занять Киев. Это произошло 6 мая. А через неделю началось столь же стремительное контрнаступление двух советских армий, А. И. Егорова и М. Н. Тухачевского, обратившее поляков в бегство.

Первые легкие победы на Западном фронте породили надежды, что мир стоит на грани мировой революции. Нужно только взять Варшаву, а там «вспыхнет» Германия, поднимется пролетариат других стран Европы. Лидеров большевиков, опьяненных победами, охватил ажиотаж. Не дожидаясь телеграммы о взятии польской столицы, Ленин горячо убеждал делегацию французских социалистов: «Да, советские войска в Варшаве. Скоро нашей будет Германия. Мы снова завоюем Венгрию, Балканы поднимутся против капитализма. Задрожит Италия. Буржуазная Европа трещит по всем швам в бурю».

Но все надежды большевиков на «мировой пожар» не сбылись. В августе 1920 г. советские армии были наголову разбиты в сражении на Висле и начали стремительное отступление, более похожее на бегство. Защищая себя, поляки защитили Европу от новой, наверняка тяжелой войны с большевиками.

«Чудо на Висле» (так поляки до сих пор называют это сражение) не изменило общей ситуации в самой России – победа красных не вызывала ни у кого сомнения. Последнее предпринятое Врангелем в июне 1920 г. наступление из Крыма на Донбасс оказалось жестом отчаяния, желанием спасти свою честь, а не Россию. Красная армия имела уже в 3-4 раза больше сил, инициатива прочно находилась в руках ее командования. Установленное после сражения на Висле перемирие с поляками позволило красным перебросить на Юг свежие силы. В конце октября войска Фрунзе почти беспрепятственно вошли в Крым. 14—16 ноября десятки кораблей под Андреевским флагом, оглашая окрестности тоскливыми кликами прощальных гудков, навсегда покинули берега России, эвакуируя армию Врангеля и тысячи гражданских беженцев, которые до последней минуты буквально штурмовали сходни отходящих судов. Но тысячи белых офицеров остались в Крыму. Сдавшись на милость победителей, они выбрали страшную судьбу. Им всем предложили явиться в местные органы власти для регистрации, а потом в большинстве своем их арестовали и расстреляли. Специальной операцией чекистов руководили венгерский коммунист Бела Кун и старая большевичка Р. С. Землячка.

Многие обстоятельства привели красных к победе в Гражданской войне. Сыграли свою роль Троцкий и Реввоенсовет, быстро создавшие новую боеспособную армию. Важным стал и переход Советской России с сентября 1918 г. на осадное положение, что позволило мобилизовать все ресурсы страны. Партийное, государственное и военное руководство было сосредоточено в одном центре, в руках фанатичных единомышленников. В лагере большевиков, действовавших под началом признанного и авторитарного вождя Ленина, были споры, но почти не было разногласий, опасных в военной обстановке. Крайне редки были и случаи предательства в руководстве, хотя дезертирство красноармейцев из красных частей (как, впрочем, и из белых) было повальным.

Удачным оказалось и стратегическое расположение красных – в центре страны, в наиболее экономически развитых районах. Белые же действовали несогласованно как с союзниками из Антанты, так и между собой. Их наступления не были синхронными, что оказывалось на руку красным, которые по довольно густым сетям железных дорог Центра могли перебрасывать силы с одного фронта на другой. Намерение же белых генералов восстановить «единую и неделимую Россию» отпугивало от союза с ними антибольшевистских национальных лидеров Польши, стран Прибалтики, Закавказья и Средней Азии.

Белое движение проиграло красным и пропагандистскую войну. Основы этого поражения лежат в неясной, расплывчатой идеологии белых, лидеры которых были исключительно военными и не обладали даром политиков. Они опасались оттолкнуть от себя монархические и правые антибольшевистские силы. Поэтому, отвергая политически выгодную для них социалистическую терминологию, белые лидеры лишались мощного идейного оружия. Они вообще с подозрением относились к социалистам и революционерам. Попытки эсеров провести необходимые социальные реформы на территориях, освобожденных от красных, ни к чему не приводили, тем более что в 1919 г. правые эсеры в стане белых вдруг выступили против вооруженной борьбы с большевиками, которые им тотчас ответили амнистией, что возмутило бывших царских генералов.

Свидетельством этих напряженных отношений стал государственный переворот в Омске, когда адмирал Колчак арестовал эсеровское правительство Директории. Белые генералы говорили только о возрождении армии, восстановлении порядка и туманно обещали после победы предоставить народу России возможность самому выбрать политический строй. Такая политика, названная «непредрешенчеством», была неубедительной для масс. Белое движение в глазах разных слоев народа ассоциировалось с восстановлением самодержавия, ненавистного тогда почти всем без исключения группам населения. Молчание же белых о целях их аграрной политики однозначно говорило крестьянству о том, что с приходом белых землю у них отберут вернувшиеся помещики, что и происходило в занятых белыми армиями губерниях.

Примитивной, но доходчивой для миллионов неграмотных жителей страны социалистической пропаганде большевиков, осуществляемой талантливой левой интеллигенцией, Белое движение не смогло ничего противопоставить. Несмотря на бумажный голод, большевики завалили страну агитационным материалом – текстами речей и портретами «вождей», декретами и плакатами. Из конца в конец страны разъезжали агитационные поезда, собиравшие толпы изголодавшихся по зрелищам людей. Большевики победили не только штыком, террором и страхом, но и романтичными песнями, необычайной «былинной» униформой (кстати, сшитой по эскизам художника Билибина еще для Временного правительства), рифмованными красивыми словами о будущем «царстве равенства и братства», смешной, запоминающейся сатирой, построенной на противопоставлении огромных, мужественных фигур в буденовках – «защитников и строителей нового мира» и мелких, уродливых, толстопузых «буржуинов», золотопогонных «черных баронов», их алчных до русского угля и леса друзей-интервентов, от которых нужно было во что бы то ни стало защищать, как от супостатов, «социалистическое Отечество» и даже «матушку-Россию» (из воззвания перешедшего к красным генерала Брусилова). В умелом использовании социальных и отчасти патриотических мотивов, сюжетов и образов состояла сила большевистской пропаганды.

Последствия же Гражданской войны для России были ужасающими. Большинство историков сходятся на том, что за 1918—1922 гг. страна потеряла 15—16 млн человек. Считается, что боевые потери сторон составили 800 тыс. человек, 1,3 млн – это жертвы террора, бандитизма, погромов, мятежей. Среди последних 300 тыс. человек – жертвы еврейских погромов на Украине и Юге России. Об остальном миллионе человеческих жизней невозможно сказать точно, кто именно виновен в гибели этих людей – белые, красные, зеленые, черные (анархисты)? Не менее 2 млн человек оказались в изгнании. Около 5 млн человек унесли эпидемии, спутники Гражданской войны: тиф, дизентерия, оспа. Причем не менее 3 млн человек из них умерли от знаменитой «испанки» – гриппа. Послевоенный голод 1921—1922 гг. – следствие страшного военного разорения – отнял жизнь еще у 5,2 млн человек.

Григорий Котовский

Как часто бывает в годину смуты, на поверхность выплыло немало сомнительных личностей. История Гражданской войны (особенно на Юге) полна невероятных приключений авантюристов. Среди них особенно знамениты бандитка Маруся (Никифорова), атаман Григорьев, Мишка Япончик, Секира-Яхонтов, Гриша Котовский. Последнего в сталинские времена выделили из числа других бандитов и возвели в пантеон «легендарных героев» Гражданской войны вроде Чапаева, Щорса, Лазо и др., чьи портреты висели во всех советских школах.

Григорий Котовский, сын механика из Кишиневского уезда, с детства отличался драчливостью и вороватостью, за что и попал в 1903 г. в тюрьму. Там он стал признанным вожаком преступного мира по кличке Кот. Склонный к позерству и театральным жестам, Котовский прославился как мастер внезапных налетов. При этом он любил бравировать своей удалью. Широкую известность получила его фраза «Спокойно, я – Котовский!», когда он, в компании до зубов вооруженных бандитов в черных масках, внезапно появлялся перед своей жертвой и требовал, чтобы купец или банкир «внес… в фонд обездоленных, на покупку молока, десять тысяч рублей, так как многие одесские старушки и младенцы не имеют средств на покупку молока». Но чаще он «собирал» деньги не «на молоко», а «на революцию». Осужденный за свои преступления на бессрочную каторгу, весной 1917 г. Котовский вышел на свободу и участвовал в установлении советской власти в Одессе. Со своим отрядом из уголовников и анархистов он воевал с румынами, а потом – уже при белых – вернулся к прежней «веселой» жизни: грабил богатых коммерсантов, требовал от них «на революцию», «бомбил» магазины, склады, кассы. В страшной неразберихе Гражданской войны на Юге Котовский, в отличие от других атаманов, удачно поставил на «червей», т. е. на красных, и по их заданию подавлял антисоветские мятежи. Все его боевые действия сопровождались бесчинствами, насилием и грабежами. Наконец в декабре 1920 г. его приняли в ряды ВКП(б), у него появились награды – орден Красного Знамени и почетное революционное оружие.

С началом нэпа он ударился в бизнес – взял в аренду сахарные заводы и обещал снабжать Красную армию продовольствием. В районе, где стоял его кавкорпус, были налажены разные производства. Его воины устраивали облавы на одичавших собак, из трупов которых варили мыло, а из шкур тачали обувь, шили шапки. В народе этот район называли «Котовией». Сам комкор там был царем и богом. В 1924 г., записав себя в молдаване, он организовал Молдавскую автономную республику, сам установил ее границы и явно метил в руководители автономии, однако в августе 1925 г. его в ссоре убил один из подчиненных. Забальзамированное тело «героя» торжественно похоронили в особом мавзолее на площади новой столицы Молдавии, городка Бирзул, переименованного в Котовск. Через окошечко в гробу люди могли посмотреть на знатного покойника. Наверху мавзолея была трибуна – все как в Москве. В 1941 г. захватившие Котовск румыны вытряхнули тело Котовского из гроба, пробитое же пулей сердце Кота хранится в спирту в музее Одесского мединститута.

Март 1921 – Кронштадтское восстание

Уже с лета 1918 г. в стране почти непрерывно вспыхивали восстания крестьян против советской власти. Но в начале 1920-х гг., уже после победы красных, эти разрозненные выступления стали приобретать черты крестьянской войны. Политика большевиков оказалась страшно жестокой даже для терпеливого русского крестьянства. В одних случаях крупные отряды крестьян занимали города и целые уезды, в других они действовали как типичные партизаны: засада, внезапный налет, молниеносный отход и рассредоточение. Весной 1921 г. особенно опасным для советской власти стало массовое восстание крестьян в Тамбовской губернии под предводительством социалиста-революционера А. С. Антонова. Оно охватило огромные территории, и в нем участвовали не только «кулаки», но и самые широкие массы сельского населения. Тревожными для большевиков были лозунги повстанцев: «Советы без коммунистов!», «Созыв Учредительного собрания!», «Денационализация!», «Отмена продразверстки!», «Свободу политическим партиям!».

Москва бросила на подавление «антоновщины» все силы победившей в Гражданскую войну Красной армии, оснащенной артиллерией, бронетехникой, самолетами и химическим оружием. «Банды кулаков» били лучшие полководцы Красной армии – С. Каменев, М. Фрунзе, С. Буденный, И. Федько. Но более всего запомнился своей хладнокровной жестокостью в расправах с жителями «русской Вандеи» будущий маршал М. Н. Тухачевский, чья игра на скрипке с исполнением любимого им скрипичного концерта ре мажор Бетховена в перерывах между кровавыми карательными экспедициями выглядела кощунством.

В борьбе с «антоновщиной» власть использовала все возможные методы: от обстрела химическими снарядами сел, «пораженных бандитизмом», до взятия и расстрела заложников и тех, кого подозревали в укрывательстве даже не самих «бандитов», а их жен и детей. Тогда же начали использовать излюбленный впоследствии советской властью «геополитический» метод борьбы – массовое, поголовное отселение целых сел и уездов в другие, отдаленные места. В итоге разнообразной «советизации» (так называли в документах кровавую расправу с крестьянами) восстание было подавлено.

Отзвуком «антоновщины», неожиданным для большевиков, стало восстание моряков в Кронштадте в марте 1921 г. Оно особенно встревожило Ленина – ведь во многом благодаря кронштадтским матросам он сумел захватить власть в 1917 г. Требования моряков были схожи с требованиями антоновцев: Советы без коммунистов, свободные выборы, свобода печати и слова. Временным революционным комитетом Кронштадта руководил старший писарь линкора «Петропавловск» Степан Петриченко. При этом над Кронштадтом и кораблями флота развевались красные флаги. Но более всего обеспокоило советские власти заявление моряков о том, что, подняв восстание, они начинают «третью революцию», против «комиссародержавия». И это сказали не тамбовские крестьяне в лаптях, а профессиональные военные и отчаянные головы. Кто же не знал в России революционной удали «братков» с кораблей Кронштадтской эскадры! И хотя большевики назвали восстание мятежом, якобы спровоцированным французской разведкой, белыми и эсерами, для вчерашнего революционера Ленина угроза «третьей революции», уже против большевиков, не казалась шуткой. Поэтому против восставших решили действовать быстро и жестоко. Командование Красной армии спешило. Если бы растаял лед, соединявший остров Котлин с материком, то крепость стала бы недосягаемой для сухопутной армии. Первая атака на Кронштадт провалилась. Тогда к крепости подтянули превосходящие силы РККА. В ночь с 17 на 18 марта 1921 г. они взяли Кронштадт штурмом и подавили мятеж. Началась жестокая расправа с пленными. 2193 человек были расстреляны, а более 6 тыс. – сосланы в образованные на Севере концлагеря. Петриченко сумел бежать в Финляндию, но в 1945 г. по требованию советского правительства он был выдан финнами советской власти, крепко помнившей о своем испуге весной 1921 г. Вскоре Петриченко умер в концлагере.

Новая экономическая политика (1921—1929)

Поворот к новой экономической политике

Поворот, наметившийся в политике большевиков с начала 1921 г., оказался для многих неожиданным. Заявленные в 1917—1918 гг. принципы «построения коммунизма» продолжали действовать и в 1920 г. В ходу были идеи так называемого «военного коммунизма», при котором нужно было во что бы то ни стало «продержаться» до начала мировой революции. Достигалось это с помощью чрезвычайных мер, государственного регулирования и уравниловки, а также, как писал Ленин, «беспрекословного повиновения масс единой воле руководителей трудового процесса», т. е. его и других «вождей». Политика «военного коммунизма» предполагала продразверстку, всеобщую трудовую повинность, безденежный обмен, бесплатные услуги. Вскоре стала ясна бесперспективность этой доктрины, хотя лидеры большевиков в этом не признавались: еще в 1920 г. Ленин протестовал против предложения партийного экономиста Ларина заменить «продразверстку» фиксированным «продналогом». Ленин утверждал, что отмена продразверстки – есть «возвращение к капитализму» с его свободой торговли. Продолжая политику «военного коммунизма», Совнарком в течение декабря 1920 г. принял три декрета: «О бесплатном отпуске населению продовольственных продуктов», «О бесплатном отпуске населению предметов широкого потребления», и, наконец, 23 декабря вышел декрет «Об отмене оплаты за всякого рода топливо». На самом деле жители городов отчаянно голодали и мерзли после 3 лет разорительного «строительства коммунизма». Но власти шли дальше – предполагалась скорейшая отмена денег. Вместо них намеревались ввести учет в трудовых или в энергетических единицах – «тредах» и «энедах». Однако ранней весной 1921 г. Ленин, сопоставив многие факты, понял, что он ошибался, что, несмотря на победу над белыми, большевики могут потерять власть. Жесточайший продовольственный кризис начала 1921 г., неконтролируемый подпольный рынок «спекулянтов», сознательное сокращение крестьянами посевных площадей (чтобы не было «излишков», которые отбирали продотряды), повсеместные крестьянские мятежи и забастовки рабочих из-за резкого уменьшения продовольственного пайка и, наконец, грозное Кронштадтское восстание – все это вынудило Ленина во имя сохранения власти решиться изменить идейным принципам. Как и накануне Октябрьского восстания 1917 г. или перед заключением Брестского мира, он, сильно рискуя, действовал вопреки мнению соратников. Однако особое чутье истинного политика подсказывало ему, что необходимо резко повернуть направление движения – иначе конец!

Датой начала нэпа считается март 1921 г., когда Ленин на X съезде партии произнес речь о необходимости введения новой экономической политики. Суть реформы состояла, во-первых, в отмене продразверстки и замене ее продналогом с указанием нормы и времени его сдачи и, во-вторых, в разрешении свободы торговли. Введение продналога стало ключевой, принципиальной мерой властей. Каким бы большим ни был налог, он все-таки позволял крестьянину вести хозяйство по своему усмотрению, не опасаясь грабежа со стороны государства. Свобода торговли привела к денационализации торговли, причем розничная торговля, как и мелкая промышленность, почти целиком перешла в частные руки. Разрешили аренду предприятий, концессии с участием иностранного капитала. Чтобы успокоить инвесторов, Советская Россия пообещала вернуть долги хотя бы частным лицам.

Все современники отметили, что буквально за несколько дней улицы городов преобразились. Была отменена карточная система, открылись магазины, появились невиданные с начала революции продукты и вещи. Один из героев произведений А. Платонова, пропустивший начало нэпа, пришел в свой город и, увидев его преобразившиеся улицы, испугался. Он подумал, что вернулись белые. Вновь становятся весомыми деньги, почти отмененные большевиками. Открылся Госбанк, а 15 февраля 1924 г. ввели твердый рубль – золотой червонец, равный 10 дореволюционным рублям или 5 долларам 14 центам США.

Ликвидировали и уравнительную оплату труда. Рабочие впервые за несколько лет начали получать деньги в зависимости от произведенного ими продукта и своей квалификации. Возник целый слой мелкой буржуазии, так называемые «нэпманы». Это страшно огорчало ревностных большевиков. Но Ленин их успокаивал, повторяя, что передышка временна, что «политической власти совершенно достаточно… Экономической силы в руках пролетарского государства совершенно достаточно для того, чтобы обеспечить переход к коммунизму».

И действительно, партия большевиков надежно держала под своим контролем государство, армию, общество и по-прежнему жестоко расправлялась со своими настоящими и мнимыми противниками. В политической области не допускалось никаких «вольностей», наоборот – гайки закручивали еще сильнее. В самой партии шли регулярные «чистки рядов». Благодаря позиции Ленина, а потом и его верного ученика Сталина партия встала на путь превращения в тоталитарную, бюрократическую организацию. X съезд в 1921 г. принял секретную резолюцию «О единстве партии», которая фактически уничтожала внутрипартийную демократию, запрещала фракции и отменяла право коммуниста спорить, отстаивать в полемике свою точку зрения. Отныне полемику начали считать почти преступлением.

Ленин и русская интеллигенция

С самого своего прихода к власти большевики заявили о начале «культурной революции», под которой понимали, во-первых, смену социальных приоритетов культуры и просвещения и, во-вторых, установление жесткого контроля за культурой. Культуру сразу же идеологизировали. На первое место в ней вышла «классовая борьба» во всех ее формах и видах. Восторжествовали идеи противопоставления старой, «буржуазной» культуре – новой, «пролетарской», «коммунистической».

Объявленная большевиками программа ликвидации неграмотности предполагала, что уже усвоение первой фразы нового букваря «Рабы не мы, мы не рабы» даст идейный заряд советскому человеку. Потом его пошлют в кружок «политграмоты», где ему начнут втолковывать марксистские постулаты по примитивнейшей «Азбуке коммунизма» Бухарина и Преображенского (1918). Он будет ходить по улицам и читать развешанные повсюду лозунги и транспаранты идеологического содержания. С 1918 г. большевики объявили программу «монументальной пропаганды» и начали сносить памятники царям и «царским слугам». В противовес им стали торжественно открывать памятники (правда, из гипса) революционерам и бунтарям.

Впрочем, Ленин не обольщался по поводу просвещения народа и весьма цинично говорил, что ликвидация неграмотности должна ограничиться тем, чтобы человек смог прочитать советский декрет в газете, и этого с него будет достаточно. Неслучайно восторженное отношение Ленина к кино, которое тогда казалось незаменимым средством пропаганды в полуграмотной стране.

Культура рассматривалась властью как одна из сфер управления государством. Созданный в 1917 г. Народный комиссариат просвещения (Наркомпрос) сразу заявил о себе как о главной инстанции по управлению не только просвещением, но и культурой вообще. Уже с начала 1918 г. установили цензуру печати, а в 1922 г. создали Главное управление по делам литературы и искусства, или Главлит, который с тех пор и до конца советской власти контролировал идейную сторону печатной и иной продукции, занимался изъятием из культурного оборота идейно «вредных» произведений. Появились списки запрещенных книг, которые надлежало изъять из общественных библиотек. Их хранение же в домашней библиотеке могло привести «библиофила» на тюремные нары. Высшая школа лишилась всех демократических завоеваний – выборности и автономии, а профессоров, позволявших себе высказываться неодобрительно о власти, лишали кафедр и вообще работы. Парткомы, ячейки коммунистов-студентов рассматривались как органы партийного контроля в вузах.

В августе 1921 г. ВЧК «сшило» дело о так называемой «Петроградской боевой организации» во главе с профессором В. Н. Таганцевым. Кроме него в эту выдуманную чекистами «организацию» включили несколько крупных ученых, а также поэта Николая Гумилева. Всего по делу привлекли более 200 человек. Несмотря на просьбы и протесты интеллигенции, «руководители заговорщиков» были расстреляны. Позже стало известно, что подготовка процесса проходила под наблюдением самого Ленина. При этом распространили слух, что якобы профессора Тихвинского и поэта Гумилева чекисты расстреляли вопреки его приказанию.

Для многих людей стало ясно, что власть объявила войну русской интеллигенции. Инициатором этой войны стал выходец из среды интеллигенции Ленин, который не скрывал своего презрения и ненависти к породившему его классу. Он презирал его за «дряблость», называл интеллигентов «говном», «кашей». С одной стороны, в предреволюционные годы был распространен тип рефлексирующего краснобая-интеллигента, только мечтающего о «деле, полезном народу», но ничего не делающего. Этот тип высмеивали в своих сочинениях Чехов, Горький и другие писатели-демократы. Такому целеустремленному человеку, как Ленин, интеллигентные болтуны были глубоко неприятны, он их знал и презирал.

С другой стороны, деятельная часть интеллигенции была опасна для Ленина. Он ненавидел русскую интеллигенцию за присущую ей внутреннюю свободу и опасался ее скрытого сопротивления режиму большевиков. И не зря. В марте 1924 г. на Всероссийском съезде инженеров с трибуны прозвучали такие слова: «Коммунисты как материалисты считают необходимым и нужным дать людям в первую очередь предметы первой необходимости, а мы, интеллигенты, говорим, что в первую очередь нужны права человека. Вот наша основная программа. В этом вся сила».

Уже в годы Гражданской войны научная интеллигенция была брошена на произвол судьбы. Как писал в июле 1920 г. очевидец из Петрограда, «среди ученых колоссальная убыль – мрут ужасно». Гениальные ученые погибали от голода и холода. Так умерли, например, основатель аэродинамики В. А. Жуковский, математик А. М. Ляпунов, востоковед Б. А. Тураев. Таская дрова на второй этаж в нетопленую квартиру, надорвался и умер выдающийся филолог академик А. А. Шахматов. Ученые и писатели подвергались унижениям и гонениям как «лишенцы», «буржуи».

Теперь же, в начале 1920-х гг., заявляя об усилении борьбы с буржуазной идеологией, идеализмом, мистикой, философской реакцией, Ленин открыто назвал интеллигентов врагами. Он писал Дзержинскому о том, что «профессора и писатели» являются «явными контрреволюционерами, пособниками Антанты, шпионами, растлителями молодежи» и с ними надо поступать соответственно.

19 мая 1922 г. он отдал Дзержинскому распоряжение начать подготовку акции по массовой высылке из страны «писателей и профессоров, помогающих контрреволюции». Сам Ленин, как знаток философии, составил перечень таких людей, являвшихся на самом деле цветом русской философской мысли. Все они подлежали изгнанию: С. Булгаков, Н. Бердяев, Л. Карсавин, С. Франк, И. Ильин, Н. Лосский, Ф. Степун, Б. Вышеславцев и др. Сами же чекисты составляли списки на крупных математиков, экономистов, историков и социологов (среди них, в частности, Питирим Сорокин) – всего на «160 наиболее активных буржуазных идеологов» (включая ректоров Московского и Петроградского университетов). Все эти люди были посажены в Петрограде на немецкий пароход, прозванный впоследствии «философским», и отправлены в Гамбург. Так культуре России был нанесен страшнейший удар. Но, впрочем, можно считать, что пассажирам «философского парохода» еще повезло. Их выбросили из страны, но не из жизни. Многие из высланных продолжали работать. Их приняли в западных университетах, и они прославили свои имена и Россию на Западе. Оставшимся в России ученым и писателям было хуже – будущее грозило им ссылками, концлагерями, казнями или послушным, холопьим исполнением «воли партии». Главное же – их вечно преследовал страх пасть в любой момент жертвой «пролетарской секиры».

1922 – Расправа с церковью

Декретом 13 января 1918 г. церковь была отделена от государства, школа от церкви, а церковное имущество подверглось конфискации. Священников и членов их семей стали брать в заложники, сажать в тюрьмы и расстреливать. Известны случаи, когда священников вешали на святых вратах прямо в церкви. В большевистской пропаганде их всех одинаково называли «эксплуататорами», «черносотенцами» и «тунеядцами». В 1919 г. после кратковременного затишья началось новое наступление власти на церковь. Усилилась атеистическая пропаганда, построенная на оскорблении чувств верующих, попрании свободы совести. Согласно постановлению Наркомюста 1920 г. «О ликвидации мощей», власти начали гнусные «спектакли» по «разоблачению святынь»: вскрытия и «экспертизы» гробниц с мощами святых.

В ноябре 1917 г. на Поместном соборе Русской Православной церкви впервые после 1700 г. было восстановлено патриаршество. Первым патриархом стал митрополит Тихон. Поначалу он воздерживался от участия в политической жизни, но когда после декрета 13 января 1918 г. большевики повели жесткую политику против верующих и церкви, Тихон предал всех советских правителей анафеме как проводников «разнузданного своевластия», установившего режим «сплошного насилия над всеми». Не без основания наступившее правление казалось верующим «нашествием антихриста, беснующегося безбожием». Как и патриарх Гермоген во времена Смуты начала XVII в., Тихон заявил: «Лучше кровь свою пролить и удостоиться венца мученического, чем допустить веру православную врагам на поругание». И позже он не раз обращался к власти с требованием прекратить кровопролитие, бессудные казни, преследование верующих. Это привело к тому, что Тихон был посажен под домашний арест, а церковь подверглась невиданному разгрому.

Большевики начали в массовом порядке закрывать церкви, ликвидировать «черные гнезда» – монастыри. Их налаженное столетиями обширное хозяйство разрушалось. Отряды красноармейцев во главе с комиссарами растаскивали и пускали по ветру обширные, накопленные непрерывным трудом запасы и инвентарь. Самих же монастырских насельников выгоняли на улицу. Попытки некоторых монастырских общин под видом создания модных тогда коммун сохранить общежительство власти жестоко пресекали, а сами здания церквей и монастырей передавали различным советским организациям.

Пик репрессий пришелся на начало нэпа. Несмотря на усилия церкви помочь в 1921 г. голодающему Поволжью, большевики решили использовать эту ситуацию, чтобы нанести решающий, смертельный удар по церкви. Декретом 26 февраля 1922 г. были конфискованы якобы в пользу голодающих все ценности церкви, включая священные предметы ритуала, без которых не могла проходить церковная служба. Верующие начали оказывать сопротивление изъятию церковных ценностей. В Шуе и других местах в стычках с властями погибли люди. Этим тотчас решил воспользоваться Ленин. В своем секретном инструктивном письме он жестко потребовал «проучить эту публику»: провести массовые аресты, показательные процессы, расстрелять «очень большое число» священников и монахов. В 1922 г. проходят показательные процессы над церковниками, в Петрограде расстреливают митрополита Вениамина и других деятелей церкви. Всего в 1922 г. большевики убили более 8 тыс. священнослужителей.

В этот момент церковь в борьбе за свое существование не оказалась единой. Петроградский священник А. И. Введенский с группой сторонников, поощряемые властью, совершил весной 1922 г. церковный переворот. Без созыва собора он ликвидировал патриаршество, образовал «Высшее церковное управление» так называемой «Живой церкви», заявив», срок ликвидации которых еще не наступил. Стремление приспособиться к светской власти (особенность, вообще характерная для Русской Православной церкви) проявилось и в среде последовательных противников большевиков, оказавшихся в это время в отчаянном положении. Патриарх Тихон, хотя и не признал переворота Введенского, но все же был вынужден, хотя и с оговорками, отступиться от своей прежней непримиримой позиции, смириться с новой властью, сказав: «Я написал… что я отныне – не враг Советской власти, но я не писал, что я друг Советской власти». Он находился под домашним арестом почти до самой своей смерти в 1925 г., после чего большевики просто не допустили избрания нового патриарха.

Смерть избавила Тихона от того, чтобы быть свидетелем невиданной ранее разнузданной кампании, которую открыл созданный в том же году партией Союз безбожников во главе с Емельяном Ярославским (Губельманом), человеком невежественным и агрессивным. Под стать ему был и его помощник. – Е. А. Тучков, малограмотный чекист из крестьян. Ярославский отличался безудержным, примитивным и косноязычным графоманством. Особо известна его «Библия для верующих и неверующих», переполненная глупостями, передергиванием и просто хамством. По поводу сотворения Богом женщины из ребра мужчины Ярославский замечает: «Слабо ему стало женщину сделать обычным путем (гайка ослабла!). Можно себе представить Адама, у которого бог вырезывает ребро, как повар у телятины».

Ярославский слыл «прекрасным организатором ликвидации церквей», умел прикрывать насилие демагогической фразой о свободе совести, об исполнении воли трудящихся, которым якобы мешает наслаждаться утренним сном колокольный звон. Одновременно он тщательно разрабатывал планы закрытия церквей, обеспечение предстоящей акции средствами, людьми, а потом проводил ее внезапно и быстро, как боевую операцию. При нем резко увеличилось издание антирелигиозной литературы. В 1920-е гг. выходили 24 антирелигиозные газеты и 33 журнала, было издано 2 тыс. названий «антирелигиозных» книг и брошюр. Валом пошла низкопробная, подчас порнографическая продукция в виде романов и повестей с «разоблачением дурмана» и смакованием непристойных сцен из быта церковников. К числу таких «творений» относились романы Д. Крептюкова «Попы и подпопки» и И. Калинникова «Мощи» (1925), позже изъятые из библиотек самой советской властью как откровенная порнография.

Пик закрытия и разрушения церквей приходится на конец 1920-х – начало 1930-х гг. Именно тогда были разрушены древние церкви внутри и вокруг Кремля, взорван величественный храм Христа Спасителя. Отчаяние охватывало верующих и неверующих, ученых, историков и искусствоведов. Они подписывали письма Сталину, «Михаливанычу» (Калинину), стучались во все двери, чтобы спасти бесценные памятники русской культуры или хотя бы зафиксировать, сфотографировать разрушаемые безжалостной рукой власти шедевры. А это было смертельно опасно, грозило статьей Уголовного кодекса. «Характерно, – говорил в 1933 г. „хозяин Москвы“ Лазарь Каганович, – что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан протест по этому поводу. Ясно, что эти протесты вызваны не заботою об охране памятников старины, а политическими мотивами – в попытках упрекнуть Советскую власть в вандализме».

Образование СССР

Победа в Гражданской войне сделала большевиков хозяевами почти на всей территории бывшей Российской империи. Правда, от нее «отвалился» существенный кусок в виде Польши, Прибалтики и Финляндии, но вся остальная территория контролировалась большевистскими властями, в том числе Украина, Белоруссия, а с 1922 г. – и Закавказье. В органах власти бывших национальных окраин империи сидели коммунисты – члены РКРП(б), подчинявшиеся жестким уставным положениям этой партии. Поэтому дальнейшую историю советских республик было нетрудно предсказать. Но все-таки были некоторые нюансы.

Вначале система отношений советских республик регулировалась двусторонними договорами, причем харьковские большевики по договору 1920 г. «отспорили» для Украины довольно много прав, в том числе право внешних сношений. При этом коммунисты в республиках нередко протестовали против «великорусского шовинизма» Москвы, а также жестких централизаторских тенденций. Примечательно, что проводниками этой имперской по сути политики были часто коммунисты нерусского происхождения: евреи (в партии их было 19 тыс. человек – 3-е место по численности после русских и украинцев), латыши (9,5 тыс. человек – 4-е место), поляки (5,6 тыс. человек – 7-е место). Это позволило Ленину сказать, что «обрусевшие инородцы… всегда пересаливают по части истинного русского настроения».

С победой в Гражданской войне и выходом РСФСР на международную арену прежнее отношение «совреспублик» с Центром Москву более не устраивает. От лозунгов о сломе империи – «тюрьмы народов» и о правах наций большевики быстро переходят к вполне имперскому делу – начинают «собирать земли». Сталин, ведавший в партии национальным вопросом, считал, что нужно преобразовать суверенные «совреспублики» в автономные республики РСФСР. Он писал, что суверенитет этих республик возник во времена Гражданской войны как дань «либерализма Москвы в национальном вопросе», а теперь церемониться с ними нечего. Ленин же полагал, что сталинский «план автономизации» плох. Он создаст напряженность на окраинах. Поэтому Ленин склонялся к мнению грузинских руководителей, которые считали, что для них важнее всего не сама независимость или экономическая самостоятельность, а «атрибуты независимости» – конституционный статус равных с Россией республик.

Точка зрения Ленина победила. ЦК решил образовать федерацию формально равных республик, что и сделали 30 декабря 1922 г. В январе 1924 г. приняли Конституцию СССР (Союза Советских Социалистических Республик). Два ее главных положения – о равенстве республик и полновластии Советов – с самого начала являлись фикцией. Вся власть реально находилась в руках тоталитарной коммунистической партии. Компартии же формально равных между собой республик подчинялись ЦК вначале Российской, а потом Всесоюзной коммунистической партии. Примечательно, что при переименовании РКП(б) в ВКП(б) так и не была создана Российская компартия. Тем самым невольно подчеркивался великодержавный, централизованный характер партийной власти. Это делало советское государство фактически унитарным и таким же жестко централизованным, как и прежняя Российская империя. А формальные признаки суверенитета (вплоть до права на выход из федерации) до начала 1990-х гг. оставались словами.

Болезнь Ленина и борьба его сподвижников

В начале 1920-х гг. Ленин являлся не только председателем Совета Народных Комиссаров и Совета труда и обороны, но и фактическим руководителем ЦК РКП(б), занимал он и первое место в Политбюро. Ленин пользовался огромной властью в партийно-государственном аппарате, сумев подчинить себе всех других деятелей, людей весьма незаурядных и амбициозных. Непререкаем был и авторитет Ленина в партийной массе, смотревшей на него с обожанием. Он обладал несомненной харизмой «отца-основателя», «гуру», носителя истины в последней инстанции. Один из лидеров партии Е. А. Преображенский писал, что он порой спрашивал рядового участника съезда, почему в спорных вопросах тот неизменно голосовал за ленинскую резолюцию, на что делегат отвечал: «Голосуй всегда с Ильичом, не ошибешься!» На X съезде партии в марте 1921 г. при выборах в ЦК из 479 делегатов за включение Ленина в состав ЦК проголосовали сам Ленин и еще 478 делегатов!

Однако править Россией долго 50-летнему «вождю» (так сразу же стали называть в пропаганде большевистских лидеров) не довелось. В начале декабря 1921 г. здоровье Ленина, подорванное непрерывной работой, плохой наследственностью, давними болезнями и, возможно, ранением 1918 г., не выдержало. С ним случился первый инсульт.

На время длительной болезни Ленина вся власть в стране перешла к коллективному органу – Политбюро, избранному 3 апреля 1922 г. В его состав вошли 7 человек: В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий, Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, И. В. Сталин, А. И. Рыков и М. П. Томский. Кандидатами в члены Политбюро были Н. И. Бухарин, В. М. Молотов и М. И. Калинин. Естественно, что кроме членства в Политбюро эти люди занимали многие государственные и партийные посты. Так, Троцкий руководил Вооруженными силами, Каменев, Рыков были заместителями Ленина в правительстве. Секретариатом ЦК, созданным в конце 1921 г. для ведения партийной работы, стал руководить Сталин. В состав Секретариата входили генеральный секретарь (Сталин) и два секретаря (В. В. Куйбышев и В. М. Молотов). Историки считают, что с этого плацдарма (руководство партийной работой, а главное – партийными кадрами) Сталин начал борьбу за власть уже с весны-лета 1922 г., когда стало ясно, что Ленин – не жилец.

27 мая Ленина первый раз парализовало, и он утратил дар речи. Сталин, посетивший его 30 мая в загородной усадьбе Горки (месте пребывания Ленина в последние годы жизни), по решению Политбюро взял под контроль все, что делалось в Горках, и, опираясь на мнение врачей и коллег по Политбюро, фактически изолировал Ленина. Несколько месяцев никто из членов Политбюро не бывал в Горках, тогда как сам Сталин в течение двух месяцев посетил Ленина десять раз. Сталин дозировал поступающую к Ленину информацию, держал его в неведении о многих делах и при этом довольно грубо обращался с женой Ленина Н. К. Крупской. Все ограничения объяснялись требованиями врачей обеспечить покой больному. Ленин и его соратники стали жить как бы в параллельных мирах.

Когда в начале 1923 г. здоровье Ленина несколько улучшилось и он потребовал опубликовать написанную им статью «Как нам реорганизовать Рабкрин», то ЦК предложил напечатать только один номер «Правды» с этой статьей специально для Ленина – настолько ее смысл расходился с той действительностью, которая была за пределами Горок, и с той обстановкой, которая сложилась в Политбюро. Когда же статью пришлось опубликовать в обычной (тиражной) «Правде», то на места было направлено особое секретное письмо Политбюро, в котором товарищам из провинции сообщалось о тяжелом состоянии здоровья Ленина, его неосведомленности в делах страны. О статье же было сказано, что врачи, видя как Ленин мается от безделья, разрешили ему писать нечто вроде дневника и что по настоянию больного страницы этого дневника появляются в печати. Словом, статья вождя со всеми его идеями дезавуировалась.

Дело в том, что после первого инсульта, поразившего Ленина в декабре 1921 г., сподвижники уже «похоронили» его, а сами начали яростную борьбу за, как тогда говорили, «кафтан Ленина». В этой борьбе столкнулись прежде всего двое – Троцкий и Сталин. Трудно представить себе более разных по воспитанию, образованию и темпераменту людей. Но оба одинаково упорно рвались к руководству партией, а значит, и страной. На стороне Троцкого были его заслуги удачливого победителя в Гражданской войне, опытного руководителя, яркого оратора. Его знали в стране не меньше, чем Ленина. У него всюду были тысячи сторонников и восторженных почитателей. Зато на стороне Сталина находились почти все члены Политбюро, а главное – он обладал феноменальным даром тонкого интригана.

Союз большинства членов Политбюро со Сталиным был на самом деле вынужденным. Просто все не выносили амбициозного Троцкого. За прошедшие годы они хорошо изучили нрав этого самовлюбленного, склонного к позе и не терпящего возражений деятеля. В нем отчетливо угадывался «комплекс Наполеона», и это страшило Зиновьева, Каменева, Рыкова и др. С большинством своих товарищей капризный и авторитарный Троцкий уже испортил отношения. Он ни в грош не ставил своих коллег по Политбюро и не скрывал этого. Зато Сталина соратники Ленина не боялись. Один из влиятельных коммунистов, Серебряков, так и говорил: «Сталина мы не боимся. Если начнет зазнаваться – снимем его». Действительно, у Сталина не было политического веса яркого вожака Троцкого. Он казался всем серым, недалеким, не чета им, высоколобым знатокам теории и практики «сов– и партстроительства». В отличие от Троцкого Сталин не занимал ответственных постов. Он был только «генсеком», что при полноценном Политбюро мало что значило. Но главное, Сталин виделся им человеком без притязаний на роль единственного «вождя» в стране (а таким видел себя Троцкий). Присущие же Сталину грубость, злопамятность, твердость, упрямство оказались очень кстати в борьбе с Троцким и другими врагами.

В этой обстановке для членов Политбюро были совершенно излишними настойчивые требования Ленина из Горок провести реорганизацию высших органов партии и государства, увеличить число членов ЦК в несколько раз, отстранить ставшего ему малосимпатичным Сталина от его поста. При этом Ленин опирался на Троцкого, поддерживая его в начинаниях по реформированию всей обюрократившейся системы партийного руководства. Это совершенно не устраивало членов Политбюро, как, впрочем, и данные Сталину Лениным характеристики в «Письме к съезду», которое так и не было зачитано на съезде.