§ 1 Региональные проблемы в глобальной стратегии сша

Внешнеполитическая стратегия сша имеет всеобщий, гло­бальный характер. Нет практически ни одного международного вопроса, с которым, так или иначе, не были бы задействованы интересы внешней политики США. И хотя весь послевоенный внешнеполитический курс этого государства до последнего вре­мени основывался на "сдерживании" и "отбрасывании" Советско­го Союза и коммунизма, значение региональных проблем, конф­ликтов, происходивших в отдельных регионах мира, велико. Сведение всех внешнеполитических доктрин США после второй мировой войны к идеям "сдерживания коммунизма" распространи­лось и на политику в отдельных регионах мира.

Региональные проблемы по большей части имеют свои собс­твенные истоки и первопричины. Их нельзя, безусловно, объяс­нять лишь чьей-то "подрывной деятельностью". Вместе с тем, развиваясь во вполне конкретной политической ситуации на ми­ровой арене, они несут на себе груз обширных противоречий, охватывающих весь мир, в том числе и воздействие американс­кой внешней политики, стремившейся превратить эти проблемы в "поле противоборства" с СССР,

Итогом является тот факт, что сложные и опасные конф­ликтные ситуации уже много лет существуют на Ближнем Восто­ке, на юге Африки, в Центральной Америке, Юго-Восточной Азии». Время от времени они обостряются, возникают локальные войны или вооруженные конфликты. Можно насчитать более 150 таких войн и конфликтов после 1945 года¹. Но при всем разно­образии ситуаций во времени и месте действий можно просле­дить некоторые общие моменты в региональной политике США.

Коротко остановимся на предшествующем периоде.

За период более чем сорок лет, за время "холодной вой­ны", региональная политика США и ее интерпретация для широ­кой общественности были окутаны системой пропагандистских мифов и концепций. Одной из основных среди этих концепций является "теория коммунистического заговора", объясняющая природу внутренних и международных конфликтов деятельностью Москвы, направленной на насильственное свержение существую­щей системы власти в целях создания "всемирного коммунисти­ческого государства". Конкретное воплощение этой стратегии в жизнь породило такие доктрины и декларации американского ру­ководства, как резолюция о "коммунистической агрессии в Аме­рике" (1954г.)_; "доктрина Эйзенхауэра" (1957 г.) и "доктрина Даллеса" (1958 г.). США объявляли целые регионы развивающе­гося мира - Латинскую Америку, Ближний и Средний Восток, Юго-Восточную Азию, Дальний Восток - зонами "жизненно важных интересов Соединенных Штатов, а антиправительственные выс­тупления - "агрессией коммунизма". Доминирование "теории коммунистического заговора" приходится на период господства в глобальной внешнеполитической стратегии США доктрин и кон­цепций, исходивших из положения об американском "превосходс­тве" над Советским Союзом в области стратегических вооруже­ний - доктрин превентивной войны (1947 - 1952 гг.) и "масси­рованного возмездия" (1953 - 1960 гг.). В центре их внимания возможности перерастания локального конфликта в военное нападение на СССР. В этом смысле "теория коммунистического заговора" выполняла служебную роль по отношению к военным доктринам.

"Теория коммунистического заговора" стала частью "кризисной стратегии" США, состоявшей в использовании локальных войн и конфликтов для инспирирования опасных международных кризисов. "Кризисная стратегия" породила столь опасные для сего мира ситуации, как индокитайский и тайваньский кризисы 954 г., вторжение США в Ливан в 1958 г., конголезский кризис 1960-1961 гг., опаснейший карибский кризис 1962 г.

Перемены в соотношении военных потенциалов США и СССР и возросшие масштабы национально-освободительного движения требовали пересмотра "теории коммунистического заговора", хотя окончательно и не сняли ее с повестки дня. Примерами использования этой "теории является политика администрации Рейгана в организации конфликтных ситуаций внутри и вокруг Афганистана, в Анголе, Никарагуа, Эфиопии, Кампучии.

Отказ американского руководства в шестидесятые годы от теории коммунистического заговора" в качестве основного объяснения природы внутренних и международных конфликтов вызвал появление новых теорий и концепций. Они развивались как часть ставшей популярной в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов более академической и менее пропагандистской "общей теории конфликта". Над этой теорией работали Т. Шеллинг, А. Рапопорт, К. Боулдинг, Д. Зингер, Л. Блумфильд и другие американские ученые.²

"Общая теория конфликта" трактовала и вопросы регио­нальных конфликтов. В отличие от "теории коммунистического заговора" она избегала явных пропагандистских приемов и изб­рала менее примитивные средства объяснения этих конфликтов. В частности, в работах Дж. Лиски, И. Гальтунга отмечалось, что процесс борьбы за национальное освобождение в условиях "отс­талых и примитивных обществ" неизбежно должен был породить высокий уровень "хаоса и насилия". Основной чертой полити­ческой жизни этих государств стали поэтому "структурное на­силие" и "структурные войны". Часть из них, в зависимости от расстановки сил и характера решаемых проблем, развивается как "вертикальный конфликт", либо как "горизонтальный конф­ликт" а также происходят конфликты на нижних ступенях соци­альной пирамиды - расовые, этнические, религиозные и про­чие.³

Несмотря на видимость "научности" и "объективности", концепция "насилия" также играла служебную роль во внешнепо­литической стратегии США. Как известно, в шестидесятые годы ведущей стратегической доктриной американского правительства стало "гибкое реагирование", которое предписывало вмешатель­ство США в международные конфликты, но оставляло за адми­нистрацией выбор его времени, места и способов в зависимости от характера "угрозы" американским интересам. Но, в сущности, концепция "насилия", подчеркивая необходимость обеспечения "проамериканской стабильности" в странах Азии, Африки и Ла­тинской Америки, рекомендовала США стремиться к повсеместному вмешательству.

Эта концепция породила лозунг "борьбы с терроризмом", который лег в основу курса администрации Дж. Картера и стал основой для создания "сил быстрого развертывания". Это было необходимо для возрождения лидерства США в создании "мирово­го порядка". Акцент был сделан на "гуманных целях" внешней политики. Америка должна стать "путеводной звездой для ос­тального человечества", опираясь, как заявил президент, "на оптимизм нашего исторического видения".⁴ "Наша страна должна всегда оставаться общепризнанным лидером и оплотом в защите фундаментального человеческого достоинства, основ человечес­кой свободы и самоуважения, выраженных словами "права чело­века".⁵

Как считали критики, администрации Картера не только не удалось осуществить намеченные цели, но ею были допущены серьезные ошибки, приведшие к ослаблению позиции США. По мнению американского специалиста У. Бэрнхема, "годы прези­дентства Картера ассоциировались с загниванием американской империи за рубежом и экономическим упадком внутри страны".⁶

Не случайно поэтому, по мнению наблюдателей, в центре президентской компании Р. Рейгана находилась тема имперского "возрождения". С приходом к власти Рейгана с новой силой зазвучали имперские притязания США. Был опять реанимирован тезис о "коммунистической экспансии", усилившейся в резуль­тате "бездействия" США и ведущий к "распаду свободного ми­ра". Усилились призывы к восстановлению имперского влияния США любыми средствами, не исключая военных. Предлагавшиеся пути достижения Соединенными Штатами доминирующего влияния в мире были различными. В целом же долговременная цель полити­ческой стратегии на восьмидесятые годы формулировалась сле­дующим образом: создание "такой международной среды, в кото­рой свободные политические и экономические институты будут процветать в безопасности".⁷ Для этого, как считалось, необ­ходимо утверждение "американского лидерства"⁹, что в свою очередь, требовало обладания Вашингтоном преобладавшей воен­ной силой. Опираясь на нее, следовало вести "крестовый поход против коммунизма" с использованием "тайного вмешательства, сдерживания, отбрасывания".⁹ Важную роль играла идея "глоба-лизма". Соединенные Штаты называли себя глобальной державой, имеющей право вмешиваться во внутренние дела других стран во имя собственных интересов и несущей ответственность за "гло­бальное сдерживание коммунистической угрозы".¹⁰

При обосновании имперских притязаний в аргументации Ва­шингтона по-прежнему большая роль отводилась "советской уг­розе". По этому поводу авторы изданного в Лондоне памфлета писали: "Преднамеренное раздувание "советской угрозы" и со­ветской военной мощи, несомненно, используется для того, чтобы оправдать возврат США при президенте Рейгана к более агрессивной и интервенционистской политике".¹¹

В первые годы своего президентства Р. Рейган, говоря о миролюбивым устремлениях США, их усилиях в защиту самоопре­деления народов и свободы во всех уголках Земли, изображал СССР в виде "империи зла", угрожающей миру. В президентской "Директиве в области обороны на 1984-1988 гг." в качестве практической политической задачи значилось: "Уничтожение со­циализма как общественно-политической системы"¹². В рамках этого внешнеполитического курса хорошо вписался лозунг борь­бы против "международного терроризма". Причем ярлык "терро­ристов" был наклеен как на отдельные организации, так и на национально-освободительные движения в целом, независимые и суверенные государства были объявлены Вашингтоном "террорис­тическими". "Терроризмом" в США считали борьбу народов Нами­бии и Сальвадора, арабского народа Палестины. "Терроризмом" объявлена политика Кубы, Вьетнама, Ливии, Анголы, Сирии, Ни­карагуа.

Администрация Рейгана вела также борьбу против "под­держки международного терроризма" со стороны СССР. Тем самым были объединены "теория коммунистического заговора" в ее современной трактовке с концепциями "насилия" и "террориз­ма". Этот теоретический подход лежал в основе выступления президента Рейгана по проблемам региональных конфликтов в ООН в октябре 1985 г., а также его послания американскому конгрессу на ту же тему 16 мая 1986 г.

После этого последовали и другие заявления высших долж­ностных лиц администрации, в которых была изложена совокуп­ность идей, получивших наименование "доктрина Рейгана". В плане региональной политики эта "доктрина" по сути дела объ­являла конфронтацию с Советским Союзом и поддерживаемыми им странами Азии, Африки и Латинской Америки, в которой Соеди­ненные Штаты косвенно, 'путем поддержки формирований "борцов за свободу¹”, планировали проведение серий конфликтов малой интенсивности. Намерение продолжать ориентироваться на борь­бу в конфликтах малой интенсивности не исчезло и после под­писания с СССР соглашения о ракетах средней и меньшей дальности в декабре 1987 г. Причем в докладе президента Рейгана "Стратегия США в области национальной безопасности" (январь 1988 г.) отстаивалось "неотъемлемое право государства приме­нять силу", "помогать друг другу в поддержании внутреннего порядка против повстанческих движении, террористических ак­ций, незаконной торговли наркотиками и других форм конфлик­тов малой интенсивности".¹³

Однако в 1988 г. силовая политика Рейгана и его доктри­на были подвергнуты самому тщательному анализу в американс­кой печати и академических кругах. В основном критика была связана

а) с возможно большей вовлеченностью США в конфликты в "третьем мире" в противовес тому, что утверждалось "доктри­ной",

б) с возможным ухудшением международных позиций Вашинг­тона,

в) с соображениями морали.¹⁴

С течением времени все более глубокие сомнения вызывала соотносимость тех сил, которым США оказывали и собирались оказывать помощь, с понятием "демократия". В американской печати нередко высказывалась мысль, что на деле американские акции приведут к замене одной тоталитарной власти другой, весьма далекой от демократии.¹⁰

Поддержка несимпатичных американцам сил и движений лишь потому, что они противодействуют СССР, вызывала порою трево­гу и недоумение у журналистов и аналитиков.¹⁶

Подвергались критике различные положения "доктрины Рей­гана" и его силовой политики, но в основном эта критика носила характер тактических предложений, не ставя под сомнение главную цель - упрочение американских позиций меньшей кровью, избежания втягивания Америки в длительный конфликт, способ­ный создать для нее серьезные международные проблема и при­вести к неблагоприятным внутриполитическим последствиям. Вместе с тем в американской литературе отмечались и сильные стороны рейгановского наследия, реальные результаты его практического воплощения.

Так, среди успехов осуществления на практике "доктрины Рейгана" сотрудник "РЭНД корпорейшн" Фукияма считает вывод советских войск из Афганистана, вывод кубинских солдат из Анголы, диалог между сандинистами и "контрас" в Никарагуа, бомбардировки Ливии заставили Каддафи быть более осмотри­тельным в бросании вызова Соединенным Штатам, демонстрация американской поддержки Кувейту в Персидском заливе привела к подъему авторитета Вашингтона, пошатнувшегося в результате Ливана и "ирангейта".¹⁷

Сотрудники Центра международных и стратегических иссле­дований в Вашингтоне Э.Голдберг и Д. ван Опстал отмечали, что "разгром иранских ВМС в районе Персидского залива на ка­кое-то время вернул Америке ореол силы и мужественности".¹⁸

По мнению Холлидея, Соединенные Штаты проведением "доктрины Рейгана" смогли избавиться от послевьетнамского синдрома.¹⁹ Подобные оценки высказывают подавляющее боль­шинство американских авторов, в том числе те, кто подвергает политику Рейгана критике.

Безусловно, что многие из этих оценок не вполне соот­ветствуют реальности и весьма спорны, но тем не менее они, как представляется, довольно реально отражают картину, скла­дывающуюся в американском общественном мнении на рубеже 1988 - 1989 гг.

Именно в период 1988-1989 гг. в связи с началом измене­ний внутри Советского Союза происходит переоценка роли СССР в региональных конфликтах, что оказало наибольшее воздейс­твие на политику США. Новая политика СССР выбирает основу - ан­тисоветизм - из-под "доктрины Рейгана", преследовавшей цель увязать проблемы "третьего мира" с конфронтацией с СССР. Ес­ли в 1986 и 1987 гг. политика СССР вызывала недоверие в раз­личных слоях американского общества, считалась скорее такти­ческой уловкой, то в 1988 и 1989 гг. в печати США стали все больше появляться иные оценки. Недоверие сменилось размышле­ниями о роли СССР в "третьем мире", которая неразрывно свя­зывалась его внутриполитической и экономической ситуацией.

Наиболее примечательной чертой внутриамериканских деба­тов об отношении к СССР стало крепнущее убеждение, что риск столкновения между двумя великими державами в зоне "третьего мира" значительно понизился. Даже такой консервативный поли­тик, как тогдашний министр обороны США К. Уайнбергер, приз­нал, что "конфликты малой интенсивности (а не СССР), вероят­но, будут представлять наибольшую немедленную угрозу безо­пасности свободного мира до конца столетия".²⁰

Но несмотря на это, на фоне возникновения подобных мне­ний и развития дискуссий в политических и академических кру­гах элементы "доктрины Рейгана" на практике продолжали осу­ществляться и после прихода в Белый Дом администрации Дж. Бу­ша. В середине января 1989 г. вновь избранный американский президент высказался за продолжение оказания помощи УНИТА в Анголе, а его администрация подтвердила свою готовность про­должать поставлять оружие непримиримой афганской оппозиции после ухода советских войск с территории Афганистана.

В начале 1990 г. основные рекомендации в связи с изме­нениями в СССР, сформулированные как доктрина "искусного бездействия", были подытожены журналом "Дэдалус": предоста­вить Горбачева собственной судьбе, не оказывая ему никакой поддержки, ибо "советский коммунизм, даже горбачевского об­разца, в конечном итоге не поддается исправлению" и попытки Запада содействовать советским реформам все равно обречены на провал. Соединенным Штатам надо готовиться к длительному периоду нестабильности в СССР.²¹

В региональной политике президента Дж. Буша в период с 1989 по1991 гг. произошло мало изменений по сравнению с его предшественником. Применение военной силы осталось основным инструментом внешней политики США. Это подтверждает интер­венция в Панаму 26 тыс. американских солдат в декабре 1989 г. и военная операция "Буря в пустыне" против Ирака в 1991 году.

И все-таки, думается, американская политика в "третьем мире" с ее стремлением к доминированию и, следовательно, ис­пользованию силы с одновременным осознанием новых реальнос­тей обстановки, признанием определенной роли СССР, новой оценкой советской внешней политики оказалась на перепутье. Противоречивость эта, на наш взгляд, усилилась вследствие смены ситуации в региональных конфликтах. Советско-амери­канское противодействие в начале девяностых годов уже не имеет такого значения, как раньше, и станет постепенно отхо­дить на задний план, уступая место принципиально новым проб­лемам конфронтации.

Можно предположить, что "третий мир" будет оказывать все возрастающее воздействие на политику США и не только в силу изменения отношений по линии Восток - Запад. Именно из "третьего мира" будут бросаться вызовы Соединенным Штатам политические, экономические, военные. Некоторые американские авторы считают, что в принципе "третий мир" нанес ран и обид США больше, чем Советский Союз²². В "третьем мире" дело идет к большей конфликтности по вопросам рынка, наркотиков, поли­тики и даже религии.²³ Поэтому возрастут локальные угрозы со стороны местных деятелей, мало связанных с Советами.²⁴

Конфликты в "третьем мире" не иссякнут, даже если прек­ратится соперничество между США и Россией в этих регионах. На наш взгляд, такие хронические конфликты, как Ирано-Иракс­кий, Арабо-Израильский или Индо-Пакистанский и др. уже не требуют прежней поддержки сверхдержав. Но если США сойдут со сцены, эти конфликты будут оказывать сильное экономическое воздействие на США (например, перерыв в поставках, нефти во время конфликта в Персидском заливе). Степень вовлеченности будет сильно зависеть от того, насколько тесно тот или иной регион связан с интересами США в историческом и экономичес­ком плане. Поэтому, нам кажется, что наиболее правильным бу­дет более подробно остановиться на политике Соединенных Шта­тов в таких регионах мира, как Ближний Восток, Центральная Америка и Восточная Азия, как эта политика преподносится правящими кругами и как она воспринимается широкой общественностью, оказывают ли влияние на состояние общественного мнения изменения, происходящие на мировой арене. Эти и дру­гие вопросы мы постараемся осветить в данной главе.