§ 2. Формирование образа ссср в общественном мнении сша

в 50-80-е годы

Более чем сорок лет “холодная война” и противостояние с Советским Союзом определяли русло внешней политики США, во главе угла которой было сдерживание “советского экспансионизма”. С разных позиций описывая советско-американские отношения, американские авторы⁴⁶ безоговорочно сходятся в одном - Советский Союз и взаимоотношения с ним были “термометром внешней политики США”. “С окончанием “холодной войны” ... американская внешняя политика потеряла больше, чем врага”, - заметил Ч.В.Мэйнс, редактор журнала “Форин Полиси”. - “Она потеряла секстант, с помощью которого корабль государства направлялся с 1945 года.”⁴⁷

Во всем комплексе внешнеполитической деятельности США взаимоотношения с СССР занимали центральное место на протяжении последних десятилетий. Не стали исключением и восьмидесятые годы. Еще до выборов в 1980 году Р. Рейган резко критиковал внешнеполитический курс демократов, обвиняя их в “мягкотелости по отношению к вызову СССР и стран социализма”, а также в измене американским идеалам. Он требовал ужесточить политику США и нанести “мировому коммунизму” ряд ударов. Это должно было поднять престиж США и вернуть им былые позиции мирового лидера. Став президентом,

Р. Рейган отбросил разрядку, объявив ее “улицей с односторонним движением”, выгодным только СССР.⁴⁸

Исследуя эволюцию советско-американских отношений в восьмидесятые годы можно выделить несколько периодов, отличающихся как по интенсивности контактов, так и по значимости достигавшихся позитивных результатов.

1981-1984 гг. характеризовались военнополитической конфронтацией двух государств из-за размещения ракет средней дальности на Европейском континенте, безрезультатностью проходивших (в 1981-1983 гг.) советско-американских переговоров об ограничении ядерных вооружений в Европе и о сокращении стратегических наступательных вооружений, сведением практически к минимуму двусторонних связей и контактов, сложным политическим климатом, ростом недоверия и подозрительности сторон друг к другу. Правда, уже с середины 1984 г. Страны начали искать пути ослабления напряженности. Будучи переизбранным, в ноябре 1984 г. Р. Рейган получил ясный мандат не на продолжение конфронтации, а на улучшение отношений с Советским Союзом. С приходом в марте 1985 года к руководству страной новых политических лидеров в СССР начался процесс переосмысления внешней и внутренней политики нашей страны.

1985-1988 гг. ознаменовались организацией новых советско-американских переговоров об ограничении ядерных и космических вооружений, постепенным возрождением механизма политического диалога между двумя странами, в том числе и на высшем уровне. В ноябре 1985 года состоялась советско-американская встреча в верхах в Женеве - первая после 1979 года. Она положила начало восстановлению сотрудничества в ряде сфер двусторонних советско-американских отношений. В октябре 1986 г. Руководители двух государств встретились в Рейкьявике. Значение второй встречи в верхах состоит прежде всего в том, что на ней советская сторона предложила конкретные формулы радикального сокращения ядерного оружия. Неуступчивая позиция президента США перечеркнула возможность комплексной договоренности, которая предусматривала бы и недопущение гонки вооружений в космосе. Иными словами, хотя политический диалог был восстановлен, конкретных соглашений в тот период достичь не удалось. Отношения между двумя странами оставались на распутье, тем более в условиях, когда вскоре после каждой из этих встреч в верхах администрация Р. Рейгана шла на серию демонстративных антисоветских акций, очевидно, в целях нейтрализации позитивного воздействия встреч на ситуацию в мире (отказ от договора ОСВ-2, высылка советских дипломатов, отклонение одностороннего советского моратория на испытания ядерного оружия и т.д.).

Осенью 1987 г. Удалось завершить выработку Договора о РСМД, договориться о сроках проведения третьей советско-американской встречи в верхах в декабре 1987 г., на этот раз в Вашингтоне. Итогом встречи стало подписание Договора о РСМД. Кроме того, были достигнуты договоренности о дальнейшем расширении двустороннего сотрудничества. Большое политическое значение имели встречи советского руководства в Вашингтоне с представителями политических, деловых, научных кругов, а также общественности США.

Новым важным звеном в развитии советско-американских отношений стал визит в мае-июне 1988 г. в СССР Р. Рейгана. Ратификация Договора по РСМД, обмен ратификационными грамотами, дальнейшее продвижение в завершении выработки соглашения о 50%-ом сокращении стратегических наступательных вооружений, подписание ранее соглашений по Афганистану, соглашений о дальнейшем совершенствовании механизма предотвращения ядерной войны - все это конкретные свидетельства нормализации советско-американских отношений. Однако в целом динамизм советско-американских отношений стал ослабевать. Заканчивалось пребывание у власти Р. Рейгана, сказывалось влияние проходившей в США избирательной кампании по выбору нового президента. Своеобразным венцом советско-американских отношений при Р. Рейгане стала встреча Э.А. Шеварднадзе и Дж. Шульца в Париже в январе 1989 г. в ходе работы международной конференции по запрещению химически вооружений. Министры подписали соглашения о сотрудничестве в некоторых областях двусторонних отношений, а также в решении ряда глобальных проблем.

Таким образом, во второй половине восьмидесятых годов в советско-американских отношениях произошли кардинальные перемены. Состояние и перспективы развития этих взаимоотношений определяются неразрывным единством внутренних и внешних факторов. Поэтому нам далеко не безразлично, какие силы участвуют в формировании внешней политики США, в выработке стратегической линии по отношению к России. Нисколько не умоляя значения основных институтов в создании внешнеполитического курса США, мы бы хотели остановиться на наименее изученном - институте общественного мнения. Так как именно в настоящее время, когда взаимоотношения двух держав становятся более конструктивными, освобождаются от порочных стереотипов, которые породила бескомпромиссная конфронтация прошлого, когда снижается взаимный страх и недоверие, роль общественного мнения значительно возрастает. Тем более ценным является анализ истинного положения в мнении граждан государства, которое лишь недавно было нашим главным противником, а нас считало врагом ¹ 1.

Так или иначе, но конкретный статистический материал дает возможность утверждать, что восприятие американцами Советского Союза/России на протяжении нескольких десятилетий находилось под давлением “образа нации”, причем нации враждебной. Собранные нами данные позволяют исследовать приоритеты в формировании образа врага, выяснить, какие характеристики влияют на более благоприятное или враждебное восприятие другой нации и государства. Также мы попытаемся подтвердить гипотезу, что национальный образ - это важная характеристика для формирования внешнеполитических предпочтений в целом. Наш анализ будет сфокусирован на восприятии Советского Союза вместе с другими внешнеполитическими мнениями, чтобы определить детерминанты при изменении мнений. Но начать, на наш взгляд, следует с того, как воспринимали американцы Советский Союз во второй половине восьмидесятых годов.

Не вызывает сомнений тот факт, что международная политика сложна, многогранна и далека от повседневной жизни граждан. Но в то же время как внешнеполитические события, так и сама международная обстановка влияют на повседневную жизнь простых людей, что заставляет их в той или иной форме интересоваться международными событиями. Информация об этих событиях трудна для восприятия или часто искажается политическими лидерами, или средствами массовой информации. Поэтому граждане пытаются реализовать свои познавательные потребности с помощью различных штампов, стереотипов, схем и упрощений.⁴⁹ Восприятие новой информации происходит посредством ее идентификации с уже имеющимися установками и в зависимости от индивидуального опыта.⁵⁰ Кроме того, в этом процессе участвуют стандартные характеристики, такие, например, как обнаруженные при исследовании мнений по внутриполитическим проблемам: либерализм-консерватизм, партийная принадлежность к социальной группе или классу. Как отмечают американские авторы, эти характеристики мало подходят к внешнеполитическим мнениям и предпочтениям.⁵¹ При изучении американской литературы мы пришли к убеждению, что основным компонентом в структуре внешнеполитических мнений является образ иностранного государства (нации).⁵² Весь изученный нами пласт литературы⁵³ посвящен отношению элиты американского общества к внешнеполитическим проблемам и подразумевает, что назначением образа государства является упрощение сложных международных проблем и помощь в ориентации и восприятии индивидом какой-то определенной страны. Такие образы подобны индивидуальным впечатлениям, которые используются в повседневной жизни, чтобы разъяснить поведение другого человека.⁵⁴ В литературе отмечается, что наши впечатления о других людях оказывают влияние на наше восприятие и объяснение их поступков.⁵⁵ Точно также граждане составляют свое впечатление о государстве, на основании его целей и черт, воспринимая и объясняя “поведение” другого государства.⁵⁶

Американские ученые, исследовавшие элитарное общественное мнение, пришли к двум важным заключениям. Во-первых, так как внешняя политика предполагает реакцию на какие-либо действия другого государства или опережение этого действия, поэтому образ иностранного государства играет ведущую роль при выработке мнений о внешней политике. Во-вторых, исследования персональных впечатлений показали, что предварительные знания мотивации человека влияют на интерпретацию его поведения, так что любая новая информация, которая не сочетается с известной заранее мотивацией, практически не воспринимается, или воспринимается с трудом.⁵⁷

Итак, правомерны ли данные выводы для массового общественного мнения? Как американцы воспринимают Советский Союз/Россию? Позволим себе коротко остановиться на периоде предшествующем нашему исследованию.

В январе 1937 года институт Гэллапа задавал своим респондентам вопрос: “Какая из европейских стран нравится Вам больше всего?” Россия заняла 14-е, последнее место, получив лишь 1% всех выборов, в 1939 г. результат повторился (опять 1%). В то время как проведенные в Великобритании опросы дали 12%. Отвечая на вопрос: “Какая страна Вам не нравится больше всего?”, американцы поставили Россию на третье место после Германии и Италии. В 1938 г. на вопрос: “Если бы началась война между Германией и Россией на чьей стороне вы бы хотели видеть победу?” 83% ответили, что на стороне России, видя в ней меньшее зло. Американское общественное мнение стало более “теплым” к Советскому Союзу после германской агрессии на СССР в июне 1941 г. и особенно после советско-американского пакта 1942 г.⁵⁸

Американский исследователь общественного мнения Брунер убедительно доказал, что в предвоенные годы американцы предпочитали фашизм коммунизму, как форме государственного устройства, при которой они бы предпочли жить. Эти мнения изменились после немецкого нападения на СССР, хотя 50% опрошенных затруднялись сделать выбор. Согласно исследований Брунера, “боевой дух русских огромен”, и этот факт породил сдвиг в американском общественном мнении. “Российский коммунизм не нравится нам, но мы будем его терпеть, потому что он нравится русским”,⁵⁹ - это утверждение поддержало подавляющее большинство американцев. Другой американский исследователь Волш, анализируя тенденции в ответах на вопрос: “Как Вы думаете, можно ли доверять России при сотрудничестве с нами после войны?”, с марта 1942 г. по ноябрь 1944 г., наблюдал небольшой процент возрастания доверия (с 40% до 47%).⁶⁰ К 1954 г. Эта цифра возросла до 54%, но к 1946 г. - понизилась до 36%.⁶¹

В 1942 г. опросы института Гэллапа предлагали респондентам выбрать прилагательные, описывающие русских людей. Результаты опросов выявили, что пять из них были следующими: трудолюбивые, храбрые, радикальные, обычные, прогрессивные.⁶² Но опросы проведенные ЮНЕСКО в США в 1948 г. показали, что определение “жестокие” заняло первое место.⁶³ (Последний раз такой опрос был проведен в 1966 г. и показал, что пять основных определений относительно русских были: трудолюбивые, воинственные, умные, прогрессивные и способные).⁶⁴ Менее, чем 1% выборки выбрал Россию как “наиболее дружественную страну”, и 32% - как “наименее дружественную”.⁶⁵ Кроме того Смит, Брунер и Уайт глубоко изучив мнения относительно Советского Союза в 1947 г., обнаружили, что почти все газетные статьи об СССР в это время были “непредпочтительного содержания”.⁶⁶ Этот же вывод подтвердили исследования Фестинджера в 1948 г.⁶⁷

С 1948 г. по 1953 г. Национальная Корпорация по Опросам Общественного Мнения помещала в своих опросных листах вопрос: “Каково Ваше мнение относительно наших взаимоотношений с Россией: следует ли США проявлять больше воли при достижении компромисса с Россией, или наша предшествующая политика хороша без изменений, или следует быть более жесткими, чем сегодня?” Компромисс предпочли не более 10%, тогда как 35% респондентов выбрали более жесткий курс.⁶⁸ Поддержка в этот же период была оказана и возможной войне с Советским Союзом, “если какая-либо коммунистическая армия нападет на какую-либо страну”. Причем не исключалось применение ядерного оружия. До середины пятидесятых годов поддержка использования термоядерного оружия не снижалась ниже 50% опрошенных.⁶⁹

С 1953 г. институт Гэллапа и с 1974 г. Национальная Корпорация. Задавали своим респондентам близкие по смыслу вопросы, касающиеся отношения к Советскому Союзу/России. Респондентам предлагалось пять вариантов ответов: “Очень благоприятное”, “в основном благоприятное”, “в основном неблагоприятное”, “нет мнения”. Как свидетельствует таблица 2.17 приложения, на протяжении трех десятилетий “в основном неблагоприятное” и “неблагоприятное” отношение к Советскому Союзу/России преобладало. Особенно неблагоприятно американцы относились к нашей стране в 1953 г. (91%) и в 1983 г. (89%) (это суммарные цифры “в основном неблагоприятного” и “неблагоприятного” отношения). Несмотря на то, что число респондентов, отметивших ответы “очень благоприятно” и “в основном благоприятно” медленно увеличивалось, тем не менее лишь в 1988 г. число опрошенных положительно и отрицательно относившихся к Советскому Союзу приблизительно сравнялось (44% и 46%).

Аналогичный вопрос с 1974 г. задавала Национальная Корпорация по Опросам Общественного Мнения. Респондентам предлагалось на шкале с отметками от “-5” до “+5” поместить Россию в зависимости от своего отношения к ней. Если отметки “+5” и “+4” считать за “очень благоприятное” отношение, а “+3”, “+2”, “+1” - за “в основном благоприятное”, то расхождения во мнениях с результатами опросов института Гэллапа оказались незначительными (см. табл. 2.18 приложения). Особый интерес представляют данные о мнениях в зависимости от пола, расы и возраста. Хотя женщины относятся к нашей стране более негативно, расхождения с мужчинами составляют не более 2%-7%. Также небольшие различия наблюдаются среди белых и темнокожих респондентов. Темнокожих, менее предпочтительно относящихся к России, оказалось на 4%-6% больше, чем белых респондентов (см. табл. 2.19, 2.20, 2.21 приложения).

Если брать мнение американцев о Советском Союзе/России в сравнении с другими странами, то очевидно, что в середине восьмидесятых рейтинг нашей страны был самым низким. Лишь 3% американцев в 1985 г. “очень благоприятно” и “благоприятно” отнеслись к нашей стране (см. табл. 2.22 приложения). Такой же низкий рейтинг имели Иран (в 1989 г. - 5%) и Ирак (в 1991 г. - 3%).

До конца восьмидесятых годов большинство американцев продолжало ощущать со стороны СССР “угрозу”. Так, в 1988 г. 60% опрошенных назвали угрозу со стороны Советского Союза “очень сильной”, в два раза меньше респондентов (29%) посчитали эту угрозу “минимальной”.⁷⁰ На протяжении семидесятых и восьмидесятых годов американская общественность продолжала видеть в СССР врага или “недружественное государство” (см. табл. 2.23 приложения). По данным опросов института Гэллапа от 65% до 93% американцев придерживались такого мнения до 1989 г.

Следует отметить, что во второй половине восьмидесятых годов антагонистическое, недоверчивое отношение к СССР продолжает доминировать среди американцев. Почти 2/3 опрошенных согласились с утверждением, что “Советы лгут, мошенничают, делают все для утверждения дела коммунизма”.⁷¹ В октябре 1987 г. почти 2/5 респондентов (39%) согласились, что “Советский Союз, также как гитлеровская Германия - империя зла, пытающаяся руководить миром”.⁷²

Косвенным показателем того факта, что американцы испытывают страх перед Советским Союзом может служить серия вопросов, посвященных возможности западных стран жить с СССР в мире. С 1954 г. по 1992 г. институт Гэллапа включал в опросные листы вопрос: “Как Вы думаете, могут ли США и западные страны мирно жить с Россией или рано или поздно разразится война?” На протяжении указанного периода число американцев, полагающих, что с Россией можно жить в мире неуклонно увеличивалось с 23% в 1954 г. до 66% в 1991 г. Тогда как число тех, кто уверен, что рано или поздно разразится война соответственно уменьшилось с 64% до 26% (см. табл. 2.24 приложения). Несмотря на такой явный прогресс, американская общественность продолжает придерживаться мнения, что Советский Союз “не делает всего возможного, чтобы сохранить мир во всем мире”. Число респондентов, имеющих такое мнение колеблется между 63% и 84% (см. табл. 2.25 приложения).

Хотя также большинство американцев верит, что мирное урегулирование между Россией и Западом в принципе возможно (84% в 1990 г.), число респондентов с таким мнением составляло большинство и ранее, в шестидесятые годы (см. табл. 2.26 приложения).

Одним из факторов, мешающим воспринимать СССР как миролюбивое государство, продолжает оставаться угроза коммунизма. Даже когда страхи пятидесятых годов поутихли, коммунистическая идеология продолжала нарушать традиционные американские ценности. Она виделась как угроза политической, экономической и религиозной свободе. В послевоенные период главный вызов американской гегемонии в мире бросали социалистический лагерь и СССР. Даже война в юго-восточной Азии, самая ожесточенная и непопулярная война была начата, чтобы сдержать коммунизм. Угроза национальной безопасности, угроза подрывной деятельности изнутри, угроза союзникам США, угроза фундаментальным свободам, угроза положению на международной арене, угроза миру - трудно найти более всеобъемлющий набор угроз. Несомненно, многие из этих “угроз” были преувеличены, надуманы, но данные опросов свидетельствуют о том, что они пустили корни в сознании американцев. Эти страхи не испаряются с рассветом, но они могут повлиять и влияют на восприятие новых взаимоотношений между странами.

В 1984 году 2/3 американцев (67%) выразили страх, что если “мы слабы, то Советский Союз в определенный момент может напасть на нас или наших союзников в Европе или на Японию”.⁷³ К концу 1988 г. страх, что Советский Союз может воспользоваться военной слабостью США, высказали 55% опрошенных.⁷⁴ Несомненно это свидетельствует о снижении страха, но все-таки более половины американцев продолжают испытывать его даже в конце восьмидесятых годов.

Угрозу, исходящую от Советского Союза, американцы склонны в первую очередь связывать с целями СССР. Если говорить о целях внешней политики СССР, как их видят американцы, следует обратиться к таблице 2.24 приложения, где показана динамика распределения мнений о приоритетных целях России в мире. В начале и в первой половине восьмидесятых годов большинство американцев склонялись к мнению, что “Россия стремится к глобальному доминированию в мире” как мирными средствами, так и любыми другими, вплоть до развязывания мировой войны. Но во второй половине восьмидесятых число респондентов, придерживающихся такого мнения снижается, тогда как увеличивается число американцев, приписывающих России: стремление соперничать с США за большее влияние в различных частях мира”. 1990 год становится переломным, 77% респондентов отметили, что “Россия только стремится обезопасить себя от возможного нападения со стороны другой страны”.⁷⁵

Анализ опросов общественного мнения показывает определенную взаимосвязь между уровнем жизни американцев, их образовательным уровнем и отношением к Советскому Союзу. Так, американцы с более высоким доходом и уровнем образования с большей надеждой смотрят на диалог между СССР и США. Менее образованные респонденты с меньшими доходами проявляют большой скептицизм. Также наблюдается корреляция и внутри этих двух групп. Мужчины, окончившие колледж, женщины и мужчины с университетским образованием и респонденты, имеющие доход более 50 тыс. долл. в год более оптимистично относятся к взаимоотношениям США и СССР. На наш взгляд, это обусловлено, в первую очередь, уровнем информированности, так как именно эти группы оказались хорошо осведомленными о мировых событиях.⁷⁶ Одним из наиболее важных показателей для анализа внешнеполитических предпочтений является деление всего населения по половому и образовательным признакам. Мы выделили следующие группы: 1) мужчины, окончившие колледж, 2) женщины, окончившие колледж, 3) мужчины, неокончившие колледж, 4) женщины, неокончившие колледж.

На основании данных серий исследований, проведенных фирмой “Мартилла и Килей”, объединенных общим названием “Американцы обсуждают проблемы безопасности”, удается сделать вывод, что мнения первой и четвертой групп диаметрально противоположны. Мужчины, окончившие колледж, - наиболее оптимистичны, женщины, неокончившие колледж, с большим скептицизмом отвечают на вопрос (см. табл. 2.28 приложения). Так, на вопрос: “Возможно ли на Ваш взгляд, столкновение между войсками США и СССР в ближайшие десять лет?” 24% респондентов первой группы и 50% четвертой группы ответили положительно (отрицательно - соответственно 75% и 47%). Во второй и третьей группах результаты получились приблизительно одинаковые: 37% и 39% допускают такую возможность, 61% и 59% - не верят в возможность вооруженного конфликта.

Но еще больше, чем военное столкновение между США и СССР, американцев пугает угроза всем американским ценностям со стороны Советского Союза. В качестве примера можно привести опрос, проведенный Паблик Эдженда Фаундейшн,⁷⁷ когда респондентам было предложено из двух утверждений выбрать одно, близкое к их собственному мнению - беспокоятся ли они больше о военной угрозе со стороны СССР или их больше волнует “угроза всем взглядам и ценностям - свободе, демократии, религии, свободе предпринимательства”. Только 26% опрошенных отметили военную угрозу, в то время как 69% выбрали угрозу их взглядам и ценностям. Означает ли это, что большинство респондентов персонально более напуганы идеологическим, чем силовым аспектом? Скорее всего респонденты могут полагать, что военная сила может иметь как агрессивные, так и оборонительные цели.

Таким образом, мы видим, что к концу восьмидесятых годов американцы продолжают видеть в Советском Союзе своего главного врага, причем доминирующее значение имеют идеологические, ценностные разногласия.

Для людей, как для всех общественных существ, группа, а не индивид является единицей для выживания. Люди могут выжить лишь как составные части организованных групп. Группы представляют защиту от враждебного природного окружения и внешних врагов, они же дают чувство психологической безопасности. Поскольку большинство членов группы разделяют одни и те же обычаи и нормы, они с готовностью принимают поведение друг друга, и группа является носителем ценностей, придающих значение их жизни. Угроза групповой цельности, особенно исходящая от другой группы с иным мировосприятием, угрожает самим основам психологического и биологического выживания членов первой группы. Для многих людей возможность быть подчиненными чуждой им идеологии и социальной системе еще более невыносима, чем сама смерть, и это является главной причиной эскалации войн. Так, люди разделяют предрасположенность к опасениям и подозрительности в отношении членов иных групп, предрасположенность, присущую всем общественным существам. Когда обе группы соревнуются за одну и ту же цель, недоверие часто перерастает во взаимное восприятие друг друга как врагов.

Говоря в целом об образе врага и враждебного государства, нации, в первую очередь, следует отметить, что наибольший объем информации мы получили исследуя отношение граждан США к СССР (в данном случае мы не касаемся, например, отношения американцев к Японии или Китаю). Образ враждебного государства представляет целую систему, имеющую множество проявлений. Конечно, только немногим людям удается быть непосредственным свидетелем тех или иных событий. Общественность получает сведения из средств массовой информации, репортеры, которые тоже люди, и также подвержены различным влияниям, в частности образа врага. Вполне возможно, что репортеры и редакторы могут допустить выражение экстремистских взглядов по отношению к той или иной нации или государству. Во второй половине восьмидесятых годов появился целый поток публикаций, связанный с советской угрозой. В центре внимания такого рода книг и публикаций в периодической печати вопросы войны и мира. Такой интерес заслуживает положительной оценки, так как он обусловлен пониманием важности военных проблем в наше время. Однако нельзя не видеть и негативных аспектов этого явления. Зачастую трудно понятный, рассчитанный на специалистов язык затемняет очевидные вещи, поскольку обсуждение комплексных военных проблем требует высокий уровень специальных знаний. Когда же знаний или информации не хватает, то возникает опасность манипулирования общественным мнением. Однако мы считаем неверным порой высказываемое мнение, что не следует даже пытаться разобраться в хитросплетениях такого рода проблем. С другой стороны, нередко случается, что квалифицированные суждения о том, кто кому угрожает, какие военнополитические цели являются реальными, а какие нет, подменяются догадками и эмоциями.

Рассмотрим основные аргументы, используемые в средствах массовой информации для обосновывания политики конфронтации с СССР. Во-первых, США и их союзники изображаются слабыми, а Советский Союз и его партнеры - сильными в военном отношении. В то время как Запад вооружается “по необходимости” и в масштабах, ограниченных бюджетными статьями. Восток, свободный от каких-либо экономических ограничений, проводит “сверхвооружение”. Во-вторых, СССР изображается как государство “агрессивное и экспансионистское по своей природе”, цинично пользующийся любым проявлением слабости со стороны Запада. “Миротворческие” и иные акции Запада провозглашаются без каких-либо доказательств. В-третьих, средства массовой информации открыто призывают относиться с недоверием и осторожностью к любым предложениям и высказываниям руководителей нашей страны. “Коварство” и “нарушение договорных соглашений”⁷⁸ объявляется главными чертами советской внешней политики. Так СССР изображается в виде вооруженной до зубов, агрессивной силы, использующей любой промах Запада - своего потенциального противника. В центре договоров о наличии “советской угрозы” находится сравнение военных потенциалов. Опасность для Запада усматривается даже в самом существовании советского военного потенциала. Подобные доводы оказывают очень сильное воздействие на рядовых граждан.

Поэтому не приходится удивляться результатам опроса, в который был включен вопрос: “Как Вы считаете, США превосходят СССР по военной мощи, находятся на равных или не так сильны, как СССР?” В конце семидесятых и в восьмидесятые годы американцы отвечали на этот вопрос с редким единодушием. Так, лишь 9% - 16% респондентов были уверены, что “США превосходят СССР по военной мощи”, тогда как от 31% до 44% полагали, что США не так сильны, как СССР”. Исключением стал 1985 год, когда 50% опрошенных согласились, что военные потенциалы СССР и США равны (см. табл. 2.29 приложения).

Другой иллюстрацией могут служить ответы на вопрос, который задавался респондентам трижды (в 1945 г., 1985 г. и в 1989 г.): “В целом можете ли Вы описать Советский Союз как миролюбивое государство, стремящееся только оборонять себя, или как агрессивное государство, которое может начать войну, чтобы достичь своих целей?”

Ответы получились следующие:

Таблица 3

Восприятие американцами СССР

1945 г.1985 г.1989 г.миролюбивое

государство39%17%36%агрессивное государство38%69%42%

. by Roper Organisation, 1945, September.

. NY Times, 1985, September.

.CBS News/NewYork Tims, 1989, November.

Таким образом, мы видим, что в восьмидесятые годы большинство американцев не сомневаются в агрессивности Советского Союза. Итак, очевидна связь между образом, который рисуют средства массовой информации и тем, как этот образ воспринимают американцы.

Но образ восприятия работников СМИ может в свою очередь, быть заимствован у тех политических лидеров, с которыми они общаются в результате своей профессиональной деятельности. Некоторые американские исследователи общественного мнения⁷⁹ придерживаются точки зрения, что политические лидеры могут целенаправленно манипулировать образом врага в своих целях. Но есть авторы,⁸⁰ которые отмечают, в свою очередь, что общественность через общественное мнение способна влиять на лидеров.

Природа восприятия другой нации как врага включает в себя не только влияние средств массовой информации и лидеров страны, но и широкий психологический подтекст образа врага.

Американские психологи⁸¹ пришли к выводу, что по мере возрастного развития дети способны воспринимать людей другой нации, но в результате процесса познания взрослые становятся не способны преодолевать упрощенческие тенденции, они начинают видеть людей другой национальности либо как хороших, либо как плохих (друзья - враги). В системе познание - отношение - индивидуальное познание ребенка может быть искажено в результате социализации: даже если он становится более искушенным в житейских делах, это автоматически не делает его менее восприимчивым к образу врага. Этот процесс не просто результат ошибок в воспитании. Перед тем как ребенок вступает в контакт с группой или индивидом, который может стать его врагом, он получает массу информации - мифы, специально отобранные факты, оценки, отношения или уже готовые сценарии - о том, каков окружающий мир. Обычно ребенок положительно воспринимает ближайшее окружение (семью, одноклассников и т.д.), так как они безопасны, и отрицательно относится к незнакомцам и членам других групп, так как они могут быть опасны. Американская детская литература, телевизионные программы, комиксы, сказки рисуют мир в черно-белом изображении, они полны злодеями, монстрами, гоблинами, злыми машинами, которые не обладают ни одной положительной чертой, которые стремятся съесть, убить, уничтожить ребенка и даже весь мир без сожаления и колебаний. В противовес им существуют герои и героини, которые, в свою очередь, тоже стремятся убить этих монстров во что бы то ни стало. К тому же на американского ребенка оказывает влияние религия с ее верой в безгранично доброго бога и злого сатану, ангелов и демонов, которые чаще всего находятся в состоянии войны. И, конечно, одним из прозвищ дьявола является “враг”. Даже если американские дети воспитываются вне религии и в семье без сильных страхов по отношению к другим странам, средства массовой информации (особенно телевидение) учат их: люди бывают хорошие и плохие, и “плохие” должны быть уничтожены.⁸² И к моменту, когда дети начинают соприкасаться с внешним миром более тесно, они уже готовы видеть мир в черно-белом изображении, тем легче они, будучи взрослыми, воспринимают образ врага.⁸³

Что же касается особого внимания образу СССР как врагу, то легко удостовериться, что средства массовой информации США держат общественность на строгой диете антикоммунизма и антисоветских/антирусских новостей, фильмов, телевизионных шоу и т.д.⁸⁴

Кроме воздействия внешнего фактора на формирование образа врага, на наш взгляд, следует остановиться на проблеме мотивации враждебности и отношения недоверия к Советскому Союзу. Концепция врага, как угроза. Заключает в себе страх как ведущий мотив. Конечно, европейские государства и их граждане имеют более веские основания испытывать страх от соседства с СССР, чем с США, но действительность показывает обратное.⁸⁵ В США страх и недоверие общественности выше, чем в других странах. Социологические исследования показали, что экстремальные антисоветские настроения среди американцев стали доминирующей частью американской политической культуры послевоенного времени. И если не географическое положение, то более серьезные факторы, такие как система ценностей, были обнаружены в качестве основы мнений и предпочтений.⁸⁶

Бесспорно, символы СССР являются антитезой американской системы ценностей, включающей в себя политическую и религиозную свободы, всего того, что носит название “американский образ жизни”. Это, в свою очередь, вынуждает американцев соглашаться со стереотипным образом врага. Наиболее негативное восприятие этого образа наблюдается среди тех граждан, которые наиболее ревностно отстаивают свою систему ценностей.⁸⁷ Какие же это ценности?

В первую очередь, в исследованиях, посвященных антисоветским настроениям общественности, отмечается патриотизм. Проявляется ли он как безграничная любовь к своей стране или как превосходство одной нации над другой, в любом случае, патриотизм американцев выражается в неоспоримом превосходстве американских институтов и обычаев и во враждебности ко всему, что не является “американским”, в частности, против всего советского. Как отмечают американские исследователи Финлэй, Холсти и Фэджен одной из функций образа врага является “обеспечивать наличие контрастов, чтобы мы могли измерять или превозносить нашу систему ценностей”.⁸⁸

Кроме того, как отмечает Розенберг, внутригрупповая лояльность часто отождествляется с враждебностью ко всему, что выходит за рамки этой группы.⁸⁹ Бен и Оскамп склонны полагать, что чувство собственного достоинства, пронизывающее такие группы как “граждане США”, может лежать в основе предубеждений по отношению к другим нациям.⁹⁰ В результате исследований выяснилось, что люди, которые проповедуют национализм, более склонны воспринимать образ врага.⁹¹ Причем, чем сильнее люди идентифицируют себя со своей нацией, тем сильнее они воспринимают образ врага.⁹² Следовательно, можно предположить, что одной из функций мнения об СССР (открытое признание Советского Союза врагом) было увеличение чувства групповой принадлежности (“граждане США”).

Другим компонентом системы ценностей является моральный традиционализм (предпочтение традиционных ценностей прошлого - семьи и социальной морали), так как на протяжении многих лет продолжал оставаться частью моральных традиций.⁹³ Исторически антисоветские настроения в США аргументировались тем, что Советский Союз и его политический режим являются моральным и политическим банкротом - злобным противником, которому следует противопоставить заслон из настоящих ценностей и морали. Эта же мораль оправдывала все возможные варианты противодействия вплоть до конфликта с СССР.

Тесно связан с моральным традиционализмом и третий компонент - ”христианский фундаментализм”. Исторически все сторонники антикоммунистического крестового похода были приверженцами ортодоксальной церкви. Фундаментализм основан на утверждении, что “наихудшей чертой советского государства является то, что советское правительство препятствует советским людям почитать Бога”.⁹⁴ Особенно это мнение было распространено среди политической элиты. Американские авторы рассматривают религиозный фундаментализм как предшественник морального традиционализма.⁹⁵ По мнению Коновера и Фелдмана, религиозное право, вместе со светским и семейным правом, является составной частью консерватизма, который стимулирует современное движение за моральный традиционализм. Несмотря на частичное совпадение между моральным традиционализмом и религиозным фундаментализмом, Коновер и Фелдман считают, что они концептуально различны.⁹⁶ Но мы полагаем, что оба эти компонента можно объединить.

Итак, суммируя все вышеизложенное, образ Советского Союза на протяжении многих десятилетий до конца восьмидесятых годов продолжает оставаться в американском общественном мнении крайне негативным. Американцы воспринимали СССР как врага, угрожающего позиции США в мире, чуждого своей социально-политической системой и идеологией. Мы полагаем, что образ СССР стал частью всей системы взглядов американцев, фундаментальным элементом их предпочтений, таких как основные ценности и склонностей. А ведущим мотивом является страх перед советской угрозой и коммунистической экспансией.