М. Н. Тихомиров собирает материалы о присоединении Средней Азии к России.

в 1925 г. историк издал книгу, написанную им с большой любовью и посвящённую истории этого города.

В 30-е гг. Тихомиров преподавал в московских вузах, получил звание доцента, а затем профессора Московского университета. С 1936 г. он стал также сотрудником Института истории Академии наук СССР. С этими двумя научными центрами Михаил Николаевич был связан до последних дней своей жизни.

Тихомиров стал известен как историк русского средневековья. Круг его интересов был очень широк. Ещё в 1935 г. он выпустил монографию «Псковское восстание 1650 г.», за которую без защиты диссертации ему было присвоено учёное звание кандидата исторических наук. И в даль­нейшем вопросы социальной борьбы привлекают внимание учёного. Он создаёт капитальное ис­следование «Крестьянские и городские восстания на Руси XI—XIII вв.» (1955), в котором особенно подробно анализирует крестьянские войны и городские восстания XVII в., вводя в научный оборот новые исторические источники. Его доктор­ская диссертация, посвящённая источниковедческому анализу «Русской Правды» (важнейшего законодательного памятника Древней Руси), выш­ла отдельной книгой.

Даже самые суровые обстоятельства не могли помешать работе исследователя. В начале Великой Отечественной войны, когда все центральные исторические учреждения страны эвакуировались в Среднюю Азию, Тихомиров вместе с историче­ским факультетом МГУ отправился в столицу Туркмении Ашхабад. Здесь Михаил Николаевич трудился в Государственном архиве Туркменской ССР, собирая материалы о вхождении Средней Азии в состав России. В 1960 г. вышла его книга «Присоединение Мерва к России».

В центре научных интересов Тихомирова всегда был поиск новых исторических источников. Ещё во времена работы в Дмитровском музее он собирал и систематизировал предметы кустарных про­мыслов, разыскивал и описывал грамоты и другие письменные памятники, связанные с историей края. В 1922—1923 гг. он совершал поездки в монастыри на реке Иргиз в Казахстане и привозил оттуда ценнейшие рукописи. В это же время он ездил за архивом семьи Аксаковых в их родовое

90

имение — село Надёжино. Михаил Николаевич успел перевезти архив, сделать опись, но заболел при этом тяжелейшей формой малярии. Бога­тейший архив Аксаковых ныне хранится в Институте русской литературы (Пушкинский дом) в Санкт-Петербурге. Тогда же, в 20-е гг., Тихо­миров увлечённо работал в Отделе рукописей Государственного Исторического музея на неопла­чиваемой внештатной работе — описывал и изучал летописи и другие рукописи. Уже будучи академи­ком, он возглавил воссозданную по его инициативе Археографическую комиссию, существовавшую ещё в XIX в. и занимавшуюся поиском, изучением и публикацией древних рукописей.

Тихомировым была собрана и собственная коллекция древних и старинных рукописей XIV— XIX вв., в которой насчитывалось 650 рукописей и 100 старопечатных книг. Незадолго до смерти учёный подарил её недавно организованному Сибирскому филиалу Академии наук СССР. А свою замечательную библиотеку (около 1000 томов) он завещал самому молодому университету страны — Дальневосточному.

Наряду с собиранием рукописей Тихомиров проводил большую работу по публикации исто­рических источников. С 1959 г. благодаря его усилиям возобновилось издание Полного собрания русских летописей, ответственным редактором которого он стал. Для учебных целей в 1953 г. он издал «Пособие для изучения Русской Правды». Оно включало в себя все известные списки (копии) памятника и богатый исследовательский и спра­вочный материал. Для советской исторической науки того времени это было издание очень высокого научного уровня. Кроме того, Тихомиров совместно с Л.В. Миловым подготовил публикацию памятников славянского права — «Мерило пра­ведное» и «Закон судный людем».

Большая научная заслуга Тихомирова состоит в том, что он выработал тип описания древних рукописей, который стали использовать все иссле­дователи. Он был одним из основателей русской кодикологии — вспомогательной исторической дисциплины, изучающей историю изготовления, состав и судьбу рукописных книг.

Он внёс немалый вклад в развитие методов палеографии — науки, изучающей материал для письма, графику (начертание букв), орнамент, орфографию рукописи, орудия письма, приёмы работы писцов, чернила и краски, переплёты и их историю. Михаил Николаевич был одним из тех, кто стоял у истоков «берестологии»: в начале 50-х гг. он в числе первых расшифровал, перевёл, прокомментировал и подготовил к печати берестя­ные грамоты, обнаруженные при археологических раскопках в Новгороде.

В 1953 г. Тихомиров основал и возглавил кафедру источниковедения (источниковедение — отрасль исторической науки, занимающаяся изу­чением источников) на историческом факультете МГУ. Впервые будущим историкам стали читать полноценный курс источниковедения отечественной истории (вплоть до XX в., а не до середины XIX в., как раньше), а также специальные курсы по вспомогатель­ным историческим дисциплинам. Были подготов­лены и соответствующие учебники.

Много сил отдавал Михаил Николаевич пре­подавательской работе. Десятки замечательных, оригинальных историков нашего времени считают себя принадлежащими к «школе Тихомирова». Он был требовательным и взыскательным наставни­ком; студенты и аспиранты любили его, несмотря на неровный, вспыльчивый, подчас нелёгкий характер учёного. До сих пор старшие поколения учеников Михаила Николаевича вспоминают так называемую «пыточную комнату», или «плакательную», — крохотное помещение в Отделе рукописей Исторического музея, где он «распекал» кого-либо из провинившихся. Сам Тихомиров писал: «Ничто так не мобилизует учёного, как вопросы студентов, их неудовлетворение поверх­ностным или непродуманным ответом, когда, как в сказке Андерсена, если профессор не подготов­лен, с него снимается покров наигранной учёности и „король оказывается голым"». Он был неравно­душным человеком, не прощал неправды, безраз­личия, корыстолюбия, безнравственности.

Научная деятельность Тихомирова получила мировое признание. Он участвовал в международ­ных встречах историков, читал лекции и вёл семинарские занятия в Сорбонне (Париж), перепи­сывался с иностранными учёными. Работы Тихо­мирова переводились на английский, француз­ский, румынский и венгерский языки. Он был действительным членом Польской Академии наук, членом Американской ассоциации историков и, конечно, академиком АН СССР.

Михаил Николаевич жил один, и почти каждый вечер у него собирались друзья и коллеги. Ужинали, обсуждали новости, спорили. Однажды Тихомиров рассказал следующее. Выходя из Исторического музея, он увидел рассыпанные по тротуару черепки из археологических раскопок. Очевидно, они выпали из ящиков, которые переносили из грузовика в здание музея. Опасаясь, что прохожие растопчут или растащат черепки, учёный стал собирать их и обратился за помощью к выходящему из музея молодому преуспе­вающему историку. Неожиданно Тихомиров полу­чил высокомерный отказ: этот человек отго­ворился тем, что археологией не занимается, да и не к лицу кандидату наук ползать по тротуару, нужно позвать служителей музея. Вспоминая этот эпизод, Михаил Николаевич кипел негодованием: «Не столь важно, что он — барин. То гадко, что он к науке равнодушен. Не станет он настоящим учёным».

Сам же он был Учёным с большой буквы. По словам академика Бориса Александровича Рыба­кова, «его жизнь была, без громких слов, подви­гом, настоящим служением науке». В память вы­дающегося историка Археографическая комиссия ежегодно проводит Тихомировские чтения.

91

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ ЗИМИН

(1920—1980)

Александр Александрович Зимин принадле­жал к той редкой породе людей, кого по праву можно назвать прирождёнными исто­риками. Один из его биографов, известный историк В.Б. Кобрин, писал: «...Зимин был трудолюбив в точном... значении этого слова: он любил свой труд, никогда им не тяготился. Занятие историей как наукой было основным способом его существо­вания». И действительно, признанный всем на­учным миром России талант этого историка имел прочную базу — учёный обладал необычайной, фантастической трудоспособностью. Более трёхсот работ — книг, статей и прочих публикаций — вышло из-под пера Зимина.

Александр Александрович родился в дво­рянской семье. Среда, в которой рос и вос­питывался будущий замечательный историк, сильно пострадала от сталинских репрессий. Тем не менее в 1938 г. Зимину удалось счастливо поступить на исторический факультет МГУ. В годы Великой Отечественной войны центральные учреждения исторической науки (в том числе и Московский университет) были эвакуированы в Среднюю Азию. Поэтому в 1942 г. Зимин стал выпускником историко-филологического факуль­тета Среднеазиатского государственного универ­ситета. Его учителем был С. В. Бахрушин, один из лучших специалистов по истории русского сред­невековья.

С конца 40-х гг. Зимин начинает работу в двух ведущих центрах исторической науки: он ста­новится сотрудником Института истории Ака­демии наук и преподавателем Московского го­сударственного историко-архивного института. В 1947 г. он защитил кандидатскую диссертацию. Ещё через 12 лет, в 1959 г., с блеском прошла защита докторской диссертации, посвящённой русскому публицисту XVI в. Ивану Пересветову. Вскоре на её основе вышла весьма объёмистая книга. Последние 20—25 лет жизни стали време­нем подлинного расцвета в научном творчестве Зимина: чуть ли не каждый год он публиковал одну, а то и несколько новых книг.

Прежде всего этот учёный как никто иной знал источники по истории средневековой России. Его познания в этой сфере были поистине энциклопед­ическими. Многие из памятников прошлого были впервые обнаружены или подготовлены к изданию именно Зиминым. Огромное значение имела пуб­ликация важных документов из архива Иосифо-Волоцкого монастыря, досконально изученных историком; не менее значительным считается

92

издание Иоасафовской летописи, над которым также поработал Зимин. Ему принадлежит и мастерская реконструкция состава государствен­ного архива России XVI столетия, выполненная на основе дошедшей до наших дней краткой архивной описи.

Знания Зимина в области исторических источ­ников обеспечили ему солидную базу для ис­следовательской работы. Основной сферой его научных интересов была политическая, социаль­ная и культурная история России XV—XVI вв. Историком была создана, по выражению одного из современных учёных, «панорама истории России», охватывающая период с 1425 по 1598 г. и представленная в шести книгах (последние три из них вышли уже после смерти Зимина). Вот их названия: «Витязь на распутье», «Россия на рубеже XV—XVI столетий», «Россия на пороге Нового времени», «Реформы Ивана Грозного», «Опричнина Ивана Грозного», «В канун грозных потрясений». Со времён С. М. Соловьёва мало кто отваживался на создание последовательного, год за годом, изложения русской истории со всеми подробностями и критическим разбором главных спорных вопросов. Зимин великолепно выполнил эту задачу, и теперь многие историки обращаются к циклу его монографий как к неисчерпаемому собранию событий и фактов жизни русского государства и общества тех времён.

В беседах с коллегами и учениками Зимин неоднократно повторял любимую мысль: плохой человек не может быть хорошим историком, поскольку «такой историк на собственном опыте будет искать всегда низменные мотивы в действиях людей прошлого». Именно Зимин положил начало возрождению традиции, некогда существовавшей в российской исторической науке: подвергать историю и исторических личностей моральному суду, оценивать их действия по этической шкале. Судьба уготовила нелёгкое нравственное испы­тание и самому историку, которому долгое время удавалось избегать конфликтов с официальной наукой.

В 1964 г. он выступил с научным трудом, посвящённым «Слову о полку Игореве». Это произведение считалось бесспорно высочайшим достижением древнерусской литературы. Зимин позволил себе усомниться в его подлинности: он доказывал позднее происхождение «Слова». До сих пор вопрос о том, когда было создано «Слово о полку Игореве», не решён окончательно, и нельзя с уверенностью сказать, был ли прав Зимин в своих суждениях. Однако важно другое: до него это произведение было предметом едва ли не рели­гиозного поклонения, непреложной национальной святыней. Зимин же во всеуслышанье поставил вопрос, оказавшийся весьма болезненным для официальной науки и получивший тогда явно политическое звучание. Он предложил пути, по которым следовало двигаться к окончательному решению проблемы.

Однако научной дискуссии из этого выступления не получилось. Историка обвинили в непатриотичности и подвергли не столько критике, скол­ько травле. Его книга на эту тему была напечатана смехотворным тиражом — 101 экземпляр, на об­ложках проставлялся гриф (специальная надпись) «для служебного пользования». Обсуждение её было строго ограничено: некоторых крупных учёных к нему не допустили. Вскоре часть и без того мизерного тиража была в приказном порядке изъята властями. Учёному оставалось довольство­ваться тем, что он не попал в лагеря, как это могло произойти тридцатью годами ранее, и не лишился работы, что ожидало бы его полтора десятилетия назад. «Что ж, подведём итоги. Меня били. Но меня били не так, как в тридцать седьмом. И не так, как в сорок девятом», — говорил он, имея в виду своих коллег, жестоко пострадавших в те годы.

Зимину потребовалось немало решительности, чтобы неуклонно отстаивать свои взгляды. Исто­рик до конца своих дней продолжал собирать ма­териалы, подтверждавшие его выводы. В личном архиве Зимина по сей день хранится рукопись окончательного варианта книги, посвящённой «Слову о полку Игореве», объёмом 1200 страниц. Сам историк подчёркивал, что полемика по поводу времени создания «Слова о полку Игореве» обрела для него смысл «борьбы за право учёного на свобо­ду мысли», против «казённого лжепатриотизма».

Ценность любого научного наследия прове-

Книги А. А. Зимина.

93

ряется его долговечностью. Именитый чиновный историк порой бывает забыт сразу после ухода в мир иной, труды его без пользы пылятся на полках библиотек, а статей не помнят даже узкие специалисты. Александр Александрович Зимин не сделал блестящей академической карьеры. Но прошло уже пятнадцать лет со времени кончины историка, а книги его живут, и само имя Зимина стало знаменем для целого направления в исторической науке. Такова судьба талантливых людей: нелёг­кая жизнь и громкая посмертная слава.

ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ

ГУМИЛЁВ

(1912-1992)

Замечательный русский историк Лев Николае­вич Гумилёв посвятил свою научную деятель­ность проблемам возникновения, развития и взаимоотношений различных племён, народов, наций — этносов. Его родителями были известные русские поэты Анна Ахматова и Николай Гумилёв. В девятилетнем возрасте пережил первую в своей жизни трагедию: его отец был обвинён в участии в контрреволюционном заговоре и расстрелян. Юность будущего учёного пришлась на тяжёлые годы сталинских репрессий и Великой Отечествен­ной войны.

Независимый характер, принципиальность в научных вопросах и в большой мере трагическая судьба отца определили жизненный путь Льва Гумилёва. Двадцать лет — с 1936 по 1956 г. — стали для него постоянной физической и нрав­ственной пыткой: многочисленные аресты, тюрь­мы, ссылки, лагеря, строительство Беломорка­нала, наконец камера смертников и ожидание расстрела. Учиться приходилось урывками, т. к. аресты следовали один за другим. Иногда заклю­чение бывало недолгим, подчас продолжалось годы. В 1943 г., после очередного освобождения, Гумилёв ушёл добровольцем на фронт. Когда война закончилась, он получил диплом исторического факультета Ленинградского университета, куда поступил ещё в 1934 г. Окончить аспирантуру не удалось — его отчислили. Тем не менее в 1948 г. Лев Николаевич блестяще защитил кандидатскую диссертацию на тему «Политическая история первого Тюркского каганата (546—569)». Однако через год он снова был арестован и вышел на свободу только в 1956 г.

Дальнейшая жизнь Гумилёва тоже не была лёгкой и гладкой. До последних лет он жил в маленькой комнатке в коммунальной квартире, работал на географическом факультете Ленинград­ского университета и в Географическом обществе СССР. Официальная наука не пыталась опро­вергать его идеи, с ними боролись другим способом — замалчиванием. Читать лекции, печа­тать статьи, пропагандировать свою научную концепцию было очень сложно. Книги Гумилёва, рассчитанные не только на учёных, но и на