Филологическая подготовка российских монархов

Особое место в образовательной практике российской императорской семьи занимала филологическая подготовка. В этом процессе было два встречных потока. С одной стороны, женам русских императоров, как правило, немецким принцессам, приходилось срочно изучать язык своей новой родины. С другой стороны, русские великие князья и княжны изучали внушительный блок иностранных языков.

Необходимость изучения иностранных языков ни у кого не вызывала вопросов. Во-первых, в дворянской России знание французского языка было просто необходимо, поскольку петербургский бомонд использовал его как язык повседневного общения. Во-вторых, императрицы, будучи сами носительницами языка, передавали его (немецкий или датский язык) своим детям. В-третьих, все многочисленные взаимные родственные или официальные визиты требовали общения без переводчиков на языках-посредниках. Это было нормой дипломатической практики XVIII начала XX вв. В-четвертых, многоязычность Императорского двора формировала многослойную структуру восприятия мира, когда органично, на языке носителя, усваивалась европейская культура во всем ее многообразии. В-пятых, уровень знания иностранных языков при Императорском дворе служил почти официальным «индикатором», делившим присутствующих на «своих» (это те, кто знал иностранные языки как родные) и «чужих» (то есть тех, кто говорил на смеси «нижегородского с французским»), И только те «чужие», кому удавалось подняться на самый верх иерархической лестницы, могли пренебречь этим «индикатором», и общество смирялось с этим. Такой «чужой» был А.А. Аракчеев, он учился на «медные деньги» и языками не владел.

Следует упомянуть еще об одной важной составляющей филологического блока образования царских детей. Цесаревич и великие князья должны были правильно, без акцента, говорить по-русски. В многоязычном Императорском дворе, когда дети начинали говорить на английском или французском языках и только потом на русском, это представлялось необычайно важным. Все это достаточно очевидно, но мало известно, как, собственно, строился образовательный процесс.

В XVIII в. в основу филологического образования было положено прямое общение детей с носителями языка, которых зачисляли в обслуживавший штат царственных младенцев. Английские бонны не только растили младенцев, но и общались с ним. Детей окружали вниманием придворные, для них французский язык был более органичен, чем их родной язык. Ну а бабушка Екатерина II и все последующие немки на троне всегда хорошо помнили свои корни. В результате этого «вавилонского» смешения языков дети усваивали начала иностранных наречий, органично врастая в пеструю языковую среду.

Примечательно, что эти традиции сохранялись вплоть до начала XX в. Дети начинали одновременно говорить и по-русски, и по-английски, уже в раннем возрасте они усваивали основы французского языка. Так, о великом князе Сергее Александровиче, которому в 1865 г. шел девятый год, его воспитатель писал: «Из новых языков Сергей Александрович довольно свободно владел английским языком, которому научился, конечно, исключительно практически, почти одновременно с тем, как начал говорить и по-русски, благодаря тому, что был на руках у англичанки-няни Е.И. Струтон. Довольно бегло великий князь говорил и по-французски, научившись этому языку практическим путем частью под руководством г. Реми, частью слыша постоянно французскую речь и у родителей, и в обществе сестры, когда он был на попечении А.Ф. Тютчевой… наконец, и по-немецки еще до отъезда за границу летом 1864 г. Сергей Александрович начал брать уроки, но говорить еще не умел»⁸⁴⁹. Таким образом, для российских монархов и великих князей со второй половины XVIII в. и до начала XX в. являлось нормой знание трех-четырех иностранных языков.

Начало этой практике положено при дворе Екатерины II. О четырехлетнем внуке, будущем Александре I, Екатерина II писала в июле 1781 г., что «он очень хорошо понимает по-немецки, и еще более по-французски и по-английски…»⁸⁵⁰. Для того чтобы закрепить и систематизировать языковую подготовку внука, к нему в 1784 г. пригласили преподавателя французского языка швейцарского гражданина Цезаря Лагарпа.

Когда подросли младшие сыновья Павла I, их также начали учить языкам. Будущего Николая I начали регулярно учить французскому языку в 1802 г., в возрасте 7 лет. Его учительницей сначала была мать – вдовствующая императрица Мария Федоровна. Затем процесс перешел в руки профессионального педагога дю-Пюже. Впоследствии Николай I вспоминал, что эти уроки ему не особенно нравились.

Одновременно с французским языком в 1802 г. начались уроки русского языка, но уроки русского, в отличие от иностранных языков, вели дилетанты. Так, первой учительницей русского языка будущего императора стала его воспитательница шотландка мисс Лайон. С ней он учил «русскую азбуку». Затем занятия русским языком перешли под контроль безымянных «дежурных кавалеров». Вряд ли эти «дежурные» уделяли серьезное внимание правилам русского языка. Но, так или иначе, в 1806 г. Николай Павлович уже писал сочинения на русском языке.

В январе 1804 г. 9-летний великий князь Николай Павлович начал изучать немецкий язык, который ему преподавал профессиональный учитель Аделунг. Этот же педагог преподавал великому князю латинский и греческий языки⁸⁵¹. Древние языки в то время были обязательной частью добротного образования. Но в аристократической среде изучение латыни и греческого языков широко не распространилось. Эти языки введены в образовательную программу Николая Павловича по настоянию их матери – императрицы Марии Федоровны. С изучением латыни и греческого у Николая I связаны самые мрачные воспоминания⁸⁵².

Когда в 1817 г. великий князь Николай Павлович женился на прусской принцессе Луизе, принявшей в православии имя Александры Федоровны, новой великой княжне пришлось срочно приступить к изучению русского языка. Летом 1817 г. в учителя к Александре Федоровне определили Василия Андреевича Жуковского, в то время уже известного поэта.

В.А. Жуковский был поэтом, а не преподавателем-мето-дистом. Поэтому его уроки преследовали цели весьма высокие, но далекие от утилитарной задачи – в кратчайшие сроки научить прусскую принцессу правильно говорить по-русски. В дневнике В.А. Жуковский свои педагогические задачи формулировал следующим образом: «Я надеюсь со временем сделать уроки свои весьма интересными. Они будут не только со стороны языка ей полезны, но дадут пищу к размышлению и подействуют благодетельным образом на сердце»⁸⁵³.

От своей воспитанницы он, конечно, слышал только слова благодарности (6 ноября 1817 г.): «Урок мой был очень приятен… Я имел удовольствие слышать от нее, что мои уроки ей нравятся»⁸⁵⁴. Однако впоследствии Александра Федоровна хотя и вспоминала его уроки с благодарностью, но это не мешало ей видеть методические «огрехи» своего учителя. С уважением относясь к Жуковскому, она считала его слишком «поэтичным», чтобы быть хорошим учителем⁸⁵⁵. По ее словам, «вместо того чтобы корпеть над изучением грамматики, какое-нибудь отдельное слово рождало идею, идея заставляла искать поэму, а поэма служила предметом для беседы; таким образом проходили уроки. Поэтому русский язык я постигала плохо, и, несмотря на мое страстное желание изучить его, он оказывался настолько трудным, что я в продолжение многих лет не имела духу произносить на нем цельных фраз»⁸⁵⁶.

Судя по всему, относительно регулярные уроки русского языка продолжались около полутора лет. По крайней мере, зимой 1819 г. Александра Федоровна еще продолжала «брать уроки у Жуковского»⁸⁵⁷. Впрочем, салонным языком российского Императорского двора в это время был французский язык, и по-русски при Дворе говорили мало. Надо сказать, что у молодой великой княжны в начале ее жизни России возникли большие филологические сложности, поскольку кроме русского языка, ей пришлось срочно закрывать пробелы и во французском языке, на котором она также сначала «затруднялась говорить»⁸⁵⁸.

Конечно, со временем все проблемы разрешились, хотя трудности с русским языком у императрицы Александры Федоровны оставались на протяжении всей ее 43-летней жизни в России. К своему первому учителю русского языка, поэту В.А. Жуковскому, она сохранила теплое отношение на всю жизнь и хорошо помнила его уроки. У них отмечались даже «свои» юбилеи. Так, 12 марта 1842 г. она сочла своим долгом написать поэту: «И вот мы с вами отпразднуем наши серебряные уроки, кажется, в сентябре месяце. 25 лет!!! Боже мой, это целая жизнь»⁸⁵⁹.

Об уровне владения иностранными языками российских монархов сохранились свидетельства самих иностранцев. Так, американский посланник Д. Даллас при Российском императорском дворе в 1837–1838 гг. упоминал, что императрица Александра Федоровна «довольно хорошо знала английский язык» и много беседовала с послом об американской литературе и особенно о Фениморе Купере, романами которого в то время зачитывалась вся Европа⁸⁶⁰. И если с императрицей американский посол говорил по-английски, то с Николаем I – сначала по-французски. Однако после того как знакомство состоялось, император также перешел на английский язык. Следует иметь в виду, что правила придворного этикета предписывали говорить на том языке, на котором заговорят высочайшие особы. Видимо, сначала Николай Павлович был не уверен в своем английском. Впоследствии император говорил послу: «Вы первый человек, который заставил меня при публике заговорить по-английски. Надеюсь, что вы не откажете почаще беседовать со мной и учить меня этому языку»⁸⁶¹.

Видимо, неуверенность в английском так и осталась у Николая I, что вполне понятно, поскольку повседневный при Российском императорском дворе – французский язык, а им император владел великолепно. На английском языке ему говорить было фактически не с кем. Поэтому во время официального визита в Англию в 1844 г. Николай I общался с хозяевами на французском языке и, эпизодически, на немецком. Только перед отъездом из Англии он обратился на английском языке к одному из сановников⁸⁶².

Оценивали уровень языковой подготовки Николая I и соотечественники. Барон Корф, описывая манеру Николая Павловича вести себя на дворцовых приемах, упоминает, что император беседовал со своими гостями то «по-русски, то по-французски, то по-немецки, то по-английски. И все одинаково свободно»⁸⁶³. За столом Николай Павлович обыкновенно говорил по-русски, и только обращаясь к императрице, или когда у других шел разговор с нею, переходил на французский язык.

Фрейлина А.Ф. Тютчева отмечала, что император Николай Павлович «имел дар языков; он говорил не только по-русски, но и по-французски, и по-немецки с очень чистым акцентом и изящным произношением»⁸⁶⁴. Об уровне знания английского языка Николаем I Тютчева не упоминает, поскольку в то время его при Дворе практически не использовали. Надо заметить, что Корф и Тютчева – образованнейшие люди своего времени и хорошо разбирались в филологических нюансах.

Дети Николая I знакомились с иностранными языками так же, как и их родители, через английских бонн и придворных. По словам дочери Николая I, великой княжны Ольги Александровны, она уже в пять лет могла читать и писать на трех языках⁸⁶⁵. Видимо, она имела в виду немецкий, английский и французский языки.

Когда в конце 1820-х гг. поэт В.А Жуковский составил план образования цесаревича Александра Николаевича, в нем, естественно, большое внимание уделялось иностранным языкам. Постепенно вокруг цесаревича сложился круг преподавателей-филологов. Эти же преподаватели несколько позже вели занятия и у дочерей Николая I. Одна из них дала характеристики каждому из преподавателей. Так, английский язык вел «веселый» Веранд. Немецкий язык преподавал Эртель. По словам Ольги Николаевны, он «вдалбливал в своевольные головы наши ужасно трудные немецкие фразы, в которых до бесконечности нужно ждать глаголов». Девочка даже пыталась вести свой дневник по-немецки. Систему занятий Эртеля княжна называла «блестящей», но при этом добавляла, что говорить по-немецки она научилась, только выйдя замуж и уехав в Германию⁸⁶⁶.

Хотя по-французски Ольга Николаевна говорила и писала с 5 лет (по ее словам), но системно изучать французский язык начала только в 15 лет. Видимо, это была просто грамматическая шлифовка уже имевшихся знаний. Но и занималась этим языком княжна дольше остальных языков. Свое образование великая княжна закончила в 1842 г. К этому году она занималась только русским и французским чтением «у Плетнева и Курно»⁸⁶⁷.

О практике повседневного использования иностранных языков в императорской семье Ольга Николаевна писала: «Мама много читала по-русски… но говорить ей было гораздо труднее. В семье мы, четверо старших, говорили между собой, а также с Родителями всегда по-французски. Младшие же три брата, напротив, говорили только по-русски. Это соответствовало тому национальному движению в царствование Папа, которое постепенно вытесняло все иностранное»⁸⁶⁸.

Николай Павлович, следуя своему национально ориентированному сценарию власти, положил начало «филологической революции» при своем Дворе. Общаясь с придворными, он начал говорить по-русски. Это немедленно отметили в его ближайшем окружении. Одна из фрейлин записала в дневнике: «Государь со мной всегда говорит по-русски. Он первый заговорил в салоне императрицы по-русски. Александр Павлович и его Лизетта всегда говорили по-французски»⁸⁶⁹. Следует пояснить, что речь идет об Александре I и его жене императрице Елизавете Алексеевне. Об этом же, с чувством некоторого удивления, записал в дневнике и А.С. Пушкин: «28 февраля 1834 г. Воскресенье на бале, в концертной, государь долго со мною разговаривал: он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения»⁸⁷⁰. Однако, несмотря на все старания Николая Павловича, Российский императорский двор так и остался франкоговорящим. Но русский язык при Дворе, по крайней мере, перестал быть моветоном.

Русским языком император Николай I владел во всей его палитре, особенно в мужской, офицерской среде. Так, однажды, после неудачного смотра сводного батальона военно-учебных заведений, он назвал батальон «бланманже»⁸⁷¹.

Повседневное общение между родителями и дочерьми на французском языке приводило к «языковым перекосам». Так, младшая дочь Николая I Александра Николаевна, или Адини, как ее звали родные, вообще плохо говорила по-русски, поскольку у нее была не только бонна-англичанка, но и английская воспитательница. Поэтому она так и не научилась свободно говорить на родном языке⁸⁷².

Изучению иностранных языков цесаревичем Александром Николаевичем уделялось первостепенное значение. В курс его обучения входил «стандартный набор» из трех иностранных языков. Но для того чтобы расширить кругозор детей, их периодически собирали в библиотеке цесаревича, и актеры Французского театра читали им французских классиков, особенно часто Мольера, конечно, в оригинале⁸⁷³.

Наряду с изучением «стандартного набора» европейских языков цесаревич специально изучал польский язык, что произошло с подачи Николая I: тот понимал, что польские проблемы не ограничатся временем его царствования. Польским языком с цесаревичем занимался преподаватель Первого кадетского корпуса капитан Юрьевич. Более того, для того чтобы дать цесаревичу определенную языковую практику, Николай I приказал воспитателю цесаревича К.К. Мердеру в январе 1829 г. пригласить к обеду флигель-адъютанта Гауке, и великий князь несколько раз «решался с ним разговаривать по-польски»⁸⁷⁴. Надо добавить, что великому князю тогда шел 11-й год. Буквально через несколько дней после этого обеда состоялся экзамен цесаревича по польскому и английскому языкам. Видимо, устраивая обеденную встречу с поляком, Николай I хотел уяснить для себя, насколько цесаревич овладел разговорным языком, и дать сыну возможность дополнительного тренинга перед экзаменом. В результате Николай I и императрица Александра Федоровна «были весьма довольны успехами, сделанными в обоих языках, в особенности в польском. Великий князь переводил с русского на польский и писал по-польски без ошибок»⁸⁷⁵. В зрелые годы Александр II довольно свободно говорил на польском языке.

Надо сказать, что опасения Николая I по поводу Польши сбылись, и когда в начале 1860-х гг. там началось восстание, младшему брату Александра II, великому князю Константину Николаевичу, пришлось срочно осваивать польский язык. Это было связано с тем, что его назначили наместником в Царство Польское. В своем дневнике в мае 1862 г. он отметил: «Утром имел первый урок польского языка»⁸⁷⁶.

Возвращаясь к языковой подготовке будущего Александра II на рубеже 1820—1830-х гг., следует отметить несколько особенностей. Так, из плана обучения Александра Николаевича, подготовленного В.А. Жуковским в 1828 г., Николай I лично исключил латинский язык. То было эхо детского негативного опыта Николая I, буквально возненавидевшего латынь. В начале 1850-х гг. Николай Павлович прикажет передать все фолианты на латинском языке из библиотеки Императорского Эрмитажа в Императорскую публичную библиотеку, объяснив это своими мрачными детскими воспоминаниями об изучении латыни. Латинский язык не преподавался никому из детей Николая I. Впоследствии эта традиция сохранялась для всех последующих российских монархов.

В 1856 г. над старшим сыном Александра II «нависла угроза» изучения древних языков, поскольку дипломат князь

А.М. Горчаков в составленной им программе преподавания высказался за возобновление их преподавания: «Мертвые языки – школа слога, вкуса и логики….С русской национальной точки зрения следовало бы отдать предпочтение греческому языку. Но язык латинский легче и развивается логичнее. Если наследник будет учиться латыни, то греческому языку можно было бы научить одного из его братьев»⁸⁷⁷. Однако в 1857 г. мысль об обучении великих князей одному из классических языков совершенно оставляется. И хотя во второй половине XIX в. в классических гимназиях мальчикам вдалбливали латынь и греческий, царских детей от этого на некоторое время избавили.

Начиная с Владимира, младшего брата Александра III, преподавание латинского языка для царских детей возобновляется. К.В. Кедров преподавал латинский язык великим князьям Владимиру, Алексею, Сергею и Павлу Александровичам. Мемуарист свидетельствует, что Александр II сам выступил инициатором возобновления изучения латыни, полагая ее научной основой всякого языкознания⁸⁷⁸.

Наряду с изучением иностранных языков не меньшее значение уделялось изучению русского языка. Воспитатель цесаревича К.К. Мердер даже во время каникул приучал великого князя правильно разговаривать по-русски и развивал его навыки чтения на родном языке⁸⁷⁹.

Когда Александр II женился на немецкой принцессе, в православии императрице Марии Александровне, ей, как и ее предшественницам, пришлось заняться основательным изучением русского языка. Однако ее учителем стал не поэт или профессиональный преподаватель, а воспитательница великой княжны Ольги Николаевны фрейлина Анна Александровна Окулова. Видимо, результаты оказались очень неплохими, поскольку, по словам великой княжны Ольги Николаевны, «после императрицы Елизаветы Алексеевны ни одна немецкая принцесса не владела так хорошо нашим языком и не знала так нашу литературу, как знала Мари».

Следует отметить, что в 1850-х гг. вокруг императрицы Марии Александровны сложился славянофильский кружок. В ее салон были вхожи достойные представители русской мысли и слова: князь П.А. Вяземский, Ф.И. Тютчев и граф А.К. Толстой. Толстой именно императрице Марии Александровне посвятил следующие строки:

Напомнив дни, когда Царица, долу

Склонясь задумчивой главой,

Внимала русскому глаголу

Своею русскою душой…

С учителями-иностранцами императрицы Александра Федоровна и Мария Александровна говорили на немецком языке. Но сами учителя-филологи могли слышать их русскую речь. И поражались тому, что Мария Александровна преимущественно говорила по-русски и с очень хорошим произношением.

Следует заметить, что галантный «западник» Александр II полностью вернул французский язык ко Двору, и русский язык при Дворе вновь стал редкостью. И, как это ни странно, главной носительницей «русскости» при Дворе Александра II стала дарм-штадтская принцесса – императрица Мария Александровна.

Примечательно, что воспитатели постоянно отмечали уровень «правильности» русского языка у царских детей, даже когда они были совсем маленькими. Так, в 1847 г. один из воспитателей писал Александру II, что его четырехлетний сын Николай «удивительно как хорошо выражается по-русски, и притом чрезвычайно логически»⁸⁸⁰.

Учителей (проф. Погодина и Грота) приятно удивляло то, что императрица говорила с детьми, и дети ей отвечали по-русски «ясно, чисто, правильно»⁸⁸¹. Когда в декабре 1855 г. у старших сыновей царя состоялись «годовые экзамены», то один день из них посвящался русскому и славянскому языкам. 10-летний великий князь Александр (будущий Александр III) на экзамене читал «Бородино». На филологическую подготовку молодых великих князей обращали внимание и во время досуга. С 1856 г. к мальчикам в Зимний дворец начали приводить для игр ровесников, и гостям строго предписывалось разговаривать между собой только на русском языке.

Со временем результаты сказались. Биографы отмечали, что цесаревич Николай Александрович «овладел законами русской речи и с течением времени выработал себе ясный, правильный и изящный письменный слог»⁸⁸². Однако у цесаревича тяжело шел церковно-славянский язык.

Наряду с русским языком родителей весьма беспокоил уровень знаний детьми европейских языков. При этом следует иметь в виду, что в 1840-х гг. дети цесаревича, по традиции, получили своих нянь-англичанок и основы английского языка усвоили с детства. С осени 1851 г. двух старших сыновей цесаревича, Николая (минуло 8 лет, с 17 сентября) и Александра (шел 7-й год, с 4 декабря), начали учить французскому языку. Французский язык преподавал Куриар, получая за каждого из учеников по 285 руб. в год. Впоследствии содержание было удвоено за внеклассные его беседы с ними⁸⁸³.

Немецкий язык у детей шел слабо не только потому, что занятия продолжались не более двух часов в неделю, но и потому, что «никто из членов царской семьи никогда не говорил с детьми по-немецки».

Поскольку образование было домашним, то ежегодно в декабре для мальчиков устраивали годовые экзамены, в том числе и по иностранным языкам. В декабре 1855 г. провели экзамены по немецкому и французскому языкам. Преподаватели отметили успехи детей в немецкой речи. Родители остались довольны⁸⁸⁴.

По мере взросления мальчиков педагоги менялись, и с ними менялись «системы» изучения иностранных языков. Для того чтобы как-то упорядочить их изучение, в 1856 г. министр иностранных дел канцлер A.M. Горчаков по просьбе императрицы Марии Александровны составил инструкцию о воспитании наследника. В этой инструкции немалое место отводилось и стратегии в изучении иностранных языков. Прежде всего он констатировал, что «не нужно знания многих иностранных языков. Оно отняло бы слишком много времени, которое следует посвятить фактам и идеям». По мнению Горчакова, кроме русского языка цесаревичу достаточно знать еще два других живых языка: сначала французский, потом немецкий. По мнению дипломата, английский язык «имеет лишь третьестепенное значение, и без него можно обойтись. Редко Государь извлекает пользу из прямых переговоров с иностранцами. Тем лучше, если кто-либо из братьев наследника выучится говорить по-английски».

С 1856 г. цесаревича Николая стали учить отдельно, по более основательной программе. Его младшие братья Александр и Владимир учились вместе. Все братья собирались только за обедом. Безжалостные учителя предписали им за обедом разговаривать только по-французски, по-немецки или по-английски. Того, кто случайно заговаривал по-русски, «штрафовали» пятачком в пользу бедных. Это очень забавляло великих князей. Они часто ошибались по рассеянности и платили установленный штраф⁸⁸⁵.

Императрица Мария Александровна особое внимание уделяла старшему сыну Николаю. В конце 1860 г., когда наследнику-цесаревичу исполнилось 17 лет, преподавание английского языка, который он знал с пеленок, прекратили, но изучение французской и немецкой словесности продолжили⁸⁸⁶.

Французский язык детей императора шлифовался особенно тщательно. Когда весной царская семья выезжала в Царское Село, из всех учителей-филологов туда брали только учителя французского языка Реми. В его присутствии от детей требовали разговаривать только по-французски. Учителю, конечно, доплачивали.

Надо заметить, что учителям с великими князьями Александром и Владимиром приходилось очень тяжело. Ни о каких телесных наказаниях не было и речи. Воздействовать на мальчиков приходилось только словесно, но великие князья учились откровенно плохо. Их дневники за 1861–1862 гг. буквально переполнены примерами «школьного саботажа» великих князей: «Александр Александрович выказал ужасное упорство в разговоре на французском языке; он все уверял, что в воскресенье следует говорить по-русски»; «В классе русского языка опять было отсутствие всякого внимания, и очень плохо знал урок. Во время этого урока приходил к нам государь и сделал выговор великим князьям за нерадение»; «Экзамен французского языка был менее удачен. Александр Александрович наделал 18 ошибок в восьми строках, и довольно грубых. Все это, правда, очень слабо, особенно по летам, но что есть успехи после летнего экзамена – в этом нет сомнения»; «Великие князья как-то особенно снисходительно смотрят на свое незнание в языках… экзамен английского языка был ниже всякой критики»; «От 12 до 2 у Александра Александровича были уроки русской словесности и английского языка; из первого он получил «два» и «три», а за английский урок «три» и «три». Итак, Александр Александрович получил сегодня три раза «три»»⁸⁸⁷.

Тем не менее титанические усилия преподавателей все-таки приносили свои скудные плоды. В 1863 г. 18-летний великий князь Александр Александрович мог уже без труда разговаривать на французском языке. К педагогическому процессу подключился даже отец – император Александр II, случай вообще небывалый. В 1865 г. Александр II просил своего 20-летнего сына читать ему вслух по-французски, говорил с ним и побуждал его писать на этом языке письма матери.⁸⁸⁸

Младшие сыновья Александра II, Сергей и Павел, учились более старательно. Первый урок английского языка состоялся у Сергея, когда ему было семь лет. Языковая основа у великого князя уже имелась. Благодаря своей английской няне Е.И. Струтон он знал произношение английских букв и слогов⁸⁸⁹.

При Александре III филологическая сторона повседневной жизни Императорского двора вновь претерпела изменения. И это опять-таки было связано с возвращением русского царя к национально ориентированному сценарию власти. Фактически повторялась ситуация 1830-х гг., когда Николай I впервые заговорил по-русски при Дворе. Спустя 50 лет, в 1880-х гг., это повторил Александр III. Он вновь сделал русский язык главным языком общения при Императорском дворе. Конечно, французский язык отчасти сохранил свое значение, но теперь французская речь слышалась только при обращении к императрице Марии Федоровне. С императором все разговаривали только по-русски⁸⁹⁰.

Особо следует отметить, что по-русски при Дворе Александр Александрович заговорил во второй половине 1870-х гг., будучи еще цесаревичем. И заговорил при Дворе Александра II, который пользовался преимущественно французским языком. Граф С.Д. Шереметев вспоминал, что цесаревич терпеливо выдерживал, «словно не замечая намеков и приемов, невозмутимо обращаясь к ним на русском языке и вынуждая их отвечать тем же, хотя большей частью они лучше знали язык, чем желали это показать»⁸⁹¹.

Став императором, Александр III стал серьезно влиять на филологическую составляющую своего Двора, при котором со временем сложилось некое «двуязычие». С Александром III разговаривали преимущественно по-русски, а с императрицей Марией Федоровной – преимущественно по-французски.

Примечательно, что «на русской половине» Александра III не возбранялись не только жаргонизмы, но и крепкие слова. Как-то на придворной трапезе рафинированная аристократка княгиня Куракина неизвестно почему выразилась по поводу пробы вин, о которых была речь, припомнив известное изречение «пройтись по хересам». Александр III так и воспрянул: «Княгиня! Откуда вы знаете это выражение?». С этого дня он, уже не переставая, подтрунивал над нею, все напоминая: «Как это вы говорите, княгиня, пройтись по хересам?», а когда подавали ужин, то, наливая вино, приговаривал: «Княгиня, пройдемтесь по хересам!»⁸⁹².

Надо заметить, что некоторых из членов своей многочисленной родни Александр III не переваривал. Часть этого отношения связана и с филологической составляющей. Например, он терпеть не мог великую княгиню Екатерину Михайловну⁸⁹³, та была «совершенная немка и с трудом говорила по-русски. Государь не признавал ее родства и детей ее называл «пуделями»»⁸⁹⁴.

Но при всей своей «русскости» Александр III не упускал возможности попрактиковаться в разговоре на иностранном языке. Граф С.Д. Шереметев упоминает эпизод, связанный с поездкой в английском экипаже из Царского Села в Красное Село. Александр III, будучи тогда цесаревичем, правил сам. С ними был англичанин-кучер, «с которым он охотно вел разговор на английском языке, хотя и далеко не правильном»⁸⁹⁵.

В ряде изданий упоминается, что Александр III владел датским языком. Вряд ли это так. Конечно, Александр III неоднократно бывал на родине своей жены, но его «знание» датского языка, скорее всего, сводилось в лучшем случае к отдельным словам или фразам. Конечно, прибывая в Данию, он мог поздороваться с нижними чинами по-датски⁸⁹⁶.

Говоря об императрице Марии Федоровне, следует отметить, что она довольно быстро овладела русским языком. Сохранились ее учебные тетради, в которых она трудолюбиво и методично занималась русским языком.

Конечно, акцент сохранялся, что отмечали мемуаристы. По-русски писала она хуже, чем говорила. Всю личную переписку Мария Федоровна вела на европейских языках. Личный дневник и письма к своей любимой сестре Александре на протяжении всей жизни она писала на родном датском языке. При этом Мария Федоровна владела обязательным французским и английским языками. По воспоминаниям американца Г. Фокса, она «непринужденно поддерживала беседу и свободно говорила на английском, практически не делая ошибок»⁸⁹⁷.

Когда в семье Александра III подросли дети, то традиции, связанные с их языковой подготовкой, воспроизводили полностью. Были и традиционные бонны-англичанки. Но при этом в «джентльменский набор» языков при Российском императорском дворе вошел и датский язык. Специально его не преподавали, но регулярное общение с датскими родственниками и уроки матери привели к тому, что Николай II на бытовом уровне вполне прилично знал датский язык.

К концу XIX в. роль английского языка при Российском императорском дворе изменилась. Этот язык решительно потеснил немецкий и отчасти французский. В начале XX в. «средством общения в петроградском обществе был английский язык: на нем неизменно говорили при дворе»⁸⁹⁸. Во многом это обусловливалось изменениями как в династической, так и в политической ситуации. С одной стороны, в 1901 г. старшая сестра императрицы Александра стала английской королевой. С другой стороны, Александр III и Мария Федоровна не симпатизировали усиливавшейся Германии. Поэтому цесаревич Николай Александрович очень хорошо овладел английским языком. Во многом это заслуга преподавателя цесаревича Карла Иосифовича Хиса⁸⁹⁹.

Карл Иосифович Хис (Heath) родился в Англии в 1826 г. Свое счастье он отправился искать в Россию, куда приехал в 1850 г. Прорыв в его педагогической карьере произошел в 1856 г. (это был год окончания Крымской войны, в которой Россия воевала с Англией), когда он занял должность преподавателя английского языка и литературы в престижнейшем Императорском Александровском лицее, где проработал более 20 лет. В 1878 г. Карл Хис занял должность преподавателя английского языка у 10-летнего цесаревича Николая Александровича. Этим он обеспечил свое будущее, и в число его учеников вошли дети Александра II – великие князья Сергей и Павел Александровичи, Мария Александровна. Он преподавал английский язык будущему переводчику «Гамлета», великому князю Константину Константиновичу, вошедшему в анналы русской поэзии под псевдонимом «К. Р.». Последним знаменитым» учеником Хиса стал младший брат Николая II, великий князь Михаил Александрович – несостоявшийся Михаил III. Карл Хис добился в жизни многого. Он вышел в отставку в чине действительного статского советника и умер в 1901 г.

Следует отметить, что английский «крен» в языковой подготовке цесаревича заметили многие сановники и отнеслись к этому без особого восторга. Вот одно из типичных мнений по этому поводу: «Разница между тем временем и нынешним та, что тогда был господствующий язык французский, ныне его заменяет английский, сделавший громадные успехи при Царе, воспитаннике поляка и англичанки. Английский воспитатель царский – это явление позднейших времен, как и английская царица… Это явление роковое… Преклоняясь перед многим, что дала человечеству английская культура, уважая отдельных англичан и в особенности их моральную устойчивость во всех мыслях своих, я, тем не менее, почитаю английскую нацию и английское правительство заклятыми и коварнейшими врагами нашими. Это «Каиново отродье», как говорила тетка моей бабушки Мария Семеновна Бахметьева»⁹⁰⁰.

Одним из результатов педагогической деятельности талантливого преподавателя стало блестящее знание английского языка Николаем II. По свидетельству великого князя Александра Михайловича: «Накануне окончания образования, перед выходом в лейб-гусарский полк, будущий император Николай II мог ввести в заблуждение любого оксфордского профессора, который принял бы его по знанию английского языка за настоящего англичанина. Точно так же знал Николай Александрович французский и немецкий языки»⁹⁰¹.

Следует подчеркнуть, что Николай II обладал прекрасным чувством стиля. Текст отречения, написанный лично императором 2 марта 1917 г., демонстрирует прекрасный, сложившийся слог. Однако в устной речи у Николая II присутствовал едва различимый так называемый «гвардейский акцент». Это отмечали многие мемуаристы. Так, генерал Ю.Н. Данилов, близко общавшийся с царем с 1915 по 1917 г., отмечал: «В речи императора Николая слышался едва уловимый иностранный акцент, становившийся более заметным при произношении им слов с русской буквой «Ять»»⁹⁰². Об этом же писал и депутат Государственной думы В.В. Шульгин: «Государь говорил негромко, но очень явственно и четко. Голос у него был низкий, довольно густой, а выговор чуть-чуть с налетом иностранных языков. Он мало выговаривал «Ъ», почему последнее слово звучало не как «кръепла», а почти как «крепла»»⁹⁰³.

Женой императора Николая II, по традиции, стала немецкая принцесса, в православии императрица Александра Федоровна. Ее положение при Российском императорском дворе с самого начало оказалось непростым. Отчасти это связано и с языковыми проблемами.

Прежде всего следует отметить двуязычность дармштадт – ской принцессы Алике. С одной стороны, ее отцом был дарм-штадтский герцог, и она считалась природной немецкой принцессой. С другой стороны, ее матерью была дочь английской королевы Виктории. А поскольку мать Алике рано умерла, то девочка подолгу жила при Дворе своей бабушки – английской королевы Виктории. Как и все аристократки, Алике получила домашнее образование. Был у нее и учитель французского языка, но говорила она на этом языке неважно⁹⁰⁴.

Родным для нее стал именно английский язык, на котором она вела всю свою личную переписку и дневник. На английском языке Александра Федоровна разговаривала в приватной жизни со своим мужем – Николаем II. Имелось еще одно немаловажное обстоятельство. Русским языком Александре Федоровне пришлось овладевать в срочном порядке, буквально «с колес». Дело в том, что она приехала в Россию буквально за неделю до смерти Александра III, который умер 20 октября 1894 г. А императрицей она стала уже 14 ноября 1894 г., выйдя замуж за Николая II.

Следует отметить, что занятия русским языком Александра Федоровна начала еще до замужества. Будущая императрица до 1894 г. трижды посещала Россию. Первый раз она посетила Россию в 1884 г., приехав в гости к старшей сестре – Елизавете Федоровне, вышедшей замуж за великого князя Сергея Александровича.

Второй раз Алике посетила Россию в 1889 г. Перед поездкой она впервые выучила несколько слов на русском языке, поскольку этикет обязывал произнести несколько слов на языке принимающей стороны. В январе 1899 г. в дневнике принцессы появилась запись: «Начала заниматься русским языком»⁹⁰⁵. Алике и ее отца принимала царская семья в Петергофе. Именно тогда завязался ее роман с наследником Николаем. Однако девочка не понравилась императрице Марии Федоровне, и ее не включили «в список» кандидаток в потенциальные жены цесаревича. Но у Алике были свои планы…

В третий раз она посетила Россию в 1890 г. Алике вновь приехала к старшей сестре и жила у нее в Москве. Однако наследника родители в Москву не пустили. Несмотря на это, немецкая принцесса всерьез рассчитывала на развитие своего романа с цесаревичем. По возвращении из России в Англию

Алике принимается за изучение русского языка, знакомится с русской литературой и даже приглашает священника русской посольской церкви в Лондоне и ведет с ним продолжительные религиозные беседы, то есть, в сущности, знакомится с догматами православной веры⁹⁰⁶. Однако мечта Алике сбылась только четыре года спустя, когда в апреле 1894 г. 26-летний цесаревич Николай и 22-летняя дармштадтская принцесса Алике обручились в г. Кобурге.

После помолвки в Англию из России немедленно командировали Екатерину Адольфовну Шнейдер для обучения Алике русскому языку. Выбор Е.А. Шнейдер был не случайным. Еще в 1884 г. дочь надворного советника Е.А. Шнейдер преподавала русский язык великой княгине Елизавете Федоровне, старшей сестре Алике. Видимо, учительница сумела найти общий язык с ученицей, и они оказались связаны на всю жизнь. Даже после того как услуги Е.А. Шнейдер уже не требовались, она получила при Дворе должность «гоф-лектриссы» и всю жизнь прожила в Зимнем, а затем в Александровском дворце Царского Села. В «семье» ее называли домашним именем Трина.

Рядом с императорской семьей всегда находились люди, которых нельзя назвать слугами в прямом значении этого слова. То одна из давних традиций помещичьей России, когда врачи, учителя, няни и прочие превращались с годами в членов семьи. Такое положение при семье Николая II занимала Екатерина Адольфовна Шнейдер. Сама она происходила из прибалтийской семьи, будучи дочерью надворного советника Шнейдера.

Занятия Александры Федоровны с Триной продолжались на протяжении нескольких лет. В письме к старшей сестре Виктории Баттенбергской (4 февраля 1895 г.) Александра Федоровна упоминала, что Трина, ее она за глаза называла «Шнайдерляйн», живет в Зимнем дворце, что «на днях ей исполнилось 38 или 39. Она приходит каждое утро, и мы усердно занимаемся. А еще она читает мне час перед ужином»⁹⁰⁷.

Е.А. Шнейдер не выходила замуж, и вся ее жизнь оказалась сосредоточена на царской семье. Шнейдер постоянно держалась в тени, но поблизости от императрицы. Величина ее «квартиры» косвенно свидетельствовала о ее статусе. На втором этаже «свитской половины» Александровского дворца в квартиру Трины входили семь помещений: первая людская (комната № 38), вторая людская (№ 39), коридор (№ 40), гостиная (№ 41), спальня (№ 42), ванная (№ 43) и даже комната портнихи (№ 44). Она прожила рядом с императрицей Александрой Федоровной 23 года, вплоть до 1917 г., все это время занимая официальное положение гоф-лектриссы. Е.А. Шнейдер отправилась за своей хозяйкой в Сибирь, и ее расстреляли в сентябре 1918 г.

Большинство современников, общавшихся с императрицей, отмечали ее уровень владения русским языком. Близкий к царской семье великий князь Александр Михайлович вспоминал, что после замужества «молодая императрица с трудом говорила по-русски….Принцесса Алике должна была в течение короткого срока изучить язык своей новой родины и привыкнуть к ее быту и нравам»⁹⁰⁸. Во время коронации в мае 1896 г., после катастрофы на Ходынском поле, Александра Федоровна обходила больницы и «спрашивала по-русски»⁹⁰⁹. В 1902 г. один из генералов «говорил с государынею, и она мне отвечала тоже по-русски, коротко, но довольно правильно»⁹¹⁰. Эту удовлетворительность русской речи Александры Федоровны мемуаристы отмечали и позже. Так, один из депутатов Государственной думы вспоминал, что императрица говорила по-русски (в 1907 г.) «достаточно удовлетворительно для немки»⁹¹¹. Баронесса С.К. Буксгевден утверждала (явно преувеличивая), что императрица в совершенстве овладела русским языком и «могла говорить на нем без малейшего иностранного акцента, однако, в течение многих лет она боялась вести беседы по-русски, страшась сделать какую-нибудь ошибку»⁹¹². Другая мемуаристка, также встречавшаяся с Александрой Федоровной в 1907 г., вспоминала, что «по-русски она говорит с заметным английским акцентом»⁹¹³. С другой стороны, по утверждению одного из самых близких к императрице людей капитана 1-го ранга Н.П. Саблина, «она хорошо говорила по-русски, хотя и с заметным немецким акцентом».

Несмотря на некоторую разноголосицу мемуаристов, мы можем уверенно констатировать, что Александра Федоровна справилась со всеми трудностями русского языка и уверенно владела им. Этому в немалой степени способствовал и Николай II, на протяжении многих лет он находил время читать ей вслух русскую классику. Именно так она приобрела немалые познания в области русской литературы⁹¹⁴. Более того, императрица Александра Федоровна овладела и старославянским языком. Набожная императрица регулярно посещала церковные службы, и основу ее личной библиотеки в Александровском дворце составляли именно богослужебные книги.

Когда в семье Николая II появились дети, то к ним, по традиции, из Англии пригласили нянь-англичанок, но рядом с ними были и русские воспитательницы. В результате старшая дочь царя Ольга Николаевна, родившаяся в 1895 г., в 1897 г. заговорила «одинаково по-русски и по-английски». Дети книги читали преимущественно на английском языке.

Фактически семья Николая II была двуязычной. С одной стороны, Николай II желал, чтобы его дочери и сын выросли русскими по своему характеру и взглядам на мир, поэтому он говорил с детьми только на русском языке, и цесаревича Алексея довольно поздно начали обучать иностранным языкам. С другой стороны, с женой Николай II разговаривал и переписывался только на английском языке. Когда дети подросли, между собой они говорили только по-русски, с матерью девочки беседовали по-английски, по-французски общались с преподавателем П. Жильяром. Ольга и Татьяна немножко разбирались в немецком, но говорили на нем с трудом. Мария, Анастасия и Алексей немецкого языка не знали совсем⁹¹⁵.

Основной костяк педагогов-филологов сложился еще вокруг царских дочерей. В 1908/09 учебном году языковая нагрузка для девочек определялась следующим расписанием:

Всего в неделю учебная нагрузка составляла 31 урок, то есть при пятидневном режиме занятий по 6 уроков в день.

Преподаватели обычно подбирались по рекомендациям. Наиболее часто после преподавателя французского языка П. Жильяр в мемуарной литературе упоминается преподаватель английского языка, выпускник Кембриджа Сидней Гиббс. Протежировала ему воспитательница царских дочерей фрейлина С.И. Тютчева. В октябре 1908 г. она направила секретарю императрицы графу Ростовцеву письмо с просьбой сообщить ей, «какое он на Вас произведет впечатление»⁹¹⁶. К письму прилагались рекомендации г-жи Бобрищевой-Пушкиной, в учебном заведении которой Гиббс преподавал английский язык. Директриса писала о нем, как о «чрезвычайно талантливом» преподавателе, работающем в классах привилегированного училища правоведения. В результате «смотрин» в ноябре 1908 г. 32-летнего С. Гиббса назначили учителем английского языка царских детей. Поскольку царская семья постоянно проживала в дворцовых пригородах Петербурга, то ему ежемесячно доплачивали деньги на транспортные расходы⁹¹⁷.

Говоря об изучении иностранных языков, необходимо еще раз заметить, что наследника Алексея достаточно поздно начали им обучать. С одной стороны, это было связано с его постоянными недомоганиями и длительными реабилитационными периодами, а с другой стороны, царская семья сознательно откладывала обучение наследника иностранным языкам. Николай II и Александра Федоровна считали, что у Алексея должен, прежде всего, выработаться чистый русский выговор⁹¹⁸.

В 1909/10 учебном году учебная нагрузка для царских дочерей значительно увеличилась. Тогда старшей дочери, великой княжне Ольге Николаевне, шел 15-й год, а младшей, Анастасии, 6-й. Филологический блок составлял:

Недельная учебная нагрузка увеличилась с 31 урока до 54 уроков, то есть при пятидневной неделе более 10 уроков в день. Именно языковые дисциплины лидировали по количеству отведенных часов. Однако следует иметь в виду, что это расписание не являлось фиксированным, поскольку светские обязанности и переезды, безусловно, уменьшали фактический объем занятий, а продолжительность одного урока составляла только 30 минут⁹¹⁹.

Как всякая мать Александра Федоровна обращала внимание именно на языковую подготовку своих дочерей. В письме к старшей сестре (19 августа 1912 г.) она писала: «Я много читаю им, да и сами они уже начали читать друг другу английские книги. Они очень много читают по-французски, а две младшие замечательно играли в пьесе… Четыре языка – это очень много, но все они им просто необходимы… Я также настаиваю на том, чтобы они завтракали и обедали вместе с нами, поскольку это хорошая практика для них»⁹²⁰. Языковая практика, как мы уже упоминали, связана с тем, что между собой Николай II и Александра Федоровна разговаривали только на английском языке.

Когда подрос цесаревич Алексей, эти же преподаватели стали заниматься и с ним. Французским языком цесаревич начал заниматься, когда ему шел девятый год. Первый урок французского языка П. Жильяр дал цесаревичу 2 октября 1912 г. в Спале, но в связи с болезнью занятия надолго прервались. Относительно регулярные занятия с цесаревичем возобновились только со второй половины 1913 г. Следует подчеркнуть, что по традиции иностранные языки членам дома Романовых преподавали только носители языка, т. е. иностранцы.

Педагогические способности преподавателей французского и английского языков высоко оценивала Вырубова: «Первыми учителями были швейцарец мсье Жильяр и англичанин мистер Гиббс. Лучший выбор едва ли был возможен. Совершенно чудесным казалось, как изменился мальчик под влиянием этих двух людей, как улучшились его манеры и как хорошо он стал обращаться с людьми»⁹²¹. Со временем Пьер Жильяр занял при цесаревиче должность воспитателя, и его звали по-домашнему – «Жилик».

В мае 1913 г. подданного Великобритании Чарльза Сиднея Гиббса наградили орденом Св. Анны III степени. В марте 1914 г. у него состоялось последнее занятие с семнадцатилетней Ольгой Николаевной. По этому случаю ему пожаловали золотые запонки. По мере того как взрослел Алексей, внимание С. Гиббса сосредотачивалось на нем, и в сентябре 1916 г. «в связи… с усилением его занятий с Его Императорским Высочеством Наследником Цесаревичем» оплата его занятий возросла до 6000 руб. в год⁹²².

Добрые отношения с педагогами сохранялись буквально до последних дней жизни цесаревича Алексея Николаевича.

После Февральской революции 1917 г. С. Гиббс остался преподавателем, а затем в сентябре, вслед за царской семьей, уехал в Тобольск. В 1918 г. в письме в Екатеринбургский исполком лейб-медик Е.С. Боткин просил оставить рядом с цесаревичем его воспитателей Гиббса и Жильяра, подчеркивая, что «они зачастую приносят более облегчения больному, чем медицинские средства, запас которых для таких случаев, к сожалению, крайне ограничен»⁹²³.

От гибели Гиббса спасло то, что его как английского подданного не взяли из Тобольска в Екатеринбург. Весной 1918 г. Гиббса выслали в Тюмень. После расстрела царской семьи в августе 1918 г. Гиббс вернулся в Екатеринбург и помогал Соколову в расследовании дела о гибели царской семьи. В 1919 г. при адмирале А.В. Колчаке Гиббс занимал должность секретаря британского Верховного секретариата в Омске. После разгрома армий Колчака С. Гиббс бежал в Китай. В 1934 г. он принял православие и стал иеромонахом о. Николаем, а затем архимандритом. В 1938 г. о. Николай (С. Гиббс) вернулся в Англию. После Второй мировой войны он основал в Оксфорде православный приход, в 1963 г. умер, его похоронили на кладбище Хэдистон в Оксфорде.

Пьер Жильяр также сумел уцелеть, находясь рядом с царской семьей. Выбравшись из России через Китай, он женился на «комнатной девушке» императрицы Александры Федоровны, Александре Александровне Тегелевой, и поселился в родной Швейцарии. Там он написал мемуары о своей службе при царской семье и опубликовал многочисленные фотографии.