Совершеннолетие

Уже давно сторонники Павла лелеяли надежду, что по его совершеннолетии Екатерина II то ли уступит ему престол и провозгласит императором, то ли привлечет каким‑нибудь иным образом к управлению империей. Надежды эти питались, очевидно, еще слухами 1762 г. о будто бы данном ею тогда заверении по достижении Павлом этого сакраментального возраста взять его к себе в соправители. Разговоры об этом велись с конца 1760‑х гг. среди иностранных дипломатов в Петербурге и доходили до европейских столиц. Рассчитывал на такую перспективу и Н. И. Панин. П. А. Вяземский, много знавший о закулисной жизни двора 1770‑1780‑х годов в связи со своими разысканиями в области политической биографии Д. И. Фонвизина, рассказывал П. И. Бартеневу, «что графом Н. И. Паниным составлена была и подана Екатерине особая о том записка», видимо призывавшая Екатерину II привлечь Павла к управлению государством, если вообще не уступить ему престол. В 1830 г. Д. Н. Блудов, разбиравший по поручению Николая I после 1825 г. секретные государственные архивы, обнаружил в кабинете Павла I собственноручные рукописи Панина с обоснованием незаконности наследования по женской линии и его незыблемых прав на престол — предназначались они явно для великого князя в связи с его совершеннолетием. Но Екатерина II, как уже отмечалось, не собиралась поступиться и малой толикой власти, и день 20 сентября 1772 г., когда Павлу исполнилось 18 лет, прошел вполне буднично, не был отмечен какими‑либо знаками внимания, не состоялось подобающих такого рода датам назначений, наград и т. д. Императрица уговорила Н. И. Панина отложить празднества на год, чтобы к тому времени женить Павла, совместив, таким образом, два торжества (с женитьбой сына Екатерина связывала тайные свои надежды отвлечь его от династических поползновений). Одновременно она тесно сближается с Павлом, сама начинает вводить его в курс государственных дел, стремясь, с одной стороны, завоевать его доверие, чему способствовала и временная опала Г. Г. Орлова, посланного на переговоры с турками в Фокшаны, а с другой — изолировать сына от Н. И. Панина, оттеснить от него прежних друзей, недовольных ее политикой. В обход Н. И. Панина, дабы ослабить его влияние, она спешно ищет для сына невесту и возвращает в Петербург Орлова, жалуя ему княжеский титул. 29 сентября 1773 г. Павел сочетается браком с принцессой Гессен‑Дармштадтской Вильгельминой, нареченной в православии великой княгиней Натальей Алексеевной. Торжества были действительно объявлены, но лишь по случаю свадьбы сына, совершеннолетие же наследника — живой укор матери, узурпировавшей его права на престол — оказалось отодвинутым на задний план, затемненным свадебной шумихой, и в результате политический акт был подменен семейным. Екатерина II явно переиграла Н. И. Панина, что не замедлило сказаться на его положении при дворе.

Незадолго до того Д. И. Фонвизин, словно предвидя такой поворот событий, с тревогой сообщал сестре: «Теперь скажу тебе о наших чудесах. Мы очень в плачевном состоянии. Все интриги и все струны настроены, чтобы графа отдалить от великого князя… Князь Орлов с Чернышевым злодействуют ужасно графу Н. И., который мне открыл свое намерение, то есть буде его отлучат от великого князя, то он в ту же минуту пойдет в отставку… последняя драка будет в сентябре, то есть брак его высочества, где мы судьбу свою узнаем».

В окружении Павла находились люди, всячески раздувавшие в великом князе чувства досады и неудовлетворенности. На этой основе сложилось даже нечто подобное заговору в пользу Павла.

Выходец из Голштинии, когда‑то близкий к Петру III, дипломат на русской службе, авантюрист по натуре, Каспар Сальдерн за спиной Н. И. Панина, с которым, кстати, он тесно сотрудничал по Коллегии иностранных дел, с конца 1772 г. затеял при дворе сложную и опасную интригу. Стараясь возбудить в Екатерине II страх перед возможной в будущем независимостью Павла, он вместе с тем, пользуясь политической неопытностью великого князя, склонил его к подписанию документа, уполномочивающего Сальдерна добиваться перед Екатериной II по случаю совершеннолетия своих прав на участие в государственном управлении. Сальдерн почему‑то решил, что без особого труда вынудит к тому императрицу, надеясь незримо воздействовать на власть. В эти переговоры с великим князем был посвящен его близкий друг, камер‑юнкер и морской офицер граф Андрей Разумовский. Когда Павел, раздираемый сомнениями, поведал об этом Н. И. Панину, тот пришел в ужас и решительно воспротивился проискам Сальдерна, ибо как видавший виды сановник слишком хорошо знал, чем могут кончиться такие не подкрепленные реальной силой демарши. Однако с Екатериной II Н. И. Панин не обмолвился об этом ни словом.

Эпизод с Сальдерном не прошел мимо внимания А. С. Пушкина — еще одно свидетельство его пристального интереса к биографии Павла. В материалах поэта к «Истории Пугачева» сохранились выписки из исторических сочинений о той эпохе, донесшие отголоски некоторых реальных событий: «Сальдерн пишет проект переворота в пользу великого князя — Панин его прочел, разорвал, бросил в огонь и продолжал пользоваться услугами Сальдерна».

О «внушениях» Сальдерна, заподозрив в них интриганскую подоплеку, рассказал матери в минуту откровения сам Павел. Екатерина II была взбешена и сгоряча даже потребовала доставить к ней Сальдерна в кандалах, затем последовала его полная отставка и изгнание из России. Но гнев императрицы не обошел и Н. И. Панина. Екатерина II была возмущена тем, что наставник великого князя не донес ей о враждебных происках голштинца.

Воспользовавшись совершеннолетием и женитьбой сына, а стало быть, и окончанием его воспитания, Екатерина II в сентябре 1773 г. — спустя одиннадцать лет после воцарения — освободила наконец Н. И. Панина от должности обер‑гофмейстера Павла. «Дом мой очищен», — с удовлетворением заявила она по сему случаю, что не помешало ей сопроводить эту явную немилость, по существу начавшуюся опалу Н. И. Панина, весьма благодарственным рескриптом и фантастически щедрыми пожалованиями и наградами.