Хомейни рухолла мусави

(1898, или 1900, или 1903–1989)

Руководитель Исламской Республики Иран с 1979 года, аятолла (высшее духовное звание шиитов). В 1964 году выслан из Ирана, в эмиграции в Ираке, затем во Франции. Вернувшись в феврале 1979 года в Иран, возглавил революцию, приведшую к свержению шахского режима и установлению Исламской Республики.

Рухолла Хомейни родился в начале века в городке Хомейне, к югу от Тегерана, в семье священнослужителя. Даты рождения, приводимые в иностранных изданиях, разняться на 2–4 года. Рухолла по-персидски означает «дух Аллаха». В раннем детстве потерял отца, в 15 лет — мать. Учился он в религиозных школах Хомейна, затем города Кума — шиитского Ватикана, где остался жить и преподавать в самом авторитетном религиозном учебном заведении Ирана, Центре исламских исследований — Файзийе.

В конце 20-х годов Хомейни женился на дочери ученого-богослова. Имел восьмерых детей. Трое из них умерли в детстве. В ноябре 1977 года при загадочных обстоятельствах умер старший сын Мустафа. В Иране его смерть связывали с действиями шахской тайной полиции САВАК. Единственный оставшийся в живых сын Ахмед станет его ближайшим помощником и секретарем. В 30-х годах Хомейни пришлось столкнуться с репрессивными действиями шахского режима, пытавшегося подчинить себе духовенство. Тогда были запрещены его лекции. Однако он подпольно продолжал преподавать и подготовил сотни последователей и приверженцев, которые, подобно своему учителю, стали связывать все беды и невзгоды страны с монархией.

В конце 50-х годов он вошел в число религиозных деятелей высшего ранга — аятолл. В 1963 году Хомейни открыто выступил против провозглашенной шахом «белой революции», предусматривавшей проведение аграрной реформы и предоставление избирательных прав женщинам, а затем дополненной рядом других, не менее кардинальных преобразований буржуазного типа. Его дважды арестовывали, чтобы заставить замолчать, но тщетно. Расправу предотвратило решение высшего духовенства возвести его в ранг «великого аятоллы», который носили менее десяти шиитских религиозных деятелей и который обеспечивал свободу от юрисдикции шахского режима. Новый духовный сан давал Хомейни возможность претендовать на роль руководителя шиитской общины Ирана. Выйдя на свободу, он после полугодового молчания публично осудил мошенничества на парламентских выборах, за что подвергся 8-месячному домашнему аресту.

В 1964 году Хомейни выступил против предоставления американским военным советникам в Иране статуса дипломатической неприкосновенности и вскоре был выслан в Турцию. Спустя 11 месяцев он переехал в Ирак.

Хомейни нашел убежище в священном для шиитов городе Неджефе, где рассчитывал обрести благоприятные условия для религиозно-политической деятельности. Он читал лекции в религиозном учебном заведении и продолжил разработку своей концепции «подлинного толкования» ислама и роли исламского лидера. Ислам, по мнению аятоллы, должен был возродиться в качестве идеологии «исламской революции». «Вера — это форма убежденности, заставляющей действовать», «я действую — значит я верую», — любил повторять Хомейни. Следовательно, главный смысл человеческой жизни — нести в себе веру, быть готовым защищать ее и даже умереть за нее. Много внимания Хомейни уделял и разработке концепции нового, «исламского правления». Хомейни исходил из того, что абсолютная власть шахского режима — это порождение сатаны, способствующее только разложению, разврату и коррупции, это форма идолопоклонничества, греховное отрицание идеи божественного единства — единства мнения, единства слово-выражения, единства действия. Никакие компромиссы с этим режимом невозможны: единственный выход — замена монархии «исламской республикой». Главное в такой республике — верховная власть священного Закона, предписанного Кораном, пророком Мохаммедом и имамом Али. Верховным же толкователем священного Закона, высшим координатором деятельности всех органов управления, духовным вождем, осуществляющим практическую власть, является правитель из числа самых авторитетных религиозных деятелей — факих. Неджефский изгнанник, он тайно переправлял в Иран свои послания, которые переписывались и распространялись в мечетях. В одной из особенно зажигательных проповедей аятолла критиковал шаха за устроенные осенью 1971 года пышные торжества по случаю 2500-летия иранской монархии, обошедшиеся стране в миллионы долларов. Хомейни гневно обличал «императорский пир» над «грудой истлевших костей» древнеперсидских царей и призывал к восстанию против деспота. В 1977 году он призвал иранскую армию избавить родину от «шахской чумы». Это послание было размножено в сотнях тысяч экземпляров и широко распространено.

Мохаммед Реза-шах продолжал тем временем развивать идеи «белой революции»: совершить при жизни одного поколения «прыжок через столетия», перевести Иран «из средневековья в ядерный век». Но упоенный амбициозными планами, монарх не замечал как шаг за шагом подрывает основы своей власти.

Опубликованная 7 января 1978 года официозной газетой «Эттелаат» статья о Хомейни, которую шиитское духовенство сочло вредной и клеветнической, стала искрой, вызвавшей в Иране взрыв антишахского и антиимпериалистического движения, принявшего к осени всенародный характер. Безуспешно испробовав самые разные средства борьбы с революцией, Мохаммед Реза в октябре разрешил Хомейни вернуться на родину, но тот отказался возвращаться до тех пор, пока шах остается у власти.

Хомейни переезжает в пригород Парижа Нофль-ле-Шато. Магнитофонные кассеты с записью посланий аятоллы прокручиваются в десятках тысяч мечетей и на бесчисленных городских базарах Ирана. Массы верующих в мечетях требуют прямого вмешательства в управление государством духовенства, в котором видели единственную силу, способную сохранить контакт с народом и действовать во имя его интересов. Все это не могло не прибавить адептам религии уверенности в том, что именно они способны осуществить чаяния народа.

Идолу «белой революции» и миражам «великой цивилизации» Хомейни противопоставил свой идеал доисламского общества, в котором все слои населения станут жить как братья, единой мусульманской общиной. «Не будь угнетателем, не будь угнетенным» — вот девиз, которым будут руководствоваться все ее члены.

Политическое кредо Хомейни сводилось к двум главным целям: создание «исламского государства» и уничтожение влияния западной буржуазной культуры. Достижение этих целей, считал он, само собой приведет к «исламскому бесклассовому обществу», «обществу всеобщей исламской справедливости». Для этого необходимо нравственное усовершенствование людей путем восстановления в отношениях между ними исламских моральных норм.

Вокруг Хомейни на общей идейной платформе объединились десятки миллионов людей из самых различных социальных слоев. Выдвинутый им лозунг «справедливого исламского строя» был привлекателен всеобъемлющим характером, благодаря чему каждый мог видеть в нем воплощение собственных представлений об обществе равенства и справедливости.

Превратившись к концу 1978 года из бесплотного символа революции в ее реального вождя, Хомейни молчаливо согласился на то, чтобы его величали имамом — беспрецедентный случай в истории иранского шиизма.

Ближайшее окружение Хомейни в эмиграции составляли относительно молодые представители «исламской интеллигенции», получившие образование на Западе и долгое время готовившие себя там к участию в будущем «исламском государственном правлении». Они многое сделали для придания аятолле вполне респектабельного облика в глазах мировой общественности.

Могучее, беспрецедентное по охвату широких слоев населения, ежедневному накалу и самопожертвованию общедемократическое движение заставило шаха уже 16 января 979 года покинуть пределы Ирана — как оказалось, навсегда. А спустя две недели Хомейни с триумфом вернулся в страну.

Хомейни санкционировал негласные контакты и переговоры с эмиссарами президента США, руководством иранской армии и премьер-министром шахского правительства Бахтияром. Главная цель состояла в том, чтобы методами политического давления обеспечить мирный переход власти, в связи с чем представителям США были даны «клятвенные заверения» относительно безопасности американского военного и гражданского персонала в стране и секретной военной техники, а начальнику генштаба вооруженных сил Ирана генералу Аббасу Карабаги — «гарантии неприкосновенности» высшего офицерства и «заверения» в сохранении целостности армии.

В день с 9 на 10 февраля в столице неожиданно для Хомейни и его штаба началось вооруженное восстание, вызванное нападением шахской гвардии «бессмертных» на учебную базу военно-воздушных сил. 10 февраля трудящиеся Тегерана вместе с боевыми отрядами левых организаций нанесли тяжелое поражение «бессмертным». С утра 11 февраля восстание охватило все население города. Повстанцы захватили главные управления полиции и жандармерии, тюрьмы, здания меджлиса, радио и телевидение, шахские дворцы. Положение на улицах города полностью вышло из-под контроля имама, представители которого даже в это время продолжали переговоры с Бахтияром и военным командованием.

События 11 февраля с еще большей силой выявили способности Хомейни обращать себе на пользу свои же упущения. Утром того же дня Высший военный совет Ирана принял решение о «нейтралитете» вооруженных сил в происходящих событиях, о поддержке «требований народа» и отводе войск в казармы. Тем временем новый премьер-министр Базарган, назначенный аятоллой еще 5 февраля, начал устанавливать контроль над важнейшими органами государственной власти. Сам имам выступил с двумя обращениями к народу, призвав его сохранять готовность к возможной защите от «смутьянов», соблюдать «спокойствие в порядок».

Утром 12 февраля Хомейни и его сподвижники уже держали в своих руках все рычаги управления. Новый премьер объявил о первых и наиболее важных назначениях в правительстве, в которое не вошел ни один представитель левых сил, ни один трудящийся. Хомейни, ставший фактическим правителем Ирана с широчайшими полномочиями, одержал полную и окончательную победу над своим заклятым врагом — шахом Мохаммедом Реза Пехлеви.

С 1 марта 1979 года, с трудом добившись некоторого успокоения в Тегеране, имам покинул столицу и переехал в Кум. Здесь, в небольшом полутораэтажном доме, в комнате, лишенной всякой мебели (лишь постель на полу и книги), которая станет и жилищем и канцелярией, сидя на ковре в окружении ближайших советников, в основном родственников, имам будет принимать посетителей, в том числе официальные иностранные делегации. Жизнь его будет так же проста и скромна, как у пророка: первая молитва до рассвета, чтение Корана, скудный завтрак, работа, дневной сон и т. д.

Отныне все дороги должны вести в Кум, место пребывания фактического правителя страны. Сюда каждый четверг будут ездить премьер-министр с членами кабинета, а в остальные дни — другие официальные и неофициальные (но главные) лица.

Хомейни провозгласил начало «правления аллаха» в Иране, а страна получила официальное наименование — Исламская Республика Иран.

В стране появилось множество общественных и политических организаций, ассоциаций, групп (в одном только Тегеране их было больше ста), придерживающихся самых различных взглядов на будущее социальное и политическое устройство. Но Хомейни не поддерживал открыто ни одну из них. Придерживаясь подобного образа действий, во всех перипетиях ожесточенной внутриполитической борьбы Хомейни всякий раз оказывался в наиболее выгодной для него позиции, позволявшей ему неизменно фигурировать в роли «отца нации», незапятнанного и безупречного, уставшего от интриг, ведущихся вокруг него, но отнюдь не ответственного ни за одну из них. Он сохранял уважение каждой из этих группировок до тех пор, пока не запрещал окончательно ее политическую активность.

При таком положении авторитет и полномочия имама с самого начала почти никто не оспаривал, за исключением отдельных светских леволибе-ральных и левоэкстремистских групп, заявлявших, что они не намерены менять «тиранию короны на тиранию тюрбана», и некоторых религиозных и политических организаций национальных меньшинств, в особенности курдов-суннитов, выступавших за национальную автономию. За это на них были обрушены жесточайшие репрессии, в результате которых светская леволиберальная оппозиция полностью сошла с политической арены Ирана, а в Курдистане началась затяжная необъявленная война.

Утвердившийся в верховной власти имам использовал политику гражданского кабинета министров в собственных интересах. Революционные комитеты и революционные трибуналы духовенство со временем полностью подчинило себе, превратив их в оружие «исламской революции». То же самое произошло с самоуправленческими комиссиями рабочих и служащих на предприятиях, их заменили смешанными комиссиями в составе мулл, предпринимателей и трудящихся. Оказывая премьер-министру Базаргану негласную поддержку в восстановлении шахской армии и органов безопасности, духовенство одновременно составило из безработной молодежи собственную гвардию — Корпус стражей исламской революции, который использовался в качестве противовеса не только старым вооруженным силам, но и партизанским формированиям левых организаций. В то же время в мечетях создавались тщательно законспирированные штаб-квартиры огромной неформальной организации — «партии Аллаха» (хезболла), объединявшей религиозных фанатиков.

Базарган вынужден был провести ряд популярных мероприятий патерналистско-благотворительного характера: увеличение зарплат, введение пособий по безработице, предоставление бедноте дешевого или даже бесплатного жилья и многих других, способствовавших удовлетворению самых неотложных нужд части трудящихся.

В первое время после февральской победы был установлен полный контроль над нефтяными ресурсами страны, проведена национализация части крупной капиталистической собственности: промышленных предприятий, банков, страховых компаний. При этом иностранным акционерам пообещали полностью компенсировать потери.

Одновременно руководимые Хомейни религиозные круги усиленно претворяли в жизнь программу исламизации общественных и семейных отношений, образования и управления. В государственных учреждениях проводились одна за другой «чистки», имевшие целью изгнать из них лиц, скомпрометировавших себя сотрудничеством с шахским режимом; а затем и членов левых («атеистических») организаций. Суровым физическим наказаниям подвергались также нарушители исламского «морального кодекса».

Базарган уже с марта 1979 года неоднократно подавал прошения об отставке, поскольку деятельность всех министерств не только контролировали, но подчас и дублировали многочисленные параллельные органы власти, составленные из религиозных деятелей. Хомейни всякий раз отклонял прошения премьера об отставке, чтобы не создавать благоприятных условий для деятельности оппозиционных сил. В то же время он не оказывал премьеру полной поддержки, поскольку это могло дать повод для отождествления имама с правительством, которое общественность обвиняла в посягательстве на революционные завоевания, хотя на деле оно стало прикрытием для фактического правления духовенства.

Положение резко изменилось к осени 1979 года, когда разразился экономический кризис. В последние дни октября по ряду городов Ирана пронесся шквал народных выступлений, авангардную роль в которых играла молодежь. В этих условиях исламисты, поощряемые Хомейни, подвергли резкой критике внутреннюю и особенно внешнюю политику кабинета Базаргана как противоречащую «курсу имама».

В начале ноября студенческие демонстрации в результате призывов религиозных лидеров приобрели антиамериканскую направленность. 4 ноября наспех сколоченная Организация мусульманских студентов — последователей курса Хомейни — осуществила заранее запланированную акцию по захвату сотрудников американского посольства в Тегеране в качестве заложников впредь до выдачи Ирану бывшего шаха.

Базаргану пришлось подать в отставку, и имам принял ее. Таким образом у руля управления с этих пор безраздельно утвердилось исламское движение.

2-3 декабря 1979 года референдум утвердил «исламскую конституцию». Хомейни стал де-юре пожизненным всевластным правителем Ирана. Сразу после референдума имам разгромил остатки либеральных сил, которые после ухода в отставку Базаргана сгруппировались вокруг популярного великого аятоллы Шариат-Мадари, выступавшего против активного участия духовенства в политике. В декабре 1979-го — январе 1980 года выступления его сторонников в Иранском Азербайджане были подавлены. Сам Шариат-Мадари до своей смерти (1985) практически находился под домашним арестом. Волна репрессий коснулась и других представителей духовенства, недовольных характером устанавливающегося в стране исламского режима.

В начале января 1980 года в связи с сердечным недомоганием Хомейни переехал в Тегеран. После двухмесячного пребывания в кардиологической клинике он был поселен в уединенно расположенном особняке фешенебельного пригорода Джамаран на северной окраине иранской столицы. Теперь он реже стал появляться на людях, ограничиваясь в основном церемонным приветствием с балкона и речами по радио и телевидению.

25 января 1980 года при содействии Хомейни на пост президента страны был избран «мирской мулла» Банисадр, называвший себя «духовным сыном имама». Последний пошел на значительное расширение полномочий Банисадра, вплоть до передачи ему своих прерогатив как верховного главнокомандующего вооруженными силами страны. Одновременно при содействии имама аятолла Бехешти и его сторонники получили важные посты в судебных и военных органах, а затем и большинство мест во вновь избранном в марте — мае 1980 года парламенте, что позволило им полностью нейтрализовать президента. Политика «стабилизирующего конфликта» продолжалась.

С весны 1980 года по всей стране началась санкционированная имамом «великая исламская культурная революция». С августа клерикалы взяли в свои руки формирование кабинета министров, возглавленного преданным им светским деятелем — Мохаммедом Али Раджаи. Под их контроль перешли и все звенья исполнительной власти, тогда как президент практически оказался в положении «третьего лишнего».

22 сентября 1980 года в ответ на массированные обстрелы иранской артиллерией пограничных населенных пунктов Ирака войска Хомейни вступили на территорию Ирана.

Этот возникший на почве пограничных и территориальных столкновений и затянувшийся на восемь лет самый кровопролитный со времен Второй мировой войны вооруженный конфликт Хомейни определил как «священную войну между исламом и богохульством», он стал на первых порах новым фактором национального сплочения.

«Мы должны благодарить Аллаха за эту войну, которая объединяет нас», — говорил он в одном из выступлений.

Десятки, а то и сотни тысяч мальчишек 12–16 лет ценой своей жизни разминировали иракские минные поля, откликаясь на призыв Хомейни «пролить кровь для оплодотворения революции» и надеясь такой ценой «заработать» обещанную им «путевку» в рай. По различным подсчетам, Иран потерял в войне от 500 000 до миллиона человек убитыми и ранеными.

Разработанная Хомейни еще в эмиграции доктрина экспорта «исламской революции» стала составной частью внешнеполитической концепции Ирана. «Воинами ислама», готовыми решить проблемы Ирана и всего мира «в духе мученичества», должно было, по мысли имама, стать все население страны. Смертников-добровольцев для действий за ее пределами готовили в специальных лагерях, так же как для действий внутри Ирана в мечетях собирали членов «партии Аллаха», ставших «профессионалами манифестаций», блюстителями «порядка и законности», поборниками «исламской нравственности и морали».

Между тем борьба в высших звеньях власти Исламской Республики с начала 1981 года приняла еще более ожесточенный характер. Хомейни, выступая в своей обычной роли арбитра, внешне держался в стороне от нее. Отказываясь принять сторону какой-либо из фракций, он от случая к случаю критиковал то одну, то другую и постоянно призывал к единству.

10 июня 1981 года Хомейни, уступая требованиям аятоллы Бехешти, второго «сильного человека» режима, освободил президента от обязанностей верховного главнокомандующего. Спустя десять дней имам позволил клерикалам поставить в меджлисе вопрос о «политической компетентности» Банисадра. Обвиненный в развале экономики, просчетах в ведении военных действий и вообще в отходе от «курса имама», президент был смещен со своего поста. Вскоре он тайно бежал из страны.

Волна террора, захлестнувшего страну в результате противоборства режима и леворадикальной оппозицией, унесла жизнь многих близких имаму деятелей — аятоллы Бехешти, премьер-министра Раджаи и других. Но недостатка в людях, готовых содействовать переходу к прямому правлению духовенства, не было. В сентябре 1981 года президентом Исламской Республики стал представитель среднего звена духовных лидеров — ходжат-оль-эслам Али Хосейни-Хаменеи. Все другие руководящие посты также заняли либо религиозные, либо преданные им светские деятели. Впервые взяв на себя непосредственное руководство государственным управлением, духовенство тем самым поставило себя в положение, в котором ранее находились Базарган и Банисадр.

В поисках новых приемов мобилизации масс для борьбы с вооруженной оппозицией Хомейни поставил вопрос о превращении всего населения страны в добровольных осведомителей органов безопасности. Из его тщательно охраняемой резиденции, окруженной зенитными орудиями и средствами наземной защиты, периодически раздавались призывы к созданию по всей стране сети взаимной слежки и всеобщей подозрительности. Доносы родителей на детей, детей — на родителей, братьев и сестер, а всех вместе — на знакомых, соседей, друзей возводились в ранг национального и религиозного долга. С течением времени имам смог решить главную свою задачу: вооруженной оппозиции не удалось перейти от политических убийств к уличным боям, и к концу 1982 года размах и результативность ее деятельности значительно ослабли.

Это позволило Хомейни и руководимым им исламским властям с начала 1983 года развернуть наступление на левые силы, в основном на коммунистов в лице Народной партии Ирана и близкие к ней организации. В стране практически не осталось организованных политических сил, способных составить реальную альтернативу исламскому режиму. С политической арены были устранены не только бывшие союзники по антишахской коалиции, но и многие ближайшие сподвижники и доверенные лица Хомейни. В сентябре 1982 года был казнен Готбзаде, еще недавно являвшийся правой рукой Хомейни. Репрессиям подверглось и большое число религиозных деятелей среднего звена, считавших установившиеся в стране формы тоталитарного режима противоречащими демократическим традициям шиизма. Да и имам постепенно перестал апеллировать к народу. Место трудящихся масс, ранее периодически выводимых на городские площади и улицы на «демонстрации единства народа и имама», заняли созданные духовенством военизированные организации и подкармливаемые в мечетях «профессионалы манифестаций» из «партии Аллаха».

В последующие годы Хомейни, согласно все шире распространявшимся слухам, из-за состояния здоровья посвящал государственным делам не более одного-двух часов в день, а время от времени позволял себе длившиеся до трех недель (а иногда и месяц) «периоды затворничества». Отрезанный от народа волной репрессий (по данным оппозиции, насчитывалось 50 000 казненных и 140 000 политзаключенных), имам был озабочен главным образом проблемой обеспечения преемственности власти.

С декабря 1982 года имам стал открыто говорить о начале периода «стабильности и строительства», «мира и безопасности», о необходимости положить конец «произвольным арестам и незаконным конфискациям», строгособлюдать «священный ринцип» частной собственности и другие «свободь личности».

За этими словами, как правило, следовали и реальные меры по удовлетворению требований крупного капитала С течением времени с согласия имама многие из национализированных ранее промышленных и других предприятий, а также земельных владений были возвращены прежним их собственникам.

Вместе с тем Хомейни бдительно следил за осуществлением социально-благотворительных программ помощи в виде безвозмездных пособий и услуг низшим слоям населения.

Хомейни удалось, хотя и с большим трудом, добиться признания своим преемником аятоллы Хосейна Монтазери, религиозного деятеля, не обладавшего и долей той популярности, которой пользовался имам Однако назначение Монтазери, состоявшееся в ноябре 1985 года и получившее подтверждение в июле следующего года, не мешало ни Хомейни, ни близко стоящему к нему председателю меджлиса ходжат-оль-эсламу Али Акбару ашеми-Рафсанджани постоянно «подрезать крылья» преемнику имама, чтобы крепче держать его в руках.

В области внешней политики уже с конца 1981 года политика «блестящей изоляции» стала нарушаться систематически и целенаправленно, а спустя три года Иран приступил к планомерному установлению и расширению своих связей с внешним миром, используя тактику нажима и переговоров При этом тайный ввоз оружия из таких стран, как Израиль и США, с которыми Иран не имел дипломатических отношений, осуществлялся под прикрытием проклятий в адрес «империализма» и «сионизма», с которыми выступали деятели исламского режима.

Подчинив внутреннюю и внешнюю политику страны потребностям и нуждам войны с Ираком, Хомейни изо дня вдень призывал население быть готовым вести ее в течение десятилетий.

В июле 1988 года Хомейни удивил не только иранцев, но и весь мир; выступив с заявлением, в котором без всяких предварительных условий высказался за прекращение военных действий и начало переговоров с Ираком. Принять это решение, сказал он, было гораздо тягостнее, чем проглотить яд. Война обострила и без того острые разногласия в правящих кругах страны, часть их опасалась, чтобы прорывающееся иногда наружу недовольство отдельных групп населения продолжением военных действий и вызванными ими тяготами не переросло в массовый взрыв. В конце марта 1989 года Хомейни вынудил уйти в отставку своего официального преемника, неоднократно призывавшего положить конец «тысячам казней» и изменить представление об Иране как «стране убийц». За несколько дней до этого Хомейни поставил в упрек Хашеми-Рафсанджани чрезмерное внимание к проблемам инфляции и безработицы. Экономические вопросы не должны отвлекать государственных деятелей от их основной задачи — создания «всемирного исламского государства», а народ готов заплатить за это лишениями, заявил имам. Возрождение «идеалов революции» теперь ему виделось в продолжении спора с Ираком в ходе мирных переговоров, которые велись с августа 1988 года под эгидой ООН, и в таких кампаниях, как дело британского писателя индийского происхождения Салмана Рушди, осужденного имамом в феврале 1989 года на смерть за «оскорбление» ислама в «Сатанинских стихах».

В условиях искусственно форсируемой шахом капиталистической индустриализации страны по западным образцам ближайшая насущная задача революционной антишахской борьбы состояла в смягчении, амортизации последствий несбалансированного буржуазного развития. Эту задачу политика Хомейни решила по-своему разрушения, причиненные одной только войной с Ираком, по некоторым данным, достигли астрономической суммы в 700 миллиардов долларов. Сразу после прекращения военных действий западный деловой мир не без поощрения местных властей начал активно готовиться к «восстановительному периоду» в Иране.

В январе 1988 года Хомейни предельно откровенно раскрыл свое отношение к этому вопросу. В противовес всем прежним представлениям и даже некоторым из собственных высказываний он заявил, что власть государства не может быть ограничена рамками божественных предписаний. Государственное управление превыше всех других религиозных обязанностей, включая молитвы, пост, паломничество. Если выполнение этих обязанностей придет в противоречие с «интересами ислама», государство может наложить на них запрет, поскольку власть правительства важнее «исламского закона».

Хомейни умер 3 июня 1989 года, когда ему было далеко за восемьдесят.