Павел I

(1754–1801)

Российский император (с 1796 года). Проводил централизацию во всех звеньях государственного аппарата; в армии ввел прусские порядки; ограничил дворянские привилегии. Убит заговорщиками-дворянами. Режим, установившийся в России в его царствование, исследователями трактуется как «военно-полицейская диктатура» или как «непросвещенный абсолютизм».

Родители будущего самодержца, цесаревич и великий князь Петр Федорович и великая княгиня Екатерина Алексеевна (впоследствии император Петр III и императрица Екатерина II), оставались бездетными более девяти лет. Петр Федорович воспринял рождение наследника равнодушно, проведя в этот день, 20 сентября 1754 года, в покоях жены всего лишь несколько минут. Появление на свет великого князя Павла Петровича пышно праздновалось при дворе: давались балы, маскарады, фейерверки, спектакли. Екатерине за рождение сына императрица Елизавета Петровна пожаловала 100 000 рублей. Торжества продолжались около года.

Юный великий князь был совершенно удален от своих родителей и воспитывался в старозаветных традициях. Четырех лет от роду Павла начали учить русской грамматике и счету, но настоящим обучением занялись лишь с лета 1760 года, когда главным его наставником был назначен граф Н. И. Панин, один из крупнейших государственных деятелей России того времени. В учителя к наследнику престола были приглашены известные европейские ученые.

Павла учили закону божьему, русскому, французскому и немецкому языкам, истории, географии, физике, но особое внимание уделяли французской литературе, заставляли читать Корнеля, Вольтера, Руссо и др, так что в целом воспитание имело «французский характер». Учился наследник престола легко. С ранних лет Павел давал аудиенции иностранным послам, за его столом обедали крупнейшие сановники елизаветинского времени с тем, чтобы он прислушивался к их разговорам.

Лишь очень редко, по праздникам, мальчику позволяли играть со сверстниками. Наиболее дружен он был с А. Куракиным (племянником Панина) и А. Разумовским. В свержении Петра III, по общему мнению, ведущая роль принадлежала Панину, который желал воцарения своего воспитанника, в таком случае Екатерина до совершеннолетия Павла становилась регентом. В ночь переворота, 27 июня 1762 года, 7-летний Павел вместе с Паниным под охраной отряда солдат был переведен в Зимний дворец и рано утром следующего дня в Казанском соборе принес присягу на верность новой императрице и вновь был объявлен наследником. События эти вызвали у него первое сильное потрясение, начались болезненные припадки. Врачи даже опасались за его жизнь.

Когда Павлу исполнилось 14 лет, сенатор Теплов начал обучать Павла «прямой государственной науке» — политике. Собственно, все обучение сводилось к разбору дел, принесенных из Сената. Как следствие, Павел увлекся военным делом. Под руководством генерала П. И. Панина цесаревич получил хорошую военную подготовку. 20 сентября 1772 года Павел достиг совершеннолетия. Дипломатический корпус, да и некоторые русские сановники (прежде всего Н. И. Панин) ожидали, что цесаревич, по крайней мере, разделит с матерью «бремя власти». Но Екатерина II позволила сыну вступить лишь в обязанности генерал-адмирала русского флота и полковника кирасирского полка — в должности, пожалованные ему еще в 1762 году. Панин оставлен был при Павле обер-гофмейсте-ром, то есть продолжал играть роль воспитателя.

Между тем полным ходом шли переговоры о женитьбе Павла. Выбор Екатерины пал на принцессу Гессен-Дармштадскую Вильгельмину. 29 сентября 1773 года состоялось бракосочетание Павла (в православии она приняла имя Натальи Алексеевны). Панин, осыпанный милостями, получил отставку от должности воспитателя, сохранив, однако, свое влияние на цесаревича.

В 1774 году Павел много работает над проектом «Рассуждение о государстве вообще», который он подал Екатерине. Для того чтобы сохранить «счастливое расположение» России, Павел предлагал отказаться от наступательных войн и готовиться лишь к войнам оборонительным. Для этого сосредоточить на границах империи четыре армии против Швеции, против Пруссии и Австрии, против Турции, а четвертую — в Сибири. Все прочие полки расквартированы внутри страны в постоянных местах дислокации, получая рекрутов и продовольственное содержание от местных жителей. Со временем от рекрутских наборов предполагалось отказаться, пополняя армию солдатскими детьми. Полки получают одинаковые штаты, четкие уставы и инструкции, где оговариваются права и обязанности всех военнослужащих. Вводилась железная дисциплина и персональная ответственность. Многие историки рассматривают этот документ как политическое кредо Павла.

Екатерина II встретила сочинение сына более чем сдержанно, ведь оно содержало скрытую критику ее правления. Может быть, вследствие этого Павел не получил места ни в Сенате, ни в Императорском совете. Фактически онбыл отстранен от дел и постоянно чувствовал противостояние Г.А. Потемкина, фаворита Екатерины II.

В 1776 году Павла постигла семейная трагедия: 15 апреля скончалась при родах Наталья Алексеевна. Екатерина II, чтобы «излечить» сына и показать, насколько покойная не стоит его слез, передала ему любовную переписку жены с Разумовским, к тому времени уже удаленным от двора. Одновременно начались хлопоты о браке цесаревича с 17-летней принцессой Виртембергской Софией-Доротеей. Душевная драма оставила глубокий отпечаток: от прежней веселости не осталось и следа, характер Павла сделался мрачным и замкнутым.

13 июня 1776 года цесаревич выехал в Берлин для знакомства с будущей женой.

Павел был очарован Фридрихом II, своей невестой, Пруссией. Прусская государственная система в целом, и прусская армия в частности, понравилась ему порядком, основанным на централизации, регламентации и железной дисциплине. Екатерина приняла невесту сына ласково, но без особой сердечности, о чем та вспоминала даже в старости. 26 сентября 1776 года была отпразднована свадьба. Новая великая княгиня, нареченная при крещении Марией Федоровной, с редким единодушием оценивалась современниками как «ангел во плоти».

Прусские симпатии цесаревича, укрепившиеся за время его жизни в Берлине, встретили понимание и сочувствие как со стороны жены, так и со стороны Панина. Именно с позиций своих пруссофильских настроений Павел не стеснялся резко критиковать политику матери.

Наметившийся разрыв с матерью усугубился тем, что его первенец, Александр, а затем и второй сын, Константин, были взяты Екатериной на свое попечение. Она рассматривала их как «собственность государства» и хотела воспитывать сама. В этом разрыве трудно отделить личное от политического Павел критиковал самую суть Екатерининской политики, в частности, считал принципиально важным сосредоточить всю законодательную инициативу в руках монарха, так что дворянское сословие лишь служило бы, получая за это щедрое вознаграждение.

Конфликт в царской семье не получил, однако, выхода: Екатерина II предложила сыну с женой совершить «инкогнито» путешествие по Европе. 19 сентября 1781 года Павел с женой под именем графа и графини Северных отправились в путешествие, длившееся 14 месяцев. Они посетили Австрию, Италию, Францию, Нидерланды, Швейцарию и южную Германию. Результаты путешествия для Екатерины были несколько неожиданны в Европе. Павла встречали как наследника российского престола, везде он сумел понравиться. Обласканный в Европе, Павел все откровеннее претендовал на участие в управлении страной. Екатерина же ограничилась разрешением ему присутствовать дважды в неделю на докладах, да по воскресеньям обедать у нее. Н.И. Панин, подвергнутый опале, 31 марта 1783 года умер, но Павел, рискуя вызвать недовольство матери, присутствовал при его кончине и закрыл своему наставнику глаза.

После этого цесаревич не проявлял неудовлетворенности своим положением.

Такое поведение привело к ответному шагу Екатерины ІІ. 12 мая 1783 года она (впервые!) обсуждала с Павлом важные внешнеполитические проблемы — польские дела и вопрос об аннексии Крыма. Произошел, видимо, откровенный обмен мнениями, закончившийся окончательным разрывом, ибо выявилось совершенное несходство взглядов. Именно к этому времени относятся первые слухи о возможной передаче престола не Павлу, а его старшему сыну Александру, которого, по общему мнению, Екатерина боготворила.

6 августа 1783 года Павел получил в подарок мызу Гатчина, ранее принадлежавшую Григорию Орлову. Цесаревич Павел имел теперь свой собственный двор.

Как генерал-адмирал русского флота Павел выхлопотал право иметь в Гатчине три батальона, которые и обучал на собственный вкус. Солдаты были одеты в мундиры, чрезвычайно напоминающие прусские, и, подобно подразделениям Фридриха II, бесконечно занимались вахт-парадами, смотрами и т. п. Командовал этим сам Павел, не пропустивший ни одного развода. В Гатчине он написал новые воинские уставы для строевой, гарнизонной и лагерной службы.

Павел вовсе не был бездеятельным наблюдателем Екатерининских реформ, а пытался выработать свое понимание путей разрешения проблем, стоявших перед страной. 4 января 1788 года, готовясь участвовать в войне со Швецией, он пишет три письма жене, письмо старшим сыновьям, завещание и особый наказ, или, по его выражению, «предписание», о порядке управления империей. Особенно интересен его «Наказ». Как и Екатерина II, Павел считал, что нет лучшей формы правления, чем самодержавие, ибо оно «соединяет в себе силу законов и скорость власти одного».

Империя нуждается в законах, главнейший из них — о престолонаследии, гарантирующий стабильность и порядок. Других новых законов не надо принимать; требуется лишь соотнести старые с нынешним «государственным внутренним положением», то есть дать свод всех действующих законов, снять противоречия между ними, не считать указы законами и т. п. Рассматривая дворянство как «подпору государства и государя», Павел в отличие от матери желал бы не допускать в привилегированное сословие «лишних членов или недостойных». О промышленности и промышленниках «пещись отменно, а особливо у нас, где сия часть запущена». Особое внимание Павел уделяет финансовой системе. Начав с утверждения, что «доходы государственные — Государства, а не Государя» (Екатерина частенько их путала), Павел осуждает начавшуюся эмиссию бумажных денег, обесценение монеты.

Разумеется, долгое и вынужденное удаление от дел сказалось на характере цесаревича. Офицеры, виновные в опоздании на развод, падали замертво, как майор Фрейганг от выговоров Павла. Любые его прихоти немедленно исполнялись. Вместе с тем он был отходчив: признавая свои ошибки, извинялся и просил прощения, стремился быть справедливым и щедрым. Ему был чужд разврат Екатерининского двора. Все мемуаристы признают, что Екатерина II несправедливо относилась к Павлу и именно это портило его характер.

Заметно повлияло на него и общение с французскими эмигрантами. Один из них, граф Эстергази, усиленно проповедовал «железную лозу» как верное средство от всяких революций и встретил понимание и отклик у Павла. 6 ноября 1796 года умерла Екатерина II. Павел потребовал бумаги покойной.

Санглен сообщает, что Платон Зубов провел Павла в кабинет императрицы, где передал ему четыре пакета. В двух первых были запечатаны бумаги об отречении его от престола и ссылке в замок Лоде, в третьем — указ о передаче графу А. А. Безбородко имения Г. Орлова, в четвертом — духовное завещание Екатерины II.Первые два пакета Павел якобы разорвал, а завещание, не читая, положил в карман. Такое изложение событий содержится лишь у Санглена. Большинство мемуаристов утверждают, что о существовании завещания в пользу Александра Павлу донес Безбородко, после чего они заперлись в кабинете императрицы и долго жгли бумаги в камине. Последнее кажется наиболее вероятным и косвенно подтверждается милостями, которыми Павел осыпал Безбородко (в частности, пожаловал до 30 000 душ, не считая других подарков). Историки сходятся во мнении, что документ о передаче престола Александру действительно существовал, но во время агонии Екатерины был уничтожен Павлом.

В 12 часов ночи на 6 ноября 1796 года высшее духовенство и двор принесли присягу на верность новому императору и его наследнику, великому князю Александру. Россия в тот момент стояла перед многими трудноразрешимыми проблемами. После крестьянской войны под руководством Пугачева и революции во Франции правительство Екатерины последовательно проводило курс на жестокие меры борьбы с «революционной заразой» и «народным непостоянством». Финансы империи пришли в расстройство, продолжалась денежная эмиссия. Казнокрадство и лихоимство достигли невиданных масштабов и фактически были узаконены.

Но особенно тяжелым было положение армии. Из 400-тысячного списочного состава ей не хватало по меньшей мере 50 000 солдат, чье содержание разворовали полковые командиры. Для поддержки антифранцузской коалиции Екатерина II готовила 60-тысячный корпус, хотя средств на ведение войны не было. Новый император попытался разрешить наиболее острые, злободневные вопросы. Уже подписанный им второй указ отменял рекрутский набор 10 000 человек для войны с Францией, а вскоре последовало распоряжение о прекращении выпуска очередной партии бумажных денег. Новый монарх нуждался в надежных людях, таковыми могли быть прежде всего гатчинцы. 10 ноября гатчинские батальоны были влиты в гвардию, что вызвало недовольство старых гвардейских офицеров.

Несмотря на лавинообразный характер появления новых указов, распоряжений и узаконений, последовавших в первые месяцы царствования Павла, в них есть своя система. Наибольшее внимание его привлекли армия и гвардия. Уже 29 ноября 1796 года появились уставы о конной и пехотной службе, а 25 февраля 1797 года — морской устав.

Павел решил перенести в русскую армию военные порядки пруссаков вплоть до введения их формы длинный мундир, чулки и черные лаковые башмаки, напудренный парик с косой определенной длины. Офицерам вручили палки с костяными набалдашниками для наказания провинившихся. Обучение солдат сводилось в основном к шагистике, никакие новые достижения русской военной мысли, проверенные на полях сражений еще при Екатерине, в нем не учитывались. Император считал, что армия — это машина и главное в ней механическая слаженность войск, исполнительность. Инициатива же и самостоятельность вредны и недопустимы. Разительно изменилось положение гвардии. Непривычные тяготы службы вызвали массовые отставки.

Уже первые шаги Павла-императора продемонстрировали его намерение действовать во всем наперекор политике матери. Этим стремлением пронизано по сути все его царствование, в результате чего, по словам историка В О Ключевского, «самые лучшие по идее предприятия испорчены были положенной на них печатью личной вражды». Новый император пытался как бы зачеркнуть предшествующие 34 года русской истории, объявить их сплошной ошибкой.

Во внутренней политике Павла выделяются несколько взаимосвязанных направлений — преобразования в государственном управлении, сословная политика и военная реформа. Первое, казалось, продолжало уже начатое Екатериной — дальнейшую централизацию власти. Если при Екатерине особенно усилилось значение генерал-прокурора Сената, то при Павле он превратился как бы в премьер-министра, обладавшего функциями министров внутренних дел, юстиции и частично министра финансов. Дальнейшее изменение положения Сената в целом связано с реорганизацией центрального и местного управления. Павел восстановил некоторые из ранее ликвидированных коллегий, считая, однако, необходимым преобразовать их в министерства, то есть заменяя принцип коллегиального правления единоличным. В 1797 году было создано совершенно новое министерство уделов, ведавшее землями, которые принадлежали непосредственно царской фамилии, а в 1800 году — министерство коммерции.

Еще решительней разломал Павел всю систему местного управления, учрежденную в 1775 году: были ликвидированы должности наместников, закрыты приказы общественного призрения, управы благочиния, городское сословное управление было слито с органами полиции, городские думы ликвидированы. Реформе подверглась и созданная Екатериной судебная система. Изменил Павел и административно-территориальное деление страны, принципы управления окраинами империи.

Прибалтийским губерниям, Украине и некоторым другим территориям были возвращены традиционные органы управления.

Наступление на дворянские привилегии, обозначенные Жалованной грамотой 1785 года, началось практически с первых дней павловского царствования. Уже в 1797 году был объявлен смотр всем числящимся в полках офицерам и не явившиеся уволены в отставку. На первый взгляд, эта мера была вполне разумна и справедлива, но за ней последовало ограничение привилегий для неслужащих дворян: в 1800 году Павел распорядился большинство из них определить в военные. С октября 1799 года был установлен порядок, по которому для перехода с военной службы на гражданскую требовалось специальное разрешение Сената. Другим указом неслужившим дворянам было запрещено участвовать в дворянских выборах и занимать выборные должности.

Историкам известны и случаи применения в павловское время отмененных Екатериной для дворянства (как и для некоторых других категорий населения) телесных наказаний. Но ошибочно считать, что политика Павла была направлена против дворян. Скорее, он стремился превратить их в рыцарское сословие — дисциплинированное, организованное, поголовно служащее и преданное своему государю. Не случайно Павел сделал попытку ограничить приток в ряды дворянства представителей прочих сословий.

В области внешней политики Павел I заявил о желании мира со всеми странами и об отказе от каких бы то ни было военных действии, что прямо вытекало из «Рассуждения» и «Наказа».

Решительно изменился Петербург. Шлагбаумы, верстовые столбы, будки были выкрашены в черно-белый цвет (тогда он считался верхом уродства). Жестко регламентировалась жизнь горожан. Запрещено было носить фраки, круглые шляпы, а предписывались немецкие камзолы, треуголки, парики и башмаки с пряжками. В 10 часов вечера повсюду гасили огни, и столица должна была отходить ко сну. Даже обедать все должны были в одно и то же время, в 13 часов. Офицерам не разрешалось ездить в закрытой карете, а лишь верхом или в дрожках. При встрече с императором надлежало выйти из экипажа и отдать поклон (только дамы могли оставаться на подножке), в противном случае — арест. Контраст с предыдущим царствованием был столь велик, что ропот, смешанный с язвительными насмешками, доходил до самого императора. Мелочная регламентация банальных, житейских ситуаций была особенно тягостна для дворянства, привыкшего к сравнительно широкой личной свободе.

Новые указы появлялись так часто, что их не успевали освоить, поэтому нарушали их, подвергались взысканиям. За четыре года царствования Павла I издано было 2179 законодательных актов, или в среднем 42 в месяц (при Екатерине II издавалось в среднем 12 в месяц). Разумеется, при стремлении Павла сосредоточить всю полноту власти в своих руках личные его качества становились все более весомым социальным фактором.

Павел I не приближал к себе вельмож, имевших собственное суждение по тому или иному вопросу. Главные критерии, по которым он отбирал высших сановников, суть исполнительность (зачастую слепая), умение, не рассуждая, в кратчайшие сроки выполнить поручение, то есть скорость исполнения приказаний; честность и неподкупность; наконец, «знание службы». Павлу нужны были лишь добросовестные исполнители, бюрократы всех рангов в собственном смысле этого слова, признающие лишь волю вышестоящего да инструкции.

Гатчинский уклад жизни император перенес в Петербург. Свою личную жизнь он так же строго регламентировал, как и быт своих подданных, причем никогда не отступал от однажды принятого режима дня. Обычно он вставал очень рано, пил кофе и уже в 6 часов утра принимал с докладом петербургского генерал-губернатора, в 7 часов слушал доклады по иностранным делам. К 9 часам он выходил на вахт-парад и развод караула, совершаемые, как правило, при большом стечении народа. Когда толпа мешала, Павел I вежливо просил отодвинуться. Вообще же, смотры гвардии длились около двух часов, и всегда, в любую погоду, в мороз или дождь, император на них присутствовал.

Он любил показать себя человеком бережливым, по крайней мере, по отношению к себе, от излишеств воздерживался. Павел имел одну шинель, которую носил и осенью, и зимой. Но даже недруги императора признавали его щедрость. «Расхват имений» в его царствование можно объяснить принципиальными соображениями: император считал, что крестьянину целесообразно находиться в частном владении.

За четыре года своего правления он раздал до 600 000 душ (Екатерина II за 34 года раздала 850 000 душ.) Такой награды мог удостоиться отличившийся на смотре офицер или даже проситель.

В отличие от Екатерины, Павел раздавал прежде всего государственных крестьян, тем самым значительно ухудшая их положение. Объявив в начале царствования, что каждый подданный имеет право обратиться с жалобой лично к нему, Павел жестоко пресекал подобные попытки со стороны крестьян. В декабре 1796 года был издан указ о закреплении крестьян за частными владельцами в Области войска Донского и в Новороссии, в марте 1798 года — о разрешении заводчикам из купцов покупать крестьян к своим предприятиям с землей и без земли. С другой стороны, появился и ряд законодательных актов, объективно способствовавших ослаблению крепостного гнета. Так, в феврале 1797 года была запрещена продажа дворовых и безземельных крестьян с молотка, в октябре 1798 года — продажа украинских крестьян без земли. Впервые крепостные крестьяне должны были принести присягу новому императору наравне с вольными. Наиболее известен «Манифест о трехдневной барщине», изданный Павлом вместе с рядом других важных документов в день его коронации 5 апреля 1797 года.

Основной смысл манифеста заключался в том, чтобы запретить крестьянам работать в воскресные дни. Об ограничении же барщины тремя днями говорилось скорее как о желательном, более рациональном распределении рабочего времени земледельцев.

По отзывам современников, Павел обладал недюжинным умом, замечательной наблюдательностью и крепкой памятью. Власти самодержца он желал придать некий ореол святости, непогрешимости. Апеллировать к нему мог любой человек, бросив жалобу в специальный ящик. Павел лично разбирал жалобы, и ответы его печатались в газете. Таким путем вскрывались крупные злоупотребления. И в этом случае Павел I был непреклонен. Никакие личные заслуги или происхождение не спасали от наказания. Так, князь Сибирский и генерал Турчанинов за лихоимство были разжалованы и приговорены к пожизненной ссылке в Сибирь. При Павле младший офицер мог требовать суда над полковым командиром, рассчитывая на беспристрастное разбирательство.

Для современников в характере Павла на первый план выступали все же дурные качества. А.М. Тургенев находил в нем «запальчивый до исступления характер, опрометчивость», не оставлявшие места здравому рассудку, «наклонность к жестоким наказаниям, разрушающим человека». Для столичного дворянства император был невыносим и потому, что придавал какое-то сверхъестественное значение неуклонному выполнению требований церемониала, любил появляться публично в короне и мантии. С.И. Муханов был посажен под арест за то, что не преклонил колено в ответ на похвалу Павла I, а лишь отсалютовал эспадроном. Главный порок императора Ф.Н. Голицын усматривал в требовании исполнять его волю самым скорым образом, какие бы дурные следствия от этого ни произошли. Павел принципиально считал, что главная добродетель подданных — безусловное послушание царю, его должно уважать, бояться и чтить, как бы он ни был жесток, подданным следует его «укрощать лишь покорностью».

Не понимая и не принимая начинаний Павла I, современники, а за ними и историки объясняли их психическим расстройством императора, дружно признавая при этом наличие у него трезвого ума, разнообразных талантов и проч. Именно сплетни о душевной болезни Павла I были одним из обоснований готовившегося против него заговора, приведшего к убийству. Современники объясняли цареубийство 11 марта 1801 года сословной политикой императора нарушением статей «Жалованной грамоты» 1785 года, репрессиями против офицерского корпуса, политической нестабильностью в стране, ослаблением гарантий дворянских свобод и привилегий, разрывом дипломатических отношений с Англией, наконец, неспособностью монарха управлять империей.

Хотя наказанных телесно дворян насчитывалось не больше десятка, все эти случаи были известны и осуждались как в великосветских салонах, так и в гвардейских казармах. Молва связывала их исключительно о деспотизмом императора.

Неясным остается вопрос о масштабах тогдашних репрессий. Воспоминания современников полны свидетельств об отставках, арестах, экзекуциях, лишении дворянского достоинства, наконец, ссылках, в том числе и в Сибирь. Сведения о числе пострадавших противоречивы, более 2500 офицеров — поданным Валишевского, более 700 человек — по Шильдеру; наиболее авторитетны подсчеты Эйдельмана: посажены в тюрьму, отправлены на каторгу и в ссылку около 300 дворян, не считая массы других, наказанных менее жестоко, общее же количество пострадавших превышает 1500 человек. В Сибирь дворяне ссылались весьма редко, чаще — в имения, в провинцию, в армейский полк.

В качестве организатора заговора мемуаристы называют петербургского генерал-губернатора П.А. Палена, адмирала Рибаса, Н. П. Данина (племянника воспитателя Павла — Н.И. Панина), а также английского посла в России Уитворта. Видимо, Панин был идейным вдохновителем заговора. Именно он попытался привлечь к заговору Александра (для современников причастность наследника к заговору — факт бесспорный). Общая численность заговорщиков достигала 60 человек, хотя о заговоре знало, конечно, большее число лиц.

Очевидно, Павел I подозревал о готовящемся против него заговоре, справедливо связывая его с Александром. 11 марта в 8 часов Александр и Константин были приведены к повторной присяге на верность. Павел I и Палену говорил о заговоре, требовал принять надлежащие меры, но поддался лицемерным заверениям своего ближайшего вельможи. В полночь на 12 марта заговорщики, в изрядном подпитии после ужина у Талызина, проникли в Михайловский замок, но до спальни Павла I дошли лишь 10–12 человек.

Мемуаристы по-разному описывают императора в его последние минуты. Он деморализован, едва может говорить; он сохраняет достоинство и даже встречает заговорщиков со шпагой в руке. Он первым наносит удар Н. Зубову и сопротивляется до последней минуты. Его душат шарфом, топчут ногами, даже рубят саблями (остались глубокие раны на руке и голове). Разгоряченные вином заговорщики глумятся над трупом, Зубов даже вынужден был их остановить.

12 марта был обнародован манифест. Император Александр Павлович обещал править «по уму и сердцу» августейшей бабки своей, Екатерины II. Тем самым царствование Павла I предавалось забвению, как бы вычеркивалось из истории. Манифест 12 марта 1801 году положил начало традиции, окружавшей своеобразным «заговором молчания» не только цареубийство, но и самое личность Павла.