Николай I

Двадцать первого февраля 1855 г. в русских газетах появилось сообщение, поразившее не только миллионы российских подданных, но и весь мир. Это был манифест о кончине императора Николая I. За тридцать лет царствования этого самодержца его имя в сознании современников стало неотделимо от понятия «Россия». «Когда говорят о России, то при этом говорят об императоре Николае», — заметил как‑то Меттерних в одном из писем к австрийскому посланнику в Петербурге графу Фикельмону. Так что в реальность происшедшего верилось с трудом. Тем более что ничто, казалось, не предвещало смерти этого еще вполне крепкого и на вид здорового 58‑летнего мужчины, гордившегося своей физической силой и мощной фигурой, привыкшего к спартанскому образу жизни и редко жаловавшегося на болезни. К. Д. Кавелин писал Т. Н. Грановскому 4 марта из Петербурга в Москву: «До сих пор как‑то не верится! Думаешь, неужели это не сон, а быль?» В те же дни Д. А. Оболенский писал М. П. Погодину: «Хотя я сам сегодня прикасался к останкам покойного государя, но, признаюсь, до сих пор не верится, что его уже нет. Воображаю, как изумлена будет Москва, вся Россия».

Ошеломление, вызванное известием о смерти императора, усугублялось и тем, что до самого последнего дня болезнь Николая держалась в тайне. Как свидетельствует в своем дневнике фрейлина двора А. Ф. Тютчева, «до 17‑го даже петербургское общество ничего о ней не знало». Что же говорить об остальной России?

Официальное сообщение о смерти властителя огромной империи появилось в газетах с опозданием на три дня. Император был мертв, а опубликованный 19 февраля в газетах «Бюллетень № 4» сообщал только об «угрожающем Его Величеству параличном состоянии легких».

Смерть Николая вызвала в обществе разные чувства. Были и такие, кто испытывал искреннюю скорбь и чувство невосполнимой утраты. Но все же подавляющее большинство облегченно вздохнуло.

Сдержанная В. С. Аксакова так писала о смерти Николая I, выражая, конечно, не только свой личный взгляд, но и настроения близкой ей славянофильской среды: «Все говорят о государе Николае Павловиче не только без раздражения, но даже с участием, желая даже извинить его во многом. Но между тем все невольно чувствуют, что какой‑то камень, какой‑то пресс снят с каждого, как‑то легче стало дышать; вдруг возродились небывалые надежды, безвыходное положение, к сознанию которого почти с отчаянием пришли наконец все, вдруг представилось доступным изменению». Много резче писал о смерти Николая I К. Д. Кавелин: «Калмыцкий полубог, прошедший ураганом, и мечом, и катком, и терпугом по русскому государству в течение 30 лет, вырезавший лица у мысли, погубивший тысячи характеров и умов, истративший беспутно на побрякушки самовластия и тщеславия больше денег, чем все предыдущие царствования, начиная с Петра I, — это исчадие мундирного просвещения и гнуснейшей стороны русской натуры — околел наконец, и это сущая правда». По свидетельству современников, это письмо передавалось из рук в руки и «вызывало полное сочувствие».

Почему же царствование, при котором Россия прочно занимала одно из ведущих мест среди мировых держав, а ее армия, в то время самая большая в мире, казалась одновременно и самой сильной, когда блеск петербургского двора ошеломлял иностранцев, а рассказы о богатстве императорских дворцов напоминали восточные сказки, имело столь печальный итог? Однако обо всем по порядку.