Воспитание

Воспитание великого князя, по традиции, было поручено сперва женщинам. В ноябре был утвержден штат новорожденного великого князя, который возглавила статс‑дама Шарлотта Карловна Ливен. Кроме нее в штат вошли три дамы‑гувернантки: Ю. Ф. Адлерберг, Е. Синицына и Е. Панаева; няня — шотландка Евгения Васильевна Лайон (в замужестве Вечеслова); кормилица — красносельская крестьянка Ефросинья Ершова; две камер‑юнгферы — Ольга Никитина и Аграфена Черкасова; две камер‑медхен — Пелагея Винокурова и Марья Перьмякова и два камердинера — Андрей Валуев и Борис Томасон. При великом князе состояли также лейб‑медик доктор Бек, аптекарь Ганеман и зубной врач Эбеланг. В раннем детстве особое влияние на мальчика оказала его няня Лайон. Женщина с сильным характером, очень привязанная к своему воспитаннику, она смогла внушить ему в первые же годы жизни понятие о долге, чести, о рыцарских добродетелях. Но она же, вероятно, передала мальчику и некоторые свойственные ей предрассудки. Так, находившаяся в Варшаве во время восстания Костюшко в 1794 г. и испытавшая тогда сильное нервное потрясение, Евгения Лайон навсегда возненавидела поляков и евреев и внушила те же чувства маленькому Николаю.

Как было принято в то время, Николай с колыбели был записан в военную службу. 7 (18) ноября 1796 г. он был произведен в полковники и назначен шефом лейб‑гвардии Конного полка. Первому батальону этого полка было присвоено его имя. Тогда же он получил свое первое жалованье — 1105 рублей.

Известно, как сложны были отношения Павла I с его старшим сыном Александром, будущим императором. Павел ненавидел свою мать, которая отвечала сыну тем же и всю свою любовь перенесла на старшего внука. Павел не без оснований подозревал, что Екатерина хочет, минуя его, передать права на российский престол Александру. Понятно, что отношения Павла с Александром и отчасти с Константином были далеко не простыми. Иное дело — младшие дети (в 1798 г. у Павла родился еще один сын — Михаил). Павел страстно любил их, отдавая особое предпочтение Николаю. Он часто играл с детьми, уделяя им немалую долю своего досуга. Характерно, что первой игрушкой, купленной Николаю, как явствует из приходно‑расходной книги, было деревянное ружье, приобретенное в августе 1798 года за 1 руб. 50 коп. Затем купили и четыре деревянные шпаги. В апреле 1799 года великий князь впервые надел военный мундир лейб‑гвардии Конного полка. Словом, военный обиход окружал будущего русского императора с самых первых шагов.

Николаю не было и пяти лет, когда он лишился отца, убитого 11 марта 1801 г. в результате заговора. Вскоре после этого воспитание Николая переходит из женских рук в мужские, а с 1803 года его наставниками становятся почти исключительно мужчины. Главный надзор за его воспитанием был поручен генералу М. И. Ламздорфу. Вряд ли можно было сделать более неудачный выбор. По мнению современников, «он не обладал не только ни одною из способностей, необходимых для воспитания особы царственного дома, призванной иметь влияние на судьбы своих соотечественников и на историю своего народа, но даже был чужд и всего того, что нужно для человека, посвящающего себя воспитанию частного лица». Он старался только о том, чтобы переломить воспитанника на свой лад и «идти наперекор всем наклонностям, желаниям и способностям» Николая. Его и воспитывавшегося с ним Михаила «на каждом шагу останавливали, исправляли, делали замечания, преследовали моралью или угрозами». Будущий император рос вспыльчивым, упрямым и непослушным. Почти каждая игра с участием Николая кончалась скандалом — то он бил своих товарищей, то ломал их игрушки. Великий князь органически не терпел положения, когда не он, а кто‑либо из его сверстников занимал ведущее положение. Тогда он пытался восстановить свое первенство силой. Способности его были не выше средних, и поэтому он добивался лидерства преимущественно насилием. Николай был совершенно лишен чувства юмора и не понимал шуток. Он никогда не признавал своих ошибок. Но это вряд ли оправдывает методы воздействия на него Ламздорфа: он позволял себе бить Николая линейкой и даже ружейными шомполами. Наказывали великих князей и розгами. Впрочем, это было известно матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, и заносилось на страницы ежедневного журнала, который вели воспитатели. Как рассказывал впоследствии сам Николай I своему сыну Александру (будущему императору Александру II), Ламздорф не раз хватал его за грудь или за воротник и так ударял об стену, что он почти лишался чувств.

Все сыновья Павла I унаследовали от отца страсть к внешней стороне военного дела: разводам, парадам, смотрам. Но особенно отличался Николай, испытывавший к этому чрезвычайную, иногда просто непреодолимую тягу. Едва он вставал с постели, как тут же принимался с братом Михаилом за военные игры. У них были оловянные и фарфоровые солдатики, ружья, алебарды, гренадерские шапочки, деревянные лошадки, барабаны, трубы, зарядные ящики. Страсть к фрунту, преувеличенное внимание к внешней стороне армейской жизни, а не к ее сути сохранились у Николая на всю жизнь.

28 мая 1800 г. Николай был назначен шефом лейб‑гвардии Измайловского полка и с тех пор носил исключительно Измайловские мундиры. Шили их для него в каких‑то невероятных количествах, что наводит на подозрение касательно честности его воспитателей. В приходно‑расходных книгах значится, что в 1802 году для великого князя было сшито 16 Измайловских мундиров, столько же в 1803‑м, в 1804‑м — 12, в 1805‑м — 11. В еще больших количествах шили для него фраки (в 1805 г. — 30), закупали орденские ленты и звезды (в 1806 г. куплено 58 Андреевских звезд).

Страсть Николая ко всему военному настолько выходила за рамки разумного, что начинала не на шутку беспокоить императрицу Марию Федоровну. Она неоднократно требовала, чтобы и Николай, и Михаил носили гражданское платье и занимались больше серьезным учением, чем военными забавами. Однако ее усилия оставались тщетными.

Шести лет от роду, в 1802 г., Николай начал учиться вначале русскому и французскому языкам, затем закону Божьему. Ахвердов (один из кавалеров, приставленных к Николаю) начал преподавать великому князю русскую историю и географию, а с 1804 г. обучал его арифметике и сообщал самые общие сведения об артиллерии и инженерном деле. Николая учили также немецкому, английскому, а с 1813 г. латинскому и греческому языкам. Он брал уроки музыки, рисования, верховой езды и фехтования (с 1809 г.) Однако занятия не имели ни общего плана, ни системы.

В 1809 г. было решено сделать обучение Николая и Михаила более серьезным и приблизить его по содержанию к университетскому курсу. Одно время обсуждалась даже мысль послать братьев в Лейпцигский университет, но этому решительно воспротивился их старший брат император Александр I. Он считал, что Николаю и Михаилу будет полезно посещать лекции в новом учебном заведении — Царскосельском лицее, который создавался под его покровительством. Однако и этому не суждено было осуществиться. А как заманчиво представить себе, что в одном классе с Пушкиным и Пущиным, Корфом и Горчаковым оказались бы великие князья Николай и Михаил. Изменило бы это дальнейшую судьбу и тех и других? А судьбу России? И как? Кто знает.

Однако в конце концов было решено продолжить домашнее образование, но на более серьезных началах. В качестве наставников будущего императора были привлечены такие известные ученые, как экономист А. К. Шторх, экономист и правовед М. А. Балугьянский, историк Ф. П. Аделунг, В. Кукольник (отец известного драматурга). Однако Николай испытывал непреодолимое отвращение к отвлеченному знанию и оставался совершенно чужд тем «усыпительным лекциям», которые ему читали. «Я помню, как нас мучили, — рассказывал он впоследствии М. А. Корфу, — покойный Балугьянский и Кукольник. Один толковал нам на смеси всех языков, из которых не знал хорошенько ни одного, о римских, немецких и Бог знает каких еще законах, другой — что‑то о мнимом „естественном праве“. В прибавку к ним являлся еще Шторх со своими усыпительными лекциями о политической экономии, которые читал нам по своей печатной французской книжке, ничем не разнообразя этой монотонии. И что же выходило? На уроках этих господ мы или дремали, или рисовали какой‑нибудь вздор, иногда собственные их карикатурные портреты, а потом к экзаменам выучивали кое‑что в долбежку без плода и пользы для будущего. По‑моему, лучшая теория права — добрая нравственность, а она должна быть в сердце, независимо от этих отвлеченностей, и иметь своим основанием религию». Как он уверял своего собеседника, «общие предметы или забываются, или не находят никакого приложения в практике».

Столь откровенное пренебрежение теорией, даже гордость своим неполноценным образованием, звучащая в этих рассуждениях, дает представление об общем отношении к знаниям, которое сформировалось у Николая в годы учения и сохранилось на всю жизнь (рассказ его относится к 1847 г.). Любопытно, что изучение русской истории ограничилось у Николая I самыми элементарными сведениями, которые он почерпнул из занятий с Ахвердовым. Да и они завершились временем Ивана Грозного и Смуты. Не лучше обстояло дело и с всеобщей историей — ее преподавал Николаю учитель французского языка дю Пюже.

Как отличался в этом смысле Николай от своего старшего брата Александра, очаровавшего в свое время интеллектуальную европейскую элиту именно умением вести философскую беседу, поддержать самый тонкий и изощренный разговор! Николай впоследствии также обрел популярность в Европе, но благодаря совсем иным чертам: восхищались великолепием и царственностью манер, достоинством внешнего облика всевластного монарха. Восхищались придворные, а не интеллектуалы. Стремление заземлить все проблемы, сделать их более примитивными, чем они есть на самом деле, а значит, и более понятными для себя и своего окружения проявилось у Николая I с особенной силой в годы его правления: недаром ему сразу так понравилась своей простотой и навсегда осталась близкой знаменитая уваровская триада — православие, самодержавие, народность.

Формированию подобных представлений во многом способствовало и то поприще, которое предназначалось младшим великим князьям: вряд ли тогда кому‑либо могло прийти в голову, что Николаю предстоит в будущем царствовать. Ведь после принятия в конце XVIII века «Учреждения об императорской фамилии» престолонаследие допускалось только по прямой мужской линии. И Николай, будучи вторым братом царствующего императора, практически не имел никаких шансов взойти на престол. Между ним и троном стоял не только Константин, но и дети, которые могли появиться у обоих старших братьев. Поэтому в условиях, когда всю Европу одна за другой сотрясали войны, военная служба, а следовательно и военное образование казались естественными и неизбежными для Николая и его младшего брата Михаила.

Как мы видели, это полностью отвечало желаниям самого Николая. В 1810 году его воспитатель Ахвердов, желая внушить мальчику мысль, что помимо военного поприща есть все‑таки и иные достойные занятия в жизни, задал ему сочинение на тему: «Доказать: что военная служба не есть единственная служба дворянина, но что и другие занятия для него столько же почтенны и полезны». И что же? Николай просто проигнорировал задание — не написал ни одной строки и, сколько его ни убеждали, решительно отказывался выполнить требуемое. В конце концов Ахвердов вынужден был сам продиктовать Николаю это сочинение, о чем не преминул сообщить Марии Федоровне. Николаю в это время шел пятнадцатый год.

Образование юных великих князей состояло в основном в углубленном изучении точных наук и военных дисциплин: высшей математики, опытной и теоретической физики, а также артиллерии, фортификации и прочего. Изучались также общие основы тактики и стратегии. Самыми любимыми у Николая Павловича были уроки полковника Джанотти, преподававшего ему инженерную часть. Это во многом определило его дальнейшую специализацию — руководство инженерными подразделениями русской армии.

Впрочем, систематические занятия завершились довольно рано — в 1813 г. И затем Николая либо вовсе не обременяли учением, либо он слушал небольшие отдельные курсы.

В начале 1814 г. младшие братья Александра I отправились в действующую армию, чего Николай безуспешно пытался добиться с самого начала военных действий в 1812 г., но чему противилась императрица Мария Федоровна. Однако на войну они опоздали и попали в Париж уже после падения Наполеона. За границей великие князья пробыли почти год, побывав в Брюсселе, Гааге, Амстердаме и Берлине. В Берлине Николай познакомился со своей будущей женой, прусской принцессой Шарлоттой. Выбор невесты был вовсе не случаен. Павел давно мечтал укрепить отношения России и Пруссии династическими узами, и Мария Федоровна спустя много лет после смерти мужа сумела осуществить его завет.

В 1815 г. братья вновь получили разрешение прибыть в действующую армию в связи с высадкой Наполеона во Франции и возобновлением военных действий. Однако и на этот раз побывать в настоящем деле им не довелось. Они сопровождали Александра I во время похода на Париж и прожили там почти три месяца. На обратном пути в Россию в Берлине состоялась помолвка Николая с принцессой Шарлоттой.

Пребывание младших сыновей в действующей армии и то впечатление, которое могли произвести на них армейские порядки, усилив их страсть к военному делу, очень тревожило императрицу Марию Федоровну. В своих письмах она вновь и вновь предостерегала их от увлечения тем, что, как она писала, постоянно будет у них перед глазами. Она не без оснований опасалась, что предпочтение всего военного, и так сильное в братьях, еще возрастет и нанесет серьезный ущерб. Того же опасался и герой Отечественной войны 1812г. генерал П. П. Коновницын, которому с 1814 г. было поручено возглавлять военное обучение великих князей. Расставаясь с ними в 1816 г., он написал им прощальное письмо, в котором были такие строки: «Помните… что блаженство народное не заключается в бранях, а в положении мирном; что положение мирное доставляет счастье, свободу, изобилие посредством законов и, следовательно, изучение оных, наблюдение за оными есть настоящее, соответственное и неразлучное с званием вашим дело».

Для завершения образования весной 1816 г. было решено, что Николай совершит две поездки, одну — по внутренним губерниям России, другую — в Англию. 9 мая 1816 г. Николай выехал из Петербурга и вернулся обратно только к концу августа, посетив более 10 губерний. Во время путешествия Николай вел два журнала (так было определено императрицей‑матерью) — «Общий журнал по гражданской и промышленной части» и «Журнал по военной части». В первый он старательно заносил те сведения, которые ему предоставляли во всех губерниях местные власти, во втором отразилось то, что привлекало его внимание при осмотре воинских частей. Характерно, что почти все замечания, в последнем журнале, как писал М. А. Корф, относились «до одних неважных внешностей военной службы, одежды, выправки, маршировки и проч. и не касаются ни одной существенной части военного устройства, управления или морального духа и направления войска. Даже о столь важной стороне военного дела, какова стрельба, нет нигде речи, о лазаретах же, школах и тому подобном упоминается лишь вскользь, чрезвычайно кратко». Впоследствии, став императором и усиленно насаждая в армии муштру, шагистику, слепое повиновение, Николай добился только одного: несмотря на блестящие отчеты военного министерства и внешний блеск армейского строя, армия стала практически небоеспособной. Один из главных виновников поражения русских войск в Крымской войне А. С. Меншиков незадолго до ее начала, после небольших маневров, проведенных в окрестностях Севастополя, с горечью записал в своем дневнике: «Увы, какие генералы и какие штаб‑офицеры: ни малейшего не заметно понятия о военных действиях и расположении войск на местности, об употреблении стрелков и артиллерии. Не дай Бог настоящего дела в поле».

Но эти горькие итоги были еще далеко впереди, а пока, едва переведя дух после возвращения в столицу, великий князь отправился в Англию, чтобы познакомиться с еще одной европейской страной и ее государственным устройством.

В Англии Николай поначалу был принят довольно сухо. Однако, проявив такт и завидное самообладание, великий князь сумел растопить тот ледок, который определял отношения России и Англии после Венского конгресса. Лейб‑медик принца Кобургского Стокмар так писал о впечатлении, которое Николай произвел на англичан: «Это необыкновенно пленительный юноша; он выше принца Леопольда, не очень худ и прям, как сосна. Его лицо юношеской белизны с необыкновенно правильными чертами, красивым открытым лбом, красивыми изогнутыми бровями, необыкновенно красивым носом, изящным маленьким ртом и тонко очерченным подбородком… Его манера держать себя полна оживления, без натянутости, без смущения и тем не менее очень прилична. Он много и прекрасно говорит по‑французски, сопровождая слова недурными жестами. Если даже не все, что oн говорил, было остроумно, то по крайней мере все было не лишено приятности… Во всем он проявляет большую уверенность в самом себе, по‑видимому, однако, без претенциозности».

Трудно сказать, какое впечатление произвел на Николая строй конституционной монархии. Хотя известно, что 16 января 1817 г. он посетил парламент, присутствовал при его открытии и слушал прения в верхней и нижней палатах, но никаких свидетельств о том, что он вынес из этого посещения, не сохранилось. Судя по дальнейшему ходу событий, молодой великий князь остался равнодушен к английскому государственному устройству и вполне разделял мысль, высказанную министром иностранных дел К. В. Нессельроде в записке, написанной специально для Николая перед поездкой в Лондон. По мнению дипломата, история Англии и ее политическое устройство настолько своеобразны, что ни о каком перенесении существующих там государственных институтов на российскую почву не могло быть и речи.