2. На мирной конференции

На первых заседаниях Парижской конференции у президента Вильсона неожиданно оказался союзник, тоже настаивавший на справедливом отношении к России. Английский премьер‑министр Дэвид Ллойд Джордж поддержал Вильсона своими едкими нападками на антисоветские планы Фоша и французского премьера Клемансо.

– В период, когда немцам был нужен каждый лишний солдат для наступления на Западном фронте, – заявил Ллойд Джордж, – они были вынуждены держать миллионную армию в нескольких областях России, являющихся лишь окраиной этой страны. А в то время большевизм был слаб и неорганизован. Теперь он силен и имеет грозную армию. Готов ли кто из союзников послать в Россию миллионы солдат? Да задумай я послать для этой цели в Россию лишнюю тысячу солдат, вся армия взбунтовалась бы! То же можно сказать и об американских частях в Сибири, да и о канадских и французских. Самая мысль о подавлении большевизма силой оружия – чистейшее безумие. Но даже если допустить такую возможность, то кто должен оккупировать Россию?

В отличие от Вильсона, английский премьер руководствовался отнюдь не идеалистическими соображениями. Он опасался революции в Европе и в Азии, и как старый политик «уэльский Лис» безошибочно угадывал чувства английского народа, в подавляющем большинстве настроенного против дальнейшей интервенции в России. Были у него и еще более веские основания возражать против планов маршала Фоша. Начальник британского генерального штаба сэр Генри Вильсон незадолго до этого предупредил военный кабинет, что единственная для Англии разумная политика – это «отвести наши войска из Европы и России и сосредоточить все силы в наших собственных угрожаемых пунктах – в Англии, Ирландии, Египте, Индии». Ллойд Джордж боялся, как бы Фош и Клемансо не попытались установить в России французскую гегемонию, пока Англия будет заниматься своими делами в других местах.

И вот хитроумный английский премьер, считавший, что в конечном счете он добьется своего, если на время попросту оставит Россию в покое, стал поддерживать президента и тоже требовать справедливого отношения к большевикам. На секретных заседаниях Парижской конференции Ллойд Джордж не стеснялся в выражениях.

– Русские крестьяне приняли большевизм потому, что он дал им землю, – заявил Ллойд Джордж. – Большевики являются правительством де‑факто. В свое время мы признавали царское правительство, хотя отлично знали, что оно насквозь прогнило. Признавали потому, что это было правительство де‑факто… а большевиков мы отказываемся признать! Сказать, что мы вправе решить, кого считать представителями огромного народа, было бы противно всем принципам, за которые мы воевали.

Президент Вильсон заявил, что он не представляет себе, чтобы кто‑нибудь мог не согласиться с этими словами Ллойд Джорджа. Он предложил созвать особое совещание на Принцевых островах или еще в каком‑нибудь «легко досягаемом» месте, чтобы выяснить возможности мира в России. Объективности ради он считал необходимым пригласить делегатов и от советского правительства, и от белогвардейских групп…

«Тигр» Клемансо – рупор французских держателей царских акций и генерального штаба – выступил с ответным словом от лица сторонников интервенции. Клемансо был уверен, что хитрая политика Ллойд Джорджа не получит поддержки в английских правящих кругах, и что английские милитаристы и служба разведки уже втянуты в антисоветскую войну. Однако Клемансо считал необходимым специально ради Вильсона опровергнуть доводы Ллойд Джорджа внушительным заявлением об угрозе большевизма.

– В принципе, – начал Клемансо, – я против переговоров с большевиками не потому, что это преступники, а потому, что, дав им понять, что они достойны вести с нами переговоры, мы подняли бы их до нашего уровня. Если французскому премьеру будет позволено так выразиться, английский премьер‑министр и президент Соединенных Штатов заняли слишком академическую и теоретическую позицию в вопросе о большевизме. Большевистская опасность сейчас очень велика, – продолжал Клемансо. – Большевизм распространяется. Он захватил Прибалтийские провинции и Польшу, и только сегодня утром мы получили очень дурные вести о его проникновении в Будапешт и Вену. Италия тоже в опасности. Там опасность, вероятно, еще серьезнее, чем во Франции. Если большевизм, распространившись в Германии, дойдет через Австрию и Венгрию до Италии, Европа окажется перед лицом весьма серьезной опасности. Поэтому против большевизма необходимо что‑то предпринять!

Не полагаясь на свое красноречие, Клемансо попросил разрешения вызвать «экспертов». Первым из них оказался посол Нуланс – в бытность свою в Петрограде друг посла Фрэнсиса и зачинщик антисоветских интриг в дипломатическом корпусе. Нуланса представили Вильсону и Ллойд Джорджу.

– Я ограничусь констатацией фактов, – сказал посол Нуланс и тут же пустился, не жалея красок, расписывать «большевистские зверства»,

– Расстреливают не только мужчин, но и женщин, – утверждал Нуланс. – Людей топят, отрезают языки и носы, живыми закапывают в землю, калечат, инсценируют расстрелы для устрашения, насилуют и грабят.

Нуланс повторил все россказни антисоветски настроенных членов дипломатического корпуса и царских эмигрантов. «В Петропавловской крепости держат роту профессиональных палачей… Большевистская армия – не армия, а сброд!»

– А судьба английского морского атташе капитана Кроми! – продолжал Нуланс. – Он был убит, когда защищал английское посольство, и тело его было выставлено в окне посольства в течение трех дней! Террор, массовые убийства, вырождение, коррупция, полнейшее презрение к союзникам – вот отличительные, черты советского режима…

– И, наконец, – сказал Нуланс, – я хочу указать, что большевистское правительство ведет империалистическую политику. Оно намерено завоевать весь мир и не заключать мира ни с одним правительством!

Однако, несмотря на все старания Нуланса, убедить президента США не удалось. Всего за несколько дней до того американский агент Баклер по указанию Вильсона имел частную беседу с уполномоченным советского правительства М. М. Литвиновым. В своем донесении от 18 января 1919 г. Баклер сообщал президенту:

Литвинов заявил, что советское правительство жаждет прочного мира… Русским вовсе не по душе военные приготовления и дорогостоящие кампании, к которым Россию вынуждают после четырех лет изнурительной войны, и им очень важно узнать, желают ли мира Соединенные Штаты и союзники.

Если да, то договориться об условиях мира будет нетрудно, ибо, по словам Литвинова, советское правительство готово идти на всяческие уступки, включая охрану существующих иностранных предприятий, предоставление новых концессий в России и пересмотр вопроса о долгах союзникам… Сомневаться в миролюбивом настроении советского правительства не приходится… В той мере, в какой Лига наций сможет предотвратить войну, не давая хода реакции, она может рассчитывать на поддержку советского правительства.

Далее Баклер сообщал, что в рядах большевиков есть элементы, решительно противящиеся мирной политике советского правительства. Эти оппозиционные элементы, писал Баклер, «надеются на более активную интервенцию союзников»; он предупреждал, что «продолжение такой интервенции только на руку этим экстремистам».

Казалось, план Вудро Вильсона, поддержанный Ллойд Джорджем, вот‑вот будет принят, несмотря на Клемансо и Фоша. Вильсон составил ноту, в которой сформулировал свое предложение, и послал ее советскому правительству¹⁷и всем белогвардейским группам. Советское правительство не замедлило принять план Вильсона и было готово послать делегатов на Принцевы острова. Но, как позже выразился Уинстон Черчилль, то был «неблагоприятный момент» для прекращения войны с Россией. Большинство союзнической верхушки было уверено, что советская власть скоро будет свергнута. По тайному указанию союзников белогвардейские правительства отказались встретиться с советскими делегатами на Принцевых островах.

Атмосфера на мирной конференции изменилась. Ллойд Джордж увидел, что зашел в тупик, и неожиданно уехал в Лондон. На его место в Париж помчался Уинстон Черчилль, юношески проворный английский военный министр и представитель крайних антибольшевистских кругов.¹⁸

Наступило 14 февраля 1919 г.; на следующий день Вильсон должен был отбыть в Америку, где ему предстояла встреча с возглавляемой сенатором Лоджем изоляционистской группой конгресса, подрывавшей все усилия президента создать систему всемирного сотрудничества и безопасности. Вильсон понимал, что потерпел неудачу в Европе и боялся новой неудачи в Соединенных Штатах. Он был разочарован, утомлен и совсем пал духом.

Уинстон Черчилль был представлен президенту английским министром иностранных дел А. Дж. Бальфуром, заявившим, что английский военный министр прибыл в Париж, чтобы изложить точку зрения английского кабинета по вопросу о России. Черчилль тотчас же повел атаку на вильсоновский план встречи на Принцевых островах.

– Вчера в Лондоне, – сказал Черчилль, – состоялось заседание кабинета, проявившего серьезное беспокойство в связи с положением в России и, в частности, в связи с предполагаемой встречей на Принцевых островах… Если на совещание явятся только большевики, то, по мнению кабинета, оно ничего не даст. Необходимо учитывать военную сторону вопроса. Ведь в России гибнут в боях английские солдаты.

Вильсон отвечал:

– Поскольку мистер Черчилль приехал из Лондона специально с тем, чтобы еще застать меня здесь, я чувствую себя обязанным изложить мое личное мнение по этому вопросу. Многое в нем не ясно, но по двум пунктам у меня нет никаких сомнений. Во‑первых, я считаю, что войска союзных и объединившихся держав не приносят в России ни малейшей пользы. Они не знают, за кого и за что воюют. Не приходится и говорить об участии их в какой‑либо серьезной попытке установить в России порядок. Они поддерживают чисто местные движения, как, например, казаков, которых невозможно заставить двинуться за пределы их территории. Поэтому я пришел к убеждению, что союзным и объединившимся державам следует отвести свои войска из всех районов русской территории.

– Второй пункт, – продолжал Вильсон устало, – это Принцевы острова… Мы стремимся не к сближению с большевиками, а к полной осведомленности. Сообщения, поступающие из России как официальным, так и неофициальным путем, столь противоречивы, что невозможно составить себе связное представление о положении в этой стране. Встреча с русскими делегатами могла бы пролить свет на всю обстановку.

Дав президенту договорить, Черчилль ответил:

– Полный отвод вооруженных сил союзников – это логичная и ясная политика, но она привела бы к уничтожению всех небольшевистских войск в России. В настоящее время они исчисляются в полмиллиона, и хотя качественно они не первоклассны, количество их растет. Принять такую политику, значило бы вынуть тот винтик, без которого развалится вся машина. Вооруженное сопротивление большевикам прекратилось бы, и для всей России наступила бы нескончаемая эра насилий и бедствий.

– Но ведь кое‑где эти войска и военные материалы безусловно помогают реакции, – возразил Вильсон, – а значит, если союзников спросят, кого они поддерживают в России, они будут вынуждены ответить, что и сами не знают!

Черчилль вежливо выслушал его, а затем сказал:

– Интересно, а если конференция на Принцевых островах сорвется, одобрит Совет снабжение оружием антибольшевистских войск в России?

Больной, расстроенный, покинутый Ллойд Джорджем, Вильсон понимал, что остался один среди людей, твердо решивших настоять на своем.

– Я уже объяснил Совету, как я поступил бы, если бы зависел только от себя, – сказал президент Соединенных Штатов. – Но мне остается лишь действовать заодно с остальными.

Вильсон возвратился в США и вступил в трагическую, безнадежную борьбу с американской реакцией.¹⁹На Парижской конференции его место занял государственный секретарь Лансинг, и весь тон переговоров заметно переменился. Представители союзников уже не ощущали необходимости скрывать свои мысли и намерения.

Клемансо сухо посоветовал мирной конференции «разрешать свои затруднения по возможности просто и без шума». Разговоры о Принцевых островах следует окончательно прекратить. «Союзники впутались в эту историю с Принцевыми островами, – сказал Клемансо, – теперь им нужно из нее выпутаться!»

Английский министр иностранных дел Бальфур дополнил мысль Клемансо: «Необходимо принять меры, чтобы очернить большевиков не только в глазах общественного мнения, но и в глазах тех, кто видит в большевизме сбившуюся с пути демократию, не лишенную серьезных положительных сторон».

А затем конференция приступила к длительной дискуссии о том, какими средствами можно лучше всего помочь белым армиям бороться с советской властью.

Черчилль, сменивший Ллойд Джорджа за столом конференции, предложил немедленно учредить Верховный совет союзников по русским делам, разбив его на политическую, экономическую и военную секции. Военная секция должна была «сейчас же взяться за дело» и подробно разработать обширную программу вооруженной интервенции.