Глава XXIII китай во второй половине I тысячелетия до х.Э. Первые века христианской эры

С середины I тысячелетия до х.э. в истории древнего Китая наступает эпоха, ознаменованная глубокими изменениями в экономике и культуре. Кардинальные сдвиги в развитии производительных сил были связаны с возникновением в VI-V вв. до х.э. производства железа и стали, причем оно началось сразу с освоения техники плавки железа, что создавало условия для быстрого подъема ремесла и земледелия в связи с возможностью налаживания массового производства железных изделий. Распространение железных орудий позволило выйти за пределы речных пойм, значительно расширить площадь обрабатываемых земель. На начало второй половины I тысячелетия до х.э. падает активная деятельность по созданию системных гидротехнических сооружений в бассейнах Хуанхэ, Хуайхэ и верховьев Янцзы. С ирригацией повсюду был связан переход к интенсивной системе земледелия. После осуществления царством Цинь в конце IV - середине III в. до х.э. водохозяйственных мероприятий в бассейнах рек Вэйхэ (притока Хуанхэ) и Миньцзян (притока Янцзы) орошаемое земледелие становится основой экономики циньского государства и залогом его хозяйственного подъема. Большие ирригационные работы производились в этот период и в других "сильнейших" царствах, расширивших свои территории до пределов речных долин. Однако не согласованные между собой локальные гидротехнические предприятия отдельных царств бывали чреваты губительными последствиями. Так, возведение береговых дамб на Хуанхэ шаньдунским царством Ци привело к страшным наводнениям в царстве Вэй, расположенном выше по течению реки. Тем не менее достигнутые в этот период успехи в борьбе с разливами Хуанхэ в нижнем и среднем ее течении привели к быстрому росту населения в этих регионах. Со второй половины I тысячелетия до х.э. ирригация, причем крупномасштабная, становится непременным условием сельского хозяйства в районах исконного земледелия бассейна Хуанхэ, поскольку здесь, с одной стороны, в результате многовекового сведения лесов и засоления произошло истощение почвы, а с другой - в связи с увеличением численности и плотности населения и нарастающими симптомами аграрного перенаселения остро встала проблема массового освоения "высоких" целинных земель, требующих искусственного орошения. Проведение комплекса необходимых ирригационно-мелиоративных работ и строительство многопрофильных оросительных систем наряду с усовершенствованием сельскохозяйственной технологии (введение пахоты на волах, более эффективных методов удобрения, изобретение водоподъемных механизмов) позволило значительно повысить общую продуктивность земледельческого производства, что отвечало насущным потребностям древнекитайской экономики. Именно с этого времени развитие культуры поливного земледелия становится важнейшим фактором прогресса китайской цивилизации.

В сельском хозяйстве основной фигурой остается полноправный земледелец-общинник. Государство существует теперь за счет регулярного поземельного налога с каждого общинного двора, обязанного также воинской и рабочей повинностью.

В период "Чжаньго" намечается специализация ремесленного производства по отдельным районам, возникают новые его отрасли. Стремительно развиваются товарно-денежные отношения. Распространяется монетная форма денег. Формируется новый социальный слой "торговых людей" (шанжэнь), у которых преимущественно и скапливаются свободные денежные средства. Появляются торгово-ремесленные города с полумиллионным населением. Несмотря на трудности внутренней и внешней торговли, связанные с таможенной политикой царств, товарный рынок сильно вырос повсюду.

Развивающаяся торговля требовала разработки устойчивого денежного эквивалента. Постепенно монеты становились менее громоздкими и приобрели нарицательную стоимость. По археологическим данным известно 96 мест отливки монет. Имело хождение несколько видов монет: бронзовые в форме наконечника мотыги (в царстве Цзинь, в 403 г. до х.э. распалось на царства Вэй, Чжао и Хань), в форме ножа (в царствах Янь и Ци), в виде бронзовых каури (в царстве Чу), круглые с квадратным отверстием посредине (в царстве Цинь); золотые квадратные и круглые с клеймом столицы Чу; лопатовидные серебряные деньги царства Чжэн. С расширением денежного обращения получило развитие ростовщичество. Все это вело к резкому имущественному расслоению общины, в ней появляется категория малоземельных семей, у которых, по образному выражению источников, "нет места, куда воткнуть шило". В царстве Цинь обезземелившихся общинников - как "лодырей, впавших в бедность из-за собственной лени", - обращали в рабство. Впервые общественное мнение, от лица легистов (школы сторонников закона - фацзя), выдвигает постулат: "Бедность - это порок". "Нерадивые и ленивые впадают в бедность, трудолюбивые же - богаты", - заявляет философ-легист Хань Фэйцзы.

В эпоху "Чжаньго" создаются крупные частные хозяйства, как сельскохозяйственного профиля, так и ремесленно-промысловые, рассчитанные на рынок. Мощный стимул получает частное рабовладение. Нам поименно известны богачи из разных царств, владевшие сотнями рабов и основывавшие свои предприятия на подневольном труде. Пределом тяжкой участи в источниках выступает в это время "горестный труд раба" ("Хань фэйцзы"). Рабы покупались и продавались на городских рынках. В рабов обращали военнопленных. Рабы приобретались разбойным захватом. Уже упоминалось, что были и рабы, проданные или сами продавшиеся за долги, хотя эта форма частного рабства относилась к числу предосудительных. Знаменательно, что именно в период "Чжаньго" в этико-политических учениях зазвучала "тема народа", и именно с этого времени проблема долгового рабства и кабальных займов стала превращаться в общественную проблему.

Патриархально-рабовладельческая эксплуатация проникает в общину, разъедает ее изнутри. Внутриобщинные земельные отношения претерпевали коренные изменения. Поля обедневших семей из числа неоплатных должников фактически переходили в руки их кредиторов - богатеев, общинной верхушки. В ряде царств официально была разрешена купля-продажа земли и предпринимались другие меры, объективно расчищающие путь частнособственническим и товарно-денежным отношениям. Постепенно община превращалась в самоуправляющееся сообщество земельных собственников, владевших полями по праву принадлежности к общине.

Наиболее последовательно и прямолинейно мероприятия, отвечающие потребностям политического, социального и экономического развития, были проведены министром Шан Яном в царстве Цинь в середине IV в. до х.э. Они ставили целью политическую централизацию, административно-территориальное переустройство, подрыв могущества аристократических родов, изменение системы налогообложения с учетом трансформации общины. Шан Ян ввел единое законодательство и судопроизводство, узаконил залог и скупку земли, отменил ограничение размера земельных наделов, вторгся в землевладение общинных объединений, требуя раздела хозяйств больших семей: в противном случае с них взимался двойной налог. Отменялись все прежние аристократические наследственные титулы. Новые ранги знатности (двадцати иерархических степеней) жаловались только за личные, в первую очередь военные, заслуги, и только они давали право на занятие административных постов. Их обладатели получали, в соответствии со статусом, права на регламентированное владение землей, рабами и другим имуществом. Вскоре ранги стали продаваться, что открыло доступ в управленческий аппарат имущественной знати. В политике и идеологии царства Цинь уже в это время намечаются контуры будущей Циньской империи, охватившей менее чем через полтора столетия все территории древнего Китая.

Бурная эпоха "Чжаньго" была насыщена драматическими военно-политическими событиями, ознаменована радикальными общественными переменами. Никогда, ни до, ни после, на протяжении древности и средневековья общество Китая не знало такой напряженности интеллектуальной жизни, захватившей все слои свободного населения, такой плодовитости в создании морально-этических, идейно-политических и философских учений, такой активности выражения общественного мнения. На городских площадях, на улицах и в переулках, во дворцах правителей и домах знати открыто происходили многолюдные диспуты идейных соперников. В знаменитой на весь чжаньгоский Китай "академии" Цзися - "у ворот Цзи" в циской столице Линьцзы - одновременно сходилось до тысячи "мужей, искусных в споре", состязавшихся в философском красноречии. В эту эпоху "соперничества ста школ" - как ее называют источники - складываются важнейшие древнекитайские литературно-философские направления, в русле которых создаются художественные произведения, основанные на авторском замысле и отмеченные яркой индивидуальностью, служившие сотням последующих поколений своего рода "недосягаемым образцом" культурного наследия китайской цивилизации. Именно в этот период, как результат длительного процесса преодоления архаических форм общественного сознания, в древнекитайском обществе формируется новый социально-психологический тип личности, вырвавшейся из оков традиционного общинно-религиозного мировосприятия. Вместе с ней возникают критическая философия и теоретическая научная мысль.

Однако на глубинном уровне массового сознания продолжало господствовать нерасчлененное народно-мифологическое мышление. Культы общинных богов продолжали играть огромную роль, что говорило о большой живучести породивших их норм общественной жизни. Кроме повсеместно распространенного культа предков семейной общины, продолжавшего сохранять свое значение в Китае чуть ли не до нового времени, широко практиковались общинно-территориальные культы, связанные с магией плодородия, в частности весенней обрадностью. Оргиастические игрища вершились в священных рощах шелковицы у слияния рек, где, по народным поверьям, обитали души предков, готовые к перевоплощению. На рубеже V-IV вв. до х.э. в царстве Вэй ежегодно осуществлялся ритуал священного брака избранницы-девушки с Богом Реки, завершавшийся ее жертвоприношением: празднично убранную невесту божества привязывали к деревянному брачному ложу и пускали плыть вниз по реке, пока она не погружалась в ее волны. Общинные старейшины, облеченные жреческими функциями, использовали этот обряд для взимания с общинников весьма обременительных поборов. Принесение девушек в жертву (в жены) общинному Богу Реки существовало в царстве Цинь (на территории Сычуани) вплоть до III в. до х.э. Символическое участие в обряде священного брака было культовой прерогативой чуского правителя, выступавшего в роли "супруга" богини реки Ло. В весенних обрядах плодородия принимал личное участие чжоуский Сын Неба. К числу наидревнейших земледельческих культов относился культ покровителя общины - Божества земли, выступавшего под разными наименованиями: Хоуту, Шэ, Тубо и др. Источники IV-III вв. до х.э. донесли до нас описание Бога (Царя) земли и Хозяина подземного царства Тубо - зооморфного чудовища каннибальского типа:

"В стране Тьмы Царь земли (Тубо), свернувшись в девять колец, с рогами острыми-преострыми, Спиной горбатой и кровавыми когтями, людей преследует он, быстроногий, Трехглазый, с тигровой головой, и телом он быку подобен"

("Призыв души", пер. Э.М.Яншиной).

Еще с иньской эпохи существовали культы космических сил природы. Одним из наиболее стойких и популярных оставался сопровождаемый человеческими жертвами культ священных гор. В 530 г. до х.э. в ознаменование военной победы чуский царь принес горе Ган человеческую жертву. Ритуал жертвоприношений пяти священным горным пикам возглавлял чжоуский Сын Неба.

Среди чжоуских верований, которые активно насаждались царской властью, наиважнейшим был утративший связь с духами природы культ Неба как антропоморфного высшего божества. В непосредственной связи с укреплением культа верховного божества Неба стоит сакрализация самого института монархии, выражавшаяся в обоготворении ставленника Неба на земле - носителя священного титула высшей царственности "Тяньцзы" ("Сын Неба"). Титулатуру "Сына Неба" в период "Чжаньго" стали присваивать себе не только чжоуские ваны, но и правители других "сильнейших" царств вместе с прерогативой отправления ими культа Неба. Вместе с тем с ослаблением общинных связей шла постепенная перестройка массовой общественной психологии, хотя и очень медленно, но подтачивавшая коллективную веру в традиционных родо-племенных богов. Когда на месте мелких царств стали возникать крупные политические образования, охватывавшие целые регионы и речные бассейны, общинные культы и верования должны были потесниться перед общегосударственными.

Консервация патриархальной семейной общины, в чем немаловажную роль сыграло конфуцианство, сказалась на падении престижа древних богинь (таких, как прародительница, мать-земля Нюйва), низводимых постепенно до роли безличных супруг своих божественных мужей. Вместе с тем общинные культы, которые строились на мифологических представлениях и магических обрядах, особенно связанные с человеческими жертвоприношениями, перестали пользоваться авторитетом и общим признанием. К тому же материально они становились все более разорительными для основной массы общинников. По некоторым данным, регулярные внутриобщинные сборы на культовые нужды составляли (за вычетом поземельного налога) более одной пятой части бюджета средней земледельческой семьи в царстве Вэй. В этом царстве, так же как и в Цинь, опостылевший народу ненавистный культ Бога Реки, видимо, без всякого противодействия со стороны общинников к концу эпохи "Чжаньго" был уничтожен властями и заменен культом официальных святых. Но там, где местные традиционные верования оказывались устойчивыми и упорно противостояли внедряемым властями, государство стало вмешиваться в отправление местных культов. Так, в 227 г. до х.э. на захваченной царством Цинь чуской территории законом было предписано уездным властям под страхом казни "искоренить местные обычаи", как "наносящие вред государству". Через несколько лет, после подчинения царством Цинь всего древнего Китая, вставший во главе огромной империи циньский правитель продолжал столь же непримиримо уничтожать архаические культы; по преданию, он отправил три тысячи рабов на вырубку священных чуских рощ, где располагались капища местных божеств.

В эпоху "Чжаньго" происходит культурное сближение царств древнего Китая, чему в значительной степени способствовало повсеместное распространение универсальной древнекитайской иероглифической письменности. В лингвистическом отношении население древнего Китая представляло собой конгломерат этнокультурных общностей, говорящих не только на разных диалектах древнекитайского языка, но и на языках, не родственных китайскому; особенно ощутим был языковой барьер между "срединными царствами" Великой Китайской равнины и южным государством Чу, обладавшим своеобразной высокой древней культурой. В этих условиях древнекитайская иероглифическая письменность, которая могла быть использована носителями любого языка благодаря отсутствию в ней прямой связи между чтением и графическим начертанием, оказалась важнейшим фактором, содействующим культурной и политической интеграции разноязычных царств и народов. Стандартизированный язык письменных памятников "Чжаньго" не совпадал ни с одним из разговорных языков того времени, а являлся наддиалектным языком, грамматически и лексически основанным на диалектах центральных государств Среднекитайской равнины, его называют "классическим китайским языком". Грамотность охватывала достаточно широкие слои населения и считалась признаком образованности. Показательно, что царские указы не только оглашались, но и записывались на скрижалях и выставлялись у городских ворот для публичного ознакомления. Перемещения огромных людских масс в ходе непрерывных войн и особенно переселений, вызванных колонизаторской политикой "сильнейших" царств, вели к постепенному смешению и нивелированию диалектных особенностей, в связи с чем в эпоху "Чжаньго" - в ареале формирования древнекитайской этнической общности - начинал складываться общий устный древнекитайский язык. Все это открывало возможности для расширения и интенсификации разносторонних культурных контактов и активного обмена идеями.

Одну из отличительных особенностей культурной и общественно-политической жизни эпохи "Чжаньго" составляет напряженнейшая борьба идеологических школ, которая является отражением резкого обострения социальных и классовых антагонизмов. Страх перед возмущением низов звучит во всех этико-политических учениях этого времени. Знаменательно в этом отношении объяснение философом Мэнцзы (372-289) причин составления (будто бы Конфуцием) летописи царства Лу "Вёсны и осени": "Мир пришел в упадок, [прежние] нравы утрачивались... подданные убивали правителей, сыновья - отцов. Поэтому Конфуций [в поучение] и составил летопись". Повстанцы - "пагуба всей Поднебесной" в представлении правящих классов - наводили ужас на господ, но вызывали горячее сочувствие у общественных низов. Главари этой вольницы народной молвой прославлялись как подлинные герои. "Сердце - точно бьющий фонтаном источник, силы хватает, чтобы справиться с любым врагом, глаза сияют, как звезды, волосы стоят дыбом... рост богатырский, от лица исходит блеск, губы - чистая киноварь, зубы - ровный перламутр, голос - словно медный колокол набатный" - таким запечатлен философом Чжуанцзы (369-286) образ защитника обездоленных - Разбойника Чжи. Ожесточенная борьба шла между группировками внутри господствующего класса. Показательно и, конечно, не случайно, что у большинства мыслителей эпохи "Чжаньго" социальная и этико-политическая тематика оттесняет на второй план гносеологию и онтологию, что наложило свой отпечаток на специфику борьбы основных направлений древнекитайской философии.

С общим прогрессом, достигнутым в разделении труда, в частности с высоким уровнем отделения умственного труда от физического, органически связано возникновение в этот период своего рода интеллигенции - переходящих из царства в царство странствующих проповедников и бродячих мудрецов, происходивших из самых различных общественных слоев. Эта "духовная элита", вырвавшаяся за рамки интересов отдельных царств, ознаменовала собой появление в обществе совершенно новых духовных сил, вызванных к жизни развитием индивидуально-личностного начала.

Эпоха "Чжаньго" считается "золотым веком" китайской философии. В это время впервые в Китае возникают философские учения в собственном смысле слова. Наиважнейшие из них - конфуцианство, даосизм, моизм и легизм - оказали огромное влияние на все последующее развитие китайской философской и общественно-политической мысли.

Период "Борющихся царств" был в известном смысле неповторимой эпохой в истории духовной культуры как древнего, так и средневекового Китая - эпохой широкой и свободной борьбы идей, мировоззрений, философских направлений, фактически не стесняемой еще никакой официальной идеологической догмой. В противоположность этому одним из государственных актов древнекитайской империи Цинь, возникшей в конце III в. до х.э., был эдикт 213 г., запрещающий под страхом казни любые дискуссии и споры и повелевающий "изъять песни и предания, изречения всех учителей", чтобы пресечь "рассуждения о древности", направленные на то, чтобы "порочить современность". Вне закона были объявлены все частные школы, кроме фацзя, провозглашенной государственной идеологией.