2. "Ведийский период"

Период конца II - первой половины I тысячелетия до х.э. обычно именуется "ведийским", так как основными источниками для его изучения служат древнейшие памятники религиозной литературы Индии - веды. Само слово веда, родственное русскому "ведать", означает "священное знание". В понятие "веды" обычно включают четыре основных сборника - сомхиты (Ригведа, Яджурведа, Самаведа и Атхарваведа), а также примыкающие к ним так называемые поздневедийские сочинения.

Самхиты содержат гимны, напевы, жертвенные формулы, заклинания. Наиболее ранняя из них - Ригведа ("Веда гимнов"). Гимны Ригведы представляют собой поэтические тексты, созданные на особом сакральном языке во время озарений, связанных, очевидно, с экстатической практикой. Они вызывают ряд картин, соединенных не столько логическими, сколько ассоциативными связями, тексты их насыщены метафорами, символами, намеками на нечто хорошо известное исполнителям и слушателям. Ригведа - памятник высокой жреческой поэзии, связанный с великими жертвоприношениями, в частности с возлиянием священного напитка - сомы. Предполагают, что ее основой послужили тексты, читавшиеся во время празднования начала нового календарного цикла - Нового года. Гимны обычно обращены к тому или иному божеству и содержат его восхваление, а также просьбу (последняя не всегда выражена прямо, но иногда подразумевается в тех эпитетах, которыми наделяется божество). Встречаются также космогонические гимны, гимны-заговоры и заклинания, гимны-загадки.

Наряду с Ригведой наибольший интерес представляет Атхарваведа. Основную часть ее составляют заговоры против злых духов и болезней, молитвы о долгой жизни, обретении детей, власти или богатства. Религия Атхарваведы обнаруживает ряд черт, позволяющих говорить о сравнительно позднем оформлении памятника (например, почитание абстрактных божеств, таких, как Время). Атхарваведа в большей мере ориентирована не на крупные жертвоприношения общественного характера, а на домашний, неофициальный ритуал, она содержит тексты, созданные не только в жреческой, но и в народной среде, включает обширный материал по быту, обычаям и верованиям индийцев.

В состав поздневедийской литературы входят памятники так называемой брахманической прозы - брахманы, араньяки, упанишады. Брахманы посвящены преимущественно истолкованию символики жертвенного ритуала и объяснению связи между ритуальным действием и текстом жертвенных формул. В брахманах господствует представление об одушевленности всех вещей, о всеобщей взаимосвязанности, благодаря чему возможно магическое воздействие на Космос посредством особых церемоний и священных слов, произносимых при жертвоприношении. Знание сокровенной их сути составляет прерогативу жрецов-брахманов, которые приобретают таким образом власть над миром, над людьми и богами. Составители этих поздневедийских текстов центральное место отводят отождествлению явлений и понятий различных уровней: абстрактного и конкретного, природного и общественного, божественного и человеческого. Основой подобных сопоставлений могут служить магия чисел (например, совпадение количества частей или слогов в словах, обозначающих разные предметы), близость звучания слов (так называемая этимология, обычно не имеющая никакого отношения к действительному происхождению лексики), миф (иногда подлинный, но чаще - придуманный специально для данного случая).

С брахманами сходны араньяки, содержащие еще больше спекулятивных рассуждений. Завершением этого жанра ведийской литературы служат упанишады, нередко называемые в индийской традиции словом "веданта", т.е. "конец веды". Появление упанишад связывают с практикой обучения эзотерическим доктринам в обителях лесных отшельников. В то же время не подлежит сомнению, что эти тексты продолжают традиции умозрительного истолкования ритуала в брахманической прозе. Брахманы могут быть условно датированы первой третью I тысячелетия до х.э.

Наряду с поздневедийской литературой источниками по данному периоду являются произведения, именуемые в индийской традиции итихаса ("былое"). Принадлежащие к этому жанру Махабхарату и Рамаяну обычно называют эпическими поэмами, хотя и форма их и содержание имеют известные отличия от эпоса других народов.

Основной сюжет Махабхараты - лишение власти потомков царя Панду (Пандавов) их двоюродными братьями из рода Куру - Кауравами и возвращение царства после кровопролитной братоубийственной битвы. Однако не более половины текста посвящено изложению непосредственно основного сюжета. Махабхарата изобилует вставными эпизодами как повествовательного, так и дидактического характера. Часто эти эпизоды являются вполне самостоятельными произведениями, вставленными в поэму посредством различных "рамочных" конструкций. Некоторые из них содержат мифы, древние легенды и предания. Дидактические части представляют собой философские трактаты в стихах и наставления (например, знаменитая Бхагавадгита).

Рамаяна почти в четыре раза короче Махабхараты и является более цельным произведением, содержащим меньше отступлений, вставных эпизодов и дидактики. Текст ее почти целиком посвящен изложению основного сюжета - похищения Ситы, жены царевича Рамы, демоном Раваной и последующего возвращения Ситы.

Время оформления обеих поэм условно определяется в границах середины I тысячелетия до х.э. - середины I тысячелетия х.э. По содержанию и форме они представляют собой конгломерат самых разных элементов: архаичных мифов и военных сказаний, легенд и притч, трактатов и басен, обширных перечней имен богов, народов, городов, генеалогий, мест паломничества и т.п. Они не только принадлежат разному времени и разным народам Индии, но и создавались в разной социальной среде. Первоначальная героико-эпическая поэзия была связана с военной аристократией - кшатриями и развивалась параллельно с ведийской - жреческой литературой. Однако дошедшие до нас своды, несомненно, отражают позднейшую брахманскую редакцию эпоса.

Как во всяком эпическом произведении, отражение действительности в Махабхарате и Рамаяне весьма сложное, и следует постоянно учитывать, что история тесно сплетается с мифом. Ядро эпического повествования, видимо, относится к рубежу II-I тысячелетий до х.э. Сказания Махабхараты часто отражают социальную и политическую обстановку, очень близкую к той, которую можно восстановить по ведийским источникам. В ведийской литературе упоминаются и некоторые из персонажей эпоса, возможно имевшие исторические или полуисторические прототипы. Однако материальная культура и Махабхараты, и Рамаяны (цветущие города, пышные дворцы) должна быть отнесена к концу I тысячелетия до х.э. и началу христианской эры. Эпос изобилует анахронизмами (например, упоминания о Риме, Антиохии и "городе греков" - Александрии [*1], якобы покоренных Пандавами, должны относиться к первым векам христианской эры). В области духовной культуры происходит такое же смешение разных напластований, и если на политической карте Махабхараты племена "героического века" Куру и Панчала соседствуют с греками и гуннами, то в религиозной ее картине культы ведийских богов уживаются с индуистской триадой, Скандой и Дургой.

Во многих отношениях с Махабхаратой и Рамаяной сходны так называемые пураны (букв. "древнее"). Согласно самой индийской традиции, ядро пуран составляют космогония, теогония и генеалогия царей. Для рассматриваемой нами эпохи особый интерес представляют многочисленные упоминания племенных наименований и генеалогии правителей, происхождение которых возводится к эпическим героям или персонажам мифологии. В этих преданиях о древности сохранилась информация о племенах и народах, вождях и правителях "героического века", примерно совпадающего с ведийским периодом. Однако пуранические генеалогии отнюдь не могут рассматриваться в качестве достоверного источника. Слишком часто они искажались придворными панегиристами в угоду своим царственным патронам из местных династий значительно более позднего времени.

Географические названия, упоминаемые в Ригведе, однозначно указывают на Северо-Западную Индию как район расселения ариев - племен, создавших этот памятник. Речь идет, например, о таких реках, как Кубха/Кабул, Синдху/Инд, Асикни/Чинаб (Акесин у античных авторов). Области, расположенные восточнее Пенджаба, были известны значительно хуже. Ганг упоминается лишь однажды, да и то в поздней части Ригведы.

Другие самкиты и памятники брахманической прозы не только отражают более позднюю эпоху, но и созданы на иной территории. В древнеиндийской литературе существовало понятие "Срединной области" (Мадхьядеша), отличающейся особой чистотой жертвенного ритуала и сакрального языка. В Шатапатха-брахмане говорится, что само Слово родилось именно здесь. Границы Мадхьядети обычно определялись между горами Виндхья на юге и Гималаями на севере, р. Сарасвати/Гхаггар на западе и местом слияния вод Ямуны/Джамны и Ганга на востоке. Это довольно точно соответствует тому району, где оформлялась поздневедийская литература.

В ведийской литературе можно обнаружить недвусмысленные упоминания о переселениях ариев в восточном и юго-восточном направлениях. Результатом этих миграций явились распространение индоарийских языков, постепенное освоение долины Ганга и смещение основных центров формирования древнеиндийской культуры.

Процесс расселения индоарийских племен порой изображался в историографии как разрушительное завоевание, сопровождавшееся порабощением туземного населения. Основания для подобной концепции весьма шатки. Наиболее существенным служит то, что в гимнах Ригведы ариям и арийским богам противостоят враждебные дасью, или даса. Религии ведийских ариев - как и их иранских собратьев - свойствен дуализм. Борьба между главным богом - воителем Индрой и его противником - змеем, драконом (Даса, Вритра, Шамбара и т.п.) олицетворяет установление Мирового порядка. Победа Индры означает торжество света над тьмой и смену календарных сезонов. Битвы, изображаемые в гимнах, происходят главным образом в сфере мифологии, хотя и земные арии помогают уничтожению сил тьмы и зла, одолевая своих врагов.

Появление индоевропейцев в Южной Азии не было единовременным событием - так называемым арийским завоеванием. Речь идет о весьма длительном процессе. Создатели Ригведы представляли лишь одну из волн в этих этнических перемещениях, и вполне вероятно, что отношения между собой разных групп индоевропейцев - в том числе и ригведийских ариев - были не менее сложными, чем с местным населением. Нет никаких оснований полагать, будто сходство расовой принадлежности и близость языков сами по себе обеспечивали "арийскую" солидарность и в то же время провоцировали военные конфликты с аборигенами. Некоторая воинственность ранневедийской поэзии должна объясняться скорее характером социально-политического строя ариев в данный период, нежели противоборством рас или этносов.

В литературе брахман конкретные племенные наименования - иные, чем в самхитах. Из примерно сорока названий, встречающихся в самхитах, в брахманах сохраняется лишь пятнадцать. В то же время появляется три десятка новых, многие из которых не имеют индоевропейской этимологии. Уже это отчетливо характеризует происходившие в первой трети I тысячелетия до х.э. перемены, в частности процесс культурной ассимиляции. Центральным для поздневедийской литературы являлся район по верхнему течению Ганга, область, именуемая Куру-Панчала. Здесь формировались основы древнеиндийской цивилизации, и отсюда распространялись культурные влияния - не только на восток или юг, но и на северо-запад, откуда шла первоначальная миграция.

Освоение Мадхьядеши приводило к существенным переменам и в хозяйственном укладе, и в общественном строе, и в межплеменных отношениях - распаду прежних и созданию новых союзов и общностей. Каково бы ни было происхождение поздневедийских (и эпических) племен Куру и Панчала, они сильно отличались от тех индоариев, в среде которых создавалась Ригведа.

Археологические раскопки показывают, что те политические центры, в которых происходит действие Махабхараты, в начале I тысячелетия до х.э. были связаны определенным единством - это область распространения культуры серой расписной керамики. Территориально и хронологически с культурой серой расписной керамики в основном совпадает и та древнеиндийская цивилизация, которая находит отражение в памятниках поздневедийской литературы.

Даже беглое знакомство с гимнами Ригведы показывают большое значение, которое в жизни ариев и в их представлениях о мире придавалось скотоводству. Молитвы к богам нередко завершались просьбами о приумножении стад. Крупный рогатый скот считался мерилом богатства. Нередко упоминаются пастбища и стойла. В состав священных книг включались заклинания против болезней домашних животных. В жертву богам приносили молоко, топленое масло, простоквашу и различные виды молочной каши - часто с маслом или творогом. Богато представлена в ведах фразеология, связанная с разведением скота. Вождя называли буквально "коровьим пастухом", состоятельного человека - "обладателем коров", войну - "поисками коров", род - "коровьим загоном" и т.д.

В качестве тягловых животных использовались преимущественно волы, ослы и мулы. В боевые колесницы впрягали коней. Эта их важнейшая роль в военном деле лежала в основе того культа коня, который является характерной чертой ведийской религии.

Традиционная терминология и образность, мифологические сюжеты Ригведы, очевидно, способствуют известной архаизации той картины жизни индоариев, которая складывается при чтении памятника. Видеть в ариях только кочевые пастушеские племена у нас нет оснований. Даже в ранних частях источника упоминается обрабатываемая земля, противопоставляемая пустоши. Возможно, даже использовалась примитивная система орошения полей посредством колодцев, искусственных протоков и прудов - соответствующие обозначения известны в языке Ригведы. Вспашка почвы производилась не только с помощью простой мотыги, но и плугом.

Чаще всего в гимнах упоминаются посев и сбор урожая злака, называемого ява. По всей видимости, речь должна идти о ячмене, но то же самое слово могло использоваться и для обозначения любой зерновой культуры. Выращивались и масличные, а именно сезам.

Для поздневедийского периода с еще большей уверенностью можно утверждать, что земледелие являлось основной отраслью хозяйства. Довольно много сведений о различных земледельческих культурах. Среди зерновых необходимо отметить помимо ячменя пшеницу (начиная с поздних самхит) и рис. Особенно важно то, что последний можно чередовать с ячменем, собирая таким образом два урожая в год. Об этом прямо говорится в ведийской литературе: "дважды в год поспевает зерно". Несмотря на то что рис, по всей видимости, не был особенно урожайным, это существенно увеличивало сборы зерновых, могло способствовать росту населения и накоплению излишков продовольствия.

Немалое место в хозяйстве сохраняло и скотоводство. Скот принадлежал отдельным семьям, хотя обычно его выгоняли на общие пастбища. Навоз сушили и широко использовали как топливо и удобрение, а также при священных церемониях домашнего ритуала. Молоко, простокваша, творог, масло шли и на жертвоприношения, и в пищу. Очевидно, поэтому в брахманах говорилось: "Корова - кормилица всего этого [мира]". По торжественным случаям - во время жертвенного ритуала, праздников, приема почетного гостя - питались и мясом. Несмотря на ряд табу, связанных с употреблением мяса, прежде всего говядины, обычай вегетарианства еще не сложился.

Неопределенность терминологии Ригведы вызывает разноречивые суждения о том, было ли в то время уже известно железо. В гимнах неоднократно упоминается металл, называемый аяс. Зубами бога Агни, сделанными из аяс, называет поэт языки пламени жертвенного костра. Это заставляет предполагать, что аяс желтого или рыжего цвета, т.е. медь или бронза.

В Яджурведе уже проводится различие между двумя видами аяс - красным и черным. Если первый может означать медь или бронзу, то последний - явно железо. Слово "аяс", таким образом, становится общим наименованием любого металла. Черный аяс встречаем мы и в брахманах, где он отличается от просто аяс - очевидно, меди.

В поздневедийской литературе есть специальные термины для различных ремесел. Можно предполагать, в частности, наследственность занятий горшечника. Сведений о торговле в Ригведе совсем мало. Имела она меновой характер, причем обычной мерой стоимости служили коровы. Вероятно, в коровах давалась оценка при любых крупных платежах - от свадебных даров до виры - возмещения за убитого (древнеинд. вайра). Постепенно появляется и иной эквивалент - золотые шейные украшения.

Но в целом надо сказать, что богатство и в поздневедийское время редко могло быть накоплено в результате успешной коммерции. Сами термины купли-продажи довольно часто встречаются в источниках только в связи с ритуальным обменом. По-настоящему состоятельны, очевидно, были лишь те, кто обладал властью, правами распоряжаться имуществом и трудом своих соплеменников.

Самые ранние памятники древнеиндийской литературы содержат многочисленные упоминания терминов родства - таких, как мать (матар) и отец (питар), свекор (швашура) и свекровь (швашру), деверь (девара), золовка и многие другие. Большая часть их по происхождению восходит ко временам значительно более древним, чем эпоха появления ариев в Индии. Несомненно, основной ячейкой ведийского общества была семья, обычно семья большая, включавшая несколько поколений родственников по мужской линии вместе с их женами.

В брахманической прозе слово "семья" определяет всю совокупность лиц, живущих в одном доме и ведущих совместное хозяйство. Порой речь прямо идет об общем семейном имуществе. Так, в одной из брахман говорится: "Если кто из членов семьи что-либо приобретет, это принадлежит всей семье". Чаще всего принадлежность к семье определяется через общую трапезу: пищу варят отдельно в каждом доме - сотрапезники и составляют семью. Глава семьи иногда выглядит как суровый патриархальный домовладыка. Например, в брахмане говорится: "Когда после долгого отсутствия возвращается домохозяин, то все домочадцы трясутся: что он скажет, что сделает".

После смерти отца возможен был раздел наследства между сыновьями. Дочери, уходящие в другую семью, естественно, не имели никаких прав на семейное имущество. При разделе лучшая доля принадлежала старшему из братьев, ибо на нем лежала наибольшая ответственность - осуществление культа предков, обязанность продолжения рода. Младшим братьям надлежало почитать старшего как отца, и вообще в семье заметна строгая дифференциация по принципу старшинства. Жену и сына древние индийцы могли в каких-то контекстах поставить рядом с домашним рабом - и это равным образом характеризует как положение домочадцев, так и степень развития рабовладельческих отношений.

Основным термином для обозначения раба со времен Ригведы было слово даса. А поскольку даса обозначало первоначально также чужака или противника, позволительно предположить, что рабы обычно не принадлежали к соплеменникам. Их число могло пополняться за счет военнопленных или покоренных, приобретенных на чужбине или вынужденных поступить на рабскую службу. Даса систематически противопоставлялся арию, как человек, лишенный свободы и уже поэтому не причислявшийся к людям, составлявшим "народ", т.е. к ариям. Слово "даса" не раз употреблялось и в расширительном, переносном смысле - как указание на службу, зависимость, покорность чужой воле. Рабство имело домашний характер. Помимо даса в источниках встречается множество и других слов, относящихся к домашним слугам и другим зависимым лицам.

В поздневедийскую эпоху индийцы жили поселениями деревенского типа. Все попытки найти в источниках свидетельства знакомства их с городской жизнью не увенчались успехом. В источниках нередко встречается противопоставление "деревни"-грама и оранья. Последнее слово означает лес, но в данном случае имеется в виду все, что находится за пределами деревни. Граница между грама и аранья - это черта, отделяющая освоенную человеком землю от мира естественной природы, цивилизацию от дикости. Такого рода восприятие мира могло сложиться только у вполне оседлых земледельцев.

Чему был обязан глава деревни своим положением: выбору общинников, правам наследования или назначению со стороны "царя" - нельзя определить твердо и однозначно для всей Индии и достаточно продолжительной эпохи. Деревенский староста в последуюшие периоды порой назначался государственными властями. Скорее всего такая практика в ведийскую эпоху еще не сложилась. Высказывание одной из самхит о том, что все общинники-домохозяева хотели бы стать главами деревни, свидетельствует как будто в пользу выборности. В то же время, очевидно, выборы могли кое-где превратиться в формальное утверждение наследственной власти или быть ограничены узким кругом претендентов из одного господствующего клана. "Предводители деревень" (грамани) принимали активное участие в коронации раджи, и при этом в качестве их помощников выступали сородичи-односельчане. Об этом свидетельствуют поздневедийские ритуальные тексты.

В ведийскую эпоху фиксируется наличие всевозможных собраний и сходок. Чаще всего употребляется слово сабха, означающее "собрание", "совет". Помещение, где собиралась сабха, стояло обособленно от жилищ и принадлежало общине в целом. В нем зажигали особый огонь, служивший символом единства сабхи. Собрания были чисто мужскими, кроме того, на них не допускали ни чужаков, ни рабов или зависимых лиц. Право на участие в сабхе всегда имело значительные ограничения - не случайно поэтому развиваются такие понятия, как "речь, достойная сабхи" или "человек, который может участвовать в сабхе". Здесь проводилось обсуждение общих дел, устраивались диспуты и состязания. Очень часто сабха ассоциируется с игрой в кости. Последняя не только служила развлечением, но и рассматривалась как испытание судьбы, способ решения споров по жребию.

Термин сабха сохранился в последующую эпоху для обозначения самых различных институтов - игорного дома, царского совета, суда и т.п. Но кажется вполне вероятным, что все эти значения являются производными от древнего института, игравшего важную роль в общественной и религиозной жизни ведийской эпохи.

В среде деревенского населения резкого имущественного расслоения не чувствуется, хотя даже в Ригведе говорилось о долговой кабале (правда, возникшей в результате неудачной игры в кости). Имущество в ведийской литературе фигурирует не столько в коммерческих аспектах (хотя обогащение торговцев известно), сколько в качестве добычи, приза в игре, награды в соревновании, разнообразных даров и раздач. Существенное значение имеет то, что "благосостояние" (шри) отнюдь не сводится к накоплению материальных средств, оно всегда связано в большей мере с властью и социальным престижем - даже на уровне деревенского старосты. Пожалуй, лишь для конца поздневедийской эпохи мы вправе говорить как об углубляющихся различиях в бытовых условиях жизни тех или иных слоев населения, так и о том, что эти различия связаны с состоятельностью, независимой от социально-политического статуса.

В поздневедийской литературе основные общественные градации выражаются в характерных терминах шреяс и папияс. Первый происходит от шри - "благо", второй - от папа - "грех". Шреяс обычно относится к брахманам и "царям". И те и другие богаты, так как находятся под покровительством богов. Их благосостояние заключается не просто в имуществе - сам материальный достаток зависит от социального престижа и проявляется во власти над другими людьми. Перед тем, кто является "лучшим" (шреяс), другие склоняются, трепеща от страха, они сопровождают его и садятся ниже, чем он, - так говорится в брахманах.

Представители знати, ведийские "цари", имеют право на получение бали. Бали - это приношения, пища, то, что люди жертвуют духам и другим сверхъестественным существам. Иногда в историографии подчеркивается, что бали "царю" следует рассматривать не в качестве налогов, а в качестве добровольных подношений. Конечно, законом установленных ставок налогообложения в ведийскую эпоху не было, но есть все основания полагать, что неписаный обычай достаточно жестко регламентировал размеры подношений радже.

Когда в ведийских текстах делается попытка определить отношения между народом и "царями", прежде всего говорится о бали: "лучшие" (шреяс) получают бали, а "худшие" (папияс) его платят, "цари" собирают бали, народ его приносит. Собираемые с народа взносы шли на общие жертвоприношения с угощением участников, на вознаграждения жрецам, на разнообразные дарения. Они предназначались для раздач и перераспределения между приближенными ведийских "царей". Эти жертвы и раздачи должны были служить для целого коллектива залогом будущего урожая и всяческого благополучия.

Военная аристократия поздневедийской эпохи, так называемые цари, их родичи и приближенные составили особую сословную группу - варну кшатриев. Такую же варну образуют и жрецы-брахманы. Основная же часть трудового населения страны рассматривается как варна "народа" - вайшьев (или виш). В поздневедийских текстах последнюю иногда именуют и словом "арья". Для брахмана и кшатрия важнее их специфическая связь с магическими субстанциями - "духом" (брахма) или "властью" (кшатра), термин же "арья" мог остаться преимущественно за вайшьями. При этом речь вряд ли идет о тех, и только тех племенах, говоривших на индоевропейском языке, которые столетиями ранее появились в Пенджабе. В процессе расселения по территории Северной Индии складывалась новая этническая общность, хотя и сохранявшая священный язык арийских пришельцев. Ариями считались все, кто придерживался ведийского культа и вел соответствующий образ жизни, имея свой дом и хозяйство. Количественно основную их массу составляли земледельцы-общинники, т.е. вайшьи.

Термин виш первоначально был в употреблении как обозначение свободного и полноправного народа. Однако в поздневедийскую эпоху речь идет о деревенских жителях, земледельцах, которые уже рассматривались главным образом как податное население. Понятие "народ" отходит на второй план, заменяясь "подданными". Последние именовались, правда, словом праджа, т.е. "потомством", "детьми" правителя, который должен относиться к ним по-отечески. Но и само такое покровительство еще более подчеркивает неравенство в положении рядовых общинников и носителей власти.

Брахманы, кшатрии и вайшьи считались "дваждырожденными", так как в детстве проходили церемонию посвящения с повязыванием священного шнура через плечо. Последнее и приравнивалось ко второму рождению, дававшему право на участие в ведийском культе. "Дваждырожденным" противопоставлялись шудры, лишенные права слушать веды. Шудра не мог пить сому, совершать ведийские жертвоприношения, входить в ритуальное помещение. Более того, "дваждырожденный" не должен был использовать в обрядовых целях молоко коровы, которую доил шудра, и разговаривать с шудрой в момент подготовки к священной церемонии. Ритуальная нечистота - самая главная черта, характеризующая шудру. Несомненно, она отражала то, что шудра стоял вне общества "ариев" и вне их общинной организации.

С точки зрения "дваждырожденных", шудры были варной чужаков, но их реальное положение в обществе, так же как и этническое происхождение, могло быть совершенно различным. Если речь идет о чужаках, живущих в той же деревне, они главным образом принадлежали к числу домашних слуг и рабов. Поэтому вполне естественно, что поздневедийские тексты обращают внимание именно на эту сторону дела. Обязанностью шудры называют обычно "омовение ног" господина, считают его тем, "для кого хозяин дома является богом". Идеал шудры рисуется таким образом: послушный, расторопный, трудолюбивый. Определяя шудру, одна из брахман говорит: "...когда угодно поднимаемый (на работу), как угодно наказываемый". Шудра и даса в древнеиндийской литературе нередко употребляются как взаимозаменяемые слова.

В то же время было бы крайним упрощением любого шудру считать домашним рабом и отождествлять варновую характеристику с принадлежностью к социально-экономическому классу. Порой речь идет об иных категориях неполноправных или зависимых лиц. Говорится, скажем, о том, что у шудры можно отобрать его скот. Значит, шудра вел свое хозяйство и в то же время принадлежал господину. Упоминаются и "очень состоятельные" шудры, "владеющие тучными стадами". Похоже, что эти богачи не принадлежали отдельным лицам. В крайнем случае можно предполагать, что "арии" распространяли свою власть на целые коллективы таких "чужаков". Статус последних оказывался противоречивым - состоятельность сочеталась с неполноправием.

Среди тех категорий населения, которые причислялись к шудрам, особого внимания заслуживают ремесленники. Ремесло обычно признавалось сословно-кастовой обязанностью шудр. И дело здесь, очевидно, прежде всего не в том, что сам по себе ремесленный труд вызывал общественное презрение. Подобное предположение было бы неприемлемо уже потому, что в ведах поэтическое искусство певцов неоднократно сравнивается с мастерством ткача или плотника. Ассоциация ремесла с принадлежностью к категории шудр объясняется, видимо, иначе. Речь идет о ремесленниках-профессионалах, которые не вели собственного хозяйства и должны были, следовательно, работать на других. Они рассматривались как обслуживающий персонал, общественная прислуга - именно поэтому им и было уготовано низкое место в социальной иерархии. Впрочем, из общего правила бывали и исключения, о которых еще будет сказано. Особенно противоречиво отношение к статусу "царских" слуг, в том числе и ремесленников. С одной стороны, они связаны с фигурой самого "царя", не только носителя власти, но и сакральной персоны. С другой - общественным идеалом остается свободный и самостоятельный хозяин, а всякая зависимость от чужой воли рассматривается как нечто дурное и влекущее за собой ритуальную нечистоту.

Если мы вправе говорить о брахманах, кшатриях и даже о вайшьях как о замкнутых сословно-кастовых категориях - варнах, принадлежность к которым определяется рождением и совершенным в детстве обрядом посвящения, то шудры выглядят как аморфная масса с размытыми границами. Она может быть охарактеризована по преимуществу негативными определениями, подчеркивающими отличие шудр от "дваждырожденных" - ариев. К шудрам могли относить как низшие слои деревенского населения, зависимых работников, не принадлежащих к числу общинников, так и вполне независимых "чужаков", живших на периферии формирующейся древнеиндийской цивилизации.

С самого начала категории, причислявшиеся к шудрам, составляли значительную часть трудового населения. В связи с освоением новых территорий и ассимиляцией местных народов категория шудр умножалась и становилась все более пестрой. Так как одновременно шел процесс превращения вайшьев из свободного народа в подданных, обязанных платить налоги, происходило известное сближение этих двух варн. В ритуальных контекстах в соответствии со старинной традицией шудры решительно противопоставлялись ариям. Во время ритуала махаврата, например, устраивался поединок шудры и ария, олицетворявший борьбу света и тьмы и заканчивавшийся, естественно, победой ария. Но военного противоборства с шудрами в более реальных ситуациях мы не видим. Характерно и то, что шудре, хоть и в виде противника, уделяется роль в ведийской обрядности. Богом шудр объявляется Пушан - покровитель сельскохозяйственного труда. Исходя из этого можно считать, что их функции вряд ли ограничивались "омовением ног" хозяина даже в поздневедийскую эпоху. С шудрами ассоциируется наиболее распространенный стихотворный размер ануштубх - возможно, это связано с тем, что шудры составляли значительную часть населения. Не случайно и ведийский царь не рассматривал себя как владыку только ариев. Уже в Атхарваведе содержится заклинание, которое царь произносит с целью быть угодным и ариям, и шудрам. Тенденция сближения двух низших категорий-варн становится весьма распространенной в последующую эпоху.

Варновый строй, как основа древнеиндийской цивилизации, сформировался в процессе освоения Северной Индии в ведийский период. Низшую категорию тогда составили шудры. Но за пределами общества земледельцев и скотоводов остались так называемые племена джунглей. Постепенное включение этих "дикарей" в орбиту влияния цивилизации требовало осмысления их места в социальной иерархии. Отсталые племена имели статус более низкий, чем обычные, "деревенские" шудры, будь то ремесленники, домашние слуги или зависимые земледельцы. Они рассматривались как особые касты, отличающиеся ритуальной нечистотой, т.е. неприкасаемые. Обычно они считались стоящими вне варновой системы. Хотя в некоторых древних текстах неприкасаемых причисляли к низшим слоям шудр (аморфность понятия "шудры" тому способствовала), все же отличие их от "чистых" шудр было обозначено достаточно определенно. Собственно шудры жили в деревне и были заняты в основных отраслях хозяйства (хотя обычно не имели политических прав, были отстранены от общинного культа и не владели собственной землей). Лица вневарновых категорий строили свои хижины за пределами населенных пунктов и приходили в деревню лишь для того, чтобы выполнять самые низкие и оскверняющие работы по уборке мусора, падали, нечистот и т.п. Обязанные обслуживать всю общину, они до известной степени могут рассматриваться как принадлежащие ей в целом.

С точки зрения религиозных представлений индийцев, на противоположном конце иерархической лестницы находятся брахманы. Чистоте их происхождения придается особое значение, и брахманы стремятся сохранить кастовую замкнутость. Брахман с гордостью может назвать своего далекого предка - риши, мудреца и творца ведийских гимнов.

Основной функцией брахманов было исполнение жертвенного ритуала на благо всей общины. Они рассматривались как посредники между миром людей и богов. Только брахманы знали все детали обрядов и заклинания, которые необходимо произносить для того, чтобы боги услышали просьбы людей. Священные тексты они держали в тайне от непосвященных и передавали в устной форме, опасаясь их осквернения. Ведийские молитвы читали все "дваждырожденные", и каждый домохозяин сам совершал семейные обряды. Однако для более значительных ритуалов требовалось присутствие брахманов, и только они могли стать религиозными учителями.

Крайне трудно составить объективное представление о положении брахманов в ведийском обществе - слишком настойчиво источники, составленные в их среде, подчеркивают сословные привилегии. Брахман считался лицом, не подлежащим телесному наказанию, а тем более смертной казни. Это, конечно, вполне соответствует его роли в ритуале как особо сакральной персоны. Убийство брахмана рассматривалось как страшный грех, искупаемый такими дорогостоящими ритуалами, которые доступны лишь для великого правителя. Однако историческая традиция сохранила некоторые предания и о "царях", казнивших брахманов. Очевидно, сам грозный тон предупреждений на этот счет, содержащихся в поздневедийской литературе, объясняется тем, что брахманы обращались к "царям", защищая свою неприкосновенность.

Другой привилегией брахманов считалось то, что они были освобождены от уплаты податей. Полагалось оказывать брахману всевозможные знаки почтения. В ведийской литературе неоднократно упоминаются дары правителей брахманам. В качестве объекта дарения сначала выступают обычно коровы, затем золото, драгоценности, одежды, девушки-рабыни, наконец - земля для поселения и целые деревни, подати с которых шли на религиозные нужды и содержание брахмана.

Связи брахмана с его клиентами не рассматривались как отношения найма. В древнеиндийских источниках с негодованием отзываются о наемных жрецах и учителях. Правда, в конце периода обучения наставник-гуру получал от семьи своего воспитанника дар, обычно корову, но размер этого "дара" с ним не обсуждался. Он регулировался неписаным обычаем, и считалось, что без подобного вознаграждения становилось бесплодным и само обучение. Точно так же и после совершения жертвоприношения брахманы получали вознаграждение - дакшину. Однако последнее не считалось платой за выполненную работу. Достаточно сказать, что дакшину получали не только брахманы, совершавшие обряды, но и те, которые только присутствовали при ритуальных действиях.

Особенно важное место среди брахманов уделялось пурохите. Последний считался домашним жрецом правителя, однако фактически его функции были значительно шире. Он не только следил за исполнением обрядов в царском доме, но и обеспечивал магическими средствами успех правителя и его личную безопасность в сражениях, выступал в качестве ближайшего доверенного лица и советника раджи. Особенно интересно, что в брахманической прозе говорится о нескольких царях, имевших общего пурохиту. Создавались, таким образом, объединения царей, не имевшие чисто политического характера. Значительную роль в них должны были играть общность культа и сам пурохита - брахман, пользовавшийся влиянием при дворе каждого из царей, входивших в союз.

В ведийский период сложилась система ученичества, при которой после посвящения мальчики из числа "дваждырожденных" должны были жить несколько лет в доме наставника-гуру. У него они получали знания ведийских текстов и ритуальных правил. Ученики помогали вести хозяйство - пасли скот, собирали сучья, сушили навоз и поддерживали огонь в очаге. Кроме того, их религиозной обязанностью было собирать милостыню и приносить ее гуру. Лишь по окончании ученичества юноши могли вернуться домой и вступить в брак. Трудно сказать, насколько широко и полно этот обычай соблюдался среди всех "дваждырожденных", но в брахманских семьях, несомненно, стремились следовать ему.

После ученичества начиналась вторая стадия жизни, заключавшаяся в обзаведении семейством, ведении хозяйства и совершении всех необходимых домашних обрядов. И, согласно сложившимся к концу ведийского периода представлениям, в старости "дваждырожденный", желавший достичь духовного освобождения, должен был стать лесным отшельником и предаваться аскетизму. Обычаи ученичества, с одной стороны, и аскетизма - с другой, сыграли важнейшую роль в истории индийской культуры. И то и другое не ограничивалось только определенными "стадиями жизни", на которых настаивают брахманские тексты.

Схема четырех варн - брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры - в брахманической прозе стала основной моделью ведийского общества. Принадлежность к той или иной варне должна была определять весь внешний быт человека - от одежды и формы обращения до размеров погребального сооружения. В принципе варновый строй основан на неравенстве прав и обязанностей, ему присуща жесткая стабильность социальной стратификации. Принадлежность к той или иной варне зависела от рождения и считалась неизменной. Такие социальные категории, как варны, могли возникнуть лишь в том обществе, где все определялось происхождением, а частная собственность еще не получила достаточного развития.

Власть в ведийском обществе осуществляли так называемые цари - раджи. Раджой в Ригведе именуется бог Индра - воитель, который теснит своих врагов, стоя на колеснице. Для той эпохи вообще весьма показательно, что правителей ассоциировали с воинскими подвигами - главным образом с победами на боевых колесницах.

Состязания в езде на колесницах являлись не только любимым развлечением знати, но и ритуалом, которому уделялось важное место в ведийской литературе. Победители, получавшие призы и награды, очевидно, рассматривались как любимцы богов. Боевые колесницы составляли существенную часть войска. Различие между "царями" и "народом" наглядно проявлялось именно в военном деле: вожди и предводители сражались на колесницах, народ составлял пехоту. Судя по описаниям в эпосе, битвы в значительной мере сводились к единоборству колесничных воинов, осыпавших друг друга стрелами - лишь за их спинами угадываются ряды пеших бойцов. Не случайно колесница и колесо символизировали власть - в ведийскую эпоху колесницы имели важнейшее социально-политическое значение.

Власть вождя и правителя осмыслялась как сакральная. "Царь" олицетворял всю общину ("народ", племя, складывающееся государство). Если осквернен был, к примеру, его домашний очаг, считалось, что и никто не может варить пищу в своем хозяйстве. Особо подчеркивалась физическая мощь и мужество раджи. Его часто сравнивали с быком, неустанно стремящимся покрывать коров. Та же символика прослеживается во многих царских обрядах, связанных с троном, покрытым тигровой шкурой, с поднятым жезлом и т.п. "Царь" ставился как бы в центр мироздания и уже поэтому должен был обладать землей "в ее четырех пределах", т.е. быть вселенским владыкой.

Характерным образом при знаменитом "жертвоприношении коня" - ашванедхе - проявляется претензия царя не только на военное превосходство и вселенское могущество, но и на обеспечение урожая. Во время этого ритуала специально отобранного коня пускали пастись там, где он пожелает. В течение года его сопровождала вооруженная царская дружина, с которой должен был сражаться правитель любой территории, куда ступало конское копыто, если он не признавал верховной власти совершающего ашвамедху. После завершения года раджа провозглашался владыкой четырех стран света, а коня приносили в жертву. Умерщвлением коня царь искупал все грехи, которые были связаны с завоеваниями и покорением земли. В заключительной части церемонии принимала активное участие главная царица, и ее обращения к коню как воплощению мужской силы красноречиво указывают на смысл ритуала, связанного с культом плодородия.

Идеальный царь должен был проявлять щедрость. Можно предполагать, что первоначально широкие раздачи производились между всеми соплеменниками, но постепенно все более ограничивались брахманами. Уменьшая свое имущество, раджа таким образом распространял свою "славу", обеспечивал себе поддержку и в конечном счете, расширяя власть над все новыми подданными, имел возможность вновь пополнять казну.

В описаниях царских ритуалов встречаются наименования помощников царя, его окружения, двора. Эти так называемые носители драгоценности (ратнины) включают таких лиц, как пурохита, военачальник, царский возница и проч. Упоминание военачальника позволяет считать, что в поздневедийскую эпоху функции военного предводителя уже обычно не выполнял сам раджа. Важное место при дворе занимал брат царя, но он никогда не встречается в тех же списках, что и военачальник, - возможно, речь идет об одном и том же лице. Возница раджи не только правил его колесницей - как ближайший сподвижник в бою, он воспевал воинские подвиги своего патрона. Героические предания эпоса и передачу кшатрийских родословий традиция приписывает именно этим придворным бардам.

Еще несколько персонажей принадлежат к царской дружине. Их титулы связаны с тем местом, которое они занимают на пиру, с выполняемыми при этом ритуальными функциями - "режущий мясо", "раздающий доли" и т.п. Пир как бы служит моделью иерархии двора. Наиболее низкое, но все же почетное место занимают ремесленники - "колесничный мастер" и "плотник". Их роль в окружении царя вполне понятна в свете того, что говорилось прежде о социальной значимости колесницы. Относящиеся к ним данные поздневедийских текстов позволяют считать, что в то время соответствующие наименования являлись уже придворными титулами, а не простыми обозначениями профессий.

Примечания

[*1] Реальные города с таким названием существовали в разных областях Ближнего и Среднего Востока, и установить, какие именно города при этом имеются в виду, конечно, невозможно. - Примеч. ред.