Лекция VIII

РОССИЯ В XVII ВЕКЕ

Россия накануне грозных потрясений. Национальный кризис 1604—1612 гг. и народные движения. Утверждение самодержавия, становление династии Романовых. Государство и церковь

XVII век, по меткому определению Н.М. Карамзина, открывался для России адской игрою властолюбия, бедствиями свирепого голода и повсеместных разбоев, ожесточением сердец, развратом народа — всем, что предшествует ниспровержению государств. Россия пройдет через великую смуту, переживет очищение, возведет на престол династию Романовых. Это время формирования многонационального централизованного государства, оформления крепостнических отношений.

Термин «Смутное время» стал употребляться еще в годы царствования Алексея Михайловича. Н.М. Карамзин, В.О. Ключевский, С.М. Соловьев, воссоздавая историю Российского государства, будут характеризовать смуту как время великих потрясений. Для С.Ф. Платонова Смутное время станет темой его монографических исследований. Его книга «Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI—XVII вв.» является наиболее полным результатом изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время. Ученый выделяет в развитии смуты три периода: первый — борьба за московский престол (боярская смута); второй — разру­шение государственного порядка (начало широкой общественной борьбы) и третий — попытки восстановления порядка в государст­ве и обществе. Среди историков, активно занимавшихся изучени­ем причин, развития и последствий смуты, следует назвать А.А. Зи­мина, Р. Г. Скрынникова, А.П. Павлова.

Другая кардинальная проблема общественного развития России в XVII в. — оформление крепостнических отношений. История создания и общая характеристика Соборного Уложения 1649 г. представлены работами М.Н. Тихомирова, П.П. Епифанова, К.А. Софроненко. Сам процесс окончательного закабаления крес­тьян в России, эволюция феодализма и феодального права основа­тельно исследованы Ю.А. Тихоновым, В.И. Бугановым, А.А. Пре­ображенским, А.Г. Маньковым, В.И. Корецким и др.

В XVII в. завершается процесс превращения церкви из орудия господства феодалов в орудие господства дворянского государства, когда после становления династии Романовых дворянство захва­тывает ведущее положение в российском обществе. По выражению крупнейшего специалиста по истории русской церкви Н.М. Ни­кольского, церковь в XVII в. приобрела ослепительный внешний блеск, но в сущности превратилась в один из московских приказов.

Россия накануне грозных потрясений

С уходом Ивана Грозного в царство теней минула целая эпоха — эпоха великих побед и крупных поражений, зла и страха. Неогра­ниченная власть монарха, освященная церковью, являлась деспо­тией. Сын блистательного, но жестокого века, Иван IV был не более бессердечен, чем шведский король Эрик XIV, на счету кото­рого не меньше жертв, чем у Грозного. Французский король Карл IX санкционировал в августе 1572 г. Варфоломеевскую ночь, когда была истреблена практически половина аристократов-проте­стантов. Испанский король Филипп II с удовольствием присутст­вовал на бесконечных казнях, когда сжигали представителей наи­более родовитой испанской знати. Но Иван IV стал еще и сыноубийцей, подведя Россию к кризису династии. Престол на­следует 27-летний Федор Иванович (время правления 1584— 1598гг.). Мягкий по натуре, но не способный к делам правления государством, он мало подходил на роль российского самодержца. Умирающий Иван Грозный понимал драматизм ситуации. Он со­ставил Верховную думу из пяти особо приближенных вельмож, которые должны были опекать блаженного Федора. Князь Мсти­славский, Никита Романович Юрьев, князь Иван Петрович Шуй­ский, боярин Борис Годунов и любимец Грозного Богдан Бельский составили этот высший орган управления страной. Парадокс за­ключался в том, что именно этот узкий круг людей, облеченных фактически безграничной властью, впоследствии развяжет ожес­точенную и изощренную борьбу между собой за царский трон.

Преимущества имел Борис Годунов. Его родная сестра Ирина была супругой царя Федора, она имела сильное влияние на мужа. Противовесом Годунову выступала партия бояр во главе со знат­ным родом князей Шуйских. Разлом в Верховной думе пролег че­рез всю Россию. Страна вступала в этап грозных потрясений.

В начале 1598 г. умер царь Федор Иванович. С его смертью прекратила существование многовековая великокняжеская динас­тия Рюриковичей. Престол Государя всея Руси оказался свобод­ным. После поражения Шуйских Борис Годунов единолично управляет страной и лишь последний законный претендент на трон сын Ивана IV и его жены Марии Нагой царевич Дмитрий мешает Годунову осуществить мечту — стать законным российским само­держцем. Судьба 9-летнего царевича Дмитрия была предрешена. Эта историческая драма широко известна, но в ней остается нема­ло тайн и загадок. Каковы же реальные события, связанные со смертью Дмитрия?

15 мая 1591 г. в Угличе, куда был выслан царевич Дмитрий с матерью, тревожно зазвонил набатный колокол: мальчик скончал­ся. Разъяренная толпа схватила злоумышленников и учинила са­мосуд, оборвав нити обстоятельного расследования причин кончи­ны царевича. Из множества версий случившегося наиболее вероятны две: либо это было заказное убийство, либо это был не­счастный случай, связанный с болезнью царевича Дмитрия — па­дучей. Сомнения в выяснении достоверных обстоятельств смерти мальчика заронил сам глава следственной комиссии князь В.И. Шуйский, который дважды менял свою точку зрения на события 15 мая 1591 г.: в 1605 г. он признал в самозванце чудом спас­шегося царевича, а в 1606 г., напротив, санкционировал версию об убийстве Дмитрия Борисом Годуновым. Помимо показаний цари­цы Марии Нагой в следственном деле нет свидетельств для обоснования версии об убийстве Дмитрия. Окончательного ответа на вопрос, какая из версий о смерти царевича соответствует случившемуся, дать нельзя. Во всяком случае, версия о «самозаклании» царевича могла быть измышлена сразу после убийства Дмитрия с целью самосохранения лиц, находившихся на дворе вместе с ним. Так или иначе, но версия о «самозаклании» стала официальной.

Неофициально же были широко распространены слухи и рассказы о том, как Борис Годунов послал в Углич Михаила Битяговского с сыном и племянником убить царевича. А.А. Зимин приводит свидетельства иностранца Горсея, который в июне 1591 г. писал, что «юный князь 9 лет, сын прежнего императора и брат нынешне­го, был жестоко и изменнически убит; его горло было перерезано в присутствии его дорогой матери, императрицы; случились еще многие столь же необыкновенные дела, которые я не осмелюсь описать не столько потому, что это утомительно, сколько из-за того, что это неприятно и опасно».

Становится очевидным, что смерть царевича сыграла ключевую роль в развитии политического кризиса в России. Перечить официальной версии о «самозаклании» Дмитрия было рискованно. Это обстоятельство только усилило недоверие к выводам следственной комиссии. Ссылка Дмитрия в Углич и его смерть вполне соответствуют типичному для Бориса Годунова способу устранения против­ников. Бели Иван Грозный расправлялся с политическими оппо­нентами без церемонии, то Борис Годунов сначала отправлял про­тивников в ссылку, а позднее их настигали подосланные убийцы. Ценой величайших усилий Годунову удалось укрепить свою власть, но стабилизация оказалась временной. Острота противоречий в стране нарастала.

17 февраля 1598 г. истекло время траура по царю Федору. Нака­нуне его жена Ирина Годунова приняла постриг и стала монахи­ней. Уход Ирины в монастырь ускорил политическую развязку. Уже 17 февраля в Кремле собрался Земский собор и избрал на царство Бориса Годунова, но несмотря на это многие современники и их потомки считали Бориса узурпатором державной власти.

Утвердив свою власть в борьбе с феодальной знатью и оппози­цией, Борис Годунов сконцентрировал внимание на стабилизации внутреннего и внешнего положения России. Правительство Году­нова старалось сохранить добрососедские отношения с восточны­ми странами. С Крымом, Грузией, Кабардой развивались диплома­тические отношения. В 1593 г. было заключено двухлетнее перемирие со Швецией. В целом внешняя политика правительства Годунова в 1591—1598 гг. характеризовалась стремлением сохранить мирные отношения с соседями и вывести страну из затяжного эко­номического кризиса.

Не было перемен к лучшему лишь в отношениях России с Ре­чью Посполитой. Еще в начале 1597 г., когда стало ясно, что царь Федор будет править недолго, в среде польских и литовских магна­тов встал вопрос о династической унии с Россией. По мере усиле­ния национального кризиса польско-литовские круги попытаются осуществить эту идею путем прямого военного вмешательства во внутренние дела России.

Борис Годунов осознавал, что для управления Россией необхо­дим отлаженный государственный механизм. Большое значение имело устранение параллелизма в управлении. После 1584 г. были ликвидированы параллельные дворовые приказы: Разряд, Помест­ный, Дворец, Большой приход, Ямской. Сошли со сцены и видные деятели опричных приказов. Им на смену пришли представители знатнейших фамилий (Романовы, Шуйские, Годуновы, Мстислав­ские). Служба при дворе сулила им приближение к особе государя и открывала дорогу к власти.

Правительство Годунова уделяло особое внимание строительству городов и реорганизации жизни на посадах. В градостроительстве обозначились три района: Поволжье, Юг и Сибирь. Новопостроен­ные города образовывали цепь укреплений на окраинах России.

Одной из главных задач Годунова было укрепление экономиче­ских позиций дворянства. Были проведены переписи земель и на­селения. Но не был решен главный вопрос — о рабочей силе вот­чин и поместий, трудом которой обрабатывалась господская запашка. 24 ноября 1597 г. издается указ, сыгравший важную роль в становлении крепостничества. Отныне крестьяне, бежавшие от бояр и дворян, в течение 5 лет подлежали сыску.

Активная деятельность Бориса Годунова в качестве правителя при царе Федоре подготовила его восшествие на престол. Корона­ция Бориса состоялась в Успенском соборе 3 сентября 1598 г. Прой­дет всего несколько лет и образ царя Бориса потускнеет. Россия осознает, что стала жертвой бессовестного обмана в сложной поли­тической игре, которую вел Борис Годунов в 1598 г. Тень царевича Дмитрия как мираж вскоре обрела плоть и кровь и стала знаменем Крестьянской войны, которая покончила с режимом Годунова.

Роковую роль в судьбе Годунова сыграли страшный голод и мор людей. Давно замечено, что общенациональный кризис усугубля­ется крайне бедственным положением и обнищанием народа. 1601, 1602, 1603 гг. были очень неблагоприятны для земледелия. Неуро­жаи способствовали массовому голоду. Только в Москве от голод­ной смерти умерло более полумиллиона человек. Зимой нищие толпами замерзали на дорогах. Страх перед социальными потрясе­ниями заставил Бориса Годунова отворить царские житницы, орга­низовать раздачу денег нищим и голодным, но голод продолжал свирепствовать. Годунов и его политика больше не удовлетворяли население России. Усиление крепостного режима и голод привели к массовым крестьянским выступлениям. Назревала Крестьянская война. Россию объяла смута.

Национальный кризис 1604—1612 гг. и народные движения

Национальный кризис, постигший Россию в самом начале XVII в., явился следствием экономической, политической деста­билизации, нарастания народного недовольства. Волнения 1584— 1586 гг. в Москве, события 1591 г. в Угличе свидетельствовали о нарастании кризиса. Вдумчивый иностранный наблюдатель Флет-чер еще в 1582 г. предсказывал, что общее возмущение в России должно кончиться не иначе как гражданской войной. Реальная угроза гражданской войны стремительно назревала. Каковы при­чины национального кризиса России начала XVII в.?

В это время страна переживала качественно новый этап в раз­витии государственного управления. Система сословного само­управления приходила в упадок, а центральные органы власти набирали силу. Внутреннюю и внешнюю политику государства начи­нают осуществлять верхи служилого сословия, стоявшие над мест­ными интересами и сословными группами. Приказно-бюрократическая система управления становилась характерной чертой русской государственности. В то же время протекает сложный про­цесс внутренней эволюции самой боярской элиты, ее трансформа­ция из старинной вотчинной аристократии в служилую элиту. Тра­диционно в исторических исследованиях утверждалось, что происходило вытеснение боярства дворянством. Думается, это уп­рощенное представление о процессе трансформации элиты Рос­сийского государства. Более обоснованной и логичной представ­ляется точка зрения А.П. Павлова на развитие правящей верхушки. После смерти Ивана Грозного русское государство стояло на пере­путье. Развернувшаяся в верхах борьба за власть отнюдь не своди­лась только к столкновению внутри узкого круга царских родст­венников, отчетливо обозначились политические группировки и течения. В особую группировку сплотились представители перво­степенной княжеской знати — Шуйские, Мстиславские, Воротын­ские, которые претендовали на власть в силу своей исключитель­ной родовитости. Они стремились к ограничению царской власти в пользу знатнейших княжат.

Антиподом этой княжеской группировки выступали худород­ные дворовые деятели, заинтересованные в сохранении своих при­вилегий, которыми они пользовались при жизни Ивана Грозного. Этим двум полярно противоположным партиям не удалось достичь успеха.

В борьбу вмешалась третья сила во главе с Борисом Годуновым, которая одержала верх и завоевала власть в стране. Годунов был сторонником сильной самодержавной власти и последовательно осуществлял эту политику. Его правительство произвело решитель­ный пересмотр персонального состава двора. Московская аристо­кратия прочно оградила себя от выходцев худородного уездного дворянства. Центр оказался оторванным от провинции. Усилились корпоративность и сплоченность дворянства на местах. В высших кругах России вызревала гражданская война. Как справедливо ут­верждал В.О.Ключевский, смуту начало боярство, поддержало дво­рянство, продолжил народ.

Лишь первые два года царствования Бориса Годунова были спо­койными. Уже в 1600 г. разразился первый политический процесс, жертвой которого стал родственник нового царя Богдан Бельский. Возглавив трехтысячное войско дворян, стрельцов, казаков, он заявил: мол, пусть Борис царствует в Москве, а я теперь царь в Цареве-Борисове. Об этом донесли Годунову. Бельский был вызван в Москву, где его выставили к позорному столбу и волос за воло­сом выщипали всю бороду. После этого позорного наказания Бог­дан Бельский был отправлен в ссылку в Нижний Новгород. Так был создан прецедент расправы над популярным в армейской сре­де человеком. Затем настал черед семьи Романовых. Их обвинили в покушении на жизнь государя посредством волшебных снадо­бий — корешков. Надуманность причины преследования Романо­вых бесспорна. Н.М.Карамзин так описывает это беззаконие:

«Вдруг сделалась в Москве тревога: посылают окольничего Миха­ила Салтыкова для обыска в кладовой у боярина Александра; нахо­дят там мешки, несут к Иову и в присутствии Романовых высыпа­ют коренья, будто бы волшебные, приготовленные для отравления царя. Все в ужасе... Сие дело — одно из гнуснейших Борисова оже­сточения и бесстыдства». Пострадали не только Романовы. Схва­тили князей Черкасских, Шестуновых, Репниных, Карповых, Сиц-ких. Это была крупная акция по устранению с политической арены знатных семейств. Борису Годунову не откажешь в умении прогно­зировать развитие политической ситуации. Основной удар был нанесен по дому Романовых, династии которых суждено будет воз­главлять российский престол последующие 300 лет.

Стремясь сохранить стабильность в стране, Борис Годунов в 1601 г. восстановил Юрьев день, в соответствии с которым кресть­янам было разрешено переходить к новому хозяину. Но уже в 1603 г. под давлением провинциального дворянства, которое было сильно разочаровано непоследовательностью Годунова, царь был вынуж­ден аннулировать закон о временном восстановлении Юрьева дня. Этот шаг царя сделал крестьянскую войну в России неизбежной.

Непрекращающаяся борьба за царский престол втянула Россию в смуту. Эта неординарная обстановка способствовала появлению самозванства. Россияне не могли забыть царевича Дмитрия. Этим воспользовались авантюристы. Монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев оставил в келье записку: «Я, царевич Дмитрий, сын Ио­аннов... сяду на престол отца моего». Так России открылся само­званец — Лжедмитрий I. Смелость ума, красноречие, умение гово­рить по-польски и писать по-русски сослужили Гришке Отрепьеву хорошую службу, к тому же он избрал надежный путь к цели — через Литву! Вскоре по всей Литве разнеслась весть о чудесном спасении царевича Дмитрия. В судьбе Григория важную роль сыг­рали Адам Вишневский и сандомирский воевода Юрий Мнишек. Они обласкали и приютили самозванца в надежде извлечь из этой авантюры свою корысть.

О появлении русского самозванца донесли королю Польши Сигизмунду III. Он захотел увидеть претендента на русский пре­стол. Лжедмитрия привезли в Краков, где состоялась его встреча с королем. Сигизмунд III, придерживаясь откровенно враждебной политики по отношению к России, решил использовать авантюру Лжедмитрия I в своих интересах. Королю была выгодна смута в России, Лжедмитрии I становился союзником Польши в ее борьбе с Русью. Руководствуясь этими причинами, Сигизмунд III признал в самозванце царевича Дмитрия, одарил его жалованьем в 40 тыс. злотых на год, повелел подданным составить рать вольнонаемни­ков для воины против Бориса Годунова. В свою очередь, Лжедми­трии отрекся от православной веры и принял католичество, после чего получил духовное покровительство папы римского Климен­та VIII. Воевода Юрий Мнишек принял решение породниться с будущим русским царем. Его дочь Марину объявили невестой Лжедмитрия, а их законный брак условились оформить после за­нятия самозванцем престола в Москве. Своей будущей супруге Лжедмитрий обещал подарить Новгород и Псков со всеми уездами и людьми.

Другой грамотой, подписанной в июне 1604 г., Лжедмитрий в порыве благодарности подарил тестю Юрию Мнишеку в наследное владение Смоленское и Северское княжества, кроме отдельных уездов, обещанных им королю Сигизмунду.

Заручившись мощной поддержкой польской шляхты, Лжедми­трий начал свой поход на Москву. Под знамена самозванца встала наемная разношерстная рать поляков. В Киеве формировалось ополчение. Атаманы донских казаков признали в самозванце царе­вича и выступили на его стороне. Главной силой в борьбе Лжедми­трия с Борисом Годуновым должно было стать российское кресть­янство, недовольное крепостнической политикой. Легковерный русский мужик с надеждой ожидал прихода царевича Дмитрия, усматривая в нем смелого борца за справедливость.

16 октября 1604 г. разношерстное войско самозванца вторглось в пределы России. Жители встречали авантюриста хлебом-солью. Лжедмитрий без боев направился к Новгороду-Северскому. Гарни­зон города отказался подчиниться новому повелителю. Штурм, который был предпринят Лжедмитрием, закончился полным про­валом. Но самозванцу явно везло. Против Бориса Годунова подня­лась почти вся Южная Россия. Борис Годунов, прежде энергичный и деятельный, стал подавленным и болезненным. 13 апреля 1605 г. Борис Годунов скончался, едва успев благословить на трон своего сына Федора. К этому времени авторитет и влияние Годуновых были окончательно подорваны. Армия изменила Федору. Военный лагерь в считанные дни ушел на север. Дорога на Москву оказалась открытой. Жители окрестных сел двинулись к столице и заняли Красную площадь. Толпа ворвалась в Кремль. Федор Годунов был ; низложен и вместе с матерью взят под стражу. Так закончилась \история царствования Бориса Годунова.

Лжедмитрий продвигался к Москве беспрепятственно. Коло­кольным звоном, гостеприимно встречали самозванца русские люди. 20 июня 1605 г. Лжедмитрий въехал в Москву. Самозванец помиловал тех бояр, которые пострадали при Борисе Годунове. Но слава Лжедмитрия как хорошего государя была недолговечна. В Москву приехала невеста Марина Мнишек. Женитьба на като­личке вызвала волну недовольств среди жителей столицы. Этим воспользовалась партия Василия Шуйского для организации заго­вора против самозванца.

В урочный час удары в набат возвестили народу о начале вос­стания. Это случилось ночью 17 мая 1606 г. Толпа хлынула на Крас­ную площадь. Лжедмитрий попытался бежать, но был схвачен и зарублен. Марина Мнишек и ее отец тайно были вывезены в Яро­славль.

Новым царем «прокричали» Василия Шуйского. Смена царя не принесла России усмирения. Смута достигла своей высшей точки. Разразилась крестьянская война под предводительством Ивана Болотникова (1606—1607 гг.).

Летом 1607 г. в Стародубе объявился еще один самозванец Лжед­митрий II. Вокруг нового авантюриста объединились поляки, ли­товцы, стрельцы, крестьяне, холопы. Весной 1608 г. Лжедмитрий II двинулся на Москву, не дойдя до столицы, остановился лагерем в Тушине. Часть земель подчинилась теперь «тушинскому вору». Страна раскололась на две части. Василий Шуйский занял выжи­дательную позицию. Сил для борьбы против нового Лжедмитрия у Москвы было недостаточно. 17 июля 1610 г. против Шуйского был осуществлен заговор. Его передали полякам в плен, где он и скон­чался.

Поляки повторили известный сценарий и с Лжедмитрием II. Его супругой объявили все ту же Марину Мнишек. Поляки вошли в Москву. Россия переживала тяжелый период иностранной интер­венции. Народ поднимался на освободительную борьбу. Инициа­тором народного ополчения выступил нижегородский земский ста­роста Кузьма Минин. Начался сбор средств на снаряжение ополченцев. Возглавить народное ополчение доверили князю Дми­трию Пожарскому. 26 октября 1612г. Москва была полностью осво­бождена от польских интервентов.

После многолетней смуты, иностранной интервенции Россия оказалась экономически ослабленной. Сильно пострадала Москва, центральные и южные районы, где города и села оказались опусто­шенными и разграбленными. На рубеже 20—30-х годов XVII в. в России, которая прошла через великую Смуту, начиналось посте­пенное возрождение. Население возвращалось на прежние места. На повестку дня встали проблемы восстановления государствен­ной власти, выборов нового царя, достижения былого могущества страны.

Утверждение самодержавия, становление династии Романовых

В январе 1613 г. освобожденная от интервентов Москва готови­лась к проведению Земского собора. Во все концы страны были разосланы грамоты о предстоящем собрании, которое должно было стать самым представительным по своему составу за всю историю средневековой России. На этом Соборе преобладали представите­ли дворянства и посадских людей. Были представлены казаки, крестьяне, бояре и духовенство. Исключалось лишь присутствие крепостных, которые не могли привлекаться к государственным делам.

Центральным вопросом собора стали выборы нового царя. Рас­становка политических сил находила свое отражение в развернув­шейся на заседаниях борьбе. Представители княжеско-боярских родов предлагали избрать на престол родовитых Мстиславских или Голицыных. Их противники были готовы пригласить на русский престол польского королевича Владислава или шведского Карла-Филиппа. Казачество, поддерживавшее в годы смуты Лжедмитрия, склонялось к кандидатуре сына Марины Мнишек. В результате острой полемики было решено избрать на российский престол непременно русского человека. Выбор пал на Михаила Федорови­ча Романова. 21 февраля 1613 г. он был избран русским царем. Было в ту пору Михаилу Романову всего 17 лет. В исторической литера­туре существует много объяснений причин того, почему на престол взошел представитель семьи Романовых. Несомненно одно: это была фигура, устраивавшая большинство членов Земского собора. В результате компромисса разные политические течения и группи­ровки пришли к примирению. Избрание Михаила Романова на царство положило конец длительной борьбе за власть российской родовой и сословной аристократии.

Земский собор известил о своем решении Михаила, который находился в Ипатьевском монастыре. 2 мая 1613 г. первый самодержец из династии Романовых прибыл в Москву, а 11 июля вен­чался на царство. Михаил Федорович царствовал до 1645 г.

В июне 1619 г. из польского плена вернулся отец нового царя митрополит Филарет. По прибытии в Москву он был возведен в сан московского патриарха с титулом великого государя. Фактиче­ски он и стал правителем России. За годы смуты нерешенных дел в стране накопилось так много, что важно было правильно опреде­лить приоритетные из них. Во внешней политике удалось стабили­зировать отношения с Польшей. В июле 1634 г. между русскими и поляками был подписан мирный договор. И хотя Россия по этому договору теряла Смоленск, Новгород-Северские земли, взамен она обретала спокойствие на западных рубежах.

Во внутренней политике Филарет сконцентрировался на вопро­сах государственного устройства. Широкое развитие получает сис­тема государственных приказов. Главными из них были Разрядный, Поместный и Посольский. Совершенствование государственного устройства сопровождается дальнейшим ужесточением крепостни­ческих порядков. Правительство Михаила Федоровича в 1637 г. увеличивает срок урочных лет до девяти. В 1641 г. урочные годы были опять увеличены. Для беглых крестьян они устанавливались в 10 лет, для вывезенных другими феодалами — до 15 лет. Феодалы требовали введения закона о бессрочном сыске беглых крестьян.

В июле 1645 г. в возрасте 49 лет умер Михаил Федорович. На царство он благословил сына Алексея Михайловича (1645—1676 гг.). В период правления Алексея Михайловича набирают силы тенден­ции, направленные на ужесточение феодально-крепостнических порядков. 29 января 1649 г. было принято Соборное Уложение, проект которого тщательно готовился. Получив силу государствен­ного закона, Уложение было отпечатано отдельной книгой и разо­слано всем воеводам и приказам для практического руководства.

Соборное Уложение 1649 г. закрепляло землевладение за феода­лами, законодательно утвердило крепостное право. Феодалам раз­решалось менять поместья на вотчины, что приводило к слиянию поместного и вотчинного землевладений. Частновладельческие крестьяне навечно закреплялись за помещиками, боярами и мона­стырями. Устанавливалась наследственность владения крепостны­ми и право распоряжаться их имуществом. Крестьяне лишались права самостоятельного выступления в суде со своим иском. Фео­дал получал право устраивать браки и семейные разделы своих крепостных. Так, Соборное Уложение 1649 г. завершило длитель­ный процесс становления крепостного права в России.

При Алексее Михайловиче было осуществлено воссоединение Украины с Россией. Завершилась многолетняя борьба польско-литовского блока с русскими за сферы влияния в приграничных районах. Западные и юго-западные земли Белая Русь и Малая Русь оказались захваченными Речью Посполитой. Поляки ущемляли местное население, культивировали католичество. Сильное сопро­тивление полякам оказывало свободолюбивое казачество. Запорож­ская Сечь стала символом казацкой вольницы. Формально казаки считались подвластными польскому королю. Но казачество жило по своим законам — нормой их взаимоотношений были вольность, демократизм, выборность атаманов.

Весной 1648 г. развернулось мощное движение малороссов про­тив польской шляхты. Возглавил освободительную борьбу украин­цев Богдан Хмельницкий. Стечение обстоятельств сопутствовало успеху малороссов. В 1648 г. умер польский король Владислав. Его брат не смог разгромить восставших и предложил им перемирие. Богдан Хмельницкий согласился на этот компромисс и, восполь­зовавшись затишьем, в июне 1648 г. обратился к Москве с предло­жением о воссоединении. Но Россия сама лишь вставала на ноги после смуты и польско-шведской интервенции. Принять предло­жение Украины было равносильно объявлению войны Польше. Правительство Алексея Михайловича заняло позицию дипломати­ческой «потяготы».

Весной 1649 г. поляки двинулись на Украину и были жестоко разбиты. После этих событий польский король официально при­знал Б. Хмельницкого гетманом Украины. Богдан Хмельницкий был не только смелым предводителем казацкой вольницы, но и трезво мыслящим политиком и дипломатом. Его популярность и слава шагнули далеко за пределы Украины. Московский царь Алек­сей Михайлович признал Хмельницкого официальным представи­телем украинского народа и согласился на воссоединение Украи­ны с Россией.

Украина сохраняла самостоятельные дипломатические отноше­ния с другими государствами. Россия признавала выборность гет­мана и его утверждение царем. Украина сохраняла свой аппарат управления. Так произошло слияние славян. Ось Москва — Киев была восстановлена. Земский собор 1653 г. удовлетворил просьбу Богдана Хмельницкого принять православный украинский народ под высокое покровительство русского царя. 8 января 1654 г. в городе Переяславле состоялась Рада, на которой присутствовали выборные от большинства слоев населения Украины. Рада едино­душно приняла решение о воссоединении Украины с Россией, ут­вердив все статьи, определявшие условия этого воссоединения.

Новые военные столкновения России с Польшей стали неиз­бежны. В мае 1654 г. русская армия численностью в 100 тыс. человек выступила к границам Польши. Война для России складыва­лась удачно. Русские войска вышли к Бресту. Белая Русь была ос­вобождена из-под гнета поляков. Польша терпела одно поражение за другим. Король Ян Казимир бежал в Силезию. Литовский гет­ман Януш Радзивилл встал под защиту шведского короля Карла X. Шведское правительство всячески препятствовало продвижению России на запад. В мае 1656 г. Алексей Михайлович объявил войну шведам. Русская армия двинулась в Прибалтику. Вести войну на два фронта было тяжело. Россия пошла на перемирие со Швецией. А в 1667 г. перемирие было подписано и с Польшей. Россия сумела вернуть себе Смоленск и Чернигов. Польша признала воссоедине­ние Левобережной Украины и России. Правобережная Украина и Белоруссия оставались под властью Польши.

Правительство Алексея Михайловича значительно укрепило международное положение России, заботилось о развитии промы­шленности и торговли. В мае 1667 г. был принят новый Торговый устав, который упорядочил торговлю для иностранных купцов в России, значительно облегчил положение русских торговых людей. Эти меры способствовали развитию товарно-денежных отношений и формированию всероссийского рынка.

Характерной чертой общественно-политического развития Рос­сии во второй половине XVII в. является просветительство и про­свещение. В 1633 г. Филарет учредил в Чудовом монастыре обще­образовательную школу. Позже подобные школы появились при Андреевском и других монастырях. Открывались и частные обще­образовательные школы. В 1687 г. в столице было образовано пер­вое высшее общеобразовательное учебное заведение — Славяно-греко-латинская академия.

В.О. Ключевский, характеризуя государя Алексея Михайлови­ча, заметил: «Он не дал руководящих идей для реформы, но помог выступить первым реформаторам с их идеями, дал им возможность почувствовать себя свободно, проявить свои силы и открыл им довольно просторную дорогу для деятельности. Не дал ни плана, ни направления преобразованиям, но создал преобразовательное настроение»'.

В силу этого не все нововведения приносили Отечеству поло­жительный эффект. Так, Алексей Михайлович в полной мере под­держал церковную реформу патриарха Никона, которая привела не только к церковному, но и к общественно-политическому расколу населения страны, имела драматические последствия.

' Ключевский В.0.Царь Алексей Михайлович. В кн.: «Исторические портреты». М„ 1991.С. 117.

Государство и церковь

Усиление самодержавного Российского государства привело к изменениям традиционной церковной идеологии и феодально-ие­рархической организации церкви.

В предшествующий период церковь постепенно создала собст­венное мощное экономическое основание. По приблизительным, и скорее заниженным, данным, в конце XVII в. патриарху, митро­политам и епископам принадлежало 37 тыс. дворов, в которых числилось около 440 тыс. душ тяглового населения. Кроме того, за монастырями числились значительные земли с проживающим на них населением. Но все же эта хозяйственная база в сравнении с хозяйственной базой дворянского государства была значительно меньше.

Дворянство ревниво следило за церковным хозяйством и про­должало принимать меры против его роста. Соборное Уложение 1649 г. запретило церквам, монастырям, духовенству скупать земли у населения, получать земли монастырями за помин души. Собор­ное Уложение постановило: «Патриарху и митрополитом, и архи­епископом и епископом, и в монастыри ни у кого родовых, и вы­служенных и купленных вотчин не покупать, и в заклад не имати, и за собою не держати, и по душам в вечный поминок не имати...». По этому Уложению производилась частичная экспроприация ряда городских слобод, принадлежавших ранее патриарху, епископам и монастырям.

Наконец, Уложение завершило процесс уничтожения церков­ной юрисдикции по отношению к церковным людям по граждан­ским и уголовным делам. Теперь все церковные люди, не исключая и патриарших, были объявлены подсудными по уголовным делам.

Автономия русской церкви была практически утрачена. Церков­ные соборы XVII в. не принимали самостоятельных решений, а были совещательными учреждениями при царе, органами царско­го законодательства по церковным делам. Не стоит удивляться, что патриарх и епископы были, по существу, простыми царскими чи­новниками. Инициатива учреждения патриаршества исходила от царя. Первый патриарх Иов был предложен на кафедру царем. Все последующие патриархи русской церкви были «избраны» собора­ми по указанию царя. Таким же порядком «избирались» на соборах епископы, и'уже попросту назначались царем игумены и даже про­топопы. Не следует думать, что царь вмешивался в церковное уп­равление только по административным, финансовым и судебным делам. Царь также издавал распоряжения о соблюдении постов, об обязательности говения, о служении молебнов, о порядке в церквах и т.д. Таким образом, главенство в церкви во всех отношениях фактически принадлежало царю, а не патриарху. Это положение дел в церковных кругах считалось нормальным и даже признава­лось официально соборами как богоустановленный порядок. В свою очередь, государство берет церковь, ее иерархию и учение под защиту закона. Уложение 1649 г. явилось первым светским за­конодательством, в котором были регламентированы составы пре­ступлений против церкви. Всякое выступление против православ­ного вероучения квалифицируется как «хула на Бога», имеющая политический смысл. Этой формулой определялась и степень на­казания. За «богохульство» назначалась смертная казнь. Самодер­жавие опекало церковь, а священнослужители воспевали земного бога — царя.

25 июня 1652 г. на патриарший престол церковным собором по желанию царя был избран новгородский митрополит Никон. Он выдвинулся благодаря незаурядному уму и природным даровани­ям, особенно в зодчестве. Сын нижегородского крестьянина про­шел тернистый путь от сельского священника до патриарха. Под­нявшись на высшую ступень социальной и церковной иерархии, он приобрел все качества феодала-крепостника в рясе. Источники и записки современников свидетельствуют о его необузданном стя­жательстве, ослеплении роскошью, властолюбии, крутом нраве и высокомерии.

С первых дней прихода Никона к управлению русской церко­вью обозначились укрепление патриаршей власти, возрастание ее авторитета не только в духовной, но и в общегосударственной жизни, реформирование церкви. Конкретное выражение церков­ных нововведений проявилось в унификации обрядов, чинов и богослужебных книг с греческими. Как никто из предшественни­ков на патриаршем престоле, Никон осознал значение печатного слова в духовной жизни общества. Печатный двор в конце 1653 г. был передан царем в полное распоряжение Никона. Это способст­вовало унификации церковных книг и активной реформаторской деятельности патриарха.

Вначале казалось, что реформа коснется церковных обрядов, и не более. Удивительное последует позже, когда исправление по­дробностей богослужения приведет к церковному расколу, непри­миримой борьбе старого и нового. Острая религиозная полемика переросла в непреодолимую вражду между реформаторами и кон­серваторами. Весной 1654 г. Никон созвал церковный собор. На нем под давлением царя были утверждены новые обряды и измене­ния в богослужебных текстах. Патриарх получил полномочия на дальнейшее проведение реформ. Замена старых обрядов и чинов греческими разрушала давно сложившиеся традиции и обычаи в русской церковной практике. Именно от этой ненужной ломки предостерегали Никона. Позже, когда раскол русской церкви стал свершившимся фактом, он и сам признал правоту и старых и но­вых обрядов.

Под расколом подразумевается массовое религиозно-общест­венное движение, оппозиционное господствующей церкви и само­державному государству. Название этому движению дали церков­ники. Вначале слово «раскольники» употреблялось по отношению к простым людям, отвергавшим авторитет духовных отцов. К нача­лу 60-х годов появился и пророк, без которого не может обойтись ни одно массовое движение. Им стал протопоп Аввакум. И по рождению, и по миросозерцанию это был сын крестьянской сре­ды. Аввакум хорошо знал почти всю церковную литературу, суще­ствовавшую тогда на русском языке. Несмотря на это, Аввакум не стал схоластиком-начетчиком. Религия для него была не ремес­лом, не профессией, а живым делом. Он полагал, что пастырь дол­жен вмешиваться в жизнь на практике, а не ограничиваться испол­нением обязанностей по чину. Аввакум отвергал реформы Никона и попал в немилость. Вся проповедь Аввакума была обращена не назад, не на защиту старой веры, а вперед, на близкий суд божий над антихристовым царством.

Характер искупительно-очистительного религиозного акта но­сило у раскольников самосожжение. Первой ступенью разрыва с антихристом служило бегство в пустыню, подальше от людей. В 70—80-е годы крестьяне горят в избах и овинах, сжигаются це­лыми семьями, целыми деревнями, уходят в лес и там сжигают себя в морильнях. Самосожжения происходят на Тоболе, на Урале, в Новгородской области, в Олонецком крае. К концу XVII в. чис­ленность сгоревших достигала 9 тыс. человек — цифра по тогдаш­ним масштабам огромная.

Правительство было вынуждено снаряжать сыщиков и воинские отряды для сыска раскольничьих пристанищ в глухих отдаленных местах. Но приход воинских команд служил сигналом к самосож­жению. 26 октября 1728 г. издается Указ Сената, который предпи­сывает веем вотчинникам не дозволять раскольникам строить ски­ты и пустыни. Но и эти меры не возымели успеха, самосожжения продолжались. Это стихийное движение грозило государству не менее, чем открытая вооруженная борьба. Крестьянин-тяглец ухо­дил за пределы досягаемости, оставляя хозяина голодным, а казну пустой.

Став непримиримым противником церковной реформы, Авва­кум был сослан с семьей в Даурию. В 1664 г., после падения Нико­на, этот раскольник был возвращен в Москву, так как его сочли лишь личным врагом Никона. Вскоре, однако, он снова был со­слан в Мензель, а потом отправлен в монастырь. В мае 1666 г. был вызван на собор в Москву и 13 мая проклят и окончательно сослан в Пустозерск. Этот же собор единодушно осудил Никона. Он был лишен звания патриарха и простым монахом заточен в дальний Белозерский монастырь. Заточение бывшего владыки длилось 15 лет. В августе 1681 г. Никон скончался. Посмертно Никону вер­нули высокий церковный чин, хоронили его как патриарха. Так сложилась судьба двух влиятельнейших людей в жизни русской церкви. Реформа патриарха Никона расколола общество на два многочисленных лагеря.

Из народной среды в это время выдвигается множество учите­лей, проповедников, наставников — распространителей противо-, церковных воззрений. Под формой староверия развивалось и ран­нее сектантство. С конца 60-х годов XVII в. Российское государство неоднократно потрясается мощными народными антицерковными движениями как в самой Москве, так и на окраинах. Антицерков­ные массовые движения охватили Москву, Ростов, Коломну, Кост­рому, Владимирский и Суздальский уезды, Нижегородский и Новгородский края, Поволжье — практически всю Россию. Дони-коновская обрядово-культовая традиция становилась знаменем массового религиозного движения.

К последней четверти XVII в. относится начало двух крупных течений сектантства, возникших в крестьянской среде, — духобор­чества и молоканства. Эти течения расширили свою базу за преде­лы крестьянской среды. Воссоздать полную картину всех разно­видностей раннесектантских течений невозможно.

Массовые движения против официальной церкви в XVII в. раз­виваются в обстановке обострения классовых противоречий. За­рождение движения было обусловлено падением авторитета иерар­хии во всех слоях общества. В то же время раскольническое движение являлось религиозной формой борьбы крестьян и посад­ских людей против крепостнической политики самодержавного го­сударства. Под прикрытием религии шла борьба с церковью и государством одновременно как единой идеологической и социально-политической силой. Подъем народного движения происхо­дит в 60—70-е годы XVII в., когда появляется почва для выступле­ний не только против иерархии, но и крепостнического курса внутренней политики правительства царя Алексея Михайловича.

Крепостнический режим, моровая язва 1654 г., истребившая массу населения, голод и церковный раскол привели Россию к крестьянской войне Степана Разина (1670—1671 гг.). Эта война ог­ненным смерчем прошла по России, она отразила огромные соци­альные противоречия общества.

Россия, пережив острейший национальный кризис в XVII в., церковный и общественный раскол, упрочив самодержавное государство, выходила на путь великих реформ. По словам С.М. Соловьева, страна собралась в путь и ждала вождя.

ЛЕКЦИЯ IX

ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПЕТРА 1

Детство и юность Петра I. Армия и флот петровской эпохи. Финансовая политика и налоговая система. Реформа государственного управления. Экономическая политика и социальная структура общества. Значение деятельности Петра I.

Эпоха Петра I в истории России, личность этого выдающегося государственного деятеля, полководца, дипломата и работника пользуются неизменным вниманием российских и зарубежных историков, и не только историков.

В исторической науке существует множество разных, часто про­тиворечивых точек зрения на историю петровских преобразований, на личность самого Петра и результаты его деятельности. Одни историки определяли реформы Петра I как революцию, полный разрыв со старомосковским обществом. Другие говорили о преем­ственности между старомосковским прошлым и петровским временем. Эта точка зрения на сегодняшний день преобладает в науке.

Не менее важной проблемой, вокруг которой идут споры, явля­ется вопрос, в какой мере для реформаторской деятельности Петра были характерны планомерность и систематичность. У С.М. Соловьева реформы Петра I представлены в виде строго последователь­ного ряда звеньев, составлявших всесторонне продуманную и пред­варительно спланированную программу преобразований, имевшую в своей основе жесткую систему четко сформулированных целевых установок. Эта точка зрения возникла задолго до С.М. Соловьева, когда всеобщим стало мнение о том, что деятельность Петра I и ее результаты были порождением почти сверхчеловеческого разума:

осуществлением дьявольского плана или проявлением высшей мудрости, соответственно реформатор характеризовался или как антихрист (раскольники), или как «человек, Богу подобный» (М.В. Ломоносов).

Другие историки отрицают наличие у Петра I систематичного, продуманного плана, перспективной оценки ситуации, следствием чего явилась взаимная противоречивость многих реформ. Главной причиной и движущей силой реформ они считают внешнеполити­ческие цели и особенно Северную войну.

Советские историки и современные зарубежные авторы, как правило, предполагают более глубокий, внутренний смысл петровских преобразований, чем необходимость обеспечения военных действий. С другой стороны, многие считают, что ход войны имел большое влияние на преобразования и что сами реформы приобретали все более последовательный и продуманный характер по мере возрастания перевеса России над Швецией и затухания войны.

Невозможно в одной лекции дать всестороннюю характеристику личности Петра I, его жизни и деятельности, его преобразований и их результатов. Поэтому основное внимание будет уделено реформам Петра — военной и связанной с ней изменениям во внешней политике, административной, финансовой, а также социальной и экономической политике.

Детство и юность Петра I

Будущий первый российский император родился 30 мая (по старому стилю) 1672 г. Он был 14-м ребенком царя Алексея Михайло­вича, но первым от его второй жены Наталии Нарышкиной. Боль­шую роль в жизни Петра сыграли трое детей царя Алексея от Марии Милославской: Федор, ставший царем после смерти отца, Софья, претендовавшая на роль правительницы при младших братьях, и Иван, который хотя и был старше Петра, но оказался болезненным и малоспособным к управлению государством. Отец умер, когда Петру исполнилось всего 4 года. При царе Федоре усилился клан Милославских, Нарышкины были оттеснены от власти, и Петр провел детские годы вместе с матерью в селе Преображенском.

Петру не было и 10 лет, когда скончался в 1682 г. царь Федор. Встал вопрос, кому быть на царстве: старшему, болезненному и слабоумному царевичу Ивану Алексеевичу или малолетнему, но здоровому и многообещающему царевичу Петру? Земский собор для решения этого вопроса не созывался, а патриарх вышел к на­роду на площади и спросил, кого хотят видеть царем. Почти еди­нодушный ответ был — Петра.

После этого и бояре согласились, что царем следует быть Петру Но эта поспешность избрания и несоблюдение необходимых процедур вызвали кривотолки и недовольство среди части населения. Не смирились с воцарением Петра и усилением Нарышкиных и родственники царевича Ивана, особенно его сестра Софья. С помощью своих помощников — князей В. В. Голицына и Хованского Софья спровоцировала волнения стрельцов. 15 мая 1682 г. стрельцы ворвались в Кремль, проникли во дворец и перебили тех, кого Софья считала для себя опасными. В результате стрелецкого бунта царевич Иван был провозглашен царем, а царевна Софья стала правительницей государства при малолетних братьях. Петр с мате­рью вновь удалились в Преображенское.

Детство и юность, проведенные в Преображенском, не были .потерянными для Петра. С малолетства он увлекался военными игрушками, постепенно вокруг него собралась группа сверстни­ков, с которыми Петр играл в военные игры. Эти игры со време­нем все больше становились похожими на настоящую воинскую подготовку. Уже в 11 лет Петр со своими «потешными» друзьями занимался настоящей стрельбой из орудий, в 1685 г. «потешные» были одеты в иноземные кафтаны и маршировали полковым стро­ем через Москву из Преображенского в Воробьеве. Сам Петр начал службу барабанщиком и прошел всю служебную лестницу до генерала. Из этих «потешных» войск Петра выросли два будущих лучших гвардейских полка русской армии — Преображенский и Семеновский.

В это же время зарождается интерес Петра к флоту и строитель­ству кораблей. Он находит и восстанавливает ботик (небольшое судно), на котором плавает по Яузе, затем отправляется на Плещееве озеро, где строит более крупные корабли и совершает путешествие на Белое море и впервые выходит на корабле в открытое море. Тогда же у Петра проявляется жадный интерес ко всему новому: он обучает свои «потешные» войска по иноземному образцу, учится фортификации, овладевает геодезическими приборами и т.д.

В 1689 г. царевна Софья в результате бурных событий, в кото­рых опять оказались замешанными стрельцы, отстраняется от власти, Петр становится уже фактическим царем, но еще долгое время мало занимается государственными делами. Перелом наступает в 1695—1696 гг. во время похода на Азов. После взятия Азова в 1696 г. с помощью русских кораблей, построенных на Дону около Воронежа, Петр решает поближе познакомиться с Европой и в1697 г. отправляется туда в составе Великого посольства под именем Петра Михайлова. Целью посольства было заключение союза с европейскими странами против турок. Этой цели достичь не уда­лось, но другая, неявная, цель — знакомство с европейской культурой, наукой, промышленностью, мастерством европейцев в разных делах и в кораблестроительстве особенно — была выполнена.

В начале своего самостоятельного правления Петр I еще при­держивался традиционного в то время направления внешней политики России — защита южных рубежей от Крымского ханства и создание тем самым условий для освоения плодородных чернозем­ных и степных земель, борьба за выход к Черному морю и органи­зация коалиции против Турции для достижения этих целей. Но после взятия Азова и неудачи Великого посольства Петр решитель­но изменил внешнеполитический курс. И дело не только в отказе Польши и германского императора воевать с Турцией — выход в Черное море мало что давал России в геополитическом, военном и внешнеэкономическом отношении, так как это море замкнутое, черноморские проливы надежно контролировались Турцией, а борьба за них, учитывая силу тогдашней Турции и неизбежное противодействие европейских держав, обещала быть долгой и ма­лоперспективной. Продвижение на юг, освоение плодородных зе­мель было в интересах земельной аристократии, да и России в целом, что показала дальнейшая история. Но позиции земельных аристократов в России всегда были слабыми, и они в очередной раз были вынуждены смириться с политикой самодержца, действовавшего в геостратегических интересах государства, а не общества. И в этой ситуации Балтийскому морю было суждено стать новой целью энергичной деятельности Петра. Для него уже давно стало ясно, что без моря Россия не может существовать как силь­ное, могучее европейское государство.

Но балтийским побережьем владела всецело и нераздельно могущественная Швеция, обладавшая лучшей в Европе того времени армией. И Швеция, естественно, не собиралась уступать России Балтику без боя. Война со Швецией началась в 1700 г. с унизитель­ного поражения под Нарвой, хотя русские войска имели числен­ное превосходство. Это поражение подтолкнуло лихорадочную деятельность Петра I по модернизации русской армии.

Армия и флот петровской эпохи

Петр I унаследовал большую военную силу. Московское государство XVII в. могло выставить армию более чем в 200 тыс. чело­век. Но эта громадная по тем временам армия была весьма неодно­родной по своему составу и обучению. Главную ее часть составляло ополчение служилых людней — помещиков-дворян и вотчинни­ков. Это было наследственное войско.

Кроме дворянского ополчения были полки стрельцов и отряды пушкарей, т.е. постоянной пехоты и артиллерии. Стрельцы и пуш­кари обучались военному делу, но в мирное время они проживали по своим слободам и занимались ремеслом, торговлей и также мало походили на регулярную армию. Уже в 1630-е годы возникают и полки «иноземного», или ново­го, строя, к концу XVII в. их было 63 численностью до 90 тыс. человек.

. Петр I в своей военной политике продолжил линию своих предшественников, только более энергично и последовательно. В начале 1697 г. для подготовки офицерских кадров в западноевропейские страны было отправлено около 150 стольников, сержантов и солдат. Специально с целью ознакомления с достижениями воен­ного искусства в Европе, устройством и организацией лучших ев­ропейских армий в январе 1697 г. за границу был послан майор Преображенского полка А.А. Вейде. В 1698 г. он представил Петру I подробный отчет о своих наблюдениях, в котором дал крити­ческий анализ порядков в европейских армиях. Основной вывод доклада А.А. Вейде состоял в том, что только «прилежное обуче­ние» войск военному искусству может привести к победе. Доклад ..А.А.Вейде в дальнейшем стал одним из источников для создания [уставов, наставлений и инструкций русской регулярной армии. Важную роль в подготовке коренной военной реформы сыграло и Великое посольство, в составе которого находились волонтеры, основной задачей которых было изучение военного и морского дела, артиллерийского и военно-инженерного искусства. Кроме того, Петр I нанимал на службу иностранных офицеров: только в |1698 г. прибыло около 700 иностранцев. Тогда же была закуплена большая партия оружия. Основой новой армии стали Преображенский и Семеновский полки, которые выросли из «потешных» отрядов и к 1692 г. были вполне сформированы и обучены. По их образцу создавались новые полки, в азовских походах было уже 4 таких полка. Готовясь к войне со Швецией, Петр I в 1699 г. провел рекрутский принудительный набор в армию из числа тяглых людей и приказал обучать новобранцев по методу Преображенского и Семеновского полков. Первый рекрутский набор дал 25 новых пехотных и 2 кавалерийских полка.

В 1705 г. рекрутская система закрепляется окончательно. Набор рекрутов на пожизненную службу проводился не ежегодно, а по мере надобности. В армию брали физически здоровых мужчин в возрасте от 17 до 32 лет. Солдаты находились на полном государственном содержании. Воинская повинность распространялась на все население, за исключением духовенства. Дворянство служило на командных должностях. К концу царствования Петра I в регулярной армии было более 200 тыс. солдат всех родов войск и свыше 100 тыс. в нерегулярной казачьей коннице.

Служба в петровские времена была очень тяжелой. Требование действительных знаний и заслуг оставляло офицерам мало свобод­ного времени. Хотя дворяне и составляли почти целиком офицер­ский корпус армии, но службу они должны были начинать с рядо­вых солдат и матросов. Кто стремился преуспеть по службе, тот должен был много и усердно работать. Всю жизнь офицер должен был пробыть на службе, и отставка давалась только больным и инвалидам. Поэтому распространенными явлениями были неявки на службу, стремление уйти в отставку или получить длительный отпуск под различными предлогами — из-за болезни, семейных неурядиц и пр. Часты были и нарушения законов: главным образом взятки за ложные свидетельства о болезни и за другие доку­менты, позволяющие избежать службы.

Еще тяжелее приходилось солдатам. Рекрутов вели на службу скованными, в городах до распределения по полкам держали в тюрьмах и острогах, уже по дороге в армию многие умирали от голода и болезней.

В армии Петр I требовал самой строгой дисциплины, и его во­инский устав не скупился на жестокие наказания нарушителям воинских правил и дисциплины.

Отвоевать у шведов балтийское побережье было только полдела. Необходимо было его удержать и закрепить за собой, а это было невозможно без военного флота. Флот был любимым детищем Петра I, сам он был лучшим корабельным мастером в России. О размахе строительства русского флота говорят следующие дан­ные. В 1693—1700 гг. было открыто 10 судоверфей и на них по­строено 170 судов, в 1710—1715 гг. — соответственно 12 верфей и 530 судов, в 1715—1725 гг. — 3 верфи и 195 кораблей.

К концу Северной войны российский флот на Балтике насчи­тывал 29 линкоров, 6 фрегатов, вооруженных 2128 орудиями с эки­пажем в 16 121 человек. Галерный флот включал 171 галеру (небольшое гребное судно для десанта), численность его достигла 22 870 человек.

В период становления российского военного флота на нем служило много иностранцев — не только офицеров, но и матросов. Но к 1720 г. все матросы-иностранцы были уволены, а к 1723 г. практически отпала необходимость и в иностранных офицерах.

Матросам на кораблях в петровскую эпоху жилось очень плохо. Провизию составляли сухари и солонина, которые, как и вода, часто портились. Поэтому больных и умерших всегда было много.

В целом, оценивая деятельность Петра I по преобразованию вооруженных сил России, следует сказать, что в ней все же преобладала преемственность, основные принципы строительства армии были уже намечены предшественниками. Петр I только претворял их в жизнь и с присущей ему энергией довел дело до логического конца.

Финансовая политика и налоговая система

Связь финансовой реформы, а точнее финансовой политики Петра I и его правительства с Северной и другими войнами, с уси­лением армии и флота безусловна и непосредственна. Война и необходимые для ее ведения армия и флот требовали огромных расходов. При Петре I военные расходы выросли в 4 раза и составляли от 1/5 до 1/3 всего бюджета. По смете 1710 г. на военные нужды шло более 3 млн.. руб., тогда как на остальные потребности казна тратила только чуть больше 800 тыс. руб., т.е. военные расходы составляли 78% всего бюджета. И это еще в военное время, когда значительная часть армии содержалась за счет неприятеля, квартируя в завоеванных провинциях или за границей. Но когда война стала близиться к завершению и войска начали возвращаться, пришлось подумать о более постоянном и определенном способе их содержания, чем случайные и часто насильственные сборы с населения. Сокращать численность армии и не думали: в планах стояли войны с Турцией, Каспийский поход.

Всю свою жизнь на троне Петр I провел в постоянных заботах о том, «чтобы деньги бережены везде были на нужные в военный поход расходы», чтобы «денег как возможно собирать, понеже день­ги суть артерия войны». Создание нового войска, построение фло­та под Воронежем, два азовских похода стоили страшного напря­жения платежных сил населения. А это было только начало.

Усиление контроля над деятельностью приказов и первые изме­нения в государственном управлении были связаны с поисками новых источников доходов и борьбой за улучшение сбора податей. В 1698 г. с этой целью создается Ратуша, которая стала ведать сбором кабацких и таможенных сборов в городах. Одновременно уси­ливается круговая порука.

Уже первые мероприятия дали увеличение доходов, в 1701 г. они выросли в 2 раза и достигли 3 млн.. руб. Доля военных расходов выросла еще больше — с 62% всего дохода в 1680 г. до 78% в 1701 г., но сильно уменьшились дворцовые расходы — в 4,5 раза. Доходы же от главных сборов — таможенного и кабацкого — уменьшались. Начались поиски новых источников пополнения казны. Прежде всего взялись за переделку монеты путем ее порчи, т.е. путем умень­шения содержания металла в монетах при сохранении номинала. Но доход от порчи монет (т.е. инфляции) всегда хотя и велик, но кратковременен. К тому же порча монет ведет к росту цен. Тогда начали обкладывать налогом едва ли не все и всех подряд — частные рыбные ловли, бани, постоялые дворы, мельницы, пчельники, конские заводы и площадки (торг лошадьми), старообрядцев за ношение бороды, двойной налог брали с них же за приверженность к старым обрядам; обложили особым сбором дубовые колоды, которые шли на изготовление гробов (дуб был нужен для постройки кораблей); расширили обязательное употребление гербовой бумаги для всякого рода сделок и прошений.

Но и этого оказалось мало. Решили прибегнуть к государствен­ной монополии на торговлю важнейшими и выгоднейшими това­рами внутри страны и за границу. Указом от 1 января 1705 г. была введена казенная монополия на продажу соли, а ее цена увеличена вдвое. На этой операции казна получала по 150 тыс. руб. в год, хотя рассчитывала на 400 тыс. руб., но из-за дороговизны потреб­ление соли сократилось. Затем казенная монополия была установ­лена на табак, деготь, мел, рыбий жир, ворванное и квашеное сало, щетину, торговля старыми казенными товарами (прежде всего это спиртное) была расширена. Но в 1706 г., несмотря на удвоение налогов, приход уменьшился. Государству грозило разорение. С этого времени выдача жалованья чиновникам задерживалась, расходы оплачивались только самые необходимые и т.д.

Дефицит был огромен, на займы рассчитывать не приходилось. Иностранцы денег не давали, неуверенные в устойчивости положения дел Петра I даже после Полтавы, к тому же напуганные его бесцеремонностью по отношению к собственности частных лиц.

В 1710 г. была проведена перепись податного населения, кото­рая показала его сокращение по сравнению с 1678 г. примерно на 20%. Среди причин убыли податных указывали мобилизацию в рекруты, на работы в Санкт-Петербург и пр. Хотя многие истори­ки подвергают сомнению вывод, что население России сократи­лось (многие просто укрывались от переписи, даже помещики пря­тали своих крестьян), но тем не менее факт остается фактом — тяжесть податей становилась столь невыносимой, что люди скры­вались, уходили с насиженных мест и т.д.

Наиболее яркими доказательствами того, что финансовая поли­тика Петра I проводилась в интересах армии, являются введение подушной подати, даже то, как определялся ее размер, и способы сбора.

Предложения о замене подворного обложения, при котором можно было укрываться от податей с помощью укрупнения дворов, подушным сбором поступали Петру I давно, и 22 января 1719г. Сенат объявил указ о поголовной переписи крестьян, бобылей, задворных и деловых людей, всех владельцев и однодворцев. Пере­пись затянулась, пришлось проводить проверку данных — ревизию — из-за того, что не все данные были поданы, а в поданных оказалось много «утаек», т.е. неточностей. Только к 1724 г. было выяснено общее число плательщиков — 5 570 458 человек, тогда как в 1710 г. их было 2 874 685 человек. Прирост получился из-за введения подушной подати (записывались все взрослые мужчины, а не только хозяин, глава двора, как ранее) из-за включения в число плательщиков холопов, церковных людей, однодворцев и других разрядов населения, не плативших ранее податей.

По расчету Петра I, общий расход на все войско был 4 млн.. руб., всего плательщиков было 5 млн.. человек, на каждого пла­тельщика приходилось, таким образом, 80 коп. налога: иначе гово­ря, 50 человек могли содержать одного драгуна, а 35 душ — одного пехотинца. На 1724 г. было назначено брать 80 коп. с души, на 1725 г., после уточнения количества душ — 74 коп., а после смерти Петра I налог понизили до 70 коп. Сверх того, с государственных крестьян, которые не платили оброка помещикам, брали дополни­тельно 40 коп. Тяглые городские обыватели платили 1 руб. 20 коп.

В 1725 г. была составлена Табель государственных доходов и расходов. По этой Табели государство должно было получить свы­ше 10 млн.. руб., т.е. в 3 с лишним раза больше, чем 12 лет назад. На содержание армии и флота шло почти 6 млн.. руб. Все было бы хорошо, если бы эти доходы действительно соби­рались. Так, в 1724 г. недобор составил четверть оклада.

Причиной такого положения государственных финансов было, конечно, глубокое истощение платежных сил населения. Это истощение усугублялось неурожайными годами в последний период жизни первого российского императора.

Другой причиной обеднения населения и плохого состояния его хозяйства является неуклонный рост самого податного бремени. С 1680 по 1725 г. сумма сборов с населения утроилась, и это увели­чение было достигнуто не развитием народного хозяйства, осно­вывалось не на обогащении населения, а на доведении до крайних размеров самого сбора без учета платежных способностей населе­ния. Тяжесть подушной подати увеличивалась сохранением других повинностей, а также тем, что из ревизских сказок (списков) не исключались умершие и беглые и оставшимся приходилось за них платить.

Реформа государственного управления

Крупные преобразования были проведены Петром I в центральном и местном государственном управлении. Вначале они вызыва­лись необходимостью упорядочить и усовершенствовать аппарат взимания налогов, затем добавилась и вторая причина — обеспечение выполнения подданными своих обязанностей, как их понимал Петр I. На его видении сущности государства оказали влияние западноевропейские мыслители и традиционное отношение рус­ских царей к государству как к своей вотчине. Во всем следуя этой традиции, Петр отступил от нее в главном, ибо считал и себя обязанным служить Отечеству наравне с другими подданными. В то же время подданные, служа государству, служили самодержцу: военную и гражданскую присяги они приносили царю, а не Отечеству.

Петр I практически создал заново весь государственный аппарат (точнее, его новую структуру), использовав в качестве образца шведские учреждения, но приспособив их к особенностям России. В основе его действий лежало убеждение, что каждое из четырех ос­новных сословий должны нести свои обязанности: крестьяне — возделывать пашню, торговцы и ремесленники — производить товары и торговать, духовенство — наставлять население хранить верность монарху, дворяне — нести военную и гражданскую службу

Высшим органом управления с 1711 г. стал Сенат, заменявший царя во время его отъездов из столицы и бывший высшим судеб­ным и контрольным органом страны. Территориальный принцип построения высших органов власти времен приказов был заменен отраслевым. Отраслями управления ведали коллегии, в которых дела решались голосованием. Для управления и суда купцов и ре­месленников был учрежден Главный магистрат; для управления церковными делами — Синод. Патриаршество было упразднено, и церковь превратилась в часть государственного управления.

Вся система управления сверху донизу была подвержена взя­точничеству, казнокрадству и неуважению законов. Петр I вел жестокую борьбу с этим злом. С этой целью были учреждены институты фискалов во главе с обер-фискалом и прокуратуры во главе с генерал-прокурором Сената. Но усилия Петра I были почти напрасными. За взяточничество и казнокрадство перебывали под следствием и судом, понесли разные наказания почти все из наи­более видных соратников Петра I. Сибирский губернатор князь Гагарин был повешен, санкт-петербургский вице-губернатор публично подвергнут пыткам и выпорот на площади, вице-канцлер барон Шафиров снят с плахи и отправлен в ссылку, знаменитый прибыльщик Курбатов, дослужившийся до вице-губернатора, был обвинен в злоупотреблениях и умер под судом, знаменитый обер-фискал Нестеров, открывший массу чужих злоупотреблений, в том числе и князя Гагарина, сам попался на том же самом и казнен. Любимец Петра I Меншиков с 1713 г. и до смерти царя постоянно находился под следствием по разным делам, которые то и дело всплывали, на него был произведен огромный денежный начет, а сам Меншиков неоднократно бит Петром. Но ничего не менялось.

Зло взяточничества и казнокрадства неистребимо, и чем боль­ше бюрократический аппарат, чем больше в его руках средств, чем больше государственных монополий и откупов, вообще вмешательства государства в экономику, тем больше это зло. И разрастание аппарата государственного управления при Петре I, сопровождав­шееся ростом чиновничьих злоупотреблений, блестящее тому под­тверждение.

Что касается местного управления, то страна была разделена на губернии, провинции и дистрикты (последние после Петра I были упразднены и восстановлены уезды) с соответствующими местны­ми учреждениями. В реформе местного управления особенно чет­ко видна связь петровских реформ с военными и фискальными нуждами. Впервые в 1708 г. 8 губерний было образовано для содер­жания каждой из них отдельной армии, а приморские губернии были обязаны содержать соответствующий флот.

Правда, в дальнейшем на местные власти в инструкциях возла­галось больше обязанностей: соблюдать царский интерес и госу­дарственную пользу, заботиться о внешней безопасности, ловить шпионов, содержать в порядке крепости, поддерживать внутрен­ний порядок, воеводе особенно рекомендовалось зорко следить, чтобы не было гулящих людей и просителей милостыни, необхо­димо было следить за соблюдением прав и преимуществ, дарован­ных каждому сословию, особенно полагалось заботиться о крепо­стных крестьянах — вплоть до взятия под опеку имений беспутных помещиков; воевода должен был заботиться о материальном, умст­венном и нравственном благосостоянии населения, смотреть, что­бы «всякие заводы, где какие есть, в добром состоянии были содержаны», наблюдению воеводы инструкция поручала сиротские дома, госпитали, академии и школы и даже православную веру. К этому надо добавить отдельные поручения от правительства, та­ким образом, местный начальник должен был быть военачальни­ком, экономистом, ученым-архивистом, историком, должен был знать цены на хлеб, собирать любопытные исторические письма, разыскивая их по монастырям и соборам, составлять описи древ­ним грамотам, снимать с них копии и отсылать в Сенат.

Местные начальники, отягощенные заботами прежде всего о сборе податей, за нарушения в котором им угрожали строжайшими наказаниями вплоть до лишения живота, не имели ни времени, ни сил заниматься чем-либо еще. Кроме того, у воевод не было средств на работу в духе инструкции. Более того, даже на сбор податей, на разъезды по своей территории местным начальникам денег не вы­делялось, жалованье и то выплачивалось нерегулярно. Да и не было в России того времени, за исключением столиц, ни сиротских до­мов, ни больниц, ни академий, да и школ было мало, а те, которые были, не имели ни книг, ни средств, ни учителей, ни учеников. Поэтому, естественно, вся деятельность новой администрации све­лась к выполнению старых постулатов — быть простой исполни­тельницей указов свыше, сосредоточившись на одном — возможно быстром и тщательном собирании разных казенных платежей и повинностей с населения. Да и кадры остались прежними, грамот­ных людей не хватало. А огромные недоимки, несвоевременные выдачи и без того небольшого жалованья вели к дальнейшему рос­ту взяточничества и всевозможных поборов с населения.

Экономическая политика и социальная структура общества

До Петра I промышленность и торговля в России были развиты слабо. Причиной такого положения служили вполне объективные обстоятельства — замедленное развитие сельского хозяйства (низ­кая урожайность, малопродуктивное животноводства) из-за труд­ных природно-климатических условий, растущей тяжести государ­ственных податей, низкой плотности населения. Поэтому для удовлетворения государственных нужд в оружии, порохе, сукне московское правительство создавало свои предприятия, которых к концу XVII в. насчитывалось около 20. Уже при Алексее Михайло­виче с таких заводов не брали никаких податей и приписывали к ним целые деревни для обеспечения рабочей силой. Частным лицам тогда было трудно развивать свои промыслы из-за государ­ственных сборов и большого числа государственных откупов, мо­нополий на самые выгодные товары, а также узости платежеспо­собного спроса среди широких масс населения на продукцию мануфактурной выделки (крестьяне вели в основном натуральное хозяйство).

Петр I по существу продолжил политику своих предшественни­ков в области промышленности и торговли, но с гораздо большим размахом. Число мануфактур выросло примерно в 10 раз, составив приблизительно 200. Много энергии Петр I потратил на содейст­вие поиску полезных ископаемых, особенно железной и медной руд, золота, серебра, на устройство горных заводов, оружейных, суконных и прочих мануфактур. Он строил заводы на государст­венные средства, поощрял заведение частных предприятий, вплоть до насильственных мер, передавал государственные мануфактуры в частные руки, приглашал иностранных мастеров и отправлял русских на обучение за границу и т.д. На мануфактуры отправляли бродяг, «гулящих» людей, крестьян, с 1721 г. купцы получили право покупать крестьян деревнями для работы на фабриках. И это не случайно. Свободных рабочих рук в стране было крайне мало, полностью оторвать крестьян от земли и отправить работать на завод было невозможно, так как, став рабочими, они едва ли смог­ли бы прокормиться на одну зарплату, если бы это явление приня­ло широкий размах.

В своей промышленной и торговой политике Петр I основы­вался на принципах меркантилизма (т.е. пользы, выгоды), которые сводились к тому, что каждый народ, чтобы не обеднеть, должен сам производить все нужное ему и больше вывозить, чем ввозить. Поэтому Петр I вводил высокие таможенные пошлины на импорт, особенно на товары, производимые в России, ограничивал деятель­ность в России иностранных купцов. Но это приводило к еще боль­шей нехватке капиталов (иностранцы опасались вкладывать день­ги в русские предприятия), к низкому качеству многих русских товаров, предназначенных для широкого рынка, из-за отсутствия конкуренции. Поэтому после смерти Петра I новое правительство пересмотрело торговую политику и снизило импортные пошлины.

Многие десятилетия идут споры о значении деятельности Пет­ра I в области промышленности и торговли, о том, дала ли она толчок развитию капитализма в России или нет. Одни считают, что нет, так как крепостнические мануфактуры, да еще государствен­ные, нельзя считать капиталистическими предприятиями. Другие полагают, указывая на большое число частных заводов, что эле­менты капитализма были. Ошибка заключается в том, что и те, и другие отождествляют строительство заводов и фабрик и возник­новение капитализма как рыночные отношения. Капитализм, или рынок, предусматривает прежде всего развитие свободных рыноч­ных отношений между производителями и потребителями, и осо­бенно наличие рынка свободной рабочей силы. Ничего этого в сколько-нибудь серьезных масштабах в начале XVIII в. не было. Поддерживая отдельных заводчиков, работавших на государство, Петр I поборами и государственными монополиями разорял ос­новную массу купцов и ремесленников, не давая им возможности накопить капитал, достаточный для заведения предприятий.

Одновременно он истощал основную массу населения — крестьян, не давая им возможности стать потребителями промышленной продукции.

При отсутствии естественных условии и нормальных предпосы­лок для развития промышленности и торговли экономическая по­литика Петра I в этом направлении неизбежно должна была но­сить характер искусственного подхлестывания, и после решения крупных внешнеполитических задач и исчезновения энергичного воздействия преобразователя многие из его начинании должны были прийти в упадок. Что и произошло: из петровских мануфак­тур к концу XVIII в. сохранилось лишь около 20. Вообще петров­ская эпоха осталась в истории русского купечества как подлинное лихолетье. Резкое усиление прямых налогов с купцов как наиболее состоятельной части горожан и различных казенных «служб» при таможнях, питейных сборах и т.д., насильственное сколачивание торговых компаний — вот только часть средств и способов при­нуждения, которые Петр I применял к купечеству с главной целью — извлечь как можно больше денег для казны.

В первой четверти XVIII в. произошло разорение именно наи­более состоятельной части русского купечества — «гостиной сотни», после чего имена многих владельцев традиционных торговых домов исчезли из списка состоятельных людей. Грубое вмешатель­ство государства привело к разрушению ссудного и ростовщичес­кого капитала, на основе которого на Западе и развивалась капи­талистическая промышленность.

В начале XVIII в. происходит окончательное формирование дворянского сословия, которое пользовалось исключительными правами душе- и землевладения. Процесс складывания дворянства был результатом не только длительного развития служилого сосло­вия, но и сознательной деятельности Петра I. Вместо принципа происхождения, позволявшего знатным служилым людям сразу занимать высокое положение в обществе, в армии и на граждан­ской службе основным принципом, определявшим положение слу­жилого человека, становится личная выслуга, условия которой определялись законами.

Тем самым путь наверх открывался наиболее способным пред­ставителям низов общества, и принцип выслуги, продвижения по служебной лестнице за заслуги, закрепленный в Табели о рангах 1722 г., усилил дворянство за счет выходцев из других сословии. Но, с другой стороны, не это было конечной целью преобразова­ний. Внедряя принцип личной выслуги, строго оговоренные в Та­бели о рангах условия повышения по лестнице чинов (важнейшим из условий была обязательность прохождения службы с рядового солдата или канцеляриста), Петр I стремился превратить довольно аморфную массу служилых «по отечеству» (по происхождению) в военно-бюрократический корпус, полностью ему подчиненный и зависимый только от него. Конечно, одновременно шло и оформ­ление сословия дворянства как корпорации, наделенной особыми правами и привилегиями, с корпоративным сознанием, принципа­ми и обычаями, но этот процесс находит свое завершение только к середине XVIII в., когда дворянство постепенно освобождается от обязательной службы. Петр I стремился само понятие «дворя­нин» как можно теснее связать с обязательной, постоянной, требу­ющей знаний и практических навыков службой.

Петр I внушал подданным, что только тот дворянин достоин по­читания, который служит. И в самом деле: все дворяне определя­лись в различные учреждения и полки, их дети отдавались в обяза­тельном порядке в школы, посылались на учебу за границу, запрещалось жениться тем, кто не хотел учиться, отбирались име­ния утех, кто уклонялся от службы. В 1714г. был введен майорат — принцип наследования, по которому все имение доставалось стар­шему сыну, а остальные должны были искать источники существо­вания на службе.

Большие изменения произошли при Петре I в положении некрепостного сельского населения, фактически было создано сосло­вие государственных крестьян. В него вошли черносошные кресть­яне Севера, ясачные крестьяне — инородцы Поволжья, однодворцы Юга. Всего — не менее 18% податного населения. Однодворцы по происхождению были служилыми людьми, но измельчавшими, владевшими, как правило, одним двором, но обладавшими права­ми иметь крепостных (и у некоторых они были) и не платить по­дати. Теперь они были «положены в тягло», что закрывало им путь в дворянство. Принадлежность к тяглым сословиям теперь означа­ла непривилегированность, и государственная политика была направлена на ограничение прав и возможностей, которыми обла­дали податные люди как лично свободные от крепостной зависи­мости.

Произошли изменения и в положении крепостных крестьян. Была ликвидирована разница в положении крепостных крестьян и холопов — холопы до этого времени не платили податей, теперь тоже были поверстаны в тягло. Ликвидация холопства в XVIII в. привела к усилению барщинных отработок крепостных крестьян, так как ранее именно холопы обрабатывали барские поля.

Петром I была проведена унификация социальной структуры городов, в которые были перенесены западноевропейские Городские институты: магистраты, цехи и гильдии. Имевшие на родине глубокие исторические корни, в Россию эти институты были перенесены насильно, административным путем. Посадское население было разделено на две гильдии: первую гильдию составили «перво­статейные», куда вошли верхи посада, богатые купцы, ремеслен­ники, горожане умственных профессий, а во вторую гильдию были включены мелкие лавочники и ремесленники, которые, кроме того, были объединены в цеха по профессиональному признаку. Все остальные горожане в гильдии не вошли и подлежали поголовной проверке с целью выявления беглых крестьян.

Деление на гильдии и объединение в цеха оказались чистейшей фикцией, европейские органы городского самоуправления на рос­сийской почве превратились в органы по выколачиванию податей из горожан. Была сохранена и старая система распределения нало­гов по богатству, когда наиболее богатые горожане были вынуждены платить за десятки и сотни неимущих, что вело к сохранению отсталых социальных структур и тормозило развитие рыночных отношений, предпринимательства.

В целом социальная политика Петра 1 была направлена на уни­фикацию сословной структуры общества (к сказанному следует до­бавить и введение штатов священнослужителей с четким распреде­лением прав и обязанностей по Духовному регламенту), которая имела целью создание так называемого «регулярного государства» — самодержавного, военно-бюрократического и полицейского.

Значение деятельности Петра I

Петр I подходил к управлению государством и преобразовани­ям в нем как к строительству дома или корабля, по выражению Е. Анисимова. Возможно, и сам Петр I не возражал бы против та­кого образа. Корабль для него был символом организованной, рас­считанной до дюйма структуры, материального воплощения чело­веческой мысли, сложного движения по воле разумного человека. Корабль вполне мог быть для Петра I моделью идеального государ­ства.

Подобные идеи были характерны для XVII в., называемого «ве­ком рационализма». Знаменитые философы того времени — Бэ­кон, Гассенди, Спиноза, Локк, Лейбниц — утверждали, что наука, опытное знание есть вернейшее средство господства человека над силами природы, что государство — это чисто человеческое уста­новление, которое разумный человек может изменять по собствен­ному желанию, совершенствовать в зависимости от целей, которые он перед собой ставит.

"Государство строят, как дом, утверждал Гоббс. Идея о человечес­кой природе государства порождала представление о том, что госу­дарство — это и есть тот идеальный инструмент преобразования общества, воспитания добродетельного подданного, т.е. идеальный инструмент, с помощью которого можно достичь «всеобщего блага».

Для XVII—XVIII вв. характерен механицизм в подходе к обще­ству, человеку и природе. Выдающиеся успехи точных и естествен­ных наук приводили к трактовке общественной жизни как процесса, близкого к механическому. Учение Декарта о всеобщей математике — единственно достоверной и лишенной мистики отрасли знания — было очень распространено: образы некоей маши­ны, действующей по точным законам механики, точного часового механизма для объяснения человека и общества были самыми по­пулярными среди государствоведов, политиков, ученых XVII — на­чала XVIII вв.

Эти идеи с разной степенью упрощения ходили по Европе, были известны в России. Несомненно, определенное влияние они ока­зали и на Петра I. Он был лично знаком с Лейбницем, хорошо знал труды Гроция и Пуфендорфа, книгу которого «О должности чело­века и гражданина» приказал перевести на русский язык.

Этот механистический подход к человеку, государству и обще­ству, к сожалению, в явной или неявной форме распространен и по настоящее время. Дискуссии о том, стихийно или продуманно, по плану, действовал Петр I, упреки в том, что нередко он действовал бессистемно, без предварительно продуманной всесторонней про­граммы преобразований, основаны скорее всего на не до конца осознанном убеждении, что такую программу составить все-таки можно и если хорошо ее разработать и постараться, то можно и осуществить. Но история не знает таких примеров. Человек и об­щество — это очень сложные самоорганизующиеся системы. Об­щество состоит из людей с разнообразными, часто разнонаправленными интересами, человек в своем поведении нередко руководствуется чувствами, а не соображениями разума. Примирить противоречивые интересы, объединить людей с совершенно разными потребностями, предусмотреть и просчитать всевозмож­ные природные, экономические, общественные и прочие послед­ствия непосильно даже самому гениальному человеку.

Петр I действовал по ситуации, активно и действенно отклика­ясь на те или иные события. К примеру, готовясь к войне со Шве­цией, он реорганизует армию по европейским образцам и на осно­ве опыта, накопленного в самой России. Для ведения войны требовалось много денег, оружия, снаряжения, а потому начинаются лихорадочные поиски источников денег, изобретаются подати, подстегивается промышленность в ущерб будущему народа (а иначе зачем разорять основу государства и общества — кресть­ян, купцов и ремесленников). Для Петра I благо Отчизны, которой он так ревностно служил, и его собственные интересы как само­держца — одно и то же, но понимание народом своего блага было другим. Не благоденствие народа было главной целью Петра I. Он много раз говорил и предписывал беречь крепостных крестьян, заботиться о них, но интересовали царя не сами по себе крестьяне, их благосостояние, а исправное несение ими податей и других повинностей ради главного дела его жизни — армии и флота, Санкт-Петербурга. Результат известен — вконец обнищавшие кре­стьяне, разоренные купцы и ремесленники. И даже когда в конце своего царствования Петр I начинает готовить реформы, стремится проводить их продуманно, поставив четкую цель и сформулировав программу (указ, регламент), а затем берется осуществлять, то из его благих порывов мало что получается, и еще ярче проявляется утопизм его намерений все предусмотреть.

Утопических мечтаний полны и предписания Петра I о развитии школ, науки, искусства, средств на которые выделялось мало, поскольку все забирали война и постоянно растущий бюрократи­ческий аппарат. (И как все это похоже на громадье наших планов в советский период.) Для Петра I характерна страсть к регламен­там, уставам: к примеру, помимо регламентов по отдельным отраслям государственного управления, он составил Генеральный регла­мент, а положения Воинского устава распространялись и на гражданскую жизнь. Петр I стремился вогнать живую жизнь в гра­нитные русла предписаний, но поток жизни не подчинялся ему. Сколько он ни предписывал не брать взяток, сколько ни грозил страшными наказаниями, бил и казнил — все продолжали брать взятки, воровать, увиливать от службы и учебы, потому что сам же Петр I создал идеальную среду для распространения этого зла, образовав гигантский бюрократический аппарат, установив госу­дарственный контроль над экономикой и всеми сферами россий­ской жизни. Точнее, сама логика развития Российского государст­ва и общества в течение XV — начала XVIII вв. привела к такому положению, и Петр I не мог и не пытался свернуть с пути, проло­женного предшественниками. Если внимательнее проанализиро­вать сущность процессов, протекавших в государственной, соци­альной и экономической сферах России в XVI — начале XVIII вв.. то становится очевидно, что произошедшие изменения носят больше количественный, чем качественный характер.

ЛЕКЦИЯ Х

ПРОСВЕЩЕННЫЙ АБСОЛЮТИЗМ ЕКАТЕРИНЫ II

Социально-экономическое развитие России после Петра I. Просвещенный абсолютизм. «Наказ». Комиссия по составлению нового Уложения. Воспитание «новой породы» людей.

Социально-экономическое развитие России после Петра I

Для экономического развития России в XVIII в. характерны усиление товарно-денежных отношений, продолжение формирования единого внутреннего рынка, значительный рост внешней торговли. Все это развивалось в довольно своеобразных формах и сопровождалось ориентацией экономики на аграрное развитие, т.е. преимущественное развитие сельского хозяйства и сельской промышленности, относительное уменьшение роли городов, в том числе в промышленности и торговле. Важными особенностями XVIII в. являются настоящая революция цен, рост предпринимательства и торговой деятельности российского дворянства, что наложило свой отпечаток на российскую экономику и судьбу петровских преобразований в промышленности и торговле. Об этом прежде всего и пойдет речь.

В XVIII в. в России произошел колоссальный по мировым стан­дартам скачок цен. Цены на хлеб, выраженные в граммах серебра, на сопоставимой территории повысились в 6,3 раза, цены на дру­гие сельскохозяйственные товары — в 5,5, на промышленные това­ры российского производства — в 4 раза. Общий индекс реальных цен за XVIII в. возрос приблизительно в 5 раз. Причины революции цен заключались, во-первых, в уменьшении громадного, почти 10-кратного, разрыва в ценах в России и западноевропейских стра­нах, который существовал на рубеже XVII—XVIII вв. Преодоление этого разрыва произошло благодаря весьма значительному росту объема внешней торговли: за XVIII в. он возрос (в постоянной валюте) в 26,5 раза. Второй причиной послужило увеличение денеж­ной массы в 7,4 раза на душу населения (в серебре) за счет эмиссии денег. Третьей причиной явилось производство отечественного золота и серебра. В ходе революции цен и под воздействием измене­нии в жизни страны в первой четверти века Россия включилась в процесс международного разделения труда в качестве поставщика сельскохозяйственной продукции и импортера промышленных изделий.

В послепетровское время доля готовых изделий в экспорте России стала сокращаться и к началу XIX в. составляла всего около 14%. Соответственно доля сырья и материалов в 1653—1725 гг. по­низилась с 94 до 27%, а затем начала вновь повышаться и достигла в 1802—1805 гг. 78%. Рост цен и приобретение портов на Балтий­ском и Черном морях стимулировали экспорт российских товаров, но в большей степени сырья и материалов, во-первых, из-за «ножниц» цен в пользу сельскохозяйственных и промысловых товаров;

во-вторых, вследствие малой конкурентоспособности российских изделий на европейском рынке и высокого спроса на российское сырье; в-третьих, благодаря хорошо развитому производству зерна, льна, пеньки, рыбы, пушнины и других сельскохозяйственных и промысловых товаров, так как страна обладала колоссальными зе­мельными ресурсами и промысловыми угодьями. Именно во вто­рой половине XVIII в. шло активное земледельческое освоение южнорусских степей (Новороссия). Наконец, экспорт сельскохо­зяйственной продукции давал значительные доходы государству (от таможенных пошлин, от повышения способности крестьянства платить налоги), а также помещикам, крестьянству, купечеству, не требуя сколько-нибудь существенных капиталовложений и болез­ненной перестройки аграрной экономики. Другими словами, су­ществовали огромные возможности для развития экономики экс­тенсивными методами, т.е. за счет простого вовлечения в оборот все новых и новых природных ресурсов. Особенно увеличивался вывоз зерна: на рубеже XVIII—XIX вв. именно зерно заняло первое место среди экспортных товаров — более 20% объема всего экс­порта, в то время как в начале XVIII в. на его долю приходилось менее 3%, а в 1758—1760 гг. — 1%. В 1796—1805 гг. по сравнению с 1701—1761 гг. экспорт зерновых вырос в весовом выражении в 32 раза, а в стоимостном — в 47 раз (на душу населения по стоимо­сти — в 27 раз). В 1796—1805 гг. на экспорт шла '/5 всего товарного хлеба в стране.

С 1696 по 1796 г. площадь пашни увеличилась с 20 до 31% всей территории, особенно быстро росла пашня в последней трети XVIII в., во время бурного повышения цен: только за 1780—1804 гг. площадь распаханных земель возросла примерно на 60%. Увеличение пашни существенно обгоняло рост населения. Расширение посевных площадей требовало существенного увеличения затрат тру­да, так как техническая база земледелия оставалась практически неизменной. Эта проблема решалась не только посредством ин­тенсификации труда самого крестьянства, но и путем снижения темпов роста промышленности, сокращения миграции крестьян в город и обращения городских жителей к земледельческим заняти­ям. Об усилении аграризации экономики страны в XVIII в. свиде­тельствуют данные о развитии промышленности. По самым опти­мистическим оценкам, среднегодовые темпы роста рабочей силы в 1725-1768 гг. были равны 3,5%, а в 1768-1800 гг. - 2,8% (С.Г. Струмилин). По более объективным оценкам, замедление еще замет­нее: так, в крупной обрабатывающей промышленности среднего­довые темпы роста рабочей силы составляли в 1725—1770 гг. 2,7%, в 1770-1804 гг. - 1,4%.

Такая же картина наблюдается в горной промышленности — особенно заметно сокращение темпов роста металлургии в послед­ней трети XVIII в. Сказанное вовсе не противоречит данным о значительном росте промышленности в послепетровском столетии (в абсолютных цифрах). К концу XVIII в. общее число промыш­ленных предприятий составило 2294, из них 2094 предприятия обрабатывающей промышленности и 200 предприятий — горнозаводской. Как правило, в истории цифры относительные, сравнивающие одно явление с другим, значительно важнее и показатель­нее для характеристики тех или иных процессов, протекающих в обществе. Другими словами, несмотря на заметный количествен­ный рост промышленного производства в России в XVIII в., паде­ние темпов роста численности рабочих в конце века и увеличение доли сельскохозяйственных товаров в экспорте России говорят об изменении соотношения промышленности и сельского хозяйства в народном хозяйстве в пользу последнего, а значит, о растущей аграризации экономики страны. Это же подтверждают и интересные явления, которые происходили в развитии городов. В 1740— 11783 гг. за счет естественного прироста число горожан в среднем возрастало в год на 0,8%, за счет миграции — на 0,18, в 1783— 1801 гг. — соответственно на 0,61 и 0,16%. В отдельные годы показатели миграции имели даже отрицательные значения. При сокращении миграции крестьян в город и более низком естественном приросте населения в городе доля городского насе­ления сокращалась: с 1742 по 1801 г. она уменьшилась с 12 до 8,2%. В силу этих причин развитие промышленности и торговли в городах отставало. Городская промышленность развивалась слабо из-за конкуренции со стороны западноевропейской и в не меньшей степени сельской, прежде всего дворянской, промышленности. Так, если в 1725 г. в городах было сосредоточено 78% предприятий крупной обрабатывающей промышленности (из 56) и 86% рабочей силы (из 12,4 тыс.), а также значительная часть мелкой промышленно­сти, за исключением ручных домен, горнов и соляных варниц, то в 1803—1804 гг. в городах находилось только 58% предприятий (из 1909) и соответственно 55% рабочей силы (из 75,2 тыс.).

Сельская обрабатывающая промышленность своим успехом была обязана отчасти крестьянскому, но в еще большей степени дворянскому предпринимательству, которое на протяжении XVIII в. укреплялось. Если в первой четверти века из 40 частных мануфактур дворянам принадлежали только две (5%), то к 1773 г. из 326 — 66 (20%) мануфактур, которые производили до трети всех товаров, а в 1813—1814 гг. из 1018 предприятий с числом работни­ков более 15 человек 520 (более 50%). Особенно успешной была деятельность дворян в суконной, писчебумажной, поташной, стек­лянной, металлургической областях — более 50% предприятий, а в винокурении с 1754 г. они были монополистами. Успехи дворян в промышленной деятельности определялись не столько их способ­ностями к предпринимательству, сколько исключительно благопри­ятными условиями, которые можно назвать тепличными, в кото­рых протекала их деятельность. Достаточно проанализировать результаты промышленной деятельности титулованных заводчиков А.И. и П.И. Шуваловых, М.И. и Р.И. Воронцовых, И.Г. Черныше­ва, С.П. Ягужинского и им подобных. Во-первых, они получали из казны на весьма льготных условиях предприятия, приносившие доход. Во-вторых, в их распоряжении были в неограниченном ко­личестве сырье (прежде всего руды), лесные и водные ресурсы и самое главное — бесплатная рабочая сила: крепостные и припис­ные крестьяне, обязанные месяцами отрабатывать на заводах свою подушную подать. Государство делало все, чтобы новые заводовладельцы жили безбедно. Оно выдавало им ссуды, предоставляло льготы по выплате долгов, для некоторых из них делались исклю­чения в законодательстве. Заводовладельцы из других сословий и государственные предприятия ставились во всех отношениях в неравные с ними конкурентные условия. И тем не менее к концу XVIII в. дворянское предпринимательство стало терпеть крах.

Дело в том, что с приобретением мануфактур, которое в извест­ной мере продолжало традиции феодальных пожалований, их вла­дельцы не становились капиталистами. Дворянин-заводчик, если и достигал успехов (как правило, временных), то только в резуль­тате применения экстенсивных методов ведения хозяйства: строи­

закладывались новые заводы или домны, приписывалось к заводам большее, чем разрешал закон, количество государственных крестьян, усиливалась эксплуатация собственных крепостных, занятых в промыш­ленности. Но, получая в качестве феодального пожалования мануфактуру — объект, качественно отличающийся от феодального поместья, все заводовладельцы из дворян вели промышленное хо­зяйство теми же примитивными, хищническими методами, каки­ми они вели хозяйство в крепостной вотчине. Потребительская манера ведения хозяйства сказалась даже в том, что дворяне, полу­чив доходные заводы, не только не поправили свои финансовые дела, но даже ухудшили их. Все дворяне - заводовладельцы оказа­лись в неоплатном долгу у казны и частных кредиторов. А причина заключалась в том, что доходы людей высшего света уходили на удовлетворение капризов — своих и императрицы, а в развитие заводов и имений почти ничего не вкладывалось. Следует также заметить, что в первой половине XVIII в., и особенно после смерти Петра I, для экономики России стало характерным повсеместное использование подневольного труда крепостных или приписных государственных крестьян. Предпринимателям (в том числе недво­рянам) не приходилось надеяться на рынок свободной рабочей силы, который с усилением борьбы государства с беглыми, воль­ными и «гулящими» — основным контингентом свободных работ­ных людей — существенно сузился. Более надежным и дешевым способом обеспечения заводов рабочей силой была покупка или приписка к предприятиям целых деревень. Политика протекцио­низма, проводимая Петром I и его преемниками, предусматривала приписку и продажу крестьян и целых деревень владельцам ману­фактур, и прежде всего таких, которые поставляли в казну необхо­димые для армии и флота изделия (железо, сукно, селитру, пеньку и т.д.). Указом 1736 г. все работные люди (в том числе вольнонаем­ные) признавались крепостными владельцев заводов.

Указом 1744 г. Елизавета подтвердила постановление от 18 ян­варя 1721 г., разрешавшее владельцам частных мануфактур поку­пать к заводам деревни. Поэтому во времена Елизаветы целые от­расли промышленности основывались на подневольном труде. Так, во второй четверти XVIII в. на большинстве заводов Строгановых и Демидовых использовался исключительно труд крепостных и приписных крестьян, а предприятия суконной промышленности вообще не знали наемного труда — государство, заинтересованное » поставках сукна для армии, щедро раздавало заводчикам государ­ственных крестьян. Такая же картина была на государственных лредприятиях. Перепись работных людей уральских государственных заводов в 1744—1745 гг. показала, что вольнонаемных среди них было лишь 1,7%, а остальные 98,3% работали в принудительном порядке.

Но наибольшие доходы дворянам приносила торговля — через экспорт хлеба и другого сельскохозяйственного сырья и поощре­ние сельской торговли крестьянами. Верхушка дворянства, заинте­ресованная в развитии торговли, добивалась (и успешно) ликвида­ции внутренних таможенных пошлин (раньше, чем во многих европейских странах, но вовсе не потому, что правительство Рос­сии было мудрее, а потому, что это было выгодно фаворитам им­ператрицы). В то же время была сохранена система монополий и откупов, наносивших огромный вред экономике России, но нахо­дившихся в руках дворянства. В 1757 г. был введен новый таможен­ный тариф ярко протекционистского характера в интересах в пер­вую очередь дворянства.

Более быстрый рост цен на сельскохозяйственные товары по сравнению с промышленными и общее отставание роста зарплаты от роста цен отрицательно сказывались на жизненном уровне го­родских жителей, занятых в промышленности и ремесле. Отсюда стремление горожан не терять связи с сельским хозяйством, до последнего держаться за огород, скот и даже пашню, что в течение долгого времени не только способствовало консервации аграрных черт русских городов, но и породило особого типа аграрные горо­да. В 1760-е годы около 60% городов являлись аграрными, т.е. ос­новным занятием их жителей было земледелие, только 2% — тор­говыми, 4% — промышленными и 31% — смешанного типа, остальные были административно-военными центрами. В конце XVIII — начале XIX вв. — соответственно 55; 4; 1 и 36%.

Заинтересованность помещиков в получении все большего ко­личества хлеба и других сельскохозяйственных продуктов привела к росту эксплуатации крестьян, особенно в форме барщины — наиболее тяжелой для крестьян повинности. Становление барщин­ной системы завершилось именно к середине XVIII в. В конце первой четверти XVIII в. по сравнению с серединой XVII в. коли­чество имений с отработочной рентой увеличилось более чем в 3 раза, а число имений с денежной рентой уменьшилось в 2 раза. Резко возросла и подушная норма барщины, приближаясь, а ино­гда и превосходя ту норму, которая считается предельной в эксплу­атации крестьянина-земледельца. Эта тенденция сохранялась в течение всего XVIII в., число барщинных дней доходило до 4—5, а то и 6 дней в неделю. Некоторые помещики переводили часть сво­их крестьян на месячину, т.е. крестьяне работали только на барской пашне, получая за это лишь питание. Росли и денежные пла­тежи в пользу помещиков — с 40 коп. при Петре I до 2—3 руб. уже в 1860-е годы.

Но следует учитывать, что государственные прямые налоги в XVI—XVII вв. после Петра I были неизменными, подушная подать равнялась 70 коп. с души, и только в 1795 г. она выросла до 1 руб., в 1798 г. — до 1 руб. 26 коп., в то время как номинальные цены на сельскохозяйственные продукты за 1725—1800 гг. выросли пример­но в 4,2 раза. Разницу, возникшую из-за «ножниц» между ростом налогов и цен, получили помещики за счет увеличения крестьян­ских повинностей. В результате реальная тяжесть платежей оброч­ных помещичьих крестьян в пользу государства и помещиков в конце XVIII в. по сравнению с его началом увеличилась всего на 14%.

От «ножниц» между ростом налогов и цен кроме дворян выиг­рали также государственные, дворцовые, удельные и другие кате­гории непомещичьих крестьян, а также податные городские сосло­вия. Так, в течение 1724—1791 гг. у государственных крестьян общее бремя платежей выросло в 3,5 раза, у дворцовых — в 5,4, у мещан­ства осталось без изменений, в то время как номинальные хлебные цены выросли в 5,7 раза, цены ремесленных и промышленных изделий — в 4,7 раза. Таким образом, впервые в российской исто­рии целые категории населения получили передышку, возможность накапливать средства, и это привело к тому, что в конце XVIII в. усиливается торговая и предпринимательская активность этих ка­тегорий населения и даже помещичьих крестьян, бремя платежей которых росло все же не так быстро, как до второй четверти XVIII в. Именно в это время начинает увеличиваться число вольнонаемных мануфактур, растет производство товаров широкого потребления, так как появился платежеспособный спрос широких слоев населе­ния.

Каковы же были социально-политические последствия измене­ний в экономике России в XVIII в.? Громадный рост цен на сель­скохозяйственные продукты при большом спросе на них как вну­три страны (со стороны населения нечерноземных губерний, новой столицы и армии), так и за границей стимулировал товарное сель­скохозяйственное производство на крепостной основе, а развитие барщинной системы хозяйства в конечном итоге привело к усиле­нию крепостного права.

Так же как в странах Восточной и Центральной Европы, где подобные явления наблюдались в XVI—XVII вв., в России XVIII в. под воздействием революции цен, развития товарно-денежных

отношений произошло усиление крепостничества, которое приня­ло суровые формы, близкие к рабству: в 2,5 раза увеличилась бар­щина, в 1,35 раза — реальный оброк. Крепостной крестьянин пре­вратился фактически в собственность помещика, по желанию которого его могли ссылать на каторгу, отдавать в солдаты, пересе­лять на жительство в другую местность, продавать, отрывать от семьи. Характерно, что рост крестьянских повинностей в пользу помещиков особенно быстро происходил во второй половине века, когда экономическая конъюнктура была наиболее благоприятной для сельскохозяйственного предпринимательства.

Однако есть и другая сторона в развитии крепостнического хо­зяйства: дворянское предпринимательство в сфере сельского хо­зяйства и промышленности. В стремлении воспользоваться благо­приятной конъюнктурой и увеличить свои доходы помещики расширяли свое хозяйство, усиливали колонизационное движение, подталкивали развитие товарного производства и товарно-денеж­ных отношений. Так же как рабство в США способствовало воз­никновению капитализма в американской экономике, крепостни­ческое хозяйство в России являлось основой становления рыночных отношений в российской экономике.

Социальные и политические последствия экономического раз­вития России в XVIII в. таковы. Выгодная экономическая конъ­юнктура, возможность получить, может быть, впервые в истории России, за счет эксплуатации крепостных в своем хозяйстве боль­ше, чем на службе, порождало у дворян-помещиков желание пе­рейти из служилого в землевладельческое сословие. Они стали добиваться освобождения от обязательной службы, и после дости­жения этой цели в 1762 г. дворяне в большом числе становятся сельскими хозяевами, усиленно занимаясь торговлей и промыш­ленностью.

XVIII век, особенно его вторая половина, отмечен упрочением социальных и политических позиций дворянства в государстве — это поистине был золотой век дворянства. Этому способствовали хозяйственные успехи дворянского сословия, те миллионы рублей, которые оно заработало от своих сельскохозяйственных, торговых и промышленных занятий. Закон о вольности дворянской 1762 г. и Жалованная грамота дворянству 1785 г. могли бы остаться пустыми декларациями, если бы провозглашенное господствующим сосло­вие не имело твердой материальной базы, которую создали его возросшие доходы от собственных имений, поскольку бедность и политическое господство — вещи несовместимые. Точнее, дворян­ские вольности и появились лишь благодаря возросшему материальному богатству и появлению экономической независимости этого сословия от государства. Но, как это бывает всегда в сослов­ном обществе, повышение роли одного сословия происходит в ущерб другим.

Буржуазии весьма трудно было конкурировать с дворянством в сфере промышленности и торговли из-за наличия монополий и льгот в пользу дворянства, а более выгодное сельскохозяйственное предпринимательство тем более было ей недоступно из-за запрета иметь крепостных и землю. Поэтому верхушка купечества и пред­принимателей стремилась при малейшей возможности перейти в дворянство. Так дворянами стали Демидовы, Строгановы. Буржуа­зия лишалась своих лучших представителей, что ухудшало эконо­мическое и социальное положение как самой буржуазии, так и городского общества в целом. С усилением позиций дворянства происходили соответствующее принижение роли российской бур­жуазии, относительное ослабление экономического и социального значения города, что имело далеко идущие политические послед­ствия — усиление абсолютизма, установление власти дворян, с одной стороны, и чрезмерную лояльность буржуазии, ее неспособ­ность создать альтернативную силу дворянству и бюрократическо­му самодержавному государству, — с другой.

Просвещенный абсолютизм

Екатерина II проводила политику, получившую название «про­свещенный абсолютизм». Во второй половине XVIII столетия во многих государствах Европы становится популярной идея фран­цузских просветителей о «союзе государей и философов». В этот период абстрактные категории переносятся в сферу конкретной политики, которая предполагала правление «мудреца на троне», покровителя искусств, благодетеля всей нации. Это был целый этап в истории общества, причем не только русского, но и всего евро­пейского. В роли просвещенных монархов выступали шведский король Густав III, прусский — Фридрих II, австрийский император Иосиф II, русская императрица Екатерина II. Политика просве­щенного абсолютизма выражалась в проведении реформ в духе идей Просвещения, возглавляемых просвещенным монархом, спо­собным преобразовать общественную жизнь на новых, разумных началах. Это было время робких реформ, не затрагивающих основ | феодально-абсолютистского строя, время либерального заигрывания правительств с философами и литераторами. Но вот грянула | французская буржуазная революция, и европейские монархи сразу | же отказались от идей просвещенного абсолютизма.

В понимании сути и целей политики просвещенного абсолю­тизма существует известная неопределенность. Можно спорить о точном значении термина «просвещенный абсолютизм», но общий характер той эпохи легко узнаваем. Именно веку Просвещения (XVIII столетие в истории европейской культуры) свойственно особое видение мира, оказавшее сильное влияние на все последу­ющее общественное развитие. Россия совместно с Европой пере­жила Просвещение: на смену средневековому сознанию пришло сознание Нового времени. Мировосприятие русского дворянина (а именно образованное дворянство стало главным носителем идей европейского Просвещения) типологически было сходно с созна­нием его современника — европейца. Можно говорить о всеобщей увлеченности идеями Просвещения: их разделяли представители почти всех слоев русского общества. Наибольшей популярностью пользовались Вольтер, Дидро, Гольбах, Гельвеций. Так, почти все произведения Вольтера были переведены на русский язык; те со­чинения, которые не могли пройти цензуру, распространялись в рукописях.

Эпохе «просвещенного абсолютизма» была присуща определен­ная идеология. Выделим ее характерные черты: идея равенства всех людей, государство создается в результате общественного догово­ра, следствием которого являются взаимные обязательства монар­ха и подданных; именно государство есть главное средство созда­ния общества всеобщего благоденствия; все реформы, основыва­ющиеся на справедливых законах, должны идти сверху, от государ­ства, в основе деятельности которого лежит принцип: «Все для на­рода, и ничего — посредством народа»; просвещение — одна из важнейших функций государства и одновременно способ воспита­ния из подданных сознательных граждан; признание свободы сло­ва, мысли, самовыражения.

Пример увлеченности европейским Просвещением подавала сама Екатерина. Она не только читала произведения французских просветителей, но и состояла с ними, особенно с Вольтером и Дидро, в оживленной переписке. Вольтер называл ее не иначе как «великая Семирамида Севера», а в письме к одному русскому адре­сату писал: «Я боготворю только три предмета: свободу, терпимость и вашу императрицу». В письмах к Вольтеру Екатерина II не ску­пилась на либеральную фразеологию и даже прибегала к прямой лжи в изображении русской действительности. В одном из писем она сообщала, что у нее в империи налоги скромны и в России нет ни одного крестьянина, который бы не кушал курицу, когда ему захочется, а в некоторых провинциях даже предпочитают курам индюшек. Ей удалось ввести в заблуждение и знаменитого фран­цузского философа Дидро. Екатерина помогала ему, когда он был посажен в тюрьму во Франции, купила его библиотеку и возврати­ла ее Дидро в пожизненное пользование. В 1773 г. Дидро приехал в Россию, прожил в Петербурге пять месяцев, наставляя на путь «просвещенного монарха» «пресвятую владычицу петербургскую». Лидеры французского Просвещения готовы были признать первен­ство Екатерины среди просвещенных монархов. Свою европейскую популярность в качестве прогрессивно мыслящего монарха Екате­рина II подтвердила, отказав английскому королю отдать в наем части русских войск для борьбы с английскими колониями в Се­верной Америке.

Период царствования Екатерины II характеризуется резким контрастом между декларативными заявлениями просвещенной императрицы и ее реальной политикой. «Тартюфом в юбке и короне» назвал Екатерину II А.С.Пушкин. Безусловно, Екатерина пред­приняла некоторые шаги, направленные на дальнейшую европеи­зацию и гуманизацию русской жизни, однако в условиях диктатуры дворянства и углублявшегося закрепощения крестьян они выгля­дели достаточно двусмысленно. Это дало основание историкам по-разному оценивать проводившуюся Екатериной политику просве­щенного абсолютизма. Многие отождествляют ее с обычной социальной демагогией, пропагандой показного либерализма, глав­ными целями которого были: создать более привлекательный об­раз России и самой императрицы за рубежом; внести успокоение в общественное мнение Западной Европы и страны перед фактом незаконного захвата ею власти; внушить русскому обществу мысль, что взгляды и действия императрицы справедливы и гуманны. Большая часть отечественных историков, рассматривающих про­свещенный абсолютизм как надстройку феодального общества на том его этапе, когда товарно-денежные отношения становятся важ­нейшим фактором общественного развития, подчеркивают, что именно развитие буржуазных отношений, ослабление государст­венной власти, обострение классового антагонизма между кресть­янскими массами и властвующим дворянством подтолкнули Ека­терину выбрать путь просвещенного абсолютизма, который она проводила с учетом сохранения крепостнических порядков, само­державия и господствующего положения дворянства.

Но как бы то ни было, если отбросить тщеславие и лицемерие Екатерины II, стратегические цели ее политической программы состояли в следовании гуманным идеям западноевропейских про­светителей, направленным на создание справедливого, разумно организованного общества, с поправкой на российскую действительность. Все сводилось к всемерному укреплению абсолютистского государства путем создания ему опоры в виде гражданского общества (с сословной структурой), опирающегося на законода­тельство, регулирующее взаимоотношения общества и государства и на механизм управления подданными. За годы правления Екате­рины II были осуществлены серьезные преобразования (носившие созидательный, а не разрушительный характер), коснувшиеся всех сторон жизни государства и имевшие долговременное значение.

Эпоха Екатерины была эпохой формирования национального сознания, складывания в обществе понятий чести и достоинства, духовного и культурного роста русского общества. Несомненно, в молодые годы Екатерина II искренне увлекалась идеями француз­ских просветителей, но после французской революции заверши­лось заимствование ею идей европейского Просвещения. Узнав о штурме Бастилии, Екатерина приказала вынести бюст Вольтера из своего кабинета (от Дидро она отреклась еще в 1785 г., а Руссо не признавала уже с середины 60-х годов). Радикализм и последова­тельность их идей были ей чужды. После казни Людовика XVI Екатерина II порвала всякие отношения с революционной Фран­цией, став душой контрреволюционной европейской антифранцуз­ской коалиции. Дворцовое просветительство пришло к своему естественному и закономерному завершению. Императрица окон­чательно утвердилась во взгляде на совершенную неприменимость и особую вредность просветительских моделей для абсолютистской России. В одном из писем Екатерина II написала, что мир никогда не перестанет нуждаться в повелителе, и лучше предпочесть без­рассудство одного, чем безумие многих, заражающее бешенством двадцать миллионов людей во имя слова «свобода». Несомненно, что на перемену взглядов Екатерины II повлияла и крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева (1773—1775 гг.) — са­мое крупное стихийное восстание крестьян в истории России.

Просвещенная Екатерина II не смогла осуществить свою про­грамму. По сути, она была истинной заложницей дворянства, инте­ресы которого она должна была выражать. Как отмечал В.О. Ключевский, Екатерина II одновременно распространяла в обществе идеи века и законодательно закрепляла «факты места». Екатери­на II стала гонительницей тех самых истинных представителей рус­ской просветительской мысли второй половины XVIII в., с кото­рыми раньше заигрывала, идеи которых о необходимости подлинного изменения феодально-крепостнической системы одо­бряла: Н.И. Новиков и А.Н. Радищев оказываются за решеткой. Н.И. Новиков, один из крупнейших русских масонов, представлявших оппозиционную правительству дворянскую обществен­ность, развернул широкую книгоиздательскую деятельность, кото­рая определялась просветительскими целями. Велика заслуга Н.И. Новикова как автора и издателя сатирических журналов «Тру­тень», «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек». А.Н. Радищев был представителем крайне левого радикального крыла общественной мысли России — дворянской революционности. Его знаменитое произведение «Путешествие из Петербурга в Москву» передает весь ужас крепостничества и деспотизма самодержавия и содержит пря­мые призывы к насильственному уничтожению существующих по­рядков. Не случайно Екатерина заявила, что Радищев — «бунтов­щик хуже Пугачева».

Таков был резкий контраст между либеральным началом и ох­ранительно-консервативным концом правления Екатерины II. Тем не менее многие мероприятия екатерининского правительства (а порой с инициативой самой императрицы) несут на себе печать просвещенного абсолютизма. Его наиболее яркими проявлениями были секуляризация церковных земель, законодательство о крес­тьянах Прибалтики, «Наказ», Уложенная комиссия, Вольное эко­номическое общество, реформирование местного управления, от­мена монополий в торговле и промышленности, жалованные грамоты дворянству и городам и др. Практическим выражением просвещенного абсолютизма была система воспитательно-образ­цовых учреждений в стране: открыты училище при Академии худо­жеств, Воспитательные дома в Москве и Петербурге, коммерчес­кое училище, Общество благородных девиц (Смольный институт), горное училище, Российская академия наук, первая публичная биб­лиотека в Петербурге, музей Эрмитаж и др. Остановимся подроб­нее на некоторых ярчайших проявлениях просвещенного абсолю­тизма Екатерины II.

«Наказ»

Одним из замечательнейших памятников эпохи просвещенного абсолютизма, ее своеобразным манифестом был знаменитый «Наказ», над которым Екатерина трудилась в течение двух лет. «Наказ» (1767 г.) представлял собой обширное фнлософско-юри-дическое произведение, где были рассмотрены наиболее значимые проблемы государственного и общественного устройства, а также задачи внутренней политики. На его основе Уложенная комиссия Должна была разработать новый законодательный кодекс. «Наказ» состоял из 20 глав и 526 статей (потом появились еще две главы). Из 507 страниц текста 408 были заимствованы из сочинений Мон­тескье («О духе законов») и Беккариа («О наказаниях и преступле­ниях»). Как писала сама Екатерина, «я обобрала президента Мон­тескье». «Наказ» произвел большое впечатление за границей и в России (с 1767 по 1796 г. он издавался на русском языке 8 раз). Многие положения «Наказа» сыграли поистине выдающуюся роль в истории русской общественной мысли.

Самое радикальное преобразование, которое намечала Екате­рина II, предполагало отмену крепостного права. Но в основной части «Наказа», где есть специальные главы, посвященные наро­донаселению, торговле, воспитанию детей, дворянству, «среднему роду людей», городам, суду, преступлениям и наказаниям, главы о крестьянстве нет. Значит ли это, что Екатерину не интересовал крестьянский вопрос и она прошла мимо него? Напротив, кресть­янский вопрос был проблемой номер один в России XVIII в., его нельзя было обойти при любом социальном преобразовании и тем более при создании новых российских законов. Дело в том, что в первоначальном варианте «Наказа» была глава о крестьянах и крепостном праве, которая в окончательной редакции исчезла. В ней не только декларировалась возможность освобождения, но и пред­лагался план постепенной реформы.

Поэт А.П. Сумароков, который был признанным идеологом целой группы дворянской интеллигенции, резко критиковал идею ликвидации крепостного права. При обсуждении крестьянского вопроса в Вольном экономическом обществе он заявил, что крестьянская свобода обществу вредна и пагубна. В конечном итоге Екатерина вынуждена была уступить и отступить перед крепостниками, не желавшими перемен.

Следующим прогрессивным положением «Наказа» была идея создания «правового» самодержавного государства. Многие статьи и строки «Наказа» имеют современное звучание. Екатерина провозгласила два великих принципа: равенство граждан перед зако­ном и презумпцию невиновности. Она пишет: «Равенство всех граждан состоит в том, чтобы все подвержены были тем же зако­нам»; «Вольность есть право все то делати, что законы дозволяют». Законы создаются не для устрашения, а для воспитания граждан:

«Приложить должно более старания к тому, чтобы вселить узаконениями добрые нравы в граждан, нежели привести дух их в уны­ние казнями». Суду должно предшествовать тщательное расследо­вание, обвиняемый имеет право защиты и отвода судьи, суд должен быть гласным. «Человека не можно почитать виноватым прежде приговора судейского, и законы не могут его лишить защиты своей, прежде нежели доказано будет, что он нарушил оны»; наказа­ние должно быть строго соразмерно преступлению. Екатерина ут­верждает: «Гораздо лучше предупреждать преступление, нежели наказывать». Даются три совета (не потерявшие своего значения и сегодня), как предупредить преступление: «Сделайте, чтоб законы меньше благодетельствовали разным между гражданами чинам, нежели всякому особо гражданину. Сделайте, чтоб люди боялись законов и никого бы, кроме их, не боялись. Сделайте, чтоб просве­щение распространилось между людьми». В «Наказе» Екатерина провозгласила такой гуманный пункт, как отмена пытки («употреб­ление пытки противно здравому естественному рассуждению»), возражает и против смертной казни'. Таково основное содержание «Наказа». Хотя стремление Екатерины перенести на чужую почву западные либеральные идеи окончилось неудачей, сам «Наказ» несомненно повлиял на русскую просветительскую мысль. В этом отношении слова Ключевского о том, что Екатерину «будут пом­нить дольше, чем ее деяния»², приобретают новый смысл.

Комиссия по составлению нового Уложения

Одним из ярких проявлений политики просвещенного абсолю­тизма была деятельность Уложенной комиссии. Открытая 30 июля 1767 г. с большой торжественностью в Успенском соборе в Москве, она должна была дать стране новые законы. В порыве всеобщего энтузиазма депутаты просили Екатерину II принять титул «прему­дрой и великой матери Отечества», который она отвергла, заявив:

«О моих делах оставляю времени и потомкам беспристрастно су­дить».

Работа Уложенной комиссии интересна с точки зрения истории русского парламентаризма: создателями новых законов должны были стать не государственная комиссия, не Сенат, а депутаты, созванные со всех концов страны. Депутаты избирались по сослов­ному принципу: своих представителей послали не только дворян­ство, но и горожане (купцы, ремесленники) и даже государствен­ные крестьяне, казачество, инородцы; составлялись наказы избирателей. Не позвали в Комиссию самую многочисленную часть подданных — крепостных крестьян, наказов у которых не спраши­вали: их голос в Комиссии не был услышан. Среди депутатов было немало известных людей и тех, кто прославился позже: четверо братьев Орловых, Г.А. Потемкин, князь А.М. Голицын, граф Я. Брюс, князь М.Н. Волконский, знаменитые историки — академик

' См.: Екатерина II. Сочинения. М, 1990. С. 23—31. ²Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 49—50.

Г.Ф. Миллер и князь М.М. Щербатов и др. Путем «социального эксперимента» из лучших представителей страны Екатерина хоте­ла создать людей нового типа, наделенных всеми правами в том государстве, которое отвечает идеям Просвещения. Выборы «депу­татского маршала» (председателя Комиссии) проводились тайным голосованием на альтернативной основе (было 9 кандидатов). По­вестка каждого пленарного заседания объявлялась заранее: каж­дый из депутатов мог записаться на выступление (регламент — 30 мин.) или подать «мнение» в письменном виде. Для разработки законопроектов по отдельным вопросам создавались специальные депутатские комиссии (их было 19).

Большое внимание уделялось статусу депутатов и депутатской этике. Категорически запрещалось перебивать оратора. Нарушив­шие это правило более 2 раз подвергались штрафу в пользу Воспи­тательного дома для сирот и незаконнорожденных, утвержденного Екатериной в 1765 г. Аналогичное наказание было и за отсутствие на заседаниях без уважительной причины более двух недель. Ека­терина поставила депутата под особую юрисдикцию, наделив его достоинством и независимостью. Даже регистрация депутатов шла не по сословной значимости, а по мере прибытия депутатов и Москву, тем самым демонстрировалось равенство в правах и могу­щественного вельможи, и простого мужика. Как пожизненный знак отличия и как память об этом великом предприятии Екатерины депутаты получали жетон и ряд привилегий: депутат был лично неприкосновенен, сам он навсегда освобождался от смертной каз­ни, пытки и телесных наказаний, а его имущество — от конфиска­ций. О недопустимости оскорбления депутатом депутата свидетель­ствует эпизод с дворянским депутатом М. Глазовым, который оскорбил депутатов каргапольских крестьян. Решением Комиссии дело обошлось штрафом. Мало того, его заставили публично изви­ниться перед обиженными. В данном случае Екатерина демонстра­тивно встала на сторону крестьянства, сознательно унизила дворя­нина, последовательно проводя свою политику равенства людей перед законом. В наказание за деятельность, несовместимую со званием депутата, участники Комиссии лишались депутатского мандата. Так случилось с депутатом от приписных крестьян Ф. Ер­маковым, превысившим свои депутатские полномочия.

Как же справилась Уложенная комиссия с поставленной перед ней задачей — создать новый свод законов, основывающийся на «Наказе» императрицы? Комиссия не решила своей главной зада­чи в силу очень скоро обозначившихся глубоких противоречий между сословиями: дворянство ополчилось на купечество, купечество на дворянство, неродовитое дворянство на родовое, и наоборот. Дворянство выдвинуло ряд требований: исключительное пра­во землевладения и власти над крестьянами, отмена прохождения службы по Табели о рангах. Купечество потребовало предоставить ему исключительное право занятия промышленностью и торгов­лей, лишив дворян этого права. Оно также считало, что в интере­сах предпринимательства не обойтись и ему без крепостного труда, так как вольнонаемные рабочие разбегаются. Государственные кре­стьяне жаловались на чрезвычайно тяжелое положение и даже не прочь были купить своего крепостного собрата. Казачество тоже требовало себе крепостных. Духовенство их требовало организо­ванно — через Синод. В этой схватке сословий всех их объединяло одно — они хотели владеть крепостными крестьянами. В своих воспоминаниях Екатерина писала: «Не было и двадцати человек, которые бы по этому предмету мыслили гуманно и как люди»', а врагом могло стать целое сословие. Наибольшую активность проявили дворянские депутаты: дискуссии о правах дворянства шли в течение нескольких месяцев. Среди них выделялся представи­тель охранительного направления, идеолог дворянства князь М.М. Щербатов (выступал за время работы Комиссии 38 раз). Он настаивал на незыблемости крепостного права и необходимости расширения привилегий дворянской аристократии.

При обсуждении крестьянского вопроса были у Екатерины и единомышленники. Так, дворянский депутат Г. Коробьин крити­ковал крепостные порядки и выдвигал предложение ограничить по­мещичий произвол и сделать крестьянина собственником того, что он зарабатывает своим трудом. Его предложение было отвергнуто Комиссией. Также остался неуслышанным голос депутата, выска­завшегося за отмену пыток. Мощную опору Екатерине могло бы дать «третье сословие», «средний род людей» (нарождающаяся бур­жуазия), но этот слой был еще очень слаб и сам нуждался в помо­щи государственной власти. Противоречия оказались настолько острыми, что провал затеи с Уложенной комиссией был очевиден, а это означало невозможность реализации теоретических построе­ний европейских философов на русской почве. В декабре 1768 г. под благовидным предлогом начавшейся войны с Турцией Комис­сия была распущена, как говорилось в Указе, на время, а оказа­лось — навсегда, хотя частные комиссии и статус депутатов продол­жали существовать, поддерживая иллюзии о политике просвещен­ного абсолютизма.

1См.: Записки императрицы Екатерины II. М., 1989. С. 175.

Таким образом, побоявшись выступить против целого сословия дворян (что означало для нее смертный приговор), Екатерина II пошла по пути дальнейшего расширения дворянского землевладе­ния, привилегий дворянства, укрепления его власти над крестья­нами. Именно в период просвещенного абсолютизма был издан Указ (1765 г.) о разрешении помещикам отдавать крестьян в катор­гу, ссылать в Сибирь. После своей двухмесячной поездки по Волге (1767 г.), когда Екатерина получила около 600 челобитных от поме­щичьих крестьян, был издан Указ, запрещавший крестьянам под страхом жестокого наказания жаловаться на своих помещиков. Не приходится сомневаться в том, что в соответствии со взглядами просветителей на природу человека и его естественные права кре­постное право было Екатерине отвратительно. В этом плане пока­зательно дело и наказание известной московской помещицы-сади­стки Дарьи Салтыковой. Оставшись вдовой в 25 лет, она получала удовольствие от пыток и издевательств над людьми, особенно над женщинами: на ее совести убийство более 100 дворовых. В своем Указе (1768 г.) Екатерина назвала Салтычиху «уродом рода челове­ческого». Публично лишенная дворянского звания, она была при­говорена к смертной казни, замененной пожизненным тюремным заключением. Салтычиха провела 11 лет в подземной тюрьме Ива­новского монастыря, куда ей пищу спускали на веревке, затем еще 22 года до своей смерти она жила в пристройке этого же монасты­ря. Следствие над Салтыковой и постигшее ее наказание носили показательный характер и должны были служить к устрашению других крепостников-изуверов. Однако политика просвещенного абсолютизма не смогла предотвратить ни обострения социальных противоречий, ни перерастания крестьянских волнений в Кресть­янскую войну под руководством Е.И. Пугачева.

И все же принципы просвещенного абсолютизма, провозгла­шенные от имени верховной власти, нашли свое воплощение в законодательной деятельности Екатерины II. Все проекты законо­дательств непременно связывались с улучшением нравов, образо­вания и государственной пользой. Так, в связи с планами Екатери­ны II образования «среднего рода людей» значительный интерес представляет деятельность Комиссии о коммерции, в которой яв­ственно прослеживаются просветительские идеи. Комиссия была тем учреждением, где вырабатывались основы «большой полити­ки» по вопросам экономики, торговли и положения купечества. Основным из предложенных был проект Г.Н. Теплова, ориентиро­ванный на необходимость большего почтения к купечеству и боль­шей свободы их деятельности. Коммерция, подчеркивал Теплов, — это особая область, которая обеспечивает стране богатство наибо­лее быстрым способом; представители «третьего чина» (купечест­ва) будут образцами здравой морали, соответствующей интересам государства, т.е. достойными и благонамеренными его граждана­ми. Просветительский характер предложений Теплова (1764— 1765 гг.) виден в его концепции «приохотить» народ к образованию путем распространения книг, журналов, публикаций по сельскому хозяйству, а купеческих детей — к навыкам, как бы мы сейчас ска­зали, маркетинга. Просвещенный абсолютизм включил в свою универсальную систему и новое отношение к природе, проявивше­еся в России в XVIII в. В проекте Теплова содержится протест против неограниченного экспорта леса из России; то же можно сказать о предложении в полном объеме воспользоваться богатст­вами Белого моря, благоприятным климатом берегов Дона для развития там культур виноделия и т.п. Во всех этих эпизодах вы­свечивается проблема гармонии человеческой деятельности, осве­щенной подлинным разумом, и природы.

Рекомендации Комиссии были учтены в ряде указов Екатери­ны II, наносящих удар по системе монополий в торговле и промы­шленности. Разрешалось людям разного звания строить фабрики и заводы; запрещалось препятствовать развитию «ремесел и рукоде­лия»; провозглашался принцип свободной промышленности (от­менялись казенные сборы и объявлялась свобода производства любых видов промышленных изделий). Влияние идей Просвеще­ния ярко выражено и в «Учреждении об управлении губерниями» (1775 г.). Впервые создавались губернские приказы общественного призрения, в обязанности которых входило помогать населению в строительстве и содержании школ, больниц, богаделен, сиротских приютов и др. Итак, с Екатерины началась история русской благо­творительности, которая должна была способствовать созданию в обществе новой атмосферы, иных принципов во взаимоотношени­ях людей — воспитывать дух милосердия, заботы о ближнем.

Воспитание «новой породы» людей

Практическим выражением политики просвещенного абсолю­тизма явилась педагогическая система, созданная Екатериной II в «соавторстве» с И.И. Бецким, сыгравшим выдающуюся роль в ста­новлении системы народного образования в России. Бецкой был высокообразованным человеком. После службы в Коллегии иност­ранных дел вышел в отставку и в течение долгих лет жил за грани­цей; в 1764—1794 гг. был президентом Академии художеств. За гра­ницей он изучал педагогические идеи западноевропейских мыслителей и создал свою собственную педагогическую систему, поддержанную Екатериной, и в теории, и в практике вполне само­бытную, но у нас не изученную и по достоинству не оцененную.

Неизвестным для многих остается и литературное наследие са­мой Екатерины II. Она вела обширную литературно-публицисти­ческую деятельность, издавала сатирический журнал «Всякая вся­чина», писала статьи, большое количество художественных произведений разных жанров: пьесы, комедии, стихи и сказки для детей, а также исторические сочинения, автобиографические «За­писки». В ряде своих произведений Екатерина разрабатывала просветительские идеи о воспитании. Она сама составила «настав­ление о воспитании великих князей» (внуков Александра и Кон­стантина) Н.И. Салтыкову. Их воспитанием до семи лет Екатерина занималась лично и собрала для них целую учебную библиотеку.

История екатерининских реформ в области образования во многом повторяет историю реформ, проводимых ею и в других областях, однако их особенностью было то, что разработка общих принципов шла параллельно с проверкой некоторых из них на практике. Основой новой педагогической системы и всего законо­дательства Екатерины II по народному образованию был разрабо­танный Бецким Генеральный план «О воспитании юношества обое­го пола» (1764 г.). Была сформулирована цель новой школы — не только подготовка профессионального работника, но и воспита­ние человека и гражданина. «Преодолеть суеверие веков, — писал Бецкой, — дать народу своему новое воспитание: есть дело, сово­купленное с невероятными трудами, а прямая оных польза остает­ся вся потомству»'. Авторы новой педагогической системы пони­мали трудность своей задачи. Одно лишь образование не даст должных результатов, нужно воспитание нравственности. Поэтому главная цель педагогики — создание «новой породы» людей. Раз­деляя взгляды Локка (что из ребенка, поскольку он рождается не плохим и не хорошим, а нейтральным, можно вылепить все что угодно) и Руссо (что в условиях полной изоляции от порочной социальной среды из ребенка можно вырастить человека идеаль­ного, совершенного), Екатерина и Бецкой создали сеть закрытых воспитательно-образовательных учреждений (по сословному при­знаку), где воспитывались бы дети в возрасте от 5 до 18—20 лет. Для всех остальных учебных заведений разрабатывались специаль­ные уставы, в которых просветительские идеи в области педагогики

' Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества// Учреждения и Уставы, касающиеся до воспитания и обучения в России обоего пола юношества. СПб., 1877. Т. 1.С.З.

воплощались в обязательные нормы. Именно задачей создания «нового общества» и «новой породы» людей определялся характер вновь открываемых учреждений. Одним из первых был Смольный институт, основанный в 1764 г. в Петербурге при Воскресенском Смольном Новодевичьем монастыре, под названием «Воспитатель­ное общество благородных девиц», имевший особое место в исто­рии русской школы: это было первое женское учебно-воспитатель­ное заведение, включавшее женское образование в общую систему школьного образования и просвещения.

Для проведения более масштабной школьной реформы была создана Комиссия об учреждении училищ (1782 г.), работавшая под руководством специально выписанного из Австрии по рекоменда­ции Иосифа II педагога Ф.И. Янковича де Мириево. Комиссия разработала план создания двух типов народных училищ: в уездах — двухклассные (изучались чтение, письмо, чистописание, арифме­тика, катехизис), в губернских городах — четырехклассные (добав­лялись русский язык, история, география, геометрия, архитектура, механика, физика, иностранный язык, закон Божий). Вновь созда­ваемые училища являлись всесословными, содержались за счет государства и находились в ведении местных органов власти. В ре­зультате в России впервые была создана общероссийская система общеобразовательной школы: возникла единообразная система учебных заведений с единой методикой и однообразной организа­цией учебного процесса, основанного на классно-урочной систе­ме. Школьная реформа Екатерины II соответствовала духу XVIII в., духу Просвещения, ее убежденности в том, что «только заведением народных школ разнообразные обычаи России приведутся в согла­сие, исправятся нравы». Нельзя не признать, что осуществленные в екатерининскую эпоху реформы в области народного образова­ния и просвещения были грандиозными как по своим масштабам, так и по своему долговременному значению, способствовали неу­клонной европеизации и гуманизации русского общества.

ЛЕКЦИЯ XI

ЭКОНОМИКА РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.

Сельское хозяйство: старое и новое. Крестьянский вопрос в дореформенный период. Промышленность и торговля в первой половине XIX в.

В прежние годы советские историки много спорили о времени возникновения капиталистического уклада в России, периодах его развития, российских особенностях капитализма и т.д., но все схо­дились в том, что капитализм как социально-экономическая фор­мация в России победил во второй половине XIX в., и отмена кре­постного права в 1861 г. определялась как решающий рубеж. Капитализм при этом понимался не столько как общество рыноч­ной конкуренции, свободы рыночных отношений, нового этапа п развитии человеческой личности, сколько как общество жестокой эксплуатации «злыми» капиталистами «несчастных» рабочих, как общество экономического принуждения рабочей силы к труду на благо владельцев капиталов — денег, заводов и прочего, как обще­ство прежде всего ожесточенной классовой борьбы между трудом и капиталом. При этом абсолютизировалось и связывалось почти исключительно с капитализмом строительство заводов и фабрик с машинной техникой. В последние годы делаются попытки объяс­нения российской истории XIX в. с помощью концепций «догоня­ющего развития» и «революции сверху». В первом случае старают­ся выявить особенности развития капитализма в России, которая отстала от Западной Европы из-за татарского ига и в XIX в. совер­шала очередной рывок с помощью перенимания с Запада техниче­ских достижений и социальных отношений, что привело к пере­становке фаз развития, усилению государства и т.д. Во втором случае ставится задача выявить причины попыток верховной вла­сти провести экономическую и политическую модернизацию стра­ны с помощью реформ, показать результаты этих реформ и неиз­бежность перехода к контрреформам, всячески подчеркиваете ;

положительная роль государства в России как двигателя прогресс? Но понимание капитализма, по существу, остается прежним, до­статочно глубокий анализ социально-экономических и политических процессов практически отсутствует. Поэтому в данной главе речь пойдет не столько о концепциях, сколько о том, как шло развитие промышленности и сельского хозяйства в России первой половины XIX в., какие изменения в них происходили, а также как развивались в это время государство и общество.

Сельское хозяйство: старое и новое

Уже в последней трети XVIII в. в России наблюдается заметное оживление предпринимательской деятельности — появляется все больше промышленных заведений, растет число городов и промыс­ловых сел, постоянно увеличивается экспорт хлеба и спрос на него внутри страны. Этому способствовали стабильность государствен­ных налогов, просуществовавшая до конца XVIII в., революция цен и вовлечение России в европейский рынок. Эти процессы продол­жались и в первой половине XIX в. За первые десятилетия XIX в. вывоз хлеба из России вырос в несколько раз и достиг, по различ­ным оценкам, 69—95 млн.. пудов в год. Особенно расширилась хлебная торговля после 1846 г., когда в Англии были отменены по­шлины на ввоз хлеба. По официальным подсчетам, ежегодный сбыт хлеба внутри России в 9 раз превосходил вывоз в зарубежные стра­ны. Сельскохозяйственное производство все крепче связывалось с внутренним и внешним рынком, приобретая все более товарный характер, усиливалась межрегиональная специализация.

В связи с непрерывным ростом населения, торговли и промыш­ленности значительно расширилась посевная площадь во всех гу­берниях европейской России: чтобы получить больше земледель­ческих продуктов, поднималась нетронутая целина, распахивались луга, леса и заросли кустарника. В южноукраинских губерниях и в области войска Донского' пахотные угодья увеличились с конца XVIII в. к середине XIX в. больше чем втрое.

В старых обжитых районах, даже в черноземных местностях, почва истощалась, и поэтому по инициативе наиболее хозяйствен­ных помещиков в 1830—1850 гг. возникло 20 новых земледельчес­ких обществ, которые ставили своей задачей определение мер для подъема сельского хозяйства. Деятельность этих обществ охватила Прибалтику, Украину, Центральный черноземный район, Повол­жье, Закавказье и отчасти нечерноземную полосу. Эти общества изучали местные природные условия, вводили более эффективные способы ведения хозяйства, создавали с этой целью опытные фер мы и хутора, проверяли действие

' Область войска Донского— историческое название территории размещения Донского Казачьего войска. Современные: Ростовская область, часть Волгоград­ской, Луганской, Воронежской областей и Калмыкии.

усовершенствованных машин и орудии. Некоторые сельскохозяйственные общества издавали спе­циальные журналы, в различных земледельческих районах было ус­троено несколько десятков сельскохозяйственных выставок, где представлялись образцы растений, усовершенствованные орудия, наиболее ценные породы лошадей, овец и крупного рогатого скота.

Особое внимание было обращено на замену стародавних, при­митивных орудий более совершенными. Раньше других стали рас­пространяться молотилки и веялки. Затем начали вводить сорти­ровки для отбора зерна, сеялки, равномерно разбрасывавшие семена, и другие орудия. Медленнее, несмотря на острую необхо­димость ускорения уборки урожая находили применение жатвен­ные машины: импортные жатки были дорогими и мало приспособ­ленными к российским условиям земледелия, а создать отечественную дешевую, быстро работающую жатку не удавалось. Вначале сельскохозяйственные машины ввозились из-за границы, позднее стали производиться и в самой России.

С целью повышения доходности имений некоторые помещики стали вводить новые сельскохозяйственные культуры. На Правобе­режной Украине, например, появились обширные плантации сахарной свеклы, на Левобережной Украине — табака, в южных губерниях и в Нижнем Поволжье расширились посевы подсолнеч­ника, почти повсеместно увеличивалась посадка картофеля. В Не­черноземье паровые поля начали занимать посевами трав — клеве­ра, люцерны, тимофеевки. Больше внимания теперь обращалось на необходимость удобрения полей навозом, отбора семян для по­сева, более глубокой вспашки.

Передовую роль в улучшении сельского хозяйства играла При­балтика. В прибалтийских имениях повышение уровня агротехни­ки носило более широкий и всесторонний характер; местами здесь применяли бобовые растения, вводили искусственные удобрения, вели упорную борьбу с сорняками.

Отдельные островки передового сельского хозяйства были рас­сеяны и в других местах европейской части России. Примером предпринимательского помещичьего хозяйства может служить крупное имение А. Реброва в Пятигорском округе Предкавказья. На 599 десятинах плодородной пашни Ребров собирал большой урожай пшеницы, которую сбывал как на местных рынках, так и на Дону и Черноморском побережье. Большие доходы приносили помещику разведение овощей для ближайших городов, сенокосы и особенно виноградники. В имении были также тутовый сад, образ­цовое шелкомотальное производство, 6 водяных мельниц, конный завод на 900 голов, большое стадо крупного рогатого скота и овец, в том числе тонкорунных. В 1842 г. Ребров получил от своего хо­зяйства крупный доход для того времени — около 12 тыс. руб. серебром. Характерно, что самые трудоемкие процессы при обра­ботке садов, виноградников и огородов выполнялись не крепост­ными (у Реброва их было 556 душ обоего пола), а наемными работ­никами.

Развитие производительных сил наблюдалось и в хозяйствах зажиточных крестьян — государственных, удельных и помещичь­их. Большинство участников сельскохозяйственных выставок со­ставляли государственные крестьяне.

Многие крестьяне сами изобретали улучшенные орудия и ма­шины: так, на выставке 1842 г. в селе Великом была выставлена трепальная машина для льна, сделанная крестьянином Х.Алексее­вым, на Лебедянской выставке 1849 г. крестьянин В.Сапрыкин показал изготовленные им модели молотилки, веялки и водяной мельницы, на Вятской выставке 1854 г. демонстрировалась сено­косная машина крестьянина А. Хитрина. Некоторые крестьяне со­здавали опытно-показательные хозяйства. В 1857 г. в Вятской гу­бернии насчитывалось несколько сотен таких доходных предпринимательских усадеб. В 1850-е годы особенно выделялся своими опытами крестьянин Нолинского уезда Вятской губернии Е. Метелев: он следил за текущей агрономической литературой, поддерживал связи с Московским обществом сельского хозяйства и двумя учебными фермами, закупал семена улучшенных сортов и проводил опыты их посевов. У Метелева было большое стадо ско­та. Для повышения плодородия глинистой почвы он использовал навоз. На его усадебном огороде вызревали отличные овощи, а фруктовый сад давал хороший урожай. Нередко хозяйства государ­ственных крестьян по продуктивности превосходили хозяйства соседних помещиков.

Технические нововведения применялись также в хозяйствах удельных крестьян, занимавших среднее положение между поме­щичьими и государственными крестьянами и плативших оброк царской семье. В 40—50-е годы в Симбирском удельном имении широко использовались конный английский плуг, веялки и моло­тилки. В 1844 г. удельный крестьянин вятского имения Сенин изо­брел молотилку, которая по простоте, удобству и дешевизне была признана лучшей в России.

В деревнях всех категорий в 1830—1850 гг. шло расслоение кре­стьян: с одной стороны, выделялись разбогатевшие хозяева, а с Другой — обедневшие земледельцы, которым приходилось ухолить на заработки.

Зажиточные крестьяне не ограничивались отведенными наде­лами, приобретали или брали землю в аренду. На основании Указа 1801 г. не только купцы и мещане, но и государственные крестьяне покупали незаселенные земли, в 1858 г. в государственных дерев­нях 33 губерний России насчитывалось около 270 тыс. таких соб­ственников, которым принадлежало более 1 млн. десятин земли, в основном пашни.

Удельные крестьяне приобретали землю с разрешения своего начальника. В Самарской губернии было немало таких земельных собственников, имевших по 100—200 десятин каждый.

Еще большее распространение получила аренда земли у казен­ного или удельного ведомства, особенно в районах степного За­волжья. Арендаторами были и сельские общества, и отдельные крестьяне. В Сызранском удельном имении в 1840-е годы числи­лось 12 крупных арендаторов, которые снимали 20 тыс. десятин земли на 9 тыс. руб., из них крестьянин А.Рачейский снимал боль­ше 6 тыс. десятин, за которые заплатил 3,5 тыс. руб.

Наряду с лесопромышленниками, подрядчиками и торговцами из среды крепостных крестьян выдвигались сельскохозяйственные предприниматели, сбывавшие на рынок крупные партии зерна, хмеля, льна, овощей, выращенных на собственных или арендован­ных землях. Чтобы вести такое хозяйство, нужно было нанимать рабочую силу: богатые крестьяне и купцы, которые не могли вла­деть крепостными, широко использовали батраков.

В дополнительных рабочих руках нуждались помещики, преиму­щественно на юге и юго-востоке, особенно применявшие более совершенные приемы агротехники и скотоводства, машины. И обедневшие крестьяне уходили из своих деревень на сезонные сельскохозяйственные работы. В небольших городах и селах на Нижней Волге в 30—50-е годы существовали настоящие «биржи труда». По приблизительным данным, в 1850-е годы ежегодно ухо­дили батрачить: 300 тыс. человек на Южную Украину, 150 тыс. — в Заволжье, 120 тыс. — в Прибалтику, 130—150 тыс. человек — в остальные регионы.

Но все эти положительные изменения в сельском хозяйстве России первой половины XIX в. были очень ограниченными. Даже основная масса государственных крестьян, юридически свободных и более независимых, состояла из середняков, которые вели само­стоятельное трудовое хозяйство; крестьян, которые были вынуж­дены сократить свое хозяйство или вовсе его забросить, было немного. По данным псковской подворной переписи, государст­венных крестьян, обрабатывавших исключительно собственную землю, было 56%, а оставивших земледелие — только 6%. Кресть­ян, создававших крепкие хозяйства предпринимательского типа, а их были десятки и даже сотни тысяч, было все же ничтожно мало по сравнению с общей массой. Так, в 1858—1859 гг. ревизских душ (т.е. крестьян мужского пола) в русских губерниях насчитывалось — помещичьих 6 577 159 человек (45,97%), государственных — 6 772 375 (47,34%), удельных - 957 140 (6,69%), а всего -14 306 673 человека.

Число передовых помещиков, переходивших на новую агротех­нику, составляло приблизительно 3-4% общего их числа, процент крестьянских хозяйств такого типа был еще меньше. Развитие производительных сил в сельском хозяйстве происходило не столько в форме радикального обновления агротехники и полеводства, сколь­ко путем расширения посевных площадей и освоения новых мало­заселенных районов, т.е. преобладали экстенсивные формы раз­вития.

Подавляющее большинство помещиков стремились повысить доходность своих имений старыми способами: расширением бар­ской запашки за счет крестьянских наделов, увеличением барщин­ных дней и оброка. Так, в Харьковской и Полтавской губерниях помещики имели больше 68% удобной земли, а в Екатеринослав-ской — больше 80%. В Рязанской и Тамбовской губерниях по срав­нению с 1780 г. барская запашка увеличилась в 1,5—2 раза. Больше всего пострадали крестьяне мелкопоместных имений. Все чаще помещики отбирали у крестьян всю землю и переводили их на месячину. В конце 1850-х годов в Полтавской и Харьковской гу­берниях безземельные крестьяне составляли почти четверть всех крепостных. В мелкопоместных имениях европейской части Рос­сии таких крестьян было около половины, а в Курской губернии все крепостные мелких помещиков жили в барских усадьбах в ка­честве дворовых или батраков.

Крестьянское малоземелье, усиливаемое ростом населения, на­блюдалось во всех губерниях старого заселения: в нечерноземном районе вместо положенных 8 десятин на ревизскую душу приходи­лось от 1,5 до 3 десятин, в черноземных губерниях вместо 5 деся­тин крестьяне имели от 2 до 4 десятин.

Увеличивалась численность крестьян, отбывавших барщину: к началу 1860-х годов в черноземном центре таких крестьян было более 70%, в Поволожье — более 73%, а на Украине — от 97 до 99%. Крестьянам назначались непосильные нормы, закон 1797 г. о трех днях барщины в неделю большей частью не исполнялся.

Повышалась и оброчная повинность. Если в конце XVIII в. средняя сумма оброка составляла 7 руб. 50 коп. с души, то к концу 1850-х годов она поднялась в нечерноземных губерниях до 17-27 руб.

Уменьшение наделов и увеличение повинностей вели к упадку крестьянского хозяйства: по официальным данным, в 6 губерниях Центральночерноземного района на каждую ревизскую душу было собрано в среднем в 1840-х годах по 3,15 четверти, а в 1850-х го­дах — по 2,66 четверти зерновых.

Упадок крестьянского хозяйства в условиях крепостного строя неизбежно приводил к упадку помещичьих имений: крепостные крестьяне обрабатывали барские поля, используя собственные ору­дия и рабочий скот. В 1859 г. числилось заложенными более 7 млн. крестьян (66% всех крепостных) на сумму 425 млн. руб. серебром. В некоторых губерниях, например в Нижегородской и Калужской, под залогом состояло от 78 до 93% всех имений.

Помещики заводили свеклосахарные и винокуренные заводы, суконные и полотняные мануфактуры, но не будучи способными конкурировать с вольнонаемными, они становились все менее до­ходными. Некоторые помещики выдавали крестьянам денежные премии или «нанимали» своих крепостных. Но все эти меры дава­ли незначительный результат.

Положение удельных и государственных крестьян было лучше, но и они страдали от роста податей, многочисленных дополни­тельных повинностей, малоземелья, а переселение на малозаселен­ные земли сопровождалось злоупотреблениями чиновников, воло­китой и страданиями для переселенцев.

В XVIII в. размер подушной подати в течение 70 лет после ее введения не изменялся, но, начиная с 1795 г., только Александр 1 за короткое время —с1810по1818г.—4 раза увеличивал подуш­ный оклад, доведя его с 1 руб. 26 коп. до 3 руб. 30 коп. Выросли и особые оклады.

Не раз уже говорилось, что государственные подати и натураль­ные повинности в течение веков подрывали возможности для кре­стьянского хозяйства не только расширенного, но и простого вос­производства, что в сочетании с природно-климатическими особенностями предопределяло замедленность социально-эконо­мического развития России. Все это справедливо и для XIX в. Более того, даже некоторые крупные чиновники в то время стали это понимать. Так, министр финансов Канкрин в 1826 г. признавал обложение крестьян чрезмерным. Растущим осознанием объектив­ных причин недоимок объясняются и попытка переложения об­рочной подати государственных крестьян с душ на землю, и прове­дение кадастра (для удельных крестьян такое нововведение было проведено более или менее успешно).

Тяжело отразилась на положении крестьян Крымская война. Рекрутские наборы и призывы в ополчение в 1853—1855 гг. изъяли из сельскохозяйственного производства около 1,5 млн. работников. Кроме того, только государственная деревня выделила в эти же годы 15 млн. подвод для перевозок грузов и 18 млн. конных и пеших работников для починки и строительства дорог и дорожных соору­жений.

В помещичьей деревне 34 губерний европейской части России шло сокращение посевов, которое в 1856 г. по сравнению с 1852 г. достигло 35%. Чистые сборы хлеба на душу населения в предвоен­ное десятилетие (1840—1850 гг.) составили в среднем 22—24 пуда, а в 1851—1860 гг. — только 19—21 пуд. Заметен упадок животно­водства: в 1840—1850 гг. на 100 душ населения приходилось 79 го­лов крупного рогатого скота, в 1851—1860 гг. — 67, а поголовье лошадей сократилось на 24%.

Одной из причин отсталости сельского хозяйства было также общинное пользование землей, широко распространенное в губер­ниях европейской части России. Помещики и казна искусственно поддерживали отжившую поземельную общину: время от времени «мир» переделял землю между крестьянами, чтобы сохранить за каждым домохозяином способность отбывать повинности. В усло­виях растущего малоземелья и обеднения деревни такая система была выгодна землевладельцам, государству и бедноте, но невы­годна середнякам и зажиточным крестьянам. Отсутствие уверен­ности, что после передела сохранится тот же надел, стесняло лич­ную предприимчивость, отбивая охоту лучше обрабатывать землю. При общинном землепользовании господствовал принудительный севооборот. С общиной также были связаны круговая порука, за­труднение мобилизации земли в руках наиболее дельных хозяев, сохранение психологии уравниловки и иждивенчества.

Общие сборы зерновых в России к середине XIX в. продолжали расти, в основном за счет расширения посевных площадей в мало­населенных и только осваиваемых районах, но общая отсталость сельского хозяйства, низкая урожайность и производительность труда в крепостных имениях и малоземельных крестьянских хо­зяйствах (в том числе государственных крестьян) требовали боль­шого количества рабочих рук, препятствовали сокращению числа занятых в сельском хозяйстве и переливу рабочей силы в промыш­ленность и торговлю. Все это неизбежно и замедляло общее эконо­мическое развитие России, и угрожало ее доходам от экспорта хле­ба: на европейском рынке хлеба появился опасный конкурент — американский фермер. Если в 1830-е годы объем вывоза русского хлеба в Европу на целых 86% превышал североамериканский, то в 1840-е годы — только на 48%.

А вот какие впечатления вынес личный секретарь великого князя Константина Николаевича А. Головнин, который в 1860 г. ездил по поручению начальника собирать местные сведения по крестьянскому делу: «Более всего поражает в настоящее время в средних и южных губерниях России истощение их и медленность всякого развития народного благосостояния. Доказательством тому служит, что между двумя последними ревизиями население почти не увеличилось, что в городах и селах весьма мало видно новых построек, а часто встречаются каменные дома... которые теперь стоят пустыми и разрушаются. По общему отзыву жителей, в по­следние тридцать лет уменьшилось значительно число скота и даже домашней птицы, и все предметы крайне вздорожали, особенно в последние годы... Все сие становится весьма понятным, естествен­ным, если вспомнить, что в последние 40 лет извлекался из помя­нутых губерний возможно больший доход и брались усиленные рекруты и между тем ничего на эти губернии не издерживалось. Самая плодородная почва истощается при таком хозяйстве»'.

Крестьянский вопрос в дореформенный период

Уже в первой половине XIX в. одним из важнейших вопросов, который обсуждался в высших сферах и для решения которого постоянно предпринимались, хотя и весьма робкие, попытки, был крестьянский вопрос, а конкретнее — проблема крепостного права.

На отношение Александра I к крепостному праву и его полити­ку в крестьянском вопросе повлияли, особенно в первые годы прав­ления, его либеральные взгляды. Но упорное нежелание дворян расставаться с крепостными и неспособность императора перейти от слов к делу привели к тому, что проекты освобождения крестьян не были реализованы. Характерно в этом отношении обсуждение в Негласном комитете проектов Мордвинова и Зубова. Ни один из них не был принят. Правда, идея Мордвинова о разрешении вла­деть незаселенными землями лицам недворянского звания была принята и реализована Александром I, и это была одна из самых значительных его акций. Расчет заключался в том, что на таких землях будут развиваться хозяйства с наемным трудом, которые будут создавать конкуренцию крепостным хозяйствам помещиков и вынуждать последних отказываться от крепостного права.

' История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX — на­чала XX вв. М„ 1991.С. 297.

Члены Комитета полагали, что со временем они придут к упразднению крепостного права. Предполагалось, что путь этот будет медленным и постепенным, однако даже его направление ос­тавалось неясным.

Важнейшим законом, направленным на ликвидацию крепост­ного права, был Указ от 20 февраля 1803 г. о свободных хлебопашцах. Этот указ разрешал помещикам отпускать своих крестьян на волю в одиночку или целыми селениями, но только с землей. При этом помещик и крестьяне заключали между собой договор об ус­ловиях освобождения, который утверждался императором и приобретал силу крепостного акта. Крестьяне, освобожденные таким путем, получали название «свободные хлебопашцы», и их землями казна уже не могла распоряжаться в отличие от земель казенных крестьян.

Всего в период царствования Александра I по Указу о свобод­ных хлебопашцах было заключено 160 сделок при общем числе освобожденных в 47 153 души мужского пола (учитывая, что коли­чество крепостных крестьян составляло несколько миллионов, эта цифра является ничтожно малой). В 17 случаях крестьяне осво­бождались безвозмездно (всего 7415 душ, из которых 7000 — в виде исключения без земли по завещанию). В остальных случаях осво­бождение производилось за выкуп, средний размер которого рав­нялся 396 руб. ассигнациями с каждой души.

В 1816—1819 гг. по инициативе самих помещиков были полно­стью освобождены без земли крестьяне в Эстляндии, Курляндии и Лифляндии. Следует отметить, что именно в Прибалтике были наиболее развиты интенсивные методы ведения хозяйства и ры­ночные отношения, что и делало выгодным для помещиков такое освобождение крестьян, получавших возможность более активно использовать труд наемных работников, в которых превращались бывшие крепостные. Конечно, положение крестьян ухудшилось, особенно в первое время, но частная собственность на землю, рыночные отношения создавали условия для более быстрого раз­вития сельского хозяйства и улучшения со временем положения всех крестьян, включая наемных рабочих, о чем свидетельствует опыт развития Прибалтики до 1940 г. и Финляндии, где эти про­цессы не были прерваны и в 1940 г.

В великорусских губерниях помещики не только не пожелали освободить крестьян на таких условиях, но и были сильно напуга­ны действиями правительства, так как им не хотелось лишаться бесплатной рабочей силы — крепостных.

После победы над Наполеоном одновременно с проектами российской Конституции разрабатывались и планы по освобождению крестьян. В 1818 и 1819 гг. было составлено два проекта: один под руководством А. Аракчеева, а другой — под руководством ми­нистра финансов Д. Гурьева. А. Аракчеев предлагал для освобожде­ния крестьян от крепостной зависимости начать широкую покупку помещичьих имений в казну. Даже если бы помещики согласились добровольно продать своих крестьян (принуждение по отношению к ним исключалось категорически), то на осуществление этого понадобилось бы около 200 лет. Правда, надо заметить, что принцип освобождения с землей за выкуп при непосредственном учас­тии государства был использован в 1861 г., но сам выкуп и осво­бождение крестьян были проведены на других основаниях.

Другой проект, под руководством Д. Гурьева, был разработан чиновником М. Балугьянским. Образцом для него явились запад­ноевропейские страны, где крепостное право было, по сути, изжи­то в ходе становления рыночного производства и разнообразных форм собственности. Такое разнообразие форм собственности на землю М. Балугьянский и предлагал ввести в России, и тогда, по мере развития всех этих форм, крестьяне сделались бы свободны­ми без всякого специального законодательного акта. Этот проект обладал одним недостатком, сразу же обрекающим на неудачу, но характерным для российских проектов преобразования России вплоть до настоящего времени, — непониманием того, что нельзя росчерком пера ввести то, что является везде и всегда результатом длительного и трудного развития. Разнообразие форм собственно­сти на Западе было обусловлено высоким уровнем развития произ­водства, причем разные формы собственности и уровень произ­водства развивались одновременно, взаимообусловливая и стимулируя друг друга.

Александр I, давая указания о разработке очередного проекта освобождения крестьян, неизменно требовал положить в его осно­ву принцип: никакого насилия по отношению к помещикам, ника­кого ущерба их интересам. Ни он, ни его сановники никак не могли понять, как указывает С. Мироненко, истинных причин, которые заставляли прибалтийское дворянство добиваться освобождения крепостных крестьян и в то же время толкали российских на пас­сивное, но непоколебимое сопротивление любым освободительным шагам правительства: причин, которые были обусловлены разны­ми уровнями социально-экономического развития великорусских губерний и Прибалтики. В рекомендациях Александра I полностью отсутствует такой важный аргумент в пользу крестьянской рефор­мы, как пагубное воздействие крепостного права на экономичес­кое развитие страны. Предполагавшиеся преобразования характеризовались только как «сообразные духу времени и успехам образованности» и «необходимые для будущего спокойствия самих владельцев крепостных людей». Вспомним, что в первой половине XIX в. только 3—4% российских помещиков вели хозяйство пред­принимательским способом, и тогда станет понятным, что голос императора был гласом вопиющего в пустыне, станут понятны се­кретность работы над проектами и их практически полная бесплод­ность. Да и «дух времени» в России господствовал тогда совсем не тот, на который уповал Александр I.

Много внимания крестьянскому вопросу уделял и Николай I, который, как писал русский историк А. Корнилов, в этом вопросе оказался более прогрессивным и настойчивым, чем во всех осталь­ных своих начинаниях. При Николае I для обсуждения крестьян­ского вопроса было образовано последовательно целых 10 секрет­ных комитетов, и по этому вопросу было сделано, во всяком случае, больше, чем в царствование либерального Александра I. Занимать­ся крестьянскими делами Николая I заставляли не либеральные мечтания, а вполне земные проблемы. Постоянно росла числен­ность крепостных душ — с 1816 по 1835 г. с 9 787 000 до 10 872 000 (и это после освобождения остзейских крестьян), стала проявлять­ся нехватка земли в наиболее заселенных губерниях, увеличива­лось количество дворовых, т.е. безземельных, крестьян, что в соче­тании с упадком помещичьих имений (большие долги, много заложенных и т.д.) создавало сложную социально-экономическую обстановку в стране. В 1840-х годах даже среди помещиков черно­земных губерний появилась уверенность в том, что ликвидация крепостного права при сохранении земли у помещиков будет вы­годнее сохранения крепостнического хозяйства.

Из практических шагов можно назвать запрещение продажи земли без крестьян как меры против обезземеливания последних и сдачи крепостных в горнозаводские рабочие, превращение в об­щие, обязательные для всех нормы частных указов, ограничивав­ших в некоторых случаях власть помещиков над крестьянами.

Наиболее крупным практическим шагом в правление Николая I в отношении крестьян была реорганизация управления государст­венными крестьянами. По предложению генерала П. Киселева в 1837 г. было создано новое ведомство — Министерство государст­венных имуществ, которое стало управлять всеми казенными име­ниями, лесами, горными заводами.

Была выстроена целая чиновничья пирамида для управления государственными крестьянами — кроме самого министерства, в губерниях появились палаты государственных имуществ, а в уез-|дах— окружные управления. Было допущено, впрочем, некоторое | самоуправление казенных крестьян в общинах и волостях, но с правом неограниченного вмешательства окружных начальников в их дела. Предполагалось, что чиновники нового ведомства будут за­ботиться о благоустройстве государственных крестьян, распределять выделяемые крестьянам ссуды, в том числе для переселений. Но в конце концов эта система опеки поставила крестьян в еще худшее положение. Раньше взяточники — становые приставы мог­ли только изредка посещать казенные имения, так как у них было много других обязанностей, а теперь появились специальные чи­новники, которые занимались только крестьянами. В результате возросли поборы с крестьян на содержание разбухшего управлен­ческого аппарата, участились злоупотребления, а суммы, выделяе­мые на улучшение положения государственных крестьян, разворо­вывались и т.д. Доходило до волнений государственных крестьян и требований вернуться к старой системе управления.

В 1842 г. был издан Указ «Об обязанных крестьянах», по кото­рому помещики получили право заключать с крестьянами добро­вольные соглашения о прекращении личной крепостной зависи­мости и о переводе их в разряд обязанных поселян. Земля оставалась у помещика, но передавалась в пользование крестьян, и ее уже нельзя было у них отнять, а крестьяне должны были нести повинности, размер которых оставался неизменным. Вводилось и некоторое сельское самоуправление, которое уже существовало в оброчных деревнях. Так как все отдавалось на волю помещикам, то и результата никакого не было.

Более решительно действовал Николай I в Западном крае, где были помещики-поляки, и в 1847 г. ввел там «инвентарные прави­ла», т.е. регламентировал крестьянские повинности.

Промышленность и торговля в первой половине XIX в.

Интересные и важные изменения происходили в первой поло­вине века в промышленности и торговле. С 1790 по 1825 г. общий оборот внешней торговли вырос более чем в 3 раза, значительно увеличился оборот ярмарок. С 1804 по 1825 г. число рабочих, заня­тых в обрабатывающей промышленности, выросло с 95 тыс. до 210 тыс. Менялись состав владельцев мануфактур и социальная структура промышленных предприятий: появлялось все больше крестьянских заведений, органически вырастающих из сельских промыслов, постоянно росло количество вольнонаемных работни­ков. В 1825 г. передовая хлопчатобумажная промышленность име­ла 95% вольнонаемных рабочих, шелковая — 83%; в четырех ос­новных промышленных губерниях вольнонаемные рабочие составляли от 73 до 87%.

Несмотря на то, что 16 марта 1797 г. появился Указ «О дозволе­нии покупать к заводам и фабрикам крестьян и об отобрании оных в казну в случае уничтожения оных заведений», предприятия с принудительным трудом явно проигрывали вольнонаемным заве­дениям. С 1797 по 1816 г. было зафиксировано лишь 6 случаев покупки крестьян к промышленным предприятиям лицами недво­рянского звания и 6 ноября 1816г. появился Указ «О недозволении покупать крестьян к фабрикам и заводам, Министерству внутрен­них дел подведомственных, ни с землею, ни без земли». Поначалу этот запрет предполагался как временный, но со временем стал окончательным. Посессионные и крепостные мануфактуры в зна­чительной степени существовали за счет льгот и заказов государст­ва. Даже суконные заведения этого типа проигрывали вольнонаем­ным по качеству продукции, цене и быстроте выполнения заказов, и полагающиеся им привилегии, сохранявшиеся под давлением дворян, владевших ими, наносили большой урон казне.

В 1799 г. из 81 747 рабочих, занятых в обрабатывающей промы­шленности, подведомственной Мануфактур-коллегии, 41% состав­ляли приписные и покупные крестьяне. А в середине 1830-х годов имелось 132 посессионных предприятия с 45 212 рабочими, абсо­лютная их численность выросла в 1,32 раза, но удельный вес со­кратился до 14% численности рабочих обрабатывающей промыш­ленности. Но посессионные заводы оставались крупными предприятиями — они составляли 2% общего числа заводов и фа­брик при 14% рабочих. Больше всего посессионных предприятий было в производстве тканей (82%) и в том числе в производстве сукна (приблизительно 41% всех посессионных). Это объясняется большими потребностями государства в сукне для армии и паруси­не для флота. Поэтому эти предприятия имели существенные при­вилегии.

К 1830-м годам относится начало промышленного переворота в России. К началу 1860-х годов были полностью механизированы бумагопрядение и в большой степени ситцепечатание, все больше машины использовались в бумаготкачестве, производстве полот­няных, шерстяных и шелковых тканей. В 1824—1826 гг. в Россию ввозилось в год в среднем 74 тыс. пудов хлопка и 337 тыс. пудов хлопчатобумажной пряжи, которая шла на изготовление материи. А в 1848—1850 гг. ввозилось уже более 1,25 млн. пудов хлопка, а пряжи — всего лишь 281 тыс. пудов. Это свидетельствует о резком росте прядильного производства наряду с ткацким. В 1843 г. было 40 прядильных фабрик с 350 тыс. веретен, а в 1853 г. — около 1 млн. веретен. К середине века начинает сказываться узость внутреннего рынка для российской, механизированной в значительной степени, текстильной промышленности, что было одной из причин уси­ления проникновения России в Среднюю Азию и на Кавказ и при­соединения новых территорий во второй половине XIX в.

Быстро росло также применение машин на писчебумажных и свеклосахарных предприятиях. Металлургические заводы стали заменять отсталое кричное производство пудлингованием и уста­навливать усовершенствованные прокатные станы. Шире стали применяться паровые машины, на уральских горных заводах по­явились первые водяные турбины. К началу 1860-х годов в России было проложено 1626 км железнодорожных путей (Петербург — Царское Село, Петербург — Москва). Движение пассажиров и гру­зов по старым грунтовым дорогам было медленным, неудобным и опасным, кроме того, прерывалось во время весенней и осенней распутицы. Шоссейных дорог к 1840-м годам было всего 780 км. Перевозка по рекам с помощью бурлаков осуществлялась еще медленнее. Но против широкого строительства железных дорог вы­ступали крупные извозопромышленники, боявшиеся потерять большие доходы, царские сановники во главе с достаточно дально­видным и дельным министром финансов Е. Канкриным. Говори­ли, что движение паровозов по обледенелым, занесенным снегом рельсам будет невозможным, что постройка железных дорог грозит неисчислимыми убытками, «порчею нравов» и потрясением суще­ствующего порядка (в последнем, пожалуй, были правы, но суще­ствующий порядок уже неизбежно требовал изменений).

Паровое судоходство к середине XIX в. широко распространя­лось по основным рекам Волжского бассейна. Характерно, что пароходы были частными: государство не оценило вовремя досто­инства и выгоды нового типа судов, и военный флот России оста­вался в основном парусным.

Появились первые машиностроительные заводы, в основном в Петербурге. В 1849 г. для постройки пароходов был создан круп­ный частный завод в Сормово около Нижнего Новгорода.

К 1860 г. в обрабатывающей промышленности вольнонаемные составляли уже 80% общей численности рабочих, горнозаводская промышленность была технически более отсталой, но и здесь к этому времени вольнонаемные составляли 20% рабочих. Крепост­ные свеклосахарные заводы тоже были вынуждены нанимать до­полнительных рабочих. Но вольнонаемные рабочие в это время — в основном те же крепостные крестьяне являлись отходниками. Это приводило к удорожанию рабочей силы (нанимателю такого рабо­чего приходилось оплачивать не только поддержание его жизнен­ных сил, но и оброк помещику, который к тому же в любой момент мог отозвать своего крепостного в имение).

По мере механизации труда среди рабочих росла доля женщин и детей. В середине 1850-х годов на Гусевской бумагопрядильной фабрике из 893 рабочих большинство составляли женщины. В 1849 г. на свеклосахарных заводах около трети рабочих были жен­щины. В 1840-х годах на московских бумагопрядильных и шерсто­прядильных фабриках работало около 3 тыс. детей.

О темпах и характере экономического развития России в пер­вой половине XIX в. говорят следующие данные. Рост выплавки чугуна в расчете на душу населения составлял: в 1830 г. — 3,270 кг., в 1840 г. — 2,887, в 1850 г. — 3,323, в 1860 г. — 4,023 кг и всего за 30 лет увеличился на 0,753 кг. Производство сахара на душу насе­ления составляло: в 1830 г. - 0,009 кг, в 1840 г. - 0,034, в 1850 г. -0,254, в 1860 г. — 0,751 кг и всего увеличилось на 0,742 кг, или более чем в 83 раза. Ввоз хлопка в 1830 г. составлял 0,33 кг на душу населения, в 1840 г. - 0,104, в 1850 г. - 0,287, в 1860 г. - 0,687 кг и всего увеличился на 0,357 кг, или приблизительно в 2 раза. Явно бросается в глаза отставание в темпах роста металлургического производства, которое было в это время сосредоточено на горных заводах Урала, где сдвиги в составе рабочих, в средствах труда и технологии были минимальны. Одновременно бурно развиваются отрасли, где широко применяются вольный труд, машины, среди владельцев которых много недворян, работающих не на казну.

Для того чтобы верно оценить успехи российской промышлен­ности и определить, догоняла ли она западноевропейские страны, необходимо сравнить эти успехи с тем, что происходило в евро­пейских странах.

Во второй половине 1840-х — начале 1850-х годов выплавка чугуна на душу населения составляла (в русских фунтах): в Анг­лии — 21,1, во Франции — 37,5, в Пруссии — 18,3, в Австрии — 13,5, а в России (без Финляндии и Польши) — 8,7. Таким образом, Россия производила чугуна меньше Франции в 4,3 раза, Англии — в 2,7, Пруссии — в 2,1, Австрии — в 1,5 раза.

За 1812—1856 гг. объем промышленного производства в России удвоился, но во Франции за это время число паровых двигателей выросло в 5 раз, обороты банков — в 8, в Англии объем выпуска промышленной продукции — более чем в 30 раз. Удельный вес России в мировом промышленном производстве в 1860 г. равнялся 1,72% и уступал Франции в 7,2 раза, Германии — в 9, Англии — в 18 раз.

Особенно заботилось российское правительство о горнозавод­ской, оружейной, суконной отраслях, чья продукция шла на нуж­ды армии, но именно они оказались наиболее отсталыми к Крым­ской войне. Александр I и Николай I много внимания уделяли

армии, любили парады и разводы, но общая экономическая отста­лость, консерватизм внутренней и внешней политики, боязнь пе­ремен привели к тому, что к настоящей войне Россия оказалась не готова. Армия была вооружена гладкоствольным оружием, значи­тельно уступавшим по дальности и точности стрельбы нарезным английским и французским ружьям и пушкам. Англо-французский военный паровой флот легко справился с российским парусным. Поражение в Крымской войне выявило необходимость ускорен­ной технической модернизации прежде всего в интересах государ­ства. Все российское общество, конечно же, нуждалось в модерни­зации, в развитии промышленности, в переходе сельского хозяйства на интенсивные методы хозяйствования. Но это процес­сы длительные, связанные с перемещением людей из одних сфер занятости в другие, с коренной перестройкой форм собственности, с выработкой новых правил экономического поведения, с измене­ниями в психологии и поведении массы людей и со многими дру­гими процессами. Искусственное подстегивание этих процессов ни к чему хорошему не приводит. Например, одним из главных усло­вий развития промышленности в России, вообще ее модерниза­ции, было расслоение, разложение старого полунатурального кре­стьянского хозяйства, обезземеливание большей части крестьян и превращение их в сельский и промышленный рабочий класс. Как мы видели, этот процесс шел в России и до 1861 г. На самом деле, не только и не столько помещикам, а всей России и в конечном счете в отдаленной перспективе это было на пользу и самим кре­стьянам, которые мучились на своих клочках земли. Но обычно человек не думает о дальних перспективах, о счастье далеких по­томков, он хочет жить нормально здесь и сейчас. Поэтому попытка освобождения крестьян сверху и без земли неизбежно вызвала бы огромные социальные потрясения, а следовательно, была невоз­можна в тот момент. Хозяйств, регулярно использовавших наем­ную рабочую силу, было немного, мгновенно появиться они не могут по объективным экономическим причинам, помещичьи хо­зяйства не способны быстро перестроиться из-за отсутствия капи­талов, и в результате в отношениях землевладельцев и безземель­ных крестьян все осталось бы по-прежнему — барщина в виде отработок за землю, оброк. Свобода есть, а улучшения жизни нет, и отсюда следует взрыв недовольства. Преждевременность, форси­рованное развитие промышленной модернизации России, начавшейся с отмены крепостного права в 1861 г., которая велась в интересах государства, во многом предопределили и характер реформ 1860-х годов, и дальнейшую судьбу России.

ЛЕКЦИЯ XII

РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО:

ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ И СОСТОЯНИЕ К СЕРЕДИНЕ XIX В.

Планы и дела Александра I. Государство в период правления Николая I. Бюрократия и самодержцы. Революционное и общественное движение

Новые явления в российской действительности, наметившиеся уже в последние десятилетия XVIII в., — вольнонаемный труд, втягивание России в европейские рыночные связи и начало складывания внутреннего рынка в экономике, распространение про­свещения, изменения в мышлении и поведении пока еще только верхних слоев общества, проникновение в Россию идей естествен­ного равенства всех людей, рост и усложнение государственного аппарата — все это требовало серьезных изменений в политичес­кой и социальной сферах. Можно по-разному относиться к лично­сти и государственной деятельности Павла I в период его краткого правления, но, даже признавая некоторые положительные момен­ты в его замыслах и поступках, следует сказать, что размышления о том, как Павел I служил своему Отечеству, как «подтягивал дис­циплину», невольно рождали мысль не только о необходимости его свержения, но и об ограничении самодержавия законами и кон­ституционными учреждениями.

Проекты преобразований политической системы России и по­пытки их осуществления начинаются с первых дней царствования Александра I и продолжаются весь XIX век. Споры о смысле и значении проектов и реформ XIX в. продолжаются до настоящего времени. Что задумывалось верховной властью и что получалось на деле?

Планы и дела Александра I

Александр I воспитывался Екатериной II в духе уважения к за­конам, к людям независимо от их положения. Готовя внука к царствованию, она внушала ему мысль о необходимости заботы о государстве и подданных как главной в деятельности монарха. Огромную роль в формировании личности будущего императора сыграл его воспитатель швейцарец Лагарп.

Оказавшись на престоле в результате убийства своего отца Пав­ла I в ночь с 11 на 12 марта 1801 г., Александр I уже одним изпервых своих указов от 15 марта 1801 г. объявил полную амнистию политическим ссыльным, заключенным в тюрьмах, и эмигрантам, а 2 апреля была ликвидирована и сама Тайная канцелярия, наво­дившая ужас на российских жителей. В это же время было восста­новлено в своих правах около 10—12 тыс. офицеров и чиновников, лишенных их при Павле I по суду и без суда, было отменено запре­щение ввоза книг и нот из-за границы, разрешены частные типо­графии, снят запрет на поездки за границу, восстановлены Жало­ванные грамоты дворянству и городам, запрещено принимать объявления о продаже крестьян без земли.

Все эти меры означали лишь ликвидацию в основном наиболее одиозных распоряжений Павла I, не требовали какой-либо подго­товки и не означали серьезных перемен в существовавшем строе. Но в это же время был создан Непременный совет из 12 сановни­ков, который должен был стать совещательным органом при царе, но особой роли не имел. 5 июня была образована Комиссия для составления законов.

В июне 1801 г. начал работать Негласный комитет в составе молодых друзей Александра I — Строганова, Новосильцева, Чар-торыйского и Кочубея. Задачей комитета было изучение положе­ния дел и реформирование правительственного механизма. В Не­гласном комитете обсуждались проекты разграничения и уточнения полномочий высших государственных учреждений. В результате 8 сентября 1802 г. по проекту этого комитета были учреждены ми­нистерства. В это же время была проведена реформа Сената. При этом идея преобразования Сената в законодательное учреждение (в плане разделения компетенции между верховными органами власти) была отвергнута, и Сенат, по сути, остался органом госу­дарственного надзора над администрацией и высшей судебной инстанцией.

Уже при обсуждении проекта реформы Сената и ее осуществле­нии выявились ограниченность либеральных взглядов Александ­ра I и их абстрактность. Он долго не хотел включать в регламент Сената право представления императору о неправильных действи­ях министров: при первой же практической попытке поставить под контроль даже не его действия, а деятельность его чиновников, Александр I оказал упорное сопротивление этому проекту. Но без четкого разграничения полномочий органов власти, без создания системы взаимного контроля, без предоставления высшим учреж­дениям хоть какой-то независимости и самостоятельности все по­пытки Александра I навести порядок, установить равенство перед законом и прочие либеральные проекты оборачивались пустыми мечтами. Так, в регламенте Сената был также пункт, по которому Сенату предоставлялось право высказывать свои возражения про­тив новых указов, если они не соответствовали законам, были не­ясны по своему смыслу или неудобны по тем или иным соображе­ниям. Но если по представлению Сената в таком указе не делалось изменений, то он оставался в силе. Вскоре представился случай и Сенату реализовать это свое право. По докладу военного министра Александр I определил, что все дворяне унтер-офицерского звания обязаны служить в военной службе 12 лет, что противоречило Жалованной грамоте дворянству, и сенатор граф С. Потоцкий пред­ложил опротестовать этот указ. Это было сделано с ведома самого Александра I, но его реакция на единодушное мнение Сената ока­залась резко отрицательной: Александр I не только оставил указ в силе, но и лишил Сенат этого права.

В 1803 г. М. Сперанский, молодой талантливый чиновник, ко­торого Александр I стал приближать к себе, составил записку, в которой обрисовал всю трудность положения в стране: «В настоя­щем порядке вещей мы не находим самых первых элементов, не­обходимо нужных к составлению монархического управления (под монархическим управлением Сперанский разумел конституцион­ное. — Авт.).В самом деле, каким образом можно основать монар­хическое (т.е. конституционное. —Авт.)управление по образцу, изложенному выше, в стране, где половина населения находится в совершенном рабстве, где сие рабство связано всеми почти частя­ми политического устройства и с воинской системой и где сия система необходима по пространству границ и политическому по­ложению? Каким образом можно основать монархическое управ­ление без государственного закона и без уложения? Каким обра­зом можно постановить государственный закон и уложения без отделения власти законодательной от власти исполнительной? Каким образом отделить власть законодательную без сословия (т.е. учреждения. —-Авт.)независимого, ее составляющего, и без общего мнения, ее поддерживающего? Каким образом составить сословие (т.е. учреждение. —Авт.)независимое без великого и, может быть, опасного превращения (т.е. переворота. —Авт.)всего существующего порядка — с рабством и без просвещения? Каким образом установить общее мнение, сотворить дух народный без сво­боды тиснения (печати)? Каким образом ввести или дозволить сво­боду тиснения без просвещения? Каким образом установить ис­тинную министерскую ответственность там, где отвечать некому и где отвечающий и вопрошающий составляют одно лицо, одну сто­рону? Каким образом без ответственности могут быть охраняемы законы в исполнении? Каким образом может быть обеспечено самое исполнение без просвещения и обилия в исполнителях?..»'.

По мнению М. Сперанского, все эти проблемы необходимо было разрешить, а потом уже вводить конституцию, а пока он предлагал самодержавие сохранить, усилить народное мнение, ко­торое должно влиять на власть, и постепенно вводить новые учреждения, которые бы «приспособляли дух народный» к восприя­тию идеи конституции.

В своей «Записке» Сперанский четко выразил мнение наиболее прогрессивных деятелей того времени. Главным препятствием для введения конституционного строя считалось крепостное право, но отменять его без просвещения считалось опасным, а просветить народ при крепостном праве было нелегко. Получался своего рода заколдованный круг, выйти из которого предполагалось путем дли­тельных и упорных усилий, и первоочередной задачей полагали просвещение. И именно просвещению правительство уделяло мно­го внимания в первое пятилетие XIX в. Были образованы новые университеты, которые пользовались большой автономией, резко увеличены расходы на образование, ослаблена цензура, выделялись субсидии для перевода и издания книг и т.д.

После перерыва в преобразовательной деятельности, вызванно­го войнами 1805 и 1807 гг., Александр I вновь обращается к проек­там и проводит ряд реформ государственного управления в 1810— 1811 гг. Подготовка к ним шла с конца 1808 г. в ходе бесед Александра I со Сперанским, ставшим к этому моменту его бли­жайшим соратникам. Результатом этих бесед явилось «Введение к Уложению государственных законов», написанное Сперанским.

М.Сперанский доказывал необходимость коренных реформ в России закономерностями всемирной, и особенно европейской, истории. Все развитие политической жизни Европы представляло, по его мнению, «переход от феодального правления к республи­канскому», и никто не смог противостоять этому неумолимому процессу.

Тем же самым путем, по мнению Сперанского, шла и Россия. Исходя из положения в государстве, из изменения отношения на­рода к самодержавной власти, из явного упадка ее авторитета, из очевидной невозможности справиться с положением «частными исправлениями», прямо заявляя о «всеобщем неудовольствии», «сильном желании другого порядка вещей», Сперанский делал однозначный вывод: «Настоящая система правления не свойствен­на уже более состоянию общественного духа, и настало время пере-

' Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М., 1993. С. 74.

менить ее и основать новый вещей порядок», что означало ограни­чение самодержавия и создание конституционной монархии.

В основу реформы Сперанский предлагал положить традиционный принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. С этой целью предлагалось законодательную власть сосредоточить в новом органе — Государственной думе, исполнительную — в министерствах, а судебную отдать Сенату

Определенными гражданскими правами во «Введении» наделя­лись все жители страны, включая крепостных крестьян, а полити­ческими (право избирать и быть избранными) — дворяне и люди среднего состояния на основе имущественного ценза.

Проводить преобразования Сперанский предполагал постепен­но, не сразу открывая весь замысел, но и не затягивая дело.

Похоже, что предложения Сперанского были представлены Александру I и одобрены им. Во всяком случае, 1 января 1810 г. было объявлено о создании нового высшего органа власти — Госу­дарственного совета — и открылось его первое заседание. Однако Государственный совет оказался не тем органом, который предус­матривался проектом Сперанского, предлагавшего сделать Совет связующим звеном между императором и тремя принципиально новыми формами государственной власти — Государственной ду­мой (законодательство), Сенатом (суд) и министерствами (испол­нительная власть). Реально же Государственный совет получил совершенно другую функцию — исключительно законосовещатель­ного органа, все законы должны были проходить через него, но он их не принимал, а только обсуждал, право принятия закона оста­лось за императором. При этом Александр I не склонен был счи­тать себя связанным мнением большинства Совета. Из 242 дел, по которым в 1810—1825 гг. в Государственном совете были разногла­сия, Александр I в 159 случаях утвердил мнение большинства, в 83 случаях — меньшинства (причем в 4 случаях это было мнение одного человека). Естественно, все остальные предложения Спе­ранского остались на бумаге. А Государственный совет скоро был наделен, помимо законосовещательной, судебными и контрольны­ми функциями, наряду с Сенатом. А поскольку законы обсужда­лись еще и в Комитете министров и комиссии законов, то даже упорядочения и разграничения полномочий и функций высших органов власти не произошло, скорее, наоборот.

В марте 1812 г. без всяких объяснений и обвинений Сперанский был отправлен в ссылку и вернулся в Петербург только через 9 лет. С начавшейся вскоре войной работа по составлению проектов преобразований была прекращена, но после заграничных походов эта работа возобновилась. В 1815 г. Александр I даровал конституцию Царству Польскому, а в речи на открытии первого польского сейма в 1818 г. недвусмысленно пообещал со временем распространить конституционное устройство на всю Россию. Эта речь Александра I была очень быстро напечатана в русских газетах, что должно было означать решительность намерений императора. И действительно, вплоть до 1820 г. в Варшаве, в канцелярии Новосильцева, шла ра­бота по написанию конституции для России, основой для которой явилась конституция Царства Польского.

Польская конституционная хартия определяла, что Царство Польское навсегда присоединяется к России, русский император объявлялся польским царем, его власть законодательно ограничи­валась хартией, соблюдать которую император обязывался особой клятвой. В хартии было записано, что «польский народ будет иметь на вечные времена народное представительство», состоящее из двух палат: Сената и палаты депутатов. Члены Сената пожизненно на­значались императором, члены нижней палаты избирались путем прямого голосования. Избирательное право получали все дворяне, достигшие 21 года и обладавшие недвижимостью, и остальные граждане, имевшие недвижимую собственность и уплачивающие за нее налог, кроме польских крестьян, уже тогда лично свободных.

В октябре 1819 г. в Варшаве Александр I рассмотрел и утвердил принципы будущей конституции, известные как «Краткое изложе­ние основ». Многие разделы в этом документе были еще мало раз­работаны, но видна близость к польской хартии 1815 г., и в целом он является типичным образцом конституционных проектов того времени. В нем нашли отражение самые существенные черты ев­ропейского государственного устройства: разделение властей, не­зависимость одной ветви власти от другой, равенство всех граждан перед законом, народное представительство, состоящее из назна­чаемой императором верхней палаты и избираемой нижней, и т.д.

Окончательный вариант конституции России под названием «Государственная уставная грамота Российской империи» был го­тов к осени 1820 г. В этом документе сделано много отступлений назад по отношению к польской хартии и «Краткому изложению основ». Существенно усиливались законодательная власть импера­тора, его вмешательство в судопроизводство. Избиратели теперь определяли только кандидатов в депутаты, из которых император делал окончательное назначение.

И здесь мы видим, что, как и в случае с Сенатом в 1802 г., если Александр I сталкивался с чем-то, что ущемляло привычную бес­контрольность, что ограничивало его возможности действовать по-своему, его самодержавная сущность брала верх над его теоретиче­скими представлениями.

С. Мироненко отмечает, что при всей буржуазности характера «Уставной грамоты» не следует преувеличивать ее последователь­ность и радикальность. В «Уставной грамоте» основополагающий принцип всех европейских конституций того времени — суверени­тет народа, т.е. признание народа источником государственной власти, заменен суверенитетом императорской власти. В статье 12 сказано прямо и недвусмысленно: «Государь есть единственный источник всех в империи властей гражданских, политических, за­конодательных и военных». В этом «Уставная грамота» 1820 г. прин­ципиально отличается даже от польской хартии 1825 г., где нет ни слова о суверенитете монарха. И это не отвлеченный теоретичес­кий вопрос, а принципиально важное положение, которое опреде­лило главный недостаток проекта, идущий из феодального про­шлого, — проникновение императорской самодержавной власти во все сферы государственной жизни, сохранение ее определяющего влияния на все стороны жизни страны. Также сохранялись все дворянские привилегии, а о крепостном праве даже не упомина­лось.

Постепенно Александр 1 терял всякий интерес даже к этому столь урезанному и двойственному проекту конституции России, и на этот раз не было никаких попыток его реализации, и он остался неизвестным в то время. О причинах отказа Александра I даже от мечтаний о реформах речь еще впереди.

Государство в период правления Николая I

Период правления Николая I единодушно считается временем самой глухой реакции, «чугунным» временем. Но, как ни странно, и в это время готовились проекты преобразований, обсуждался в секретных комитетах крестьянский вопрос. Особенно это касается первых лет николаевского царствования. В ходе следствия над де­кабристами перед Николаем I открылась довольно неприглядная картина: тяжелое экономическое положение государства (дефицит бюджета), неэффективность государственного аппарата, коррупция и злоупотребления чиновничества и многое другое. Николай I по­велел сделать выборку из показаний декабристов с предложениями самых необходимых мер для улучшения положения в стране, и она находилась у него в кабинете постоянно. 6 декабря 1826 г. был даже создан Комитет, состоявший из крупных деятелей времен Алек­сандра I (М. Сперанский, князь А. Голицын, граф П. Толстой, И.И.Дибич, Ил. Васильчиков), а делопроизводителями были назначены молодые статс-секретари Д.Н. Блудов и Д.В. Дашков. За­дачами Комитета (который известен как Комитет 6 декабря) были разборки и анализ бумаг Александра I, пересмотр основ и уставов государственного управления и разработка предложении о его со­вершенствовании. Комитет заседал более или менее регулярно до 1832 г., но без каких-либо заметных результатов. Зато в том же 1826 г. (26 июня, в день рождения Николая I) был образован кор­пус жандармов, а через несколько дней все дела тайной полиции были переданы печально знаменитому III отделению император­ской канцелярии. Во главе обоих учреждений был поставлен А. Бенкендорф.

В первые годы царствования Николая I была проведена гранди­озная работа по упорядочению российского законодательства — кодификация законов (задуманная Александром I еще в первый год правления). До этого времени формально продолжало действо­вать Уложение 1649 г., а все последующие законы и указы не изда­вались, не классифицировались, устаревшие не отменялись. По каждому делу приходилось для обоснования судебного решения делать выписки из множества правовых актов, которые иногда составляли несколько сотен страниц. В многочисленных законах трудно было разобраться и понять, как должно решить дело, и это давало богатейшие возможности для злоупотреблений продажных чиновников, чем они беззастенчиво пользовались. Сенатский чи­новник И. Селиванов вспоминал: «При неимении не только Сво­да, но даже простого собрания законов уголовные палаты прово­дили в своих решениях такие законы, которые никогда издаваемы не были... Высочайшие указы по получении подшивались один под другим, и из этого к концу года составлялась книжища страшной толщины, в которой, чтобы отыскать что-нибудь, надо было пере­листать всю книжищу от первого листа до последнего. А так как таких книжищ, чтобы найти что-нибудь, надо было пересмотреть целые десятки, то, право, откажешься от всякой проверки, мах­нешь рукой и скажешь: вероятно, верно, ежели написано»'.

Работа по кодификации была сосредоточена во II отделении императорской канцелярии под руководством М. Сперанского. И это практическое дело крупнейшего составителя проектов реформ было осуществлено блестяще. В результате появились два издания:

Полное собрание законов Российской империи в 47 томах и Свод законов, включавший действовавшие законы, в 15 томах.

' МироненкоС.В. Николай I//Российские самодержцы. 1801—1917. М., 1994. С. 130. (Русская старина. - 1889). Т. 3. С. 630-631.

Бюрократия и самодержцы

Отличительными чертами российской системы управления были раздробленность, разобщенность отраслей управления, отсутствие непосредственной связи между ведомствами, четкого распределе­ния между ними административных функций. Это порождало на­стоящую анархию и делало власть императора единственным фак­тором, приводившим к согласованию различные части управления, единственной силой, которая связывала управленческие институ­ты в систему. Благодаря такой организации управления император имел возможность вмешиваться буквально во все, и на этом осно­вывается распространенная точка зрения о том, что личная воля императора являлась самой влиятельной силой в русском общест­ве, что уже одно упорядочение системы управления, ликвидация в ней анархии, четкое распределение функций между ведомствами автоматически влекли за собой ограничение самодержавия. В зна­чительной степени это верно, но так ли уж самовластен и неогра­ничен в своей воле был российский самодержец? Убийство отца его приближенными было постоянным напоминанием Александ­ру I об ограниченнии на самом деле его власти произволом, инте­ресами и желаниями высших сановников, волокитой и неиспол­нительностью бюрократического аппарата.

Не случайно наиболее крупные проведенные Александром I преобразования были реорганизациями системы государственного управления. Они были направлены на усиление законности в его деятельности и подконтрольности, эффективности и исполнитель­ности. Ибо, подчеркнем еще раз, в осуществлении административ­ных функций чиновники, как правило, исходят прежде всего из собственных интересов, которые не во всем совпадают с интереса­ми центральной власти. И наиболее явными показателями ограни­ченности власти самодержца и наличия корпоративных интересов чиновничества были ложь в донесениях и практика неисполнения указов и предписаний императоров. Хрестоматийным является пример, когда распоряжение Николая I не было выполнено, не­смотря на 23 подтверждения.

«Человек, которому подвластно все, — это ложь, прикрытая короной», — так писал маркиз де Кюстин под впечатлениями сво­его путешествия в Россию в 1839 г. Утверждение, что при обшир­ных просторах государства наилучшей формой правления является самодержавная монархия, — это или циничная ложь, или далеко не невинное заблуждение. Стремление контролировать и управлять всем и вся, вплоть до самых отдаленных окраин, из одного центра может быть реализовано только через направление в провинцию полновластных представителей центра. Николаи I это понимал так, что каждый губернатор должен быть хозяином в губернии, а он, император, хозяином в империи. Но поскольку столичная власть не имеет возможности контролировать деятельность своих полно­мочных представителей на местах, это неизбежно приводит к страшным злоупотреблениям и произволу, к превращению намест­ников в провинциальных деспотов, неподконтрольных ни общест­ву, ни центральной власти.

Наглядной иллюстрацией этому было управление Сибирью и та картина беспредела чиновников, с которой столкнулся М. Сперан­ский, назначенный в 1819 г. сибирским генерал-губернатором. Его предшественником был И.Пестель, который из 13 лет генерал-гу­бернаторства 11 провел в Петербурге. Сперанский к тому времени успел побыть губернатором в Пензе, познакомиться с нравами провинции. Тем не менее уже из Тобольска он писал своему знако­мому: «Чем далее спускаюсь я на дно Сибири, тем более нахожу зла, и зла почти нетерпимого. Измучен жалобами, доносами, ябе­дою, едва нахожу я столько терпения, чтоб окончить дело, мне порученное. Слухи ничего не увеличивали, и дела хуже еще слухов. Есть способы к исправлению, но они предполагают совсем другой образ управления, совсем другой и полный набор чиновников». В Томске было еще хуже, в губернской администрации Сперанский не нашел ни одного чиновника, не бравшего взяток. Ему пришлось дела по взяткам вывести из разряда уголовных и отнести их к граж­данским, распорядившись закрывать их, если взяточники возвра­щали деньги.

Но то, что творилось в Тобольске и Томске, было лишь бледной копией картины злоупотреблений, творившихся в Иркутской гу­бернии. Губернатор Трескин, говоря современным языком, был руководителем целой мафиозно-чиновничьей организации, в ко­торой видную роль играли секретарь губернатора Белявский и три уездных исправника. Готовясь к встрече с новым генерал-губерна­тором, нижнеудинский исправник Лоскутов отобрал у населения своего уезда чернила, бумагу и перья, так как прекрасно понимал неизбежность жалоб на него со стороны обираемых им жителей.

Несмотря на принятые меры, жалобы все-таки были написаны и переданы Сперанскому на самой границе Иркутской губернии двумя стариками («все равно скоро умирать»). Жалобы подавались в присутствии исправника, и старики испытывали подлинный ужас. Они встали перед Сперанским на колени, положили жалобы на непокрытые головы и, когда он взял жалобы, упали на землю, как бы прощаясь с жизнью. Но больше всего нового генерал-губернатора поразило другое. Узнав о жестоком обращении уездного исправника Лоскутова с населением, Сперанский распорядился сейчас же отрешить его от должности и арестовать. И тут старики схватили Сперанского за полу одежды и, испуганно озираясь на исправника, зашептали: «Батюшка, ведь это Лоскутов, что ты это баешь, чтоб тебе за нас худого не было... верно, ты не знаешь Ло­скутова». Для запуганных жителей уезда исправник был едва ли не сильнее не только генерал-губернатора, но и самого российского императора. Воистину, до Бога высоко, а до царя далеко.

Существует три возможных способа установления контроля над бюрократическим аппаратом, налаживания его нормального функ­ционирования и борьбы с коррупцией в нем и его работой на себя, когда его собственные корпоративные интересы берут верх над общегосударственными и общественными.

Во-первых, можно поставить бюрократию под контроль обще­ства через конституцию с разделением властей, выборностью, глас­ностью, свободным общественным мнением, с гарантированными политическими и гражданскими свободами, с узаконенной оппо­зицией и т.д.

Во-вторых, превратить бюрократический аппарат в бессловес­ную машину, исполнителей — в винтиков, действующих по инст­рукции, полностью изгнав самостоятельность в мыслях и поступ­ках.

И в-третьих, установить жесткий репрессивный режим, жесто­ко карать чиновников за любую провинность.

Первый путь возможен и в России. Более того, российское об­щество все увереннее становится на него. Но это длинный и слож­ный путь становления внутренней свободы человека, чувства соб­ственного достоинства в каждом человеке, путь становления личности, прежде всего основанный на экономической независи­мости от государства как можно большего числа членов общества. Нигде и никогда этот путь не осуществлялся путем революции сверху, даже если носитель верховной власти возмечтает о свободах и конституции. Неодолимыми препятствиями станут сопротивле­ние верхушек общества и государства и неготовность и неспособ­ность основной массы населения по указу, в одно мгновение, стать свободной. Третий путь возможен только в чрезвычайных специ­фических условиях, когда у монарха, вождя появляется возмож­ность опереться на определенные слои населения (люмпенов, маргиналов). В России такая ситуация возникнет после 1917 г. и реализуется в полном объеме при Сталине. Но опыт показывает, что добиться таким образом можно в итоге только наиболее полного осуществления второго варианта — вплоть до превращения не только бюрократического аппарата, но и всего общества в меха­низм, покорный воле вождя. А сам по себе второй путь был осуще­ствлен при последних Романовых.

Реформаторские затеи Александра I были однозначно утопиче­скими, легковесными. Для конституционного, правового строя в России первой четверти XIX в. не было ни социально-экономиче­ского, ни политического, ни культурного основания. Не случайно, что и для обоснования необходимости освобождения крестьян ис­пользовались аргументы религиозно-нравственного, а не экономи­ческого типа.

В. Томсинов так характеризовал деятельность Негласного ко­митета (и это определение с полным правом можно распростра­нить на все проекты и на деятельность Александра I и многих по­добных реформаторов вплоть до настоящего времени): «Среди знавших о деятельности комитета не было почти никого, кто бы относился к реформаторству друзей Александра равнодушно, т. е. никак. Почти все относились к нему серьезно. Всерьез верили в то, что образованные на западноевропейский манер, не имеющие ни­какого опыта государственного управления, да и не знающие как следует России молодые люди смогут разработать разумный план планомерного, сознательного преобразования этой огромной, не­объятной умом и сердцем страны, которую в прошлом гнули и ломали, заливали кровью и развращали, перекраивали и перестра­ивали, но которая тем не менее всегда жила и развивалась по-сво­ему — так, как того хотелось ей, а не какому-либо пресловутому вождю — «гению»!»

Странная эта вера отражала дух времени, когда человеческий разум казался могущественнее всего, что есть на свете, — могуще­ственнее даже самой человеческой истории. Легкость, с каковой, опираясь на разум, удалось развенчать прошлое и вконец распра­виться с ним, возбуждала мысль о том, что так же легко можно будет, пользуясь разумными идеями — рецептами, спроектировать и построить будущее. Исторические основы того или иного наро­да, его культурно-национальные особенности считались детскими погремушками, явлениями, не имевшими сколько-нибудь большо­го значения для будущего. Главным казалось найти правильные идеи — принципы устройства будущей политической организа­ции — и составить из них соответствующую схему. Последняя, бу­дучи введена в действие, немедленно и сама по себе даст положи­тельный результат. Идеи, возникшие на западноевропейской почве, мыслились поэтому вполне пригодными для России. А люди, проникнутые ими, долгое время жившие за границей, представлялись серьезными реформаторами»'.

Попутно только заметим, что все сказанное точно так же отно­сится к идеям, выросшим на коммунистической, патриотической или великодержавно-националистической почве, и к людям, эти идеи исповедующим. Дело не в идеях, а в принципиальной невоз­можности перестроить, а тем более построить на пустом месте общество по умозрительной схеме.

Понимание Николаем I роли монарха как хозяина страны и как первого слуги государства (а службу он как военный понимал как основанную на строгой дисциплине и служебной иерархии) в со­четании с его недоверием к обществу и чиновничеству привели к стремлению Николая I выделять из общей бюрократической рути­ны наиболее важные дела и сосредоточивать их в особых отделе­ниях собственной канцелярии под своим непосредственным ру­ководством. Управляющие такими отделениями получали ранг министров. О двух наиболее известных отделениях — кодификаци­онном II и полицейском III — уже говорилось.

Кроме того, для превращения бюрократии в послушный инст­румент императору было необходимо ее обезличить, свести каждо­го чиновника до роли колесика огромной машины, на рычаге уп­равления которой лежит его, императора, рука. А функцию этого рычага должна была исполнять инструкция, издаваемая императо­ром. Чем сильнее разрасталась бюрократия, тем острее ощущалась необходимость замены управления через должностных лиц управ­лением посредством инструкций — замещение в администрации личностей, действовавших по своему усмотрению, безликой мас­сой чиновников, лишь исполнявших инструкции верховной влас­ти. В многочисленных воспоминаниях об эпохе Николая I и в на­учных трудах общими являются фразы о бездарности, бездушии и глупости чиновников. И это не случайно — именно на таких те­перь предъявляла спрос бюрократическая машина. Положение не изменилось и после 1917 г. Не случайно также усиление охрани­тельной тенденции во внутренней и внешней политике российских императоров уже в первой половине XIX в. Ибо если из бюрокра­тического аппарата, из системы управления вообще изгоняются все живые, энергичные, самостоятельные, мыслящие люди, то невоз­можным или, по крайней мере, чрезвычайно затрудненным стано­вится любое развитие, любое движение вперед. Система начинает Работать на сохранение того, что есть. Именно с эпохи Николая I

' Томсинов В.А. Светило российской бюрократии. Исторический портрет ^м.М. Сперанского. М„ 1991. С. 109-110.

213

сама власть начинает насаждать идеи самобытного исторического пути России, что наглядно выразилось в знаменитой формуле гра­фа Уварова — «православие, самодержавие, народность». А если верховная власть бывала вынуждена призвать на помощь в край­них ситуациях крупных личностей (в эпоху реформ 1860-х годов — Витте, Столыпин), то избавлялась от них сразу же, когда проблемы были решены (или только казалось, что опасность для монархии миновала). Именно здесь лежит причина глубокого недоверия по­следних Романовых к крупным деятелям-реформаторам.

Истинный характер политических взглядов Александра I, отно­шение обоих сыновей Павла I к России как к семейной вотчине особенно ярко проявились в их внешней политике. Вместо хозяй­ственного и культурного развития, ослабления внутренних проти­воречий Александр I и Николай I безрассудно расходовали энер­гию империи на разорительные, ничем не оправданные войны. Даже беглый взгляд на карту убеждает, что геостратегические инте­ресы России диктуют поддержание хороших отношений с Фран­цией и Англией и политику ослабления Австрии и Пруссии, века­ми стремившихся к расширению на восток. Но российские императоры не учитывали этих обстоятельств. С начала XVIII в. российские монархи женились только на германских принцессах, и именно тесные родственные связи часто определяли их полити­ку. К тому же и Александр I, и Николай I были убежденными мо­нархистами, и их желание сохранить наследственные монархии в Европе постоянно порождало внешнеполитические конфликты, войны и принесло России бесславное звание «жандарма Европы». Войны с Наполеоном были вызваны недовольством Александра I ликвидацией им некоторых небольших монархий и убийством гер­цога Энгиенского, члена свергнутой французами королевской се­мьи. Неудовольствие Александра I вызвало и самопровозглашение безродного Наполеона императором Франции. А спустя много лет Николай I испортил отношения с Францией, отказавшись имено­вать «братом», согласно этикету, Наполеона III. Николай I в 1849 г. подавил восстание венгров против Австрии и тем самым сохранил могущественного соседа, который тут же предал его во время Крымской войны.

Революционное и общественное движение

В 1816 г. в России возникла первая тайная политическая орга­низация — «Союз спасения». Ее создали А.Н. Муравьев, С.П. Тру­бецкой, Н.М. Муравьев, М.И. и С.И. Муравьевы-Апостолы И.Д. Якушкин, М.С. Лунин, М.Н. Новиков, Ф.П. Шаховской. Вскоре к ним присоединился П.И. Пестель. Численность тайного общества не превышала 30 человек, его цели, практические наме­рения были неопределенными. Главным для членов первого дека­бристского общества было желание служить народу, делать все для его блага.

«Союз спасения» распался в 1818 г., и вместо него появился «Союз благоденствия», который был значительно многочисленнее (до 200 человек). Программа и устав союза назывались «Зеленая книга» (по цвету переплета). В ней были определены цели и мето­ды деятельности «Союза благоденствия» по оказанию содействия правительству во внедрении «блага всеобщего во все поры государ­ства». Пропаганда передовых взглядов в дворянских кругах, рас­пространение грамотности в народе, помощь в освобождении от­дельных крепостных, организация литературных обществ, подача проектов реформ правительству, попытки борьбы с проявлениями судейского беззакония — так в основном выглядела практическая деятельность «Союза благоденствия». Либерально-просветитель­ская программа и деятельность «Союза благоденствия» основным ядром декабристов рассматривались как прикрытие основных це­лей общества, открытых только для посвященных и сводившихся к введению конституционного строя в России и ликвидации крепост­ного права. Другой задачей «Союза благоденствия» было привле­чение как можно большего числа членов, из которых уже можно было бы вербовать более активных деятелей. Но такая медлитель­ная тактика очень скоро перестала удовлетворять наиболее актив­ных и решительных участников «Союза благоденствия», и вместе с растущим разочарованием в реформаторстве Александра I и запре­том тайных обществ это привело к распаду общества в 1821 г.

С 1822 г. существовали две стремившиеся к координации дейст­вий, но тем не менее обособленные друг от друга революционные организации: Северное общество в Петербурге и Южное общество на Украине. Оба декабристских общества делали ставку на тактику военной революции. В отношении планов будущего устройства России между ними были большие расхождения. «Русская правда» П.И. Пестеля, принятая Южным обществом, ставила целью учреж­дение республики после периода военной диктатуры. «Конститу­ция» Н.М. Муравьева, обсуждавшаяся в Северном обществе, пре­дусматривала конституционную монархию. Различия были и в предложениях по решению крестьянского вопроса, прежде всего в отношении дворянского землевладения, при обоюдном согласии в вопросе о необходимости личного освобождения крестьян.

При определении причин возникновения движения декабристов, выступления части дворянства против интересов своего сословия неправомерно прямолинейное рассмотрение его как про­явление борьбы зарождавшегося капиталистического уклада про­тив обветшалого феодализма. И декабристы были далеки от буржу­азии и сам феодализм еще не так уж обветшал.

Декабристы выросли и были воспитаны на просветительской идеологии XVIII в. с ее идеями естественного равенства, веры во всемогущество разума и просвещения, служения народу. Побуди­тельным началом, толкавшим будущих декабристов на революци­онный путь, было нравственное чувство вины перед крепостным народом, вообще перед всеми униженными и оскорбленными. Это нравственное чувство заставляло будущих декабристов еще до 1812 г., будучи подростками, мечтать о подвигах и делах на пользу дикарей острова Сахалин, а после Отечественной войны, под воздействием патриотического подъема и более близкого знаком­ства с народом привело к созданию первого тайного общества — «Союза спасения». Характерно, что все основатели этого общества прошли Отечественную войну 1812 г. в младших офицерских чинах и постоянно соприкасались с солдатами.

Несомненно, знакомство с передовым Западом сыграло свою роль. Но эта роль все же вторична — декабристы в своих проектах конституций использовали опыт западного конституционного уст­ройства, в выработке методов действий оглядывались на европей­ские революции с их кровью и страданиями как раз простого на­рода и хотели избежать насилия и бедствий своего народа. При создании декабристских обществ применялись структурные прин­ципы европейских тайных обществ — немецкого Тугендбунда, ита­льянских карбонариев. Декабристы использовали чужой опыт, перерабатывали его, но знакомство с Западом не являлось побуди­тельной причиной для перехода к революционной деятельности — впечатления от крепостнической действительности были сильнее.

Постоянно подчеркивается, что декабристы, будучи выходцами из дворян, боялись обратиться к народу. Почти никогда не отмеча­ется, что эта субъективная боязнь имела объективную основу. На­род в России в то время не был готов к революции, к восприятию революционных призывов, руководящей роли революционеров. Сугубо локальные народные восстания 1818—1820 гг. (особенно донские волнения), которые рассматриваются историками как не­кая «подоснова» движения декабристов, выявили характернейший для России XIX в. факт: сохранение в крестьянских массах монар­хических иллюзий, веры в царя при откровенной враждебности к дворянству. Именно антидворянские настроения крестьян делали проблематичной возможность обращения декабристов к народу и еще более проблематичной поддержку декабристов народом. Но декабристы-офицеры стремились сблизиться с солдатской массой и завоевать доверие солдат, и это им удавалось, но открывать им свои цели вплоть до восстания декабристы опасались.

У декабристов уже появляются идеи, которые станут весьма характерными для российского революционного движения. Это — упование на всемогущее организованное государство, которое жертвует интересами отдельного гражданина во имя «наибольшего благоденствия», а также ставка на сильную дисциплинированную тайную организацию в борьбе с самодержавием. Надежды на госу­дарство в достижении социальной справедливости и материально­го благополучия иллюзорны, что показывает опыт российской ис­тории как до декабристов, так и после них, особенно в советское время. Эти иллюзии, к сожалению, сохраняются и поныне.

После поражения восстания декабристов в общественной и умственной жизни России наступила пора реакции и упадка.

Но нельзя вытравить живую мысль раз и навсегда, и центрами оживления интеллектуальной и общественной жизни в России в начале 1830-х годов стали кружки Станкевича и Герцена в Москов­ском университете. В кружке Станкевича, в который входили Бе­линский, К. Аксаков, Грановский, Бакунин, Катков и др., интере­совались в основном вопросами этики и философии. Главным интересом кружка Герцена, к которому принадлежали Огарев, Са­тин, Кетчер, Пассек и др., были политические и социальные про­блемы. Кружок Герцена скоро распался из-за ареста и ссылки его членов за исполнение революционных песен.

1840-е годы прошли под знаком споров западников и славяно­филов. Славянофилы разработали систему взглядов, основанную на православной вере. Согласно этой системе на первый план вы­двигались и подчеркивались противоречия и расхождения в разви­тии двух миров: западного — германо-романского и восточного — греко-российского. В отличие от Чаадаева, первым высказавшего эту идею, славянофилы крайне идеализировали весь ход развития русского славянского мира и отрицательно относились ко всей западноевропейской культуре.

Славянофилы полагали, что православная вера и русский народ сохранили во всей чистоте начало древнего духовного христианст­ва, а на Западе оно исказилось идеями католицизма и преоблада­нием материальной культуры над духовной. Они утверждали, что в России государство и общество якобы развивались на началах сво­боды, демократических общинных порядков, а на Западе на нача­лах насилия, порабощения одних народов и классов другими, от-^Да возникло феодальное, аристократическое начало личного феодального землевладения и обезземеливания масс. Исходя из

этого учения, славянофилы требовали полной свободы слова и вероисповедания и полной независимости от государства личного, общинного и церковного быта, что выразилось в славянофильской политической формуле: «Сила власти — царю, сила мнения — на­роду». В учении славянофилов были точки соприкосновения с те­орией официальной народности.

Именно за идею российской исключительной самобытности западники резко критиковали как представителей официальной народности, так и славянофилов. Западники считали едиными за­коны развития России и Запада и выступали за использование за­падного исторического опыта для улучшения российской жизни. Лидерами западников были Белинский, Герцен, Грановский.

Центрами духовной жизни России в 40—50-е годы были журна­лы «Отечественные записки» и «Современник».

В конце 40-х годов, несмотря на усиление правительственной реакции, количество кружков молодежи и их численность вырос­ли. В это время в Россию проникают идеи утопического социализ­ма. Эти идеи обсуждались в кружке Буташевича-Петрашевского. Члены этого кружка, в том числе Ф. Достоевский, были арестова­ны в 1849 г., и 90 человек были осуждены на каторжные работы, ссылку в Сибирь и разжалованы в солдаты.

В первой половине XIX в. Россия выиграла ряд войн, разгроми­ла самого Наполеона, в стране произошли положительные сдвиги в экономике, Александр I и Николай I провели ряд реформ госу­дарственного управления, было разгромлено революционное дви­жение декабристов. Но Крымская война показала полную несосто­ятельность николаевской системы. Дочь знаменитого поэта Ф.И. Тютчева А.Ф. Тютчева в своих мемуарах как бы подводит итог не только царствованию Николая I, но и вообще первой половине века: «Угнетение, которое он оказывал, не было угнетением произ­вола, каприза страсти; это был самый худший вид угнетения — угнетение систематическое, обдуманное, самодовлеющее, убежден­ное в том, что оно может и должно распространяться не только на внешние формы управления страной, но и на частную жизнь наро­да, на его мысль, его совесть, и что оно имеет право из великой нации сделать автомат, механизм которого находился бы в руках владыки... И вот когда наступил час испытания, вся блестящая фантасмагория этого величественного царствования рассеялась как дым... В короткий срок полутора лет несчастный император уви­дел, как под ним рушились подмостки того иллюзорного величия, на которое, он воображал, что поднял Россию»'.

' Мироненко С.В. Николаи 1 // Российские самодержцы. 1801—1917. М., 1994. С. 157.

ЛЕКЦИЯ XIII

ОТМЕНА КРЕПОСТНОГО ПРАВА В РОССИИ

Историческая обусловленность и подготовка реформы, ее юридическое и экономическое обоснование. Основные положения законодательства о крестьянах. Положение крестьян в России после отмены крепостного права

Падение крепостного права — важнейшее поворотное событие в истории России, открывшее новый путь экономического и социального развития страны. Вся последующая история страны, вплоть до революции 1917 г., проходила под влиянием реформ 60-х — начала 70-х годов XIX в. Незавершенность начатых преобразова­нии и неспособность существовавшего режима продолжать реформаторский путь стали главными причинами революционных взрывов 1905 и 1917 гг.

Консервативно-монархические историки преувеличивали роль Александра II и критиковали его за слишком большие уступки либеральному общественному мнению, что подрывало устои самодержавия и усиливало позиции его противников. Либерально настроенные историки ГА. Джаншиев, И.И. Иваньков, А.А. Корнилов стремились выяснить экономические, политические и морально-этические причины преобразований, юридические и социальные аспекты падения крепостного строя. К пятидесятилетию отмены крепостного права был издан многотомник «Великая реформа». Либерально-оппозиционные течения видели в этих событиях пример компромисса самодержавия с общественным мнением и плодотворность для страны реформаторского пути. Лидеры революционных партий и течений (В.И. Ленин, Г.В. Плеханов) преувеличивали негативные последствия реформ, чтобы обосновать неизбежность и закономерность революционного переворота.

Большой вклад в изучение крестьянского движения, обществен­но-политической борьбы вокруг отмены крепостного права внесли советские историки. Впервые было предпринято изучение устав-чых грамот и особенностей проведения реформы на местах, социальных и экономических проблем дореформенной и послереформенной деревни.

Историческая обусловленность и подготовка реформы, ее юридическое и экономическое обоснование

Падение крепостного права было обусловлено исторически. В 40—50-х годах XIX в. в России насчитывалось, по данным по­следней ревизии, 23 млн. частновладельческих крепостных кресть­ян и более 20 млн. государственных, которые тоже были прикреп­лены к земле и своим общинам.

Крестьянство составляло подавляющую массу населения, а под­невольный труд — основу хозяйственной деятельности. Но отста­лые крепостнические отношения все более тормозили экономиче­ский и социальный прогресс страны.

Новый качественный этап развития индустрии требовал работ­ника нового типа, способного к квалифицированному труду, сво­бодно распоряжающегося своей рабочей силой.

Крепостной труд становился все менее эффективным и в сель­ском хозяйстве. Помещичьи имения, производившие на продажу хлеб и другие продукты, все чаще прибегали к наемному труду, вводили систему уроков (определенных заданий каждому тяглу). премии и льготы за хорошую работу. Оброчная система стала преобладающей во всех районах страны. В крепостной деревне усиливалась дифференциация. Многие крестьяне стали заниматься про­мыслами, торговлей, открывали промышленные заведения. Но крепостнические отношения сдерживали инициативу и предпри­нимательство. Основную часть доходов крестьянин отдавал поме­щику в виде оброка. Крепостной крестьянин мог приобретать соб­ственность только на имя помещика.

Во второй половине 50-х годов не было признаков всеобщего крестьянского восстания. Но недовольство крепостным строем зрело и усиливалось. Проявилось это по-разному: в участившихся случаях неповиновения, бегства, расправах с отдельными помещи­ками и управляющими. В период Крымской войны, когда создава­лись дополнительные воинские формирования (ополчения), в на­роде распространялись слухи, что участники военных действии будут освобождены от крепостной зависимости. Десятки тысяч крестьян двинулись в Крым, надеясь получить таким образом волю. Правительству пришлось прибегнуть к силе, чтобы остановить сти­хийное движение. Это было серьезным предостережением.

Нельзя недооценивать и морально-этический фактор. Еше ' конце XVIII в. среди интеллигенции усиливались неприязненны настроения по отношению к крепостному строю, осуждение рабст ва с позиций общечеловеческой морали. Наиболее ярко это отра­зилось в произведениях А.Н. Радищева, Н.И. Новикова и др' С морально-этических позиций критиковали крепостной строй Н.М. Карамзин и Г.Р. Державин. А.С. Пушкин писал: «Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный и рабство, падшее по мании царя».

Отмена рабства являлась одним из главных лозунгов движения декабристов. В 40-50-х годах XIX в. усилившиеся антикрепостни­ческие настроения получили отражение в произведениях литерату­ры, в зарубежных изданиях А.И. Герцена, в журнале «Современ­ник» и др.

В ускорении крестьянской реформы решающую роль сыграла Крымская война. Война выявила техническое и военное отстава­ние России от передовых европейских стран — Англии и Франции. Все мыслящие люди понимали, что главная причина поражений в отсталости ее социально-экономического строя. Неудачи в Крым­ской войне вызвали волну общественного недовольства. Общест­венное движение особенно усилилось после смерти Николая 1 в феврале 1855 г. Как и всегда, в России возлагали особые надежды на нового императора. Наступила эра так называемой гласности:

«Теперь вопрос об освобождении крестьян во всех устах», — писал историк и философ К.Д. Кавелин С.М. Соловьеву в начале 1856 г.

Таковы были социально-экономические, политические и мо­рально-нравственные предпосылки реформ 60—70-х годов XIX в. Действия правительства были ускорены развернувшимся после Крымской войны общественно-политическим движением за отме­ну крепостного права. На первом месте стоял вопрос о пережив­шем себя крепостном строе. В 1855—1857 гг. литераторами, публи­цистами, учеными, государственными чиновниками императору было подано 63 записки, затрагивающие эти вопросы. Подход к проблеме и предлагаемая программа практических действий были разные, но всех объединяло понимание необходимости коренных перемен.

В общественном движении четко выделялись три главных на­правления.

1. Леворадикальное направление группировалось вокруг журна­ла «Современник» и зарубежных изданий А.И. Герцена. Сторонни­ки этого течения подвергали беспощадной критике весь общест­венно-политический строй. На самом крайнем фланге находились А.Н. Добролюбов и Н.Г. Чернышевский, отвергавшие всякие ком­промиссы и проекты освобождения крестьян сверху, действиями правительства. Наиболее желательным они считали массовое дви­жение крестьян и ликвидацию крепостного ига снизу. Сторонники этого течения были приверженцами социалистических идей, меч­тали о новом социальном устройстве общества на базе равенства, справедливости и всеобщего вдохновенного труда. Первый шаг к установлению нового общественного строя они видели в ликвида­ции крепостного права и наделении крестьян землей.

2. Умеренно-либеральное течение было наиболее влиятельным и включало цвет тогдашней российской интеллигенции. По соста­ву оно было разнородным. С умеренно-либеральных позиций вы­ступали известные славянофилы, сторонники самобытного пути развития России — Ю.Ф. Самарин, А.И. Кошелев, а также запад­ники — историк и философ К.Д. Кавелин, молодой юрист Б.Н. Чи­черин, предводитель дворянства Тверской губернии А.М. Унков-ский. На либеральных позициях стояли многие крупные чиновники Министерства внутренних дел и других ведомств.

Программа либерального лагеря была изложена К.Д. Кавелиным в «Записке об освобождении крестьян в России». Документ был адресован царю, но получил широкую огласку, печатался в извле­чениях в журнале «Современник», опубликован А.И. Герценом за границей. К.Д. Кавелин резко критиковал крепостнические отно­шения, называя их «гордиевым узлом, к которому сводятся все наши общественные беды». «Частная поземельная собственность и существование рядом с малыми и больших хозяйств, — считает автор «Записки», — совершенно необходимое условие процвета­ния сельской промышленности». К.Д. Кавелин предупреждал об опасности дальнейшего сохранения крепостного строя в неизмен­ном виде. Через несколько десятков лет «это взорвет на воздух все государство».

Либералы призывали к полному уничтожению крепостного строя в короткие сроки, наделению крестьян землей по доброволь­ному соглашению с помещиками и за выкуп. По их мнению, пра­вительство обязано было оказать в этом финансовую поддержку крестьянам. Либеральная программа стала после некоторых коле­баний основой правительственной политики по крестьянскому вопросу.

3. Консервативное направление поддерживало большинство дворянства. Понимая необходимость изменений, оно считало, что это нужно делать постепенно, не ломая основы помещичьего зем­левладения. Более конкретно обосновал консервативную програм­му в своих записках Александру II в 1855—1856 гг. полтавский по­мещик М.П. Позен: крестьяне получают за выкуп личную свободу;

выкуп земли проводится только с согласия помещика; правитель­ство должно для этого предоставить крестьянам кредиты.

Таким образом, все общественные течения сходились в необхо­димости преобразований. Боязнь взрыва крестьянского недовольства, «новой пугачевщины» объединяла либералов и консерва­торов. Различия были в глубине, путях и темпах проведения неиз­бежных реформ. Ликвидация крепостного строя исторически со­зрела не только в ходе объективного развития страны, но и в умах людей, в настроениях всего мыслящего общества второй половины 50-х годов. При существовавшем в России политическом строе реформы могли быть проведены по воле императора. Бытующее в исторической литературе мнение о возможности освобождения крестьян «снизу», путем всеобщего бунта нереально и привело бы лишь к невиданному хаосу и разрушению. Да и предпосылок все­общего крестьянского восстания в то время не было.

Реформы 60—70-х годов XIX в. связаны с именем императора Александра II. В условиях российского самодержавного строя го­сударь играл решающую роль. Есть разные мнения о характере и личных качествах Александра II. Он не был выдающейся лич­ностью, подобной Петру I. Воспитанник В.А. Жуковского, царь не обладал широким кругозором и не был убежденным реформато­ром, но реально воспринимал происходящие события и был доста­точно решителен, чтобы проводить коренные преобразования для упрочения и сохранения существующего самодержавного строя. Наследник российского престола, воспитанный В.А. Жуковским в духе европейского гуманизма первой половины XIX в., умел под­бирать себе талантливых помощников, способных проводить в жизнь его предначертания, а также прислушиваться к обществен­ному мнению и менять при необходимости свои позиции.

Подготовка реформы началась с робких попыток улучшения крепостного строя и прошла несколько этапов.

Первый этап начинается с речи Александра II перед москов­ским дворянством 30 декабря 1856 г. Царь пытался убедить своих слушателей, что рано или поздно, как он выразился, «мы должны прийти» к освобождению крестьян, «лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться до того времени, когда оно само собой начнет отменяться снизу». Почти одновременно царь пору­чил Министерству внутренних дел разработать предложения о пу­тях решения крестьянского вопроса. Первый проект предусматри­вал поэтапную отмену крепостного права в отдельных губерниях и освобождение крестьян без земли по примеру остзейских губерний (нынешние Латвия и Эстония).

Для дальнейшей разработки вопроса в январе 1857 г. был обра­зован Секретный комитет по крестьянскому делу под руководст­вом императора.

Второй этап подготовки реформы начинается с официального письма (рескрипта) Александра II виленскому генерал-губернатору В.И. Назимову. Царь предложил создать в руководимых им губерниях (Виленской, Ковенской и Гродненской) выборные дворян­ские комитеты для обсуждения проектов реформы. В рескрипте царя были указаны и главные идеи реформы: крестьяне получают личную свободу, сохраняют за собой усадебную землю (дом, двор, огороды). За это они платят выкуп. Полевая земля остается собст­венностью помещика, и лишь по добровольному соглашению с ним крестьяне могут получить полевой надел.

Рескрипт Назимову был опубликован в печати. Подготовка ре­формы стала гласной. Дворянство других губерний стало испраши­вать высочайшего соизволения императора создать у себя такие же выборные комитеты. К началу 1859 г. они были созданы в 45 губер­ниях европейской части России. Выявились различные мнения по обсуждавшемуся вопросу. Наиболее последовательными были пред­ложения Тверского комитета, возглавляемого известным либера­лом А.М. Унковским. Тверские дворяне считали необходимым провести реформу в короткие сроки и наделить крестьян не только усадебной землей, но и полевым наделом. Большинство дворянст­ва придерживалось более консервативных взглядов.

Третий и решающий этап подготовки реформы связан с преоб­разованием Секретного комитета в Главный комитет по крестьян­скому делу (начало 1858 г.) и образованием в начале 1859 г. Редак­ционных комиссий. Началась практическая подготовка пакета законов с учетом всех выявившихся мнений.

Во главе Редакционных комиссий был поставлен близкий царю сановник — начальник военно-учебных заведений генерал-адъютант Я.И. Ростовцев. Прекрасный организатор, готовый выполнить пред­начертания императора, с присущей ему энергией и деловитостью взялся за дело. В состав Редакционных комиссий были включены наиболее талантливые чиновники Министерства внутренних дел и других ведомств, а в качестве экспертов отобраны Я. И. Ростовце­вым «сведущие люди» из губерний, а также представители местных дворянских комитетов. После внезапной смерти Я. И. Ростовцева в феврале 1860 г. комиссии продолжали работать в заданном темпе. К октябрю необходимые законопроекты были подготовлены. Про­токолы комиссий и все материалы печатались тиражом в 3 тыс. эк­земпляров и рассылались губерниями заинтересованным лицам в Петербурге. Всего было издано 27 увесистых томов.

В основу были положены сформулированные Я.И. Ростовце­вым принципы: 1) крестьяне должны немедленно почувствовать, что их быт улучшился; 2) помещики должны быть уверены, что их интересы ограждены; 3) чтобы сильная власть на местах ни на минуту не поколебалась и общественный порядок в стране не на­рушался. В начале февраля началось обсуждение подготовленных законопроектов в Государственном совете. Большинство его чле­нов занимали консервативные позиции. Здесь проявилась роль самодержавного монарха. Все поправки, направленные на ухудше­ние законопроектов, были отвергнуты царем, если даже за них голосовало большинство присутствующих. Никто не смел возражать, если царь сказал: «Быть по сему».

17 февраля 1861 г. Государственный совет завершил обсуждение законов, а в назначенный день, 19 февраля, они были подписаны царем. Так в невиданные для российского законодательства сроки была подготовлена одна из важнейших в истории страны реформ. В этом заслуга государственных деятелей, которые ее готовили.

Основные положения законодательства о крестьянах

19 февраля 1861 г., в день шестилетия своего вступления на престол, Александр II подписал Манифест и пакет документов, определивших все детали реформы. Манифест императора был оглашен в храмах во время богослужения на масленицу.

Условия проведения реформы были разработаны во всех дета­лях. Главным документом являлось «Общее положение о крестья­нах, вышедших из крепостной зависимости». К нему примыкали положения о наделении крестьян землей с учетом особенностей отдельных районов, о порядке выкупа земли и т.д. Главная идея реформы была выражена в «Общем положении». Закон провозгла­шал, что «крепостное право на крестьян, водворенных в помещи­чьих имениях, и на дворовых людей отменяется навсегда». Это означало, что более 23 млн. вчерашних крепостных, полурабов, которых можно было продавать, дарить, отдавать в рекруты, нака­зывать и понудить к труду, превратились в «свободных сельских обывателей». Отныне они могли распоряжаться своим трудом, приобретать собственность, заниматься ремеслом и торговлей. На крестьянина распространялись все законы гражданского права, он стал равным с другими подданными Российской империи. Осуще­ствлением реформы руководил созданный для этой цели Главный комитет об устройстве сельского населения, а в губерниях — гу­бернские по крестьянским делам присутствия под руководством губернатора. В губернские присутствия входили по четыре пред­ставителя от местных дворян, по два представителя правительства, но крестьян там не было. Главными исполнителями реформы на местах стали мировые посредники, назначаемые Сенатом. Этим подчеркивались их высокие полномочия и ответственность. Мировые посредники должны были заботиться о «благосостоянии всех сословий», о соблюдении закона и справедливости при заключе­нии уставной грамоты. Острые вопросы между помещиками и кре­стьянами решал уездный мировой съезд.

Уставная грамота являлась главным документом, заключенным между помещиками и крестьянами и определившим их новые от­ношения. Уставная грамота включала подробные сведения о зе­мельных угодьях и повинностях крестьян по последней ревизии, о величине наделов, их расположении после прекращения крепост­ных отношений, о пользовании крестьянами пастбищами, выгона­ми, водопоями, сенокосами, лесами, принадлежавшими ранее по­мещикам. Уставная грамота определяла условия выкупа земли и порядок выполнения крестьянами повинностей (барщина или об­рок) до полного завершения выкупной операции (временнообязанные отношения). Уставные грамоты обсуждались на мирском сходе и подписывались уполномоченными крестьянской общины и помещика при участии мирового посредника. К уставным грамо­там прилагались акты, планы земель и угодий, приговоры и прото­колы сельских сходов и другие документы. В российских архивах сохранилось более 100 тыс. уставных грамот. Это ценнейший ис­точник для изучения жизни деревни середины XIX в. Подписание уставных грамот завершилось к середине 1863 г. Крепостнические отношения были на этом этапе прекращены. Но крестьяне остава­лись еще временнообязанными и должны были отбывать опреде­ленные законом повинности (барщина или оброк) до полного за­вершения операции по выкупу земли.

Проблема земли была самой сложной при подготовке реформы. Мы уже отмечали, что по этому вопросу происходили наиболее острые дискуссии. Законодательные акты 19 февраля 1861 г. исхо­дили из заинтересованности государства в сохранении экономиче­ски дееспособного крестьянского хозяйства, которое могло бы платить подати и отбывать другие государственные повинности. С другой стороны, должно быть обеспечено нормальное функцио­нирование помещичьих имений в новых условиях. При подготовке законов правительство исходило из двух главных предположений:

1) крестьяне должны получить землю в количестве, необходимом для нормального функционирования их хозяйства; 2) земля явля­ется собственностью помещика, поэтому помещик должен полу­чить возмещение за свою собственность. Крестьяне получают зем­лю не безвозмездно, а за выкуп.

Крестьянское землепользование состояло при крепостном пра­ве из трех частей:

1) усадьба (усадебная оседлость) включала крестьянский двор со всеми постройками и огородами;

2) полевойнадел;

3) выгоны, пастбища, сенокосы находились в пользовании всей деревни, крестьянского общества.

Вопрос о полевом наделе был главным при проведении ре­формы.

Соотношение помещичьего и крестьянского землевладения было разным в различных районах страны. В черноземных губер­ниях, например, где земля была плодородной и давала большие доходы, помещики оставляли крестьянам минимальный надел. В этих районах господствовала барщинная система. В центральных промышленных губерниях помещикам было выгоднее отпускать крестьян на оброк. Земля там была менее доходна. В степных губер­ниях земли было много и наделы крестьян были довольно большие.

При подготовке законов учитывались эти региональные особен­ности. По каждой группе губерний (черноземные, степные, севе­ро-западные) были изданы отдельные положения о порядке наде­ления крестьян землей. Крупные регионы делились, кроме того, на местности с учетом внутрирегиональной дифференциации. Для каждых региона и местности устанавливался максимальный раз­мер душевого надела. Минимальный надел не мог быть ниже '/з максимального. Помещик не имел права отводить крестьянам меньше минимального надела. По своему усмотрению он мог уве­личить максимальный надел.

Разброс максимальных наделов по регионам был довольно ве­лик. По всем регионам он составлял от 1 до 12 десятин на душу (мужскую) населения. В нечерноземной полосе высший надел ко­лебался по различным местностям от 3 до 7 десятин, а низший — от 0,75 до 1, в черноземных губерниях — от 6 до 2,75 десятины. Самый низший надел во всех регионах уменьшался, как уже было сказано, в 3 раза. Если до реформы у крестьян было меньше мини­мального надела, помещик обязан был при выходе из крепостной зависимости добавить ему надела до минимальной нормы по зако­ну. Если до реформы у крестьян было больше максимального наде­ла, помещик имел право отрезать излишек. Помещик имел право также уменьшить размеры крестьянских душевых наделов, если в его распоряжении оставалось меньше '/з принадлежавших ему до реформы земель, а в степных губерниях — меньше половины.

Так возникли уже в ходе реформы так называемые прирезки и отрезки. Случаев прирезок, т.е. увеличения крестьянского земле­владения по сравнению с дореформенным, было мало, в то время как отрезки имели место почти во всех губерниях. В некоторых районах они достигли довольно больших размеров. В Воронежской губернии, например, крестьянское землевладение было уменьше­но по сравнению с дореформенным на 26,6%, а в Павловском уезде этой губернии — на 43,2%. В Тверской губернии у крестьян было отрезано 22%, в Смоленской — 16% земли. В распоряжении крес­тьян черноземных губерний находилось до реформы 5 580 тыс. десятин пахотных земель, а в ходе реформы они получили 4818 тыс. десятин. Половина крестьян этого региона получили урезанный надел, и лишь у 6,7% крестьянских хозяйств он увеличился.

При решении вопроса о земле правительство стремилось согла­совать интересы государства, помещиков и крестьян. Но это не получилось. Преимущественная отрезка свидетельствует, что при проведении реформы больше учитывались интересы помещиков. Отрезки стали впоследствии источником социальной напряженно­сти и острых конфликтов между помещиками и крестьянами.

Усадебная земля была выкуплена в короткие сроки, а переход к выкупу наделов затянулся на два десятилетия. До завершения вы­купной сделки крестьяне оставались на положении временнообязанных. Лично они были свободны, но обязаны были отбывать регламентированные законом повинности — барщину или оброк. Смешанная форма эксплуатации, самая тяжелая для крестьян, была отменена.

Размеры барщины и оброка определялись в зависимости от ве­личины надела. Для высшего надела барщина была установлена в 40 мужских и 30 женских рабочих дней в году. При исчислении оброка учитывалась возможность получения крестьянами доходов.

Самый высокий оброк — 12 руб. в год от высшего душевого надела — был установлен для местностей, находящихся в 25 вер­стах от Петербурга. В других промышленных губерниях оброк был определен в 8—10 руб.

При проведении выкупной операции правительство заботилось, чтобы помещики не теряли своих обычных доходов. За основу бралась величина оброка. Помещик должен был получить за надел такую сумму, чтобы, положив ее в банк, он продолжал получать свой оброк в виде банковского процента на капитал. Банки выпла­чивали в то время в среднем 6% в год, т.е., вложив в банк 100 руб., ежегодно можно было получать 6 руб., а вложив 150 руб. — 9 руб. Чтобы получить 10 руб. в год банковского дохода, необходимо было вложить 166 руб. 50 коп. Сумма оброка увеличивается в 16,7 раза. Таким образом определялись выкупные суммы душевого надела. Величина оброка для высшего по данной местности надела увеличивалась в 16,7 раза. Эти деньги помещик должен был получить за свою землю. Закон предусматривал, что выкуп земли проводит­ся добровольно, при согласии помещика.

Правительство понимало, что крестьяне не в состоянии выпла­тить всю сумму сразу. Поэтому при заключении добровольной сдел­ки между помещиками и крестьянами последние выплачивали только 20% установленного выкупа (20 коп. с 1 руб.). Остальные 80% правительство вкладывало на имя помещика в банк в виде ценных бумаг. Каждый год помещик получал 6% дохода, которые равнялись величине оброка. Крестьяне могли свою долю в 20% выплачивать не деньгами, а работой на помещика. После выплаты этой суммы временнообязанное состояние прекращалось. Крестья­нин становился полностью свободным.

Вложенные правительством за выкуп земли деньги записыва­лись за крестьянами как ссуда, казенный долг. Крестьянин стано­вился должником правительству и обязан был выплачивать полу­ченную ссуду в виде выкупных платежей в течение 49 лет, по 6% в год от первоначальной суммы. Сюда входили погашение ссуды и процент за пользование выданной в долг суммы. Выкупные плате­жи стали наиболее тяжелой повинностью крестьян. Только в ре­зультате крестьянских волнений в годы первой российской рево­люции правительство отменило с 1 января 1907 г. выкупные платежи. Но фактически крестьяне выплатили уже больше отпу­щенной правительством ссуды в 700 млн. руб.

Не всегда помещики соглашались на заключение выкупной сделки. Им выгодно было сохранить временнообязанное состоя­ние и выполнение крестьянских повинностей. К началу 1881 г. осталось еще 1,5 млн. временнообязанных. По указу нового импе­ратора Александра III выкупная операция была завершена в обяза­тельном порядке. С 1 января 1883 г. временнообязанное состояние было прекращено, остатки крепостного строя были ликвидированы.

Положение крестьян в России после отмены крепостного права

Крестьяне получили землю не в собственность, а в бессрочное, безвозмездное пользование. Крестьянин стал в результате рефор­мы не собственником, а лишь землепользователем. Правительство заботилось в первую очередь о сохранении крестьянства как подат­ного сословия, способного исправно выполнять государственную повинность. Этим объясняются сохранение и упрочение после ре­формы дореформенных, патриархальных форм устройства крестьянского быта и управления.

Низшей хозяйственной единицей являлся крестьянский двор во главе с дворохозяином. Дворохозяин отвечал за обработку своего надела и исправное выполнение повинностей. Он был организато­ром труда и быта своей семьи. Собственность двора была общей. Если какой-либо член семьи уезжал в город на длительное время, он считался временно отсутствующим и мог в любое время возвра­титься и потребовать положенную ему часть имущества. Дворохозяин имел право вернуть члена своей семьи обратно до истечения срока его паспорта. Дворохозяин представлял свой двор на мир­ском, деревенском сходе. Сложности вызывали разделы земли и имущества, если один из взрослых сыновей хотел отделиться и образовать свое хозяйство. При разделе нередко возникали острые конфликты, даже драки. Все внутрисемейные споры решались на деревенском сходе.

На большей части территории центральной России крестьян­ские дворы объединялись в общины. Чаще всего это были деревня или село. В больших селениях могло быть несколько общин. Об­щина являлась первичной ячейкой крестьянского самоуправления, совместного владения землей и отвечала перед государством за выполнение крестьянских повинностей.

Община распоряжалась всей надельной землей, которая делилась между крестьянскими дворами. В большинстве общин периодичес­ки, примерно через 10—15 лет, производились переделы. Справед­ливым считался раздел земли по числу едоков в семье. Общее вла­дение составляли сенокосы, пастбища, выгоны, водопои, леса.

Высшим органом самоуправления являлся деревенский (мир­ской) сход, в котором участвовали все дворохозяева. Сход выбирал деревенского старосту, решал вопросы раздела и передела полевой земли, раскладки податей, разбирал семейные споры, мог наказать нерадивых крестьян.

Общинная форма организации крестьян была выгодна государ­ству. За своевременную уплату податей и выкупных платежей, за выполнение государственных повинностей отвечала вся община (круговая порука). Правительственная администрация имела дело не с дворохозяином, а с деревенским старостой. Злостных непла­тельщиков заставляли отработать свой долг на общих работах.

Община давала определенные выгоды и крестьянам. В общине они чувствовали себя под защитой коллектива. В случае пожара и других несчастных случаев помогали преодолеть беду сообща. Вдо­вам и семьям, потерявшим работника, помогали сообща обрабаты­вать землю. Беднейшие хозяйства освобождались от уплаты пода­тей. Их долю делили между более зажиточными. Мирской сход мог прирезать участок земли многосемейному хозяйству, уменьшив долю малосемейных. Общинная организация выработала у кресть­ян своеобразную психологию, которую трудно было сломать. Об этом свидетельствовали трудности, с которыми столкнулся П.А. Столыпин при попытке реформировать общину.

Неверно также преувеличивать и идеализировать крестьянскую общину, как это делали народнические течения в российском ре­волюционном движении. После отмены крепостного права усилил­ся процесс социальной дифференциации внутри общины. Помощь бедным и немощным хозяйствам в какой-то степени сдерживала эти процессы, но остановить их она была не в состоянии. В конце концов община превращалась в тормоз прогрессивного развития сельскохозяйственного производства, сдерживала инициативу бо­лее активных и предприимчивых, не давала возможности свободно распоряжаться земельным наделом. При отмене крепостного пра­ва была образована низшая единица сословного крестьянского управления — волость. В 30-х годах XIX в. волости были созданы в районах расселения государственных крестьян. После реформы 1861 г. волостное устройство было распространено на бывших по­мещичьих крестьян. Высшим ее органом был волостной сход, ко­торый состоял из сельских старост, сборщиков податей, волостных старшин, а также выборных от крестьян (один делегат от 10 дво­ров). Волостной сход выбирал волостных старшин и членов воло­стного суда из отличившихся своей честностью крестьян. Волост­ной сход получил право выносить решения обо всех делах, касающихся хозяйственной и общественной жизни волости. Воло­стной суд разбирал гражданские дела, имел право выносить приго­воры о краткосрочном заключении в тюрьму и телесном наказании (до 20 розог). В 1889 г. был введен институт земских начальников, призванных иметь «попечение о хозяйственном благоустройстве и нравственном преуспевании крестьян вверенного ему участка по предметам ведомства сельских и волостных сходов». Вмешательст­во этого правительственного чиновника ограничило сельское и волостное самоуправление. Правительство рассматривало общину и волость с точки зрения своих фискальных и административных интересов. Лишь после издания царского Манифеста 17 октября 1905 г. на основе закона о выборах в Государственную думу волост­ной сход расширил свои функции, став первой инстанцией учас­тия крестьян в выборах.

Крушение крепостного строя влекло за собой коренной пово­рот в образе жизни, в быте миллионов людей. Крестьянин веками привык к опеке своего помещика. Получив свободу, он вынужден был решать свои проблемы самостоятельно. Требовалось время чтобы привыкнуть к новому образу жизни. Помещикам также труд­но было приспособиться к новым методам хозяйствования, без крепостного труда. Двадцатилетний период временнообязанного состояния должен был помочь им осуществить этот переход посте­пенно, без больших потерь. Однако не всем помещикам это уда­лось. Часть из них разорялась, продавала свои имения. Образно это положение выразил Н.А. Некрасов в известном четверостишии из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:

Порвалась цепь великая, Порвалась и ударила:

Одним концом по барину, Другим по мужику.

Главный негативный итог реформы: получив волю и землю, крестьянин не стал собственником земли и полноправным гражда­нином своей страны. Он был частью общины, которая им распоря­жалась, за него отвечала. П,о отношению к крестьянам применя­лись юридические нормы, которые не действовали для других слоев населения. Деревенский сход и волостное правление могли нака­зать крестьянина за «плохое поведение», пьянство, отлынивание от работы и т.д. Только в 1903 г. были отменены телесные наказа­ния для крестьян. Но фактически их продолжали применять и позднее.

ЛЕКЦИЯ XIV

РЕФОРМЫ 1860-1870-Х ГОДОВ

Земская, городская, судебная, военная и реформы в сфере образования. Экономические и социальные последствия реформ

Земская, городская, судебная, военная и реформы в сфере образования

Отмена крепостного права являлась первым и решающим шагом на пути всестороннего преобразования России. За крестьян­ской последовали земская, судебная, военная и другие реформы.

I января 1864 г. Александр II утвердил «Положение о губерн­ских и уездных земских учреждениях». Впервые в истории России были образованы всесословные выборные органы самоуправления «для заведования местными делами». Ранее самоуправление орга­низовывалось по сословиям: для крестьян — община, мир; для дворян — губернские и уездные дворянские собрания; для горо­жан — органы городского самоуправления на основе «Наказа» Ека­терины II.

По новому закону создавались на выборных началах органы самоуправления в губерниях и уездах — земские собрания. Делега­ты (гласные) избирались на три года. Выборы проходили по со­словным куриям. В основу был положен имущественный принцип. В первую, землевладельческую,курию входили собственники не ме­нее 200 десятин земли или недвижимого имущества на 15 тыс. руб.Вторая, городская,курия включала обладателей купеческих свиде­тельств, владельцев промышленных предприятий с годовым обо­ротом не менее 6 тыс. руб., лиц, обладавших недвижимой собст­венностью на сумму от 500 руб. и выше. Первые две курии выбирали гласных непосредственно в уездное земское собрание. Потретьей, крестьянской,курии выборы были многостепенные. Деревенский сход выбирал представителей на волостное собрание, волостной сход — выборщиков, выборщики выбирали уже из сво­ей среды гласных. Гласные избирались непосредственно в уездное земское собрание, а уездное собрание избирало уже из своей среды гласных в губернское собрание. Каждая курия избирала одного гласного в уездное собрание от 3000 земельных наделов или при­равненных к ним по количеству земли, в городах — от капиталов, равных по стоимости цене 3000 земельных наделов. Закон также предусматривал, что количество гласных от одной курии не долж­но превышать сумму гласных двух других курии: таким образом регулировалось сословное представительство. Земские органы из­бирались на три года.

Земское собрание гласных собиралось один раз в год и обладало распорядительными функциями, решало все принципиальные во­просы в пределах своих полномочии. Председательствовал на уезд­ном земстве местный предводитель дворянства. Для текущей ра­боты избирался исполнительный орган — земская управа из 3—6 человек.

Функции земского самоуправления были строго регламентиро­ваны: «попечение в народном образовании» и «народном здравии», меры по обеспечению «народного продовольствия», т.е. оказание помощи в случае неурожаев и стихийных бедствий, строительство и содержание дорог и мостов, попечительство о местной торговле и промышленности, агрономическая помощь крестьянам, борьба с вредителями сельского хозяйства, забота о больных и престарелых. Земства должны были также оказывать помощь военным и граж­данским властям в осуществлении их функций (размещение сол­дат на постой и др.).

Земства создавали свой бюджет путем обложения торговых и промышленных предприятий, землевладельцев, выдачи патентов и заключения торговых сделок, добровольных взносов, прибыли от земских предприятий.

Законодательство о земствах проводилось в жизнь постепенно, по отдельным губерниям и завершилось в 1875 г. Земства были созданы в 34 губерниях европейской части России. Не было земств во всей азиатской части России, на территории русской Польши, Белоруссии, в прибалтийских губерниях, там, где не было дворян­ского землевладения или дворянство было нерусским.

Первые выборы обеспечили преобладание среди гласных дво­рян. По данным первых выборов уездных земств по 29 губерниям, дворяне составляли 41,6% всех гласных, крестьяне — 38,4, купцы — 10,4%, остальные — духовенство и другие прослойки. Примерно такое же соотношение по 34 губерниям в 1883—1885 гг. В губерн­ских земских собраниях дворяне составляли большинство гласных. По воспоминаниям известного земского деятеля Петрункевича, на первом собрании Черниговского губернского земства за огромным столом, покрытым зеленым сукном, сидели 80 гласных — цвет брянского общества губернии, и где-то в правом конце стола приютились 5 представителей крестьян. Среди них казаки, волост­ной писарь, но ни одного бывшего крепостного. Правда, необхо­димо иметь в виду, что главными плательщиками земских сборов были состоятельные слои населения. А расходы земства шли на удовлетворение в первую очередь нужд крестьянства (школы, вра­чебные пункты, дороги, агрономические участки и т.д.). К тому же дворяне по образованию, активности, опыту были более подготов­ленной прослойкой местного населения, способной обеспечить самоутверждение выборных органов, развернуть их деятельность, противостоять сопротивлению правительственной бюрократии. Дальнейшая история земств показала, что в земском движении преобладали не узкосословные интересы дворянства, а стремление помочь народу. Из среды земских деятелей выросли впоследствии видные лидеры либерально-оппозиционного движения, боровше­гося против авторитарного режима, за демократические преобра­зования и права народа.

В ограниченной сфере своей деятельности, которая постоянно ущемлялась правительством, земства проявили энергию и актив­ность. В 1868 г. доходная часть бюджета земств составляла 10,3 млн.. руб. В начале XX в. она увеличилась в 16 раз. Главные заботы зем­ских учреждений — устройство школ, больниц, помощь инвалидам и престарелым, улучшение крестьянского хозяйства. Тысячи моло­дых людей, окончивших учебные заведения, шли по своей иници­ативе в самые глухие места, чтобы, несмотря на все жизненные тяготы и неудобства, помогать народу преодолеть неграмотность, отсталость, болезни.

В дореволюционной художественной литературе воссозданы образы земских врачей и учителей, работающих в невероятно труд­ных условиях за крайне низкую зарплату. Сельский учитель в Твер­ской губернии в конце XIX в. получал 120 руб. в год, 75 руб. из которых уходило на пищу и одежду. На удовлетворение минималь­ных культурных потребностей оставалось совсем мало. К 1890 г. в Тверской губернии были открыты 446 школ в самых отдаленных селах, где учились 46 тыс. крестьянских детей. Для подготовки учителей земство содержало в Твери учительскую семинарию. До земской реформы в этой губернии не было ни одного сельского врача. В 1890 г. действовали 12 больниц и 40 фельдшерских пунк­тов. Врачебную помощь получали за год более 40 тыс. человек. С образованием земств правительство передало им все заботы о на­чальном образовании и сельской медицине. В распоряжение земств местные органы власти передали 785 стационарных медицинских

учреждении, в том числе 519 больниц на 17 тыс. коек. Правитель­ство же отпускало на их содержание ничтожные средства, перело­жив заботы о местном здравоохранении и просвещении на общест­венные организации.

Просветительская деятельность земств не ограничивалась школьным образованием. Открывались музеи и библиотеки, уст­раивались народные чтения на естественнонаучные, исторические, литературные темы, громкие чтения и разбор художественных про­изведений. На земские средства выделялись агрономические уча­стки с опытными полями, устраивались местные сельскохозяйст­венные выставки.

При активном участии земства в российской деревне создава­лась кооперация. Так, тверское земство оказало материальную по­мощь Н.В. Верещагину (брату известного художника), который в конце 60-х годов образовал первые в России артели по производ­ству сыров. Для их сбыта были открыты склады в Петербурге и других городах. Окрестные крестьяне получили возможность раз­вивать при поддержке кооперативов молочное хозяйство, получать устойчивые доходы. Деятельность Н.В. Верещагина и его помощников распространилась на Костромскую, Ярославскую и другие губернии. Улучшению жизненного уровня населения способство­вало создание ремесленных артелей. Уже в 70-х годах XIX в. уезд­ные земства Тверской губернии создали 26 кузнечных артели, а также слесарные, гвоздильные, портняжные, сапожные артели и др. Стали действовать ссудосберегательные кассы, где крестьяне могли получить взаймы деньги для покупки скота, земли, инвента­ря на более выгодных условиях, чем в обычных банках.

Земские учреждения внесли большой вклад в изучение кресть­янского хозяйства, его экономики и быта. При большинстве гу­бернских земств действовали статистические бюро. Проводились сплошные и выборочные переписи и обследования крестьянских хозяйств. Была разработана научная методика статистических об­следований. Во главе этой работы стояли крупнейшие экономисты А.И. Чупров, Н.А. Каблуков, А.Ф. Фортунатов и др. И до сего вре­мени земская статистика является незаменимым источником изу­чения российской пореформенной деревни во второй половине XIX в. — начале XX в.

Правительство с самого начала опасалось политического влия­ния земств, стремилось ограничить их деятельность хозяйственны­ми вопросами в пределах данного уезда и губернии, постоянно усиливало контроль и опеку над деятельностью земств. Председа­тель уездной земской управы утверждался с 1890 г. губернатором, а губернской — министром внутренних дел. Были запрещены все­российские объединения и съезды земских деятелей. Тем не менее земства с первых своих шагов становились центрами либерально-оппозиционного движения в стране. Многие земские деятели на­деялись, что создание выборных органов самоуправления на мес­тах со временем приведет к созданию всероссийского земства, однако Александр II отверг подобные предположения, усматривая в них попытки ограничить самодержавную власть. Правительство запретило земским собраниям обсуждать политические вопросы. Но отрешить земства от политики было невозможно. Из земского движения выросли известные лидеры российского либерализма — И.И. Петрункевич, братья Родичевы и др.

Одновременно с земской готовилась городская реформа. У ее истоков стояли Н.А. Милютин, Ю.Ф. Самарин и другие известные российские реформаторы. Основой управления городами была «Жалованная грамота городам» 1785 г.

Новое «Городовое положение» было принято в 1870 г. Само­управление городов строилось на таких же принципах, как и зем­ское. Все горожане, платившие городские налоги с земли, недви­жимости, торга и промысла, получили право избирать городскую думу, которая ведала городским хозяйством. Избиратели делились на три группы в зависимости от количества уплачиваемых налогов. Каждая группа избирала одинаковое количество депутатов. Полу­чалось, что сравнительно небольшие по численности группы пла­тельщиков высоких налогов (богатые купцы и промышленники) имели столько же гласных, сколько и многотысячная группа мел­ких торговцев, ремесленников, приказчиков. Заседания городской думы проходили по мере надобности, для текущей работы избира­лись городская управа и городской голова.

Как и в земском движении, в городском самоуправлении по­явились энергичные и преданные делу люди, которые вопреки всем ограничениям и трудностям добивались выдающихся результатов в развитии российских городов. Примером может служить деятель­ность в 80—90-х годах XIX в. городского головы Москвы Н.А. Алек­сеева, владельца фабрики по производству золотых и серебряных нитей (родственник будущего известного артиста и режиссера К.С. Станиславского). По его инициативе в Москве были развер­нуты строительство многоэтажных кирпичных домов, асфальтиро­вание и мощение, поливка и уборка улиц, установлена нумерация домов с указанием на табличках фамилии и сословия владельца. ,В Москве появилась конно-железная дорога, положено начало раз­витию городского общественного транспорта. Главное дело Н.А. Алексеева — строительство московского водопровода и канализации.

За несколько десятилетии своего существования органы земско­го и городского самоуправления продемонстрировали свою жизне­способность и возможности в решении насущных задач жизни народа.

Самой последовательной среди преобразований 60-70-х годов XIX в. была судебная реформа. Судебная система, созданная при Екатерине II, строилась по сословному принципу (для каждого сословия — свой суд). Гражданские иски крепостных крестьян ре­шали помещики. Судебная система была многоступенчатой, с боль­шим количеством инстанций. Дела решались в канцеляриях, без участия истцов и потерпевших. Следствие вела полиция. Неспра­ведливые приговоры, волокита и взяточничество судей стали объ­ектом резкой критики в художественной литературе и публицис­тике.

«Новые судебные уставы», утвержденные 20 ноября 1864 г., ре­шительно преобразовали всю судебную систему. Суд стал бессословным, т.е. одинаковым и равным для всех сословий. Уменьши­лось количество судебных инстанций, были строго определены их функции. Низшей инстанцией был мировой суд, который разби­рал гражданские дела. Мировых судей избирали на уездных зем­ских собраниях. Кандидаты должны были быть не моложе 25 лет, иметь не менее 400 десятин земли или недвижимое имущество на 15 тыс. руб. Судья должен был иметь высшее или среднее образо­вание и не менее трех лет судебной практики. Участок мирового судьи охватывал несколько волостей. Мировой судья рассматривал гражданские иски на сумму не более 500 руб. Решения он прини­мал единолично. Приговор включал порицание, внушение, выго­вор, наложение штрафа размером не более 300 руб., тюремное за­ключение сроком не свыше года. Суд был гласный. В закрытом заседании рассматривались лишь семейные споры и дела, затраги­вающие женскую честь. Более сложные приговоры могли быть обжалованы съезду мировых судей, который собирался по реше­нию уездного земского собрания.

Уголовные дела рассматривались в окружном суде. Для полити­ческих дел и преступлений, совершенных крупными чиновника­ми, существовали судебные палаты. В судебную палату можно было обжаловать приговоры окружных судов, а также приговоры по во­енным преступлениям. Высшей инстанцией для обжалования при­говоров стал Сенат. Для этого в Сенате были образованы департа­менты уголовных и гражданских дел. «Уставы» 1864 г. коренным образом перестроили всю существо­вавшую в России систему судопроизводства.

Суд стал также гласным и независимым от администрации. Судебные заседания всех судов проходили открыто, в присутствии публики. Отчеты о наиболее крупных делах публиковались в печа­ти. Судей окружных судов и судебных палат утверждал император по представлению министра юстиции. Судьи должны были иметь высшее юридическое образование и обладать опытом работы. Судьи назначались пожизненно, увольнение их возможно было только по суду. Во избежание взяточничества судьям назначалось высокое жалование.

Расследование преступлений было передано из полиции специ­альным следователям. Методы дознания были строго регламенти­рованы. Не допускались пытки и другие методы, понуждающие давать подследственным показания, нужные обвинению. Следова­тели входили в состав окружных судов, подчинялись прокурорам и председателю суда.

Впервые в истории российского суда была введена система за­щиты обвиняемого. На судебном процессе выступали прокурор (обвинитель), который отстаивал интересы обвинения, и защит­ник (адвокат), который представлял интересы подсудимого. Меж­ду обвинением и защитой происходило на суде открытое состяза­ние с целью выявить истину, опираясь на факты предварительного следствия. При судебных органах создавались коллегии адвокатов, которые приводились к присяге (присяжные поверенные) и были ответственны перед законом. Кроме того, вводилась частная адво­катура, т.е. частные поверенные, обладавшие теми же правами и обязанностями, что и присяжные поверенные. Подсудимый имел право нанимать адвоката. Если он был не в состоянии платить за услуги, суд обязан был предоставить защитника бесплатно.

Судебная реформа вызвала к жизни российскую адвокатуру. Адвокат стал не только участником судебного процесса. Адвокаты стали частью российской либеральной интеллигенции, боровшей­ся против произвола и беззакония, за права человека. Имена круп­нейших адвокатов были широко известны, речи их печатались в журналах и газетах как образцы красноречия и борьбы за выявле­ние истины в судебном процессе. О крупнейшем российском адво­кате Ф.Н. Плевако журнал «Право» писал в 1906 г., что для россий­ского ораторского искусства и судопроизводства он был тем же, что А.С.Пушкин для русской поэзии. Широко известны имена В.Д. Спасовича, Н.П. Карабичевского, В.А. Маклакова, С.И. За-рудного и др.

Реформа 1864 г. ввела институт присяжных заседателей, кото­рые были призваны объективно определить виновность подсуди­мых. Присяжным заседателем мог быть российский подданный не моложе 25 лет, проживающий в уезде не менее двух лет, не нахо­дившийся под судом и следствием и владеющий определенным имуществом. Кандидаты в присяжные заседатели отбирались зем­скими управами, утверждались губернатором. Из утвержденных списков окружными судами отбирались кандидаты на год и по жребию 12 человек по разбору конкретных дел. Жеребьевка для участия в судебном заседании должна была обеспечить бесприст­растность заседателей. Присяжные заседатели имели право знако­миться со всеми материалами дела, задавать вопросы в ходе судеб­ного следствия подсудимым и свидетелям, требовать вызова новых свидетелей и представления вещественных доказательств. После окончания судебного следствия, выступления защитника и проку­рора присяжные заседатели удалялись в совещательную комнату для вынесения судебного вердикта. Руководствуясь принципом совести, они определяли, виновен или невиновен подсудимый. При определении «виновен» они могли просить у суда снисхождения. На основе вердикта присяжных заседателей члены суда (председа­тель и два его заместителя) определяли приговор на основе дейст­вующих законов. Действуя по совести, присяжные заседатели час­то выносили решения, неожиданные для власти. Так, в 1878 г. была оправдана известная революционерка Вера Засулич, стрелявшая в петербургского градоначальника, а в 1885 г. — организаторы Морозовской стачки.

Власти побаивались суда присяжных. Уже в начале 80-х годов из его ведения были изъяты дела о крупных государственных пре­ступлениях. Революционеров судили судебные палаты и другие инстанции, где не было присяжных и можно было вынести нуж­ный правительству приговор.

Военная реформа 1874 г. коренным образом изменила крепост­нический принцип комплектования армии путем рекрутских набо­ров, введенных еще Петром I. В 1874 г. был издан Устав о всеобщей воинской повинности, изменивший порядок комплектования ар­мии. Все молодые люди, достигшие 21 года, подлежали призыву в армию. Из признанных медицинскими комиссиями годными к военной службе отбирали по жребию нужный для призыва кон­тингент. Остальных зачисляли в ополчение. Срок службы был со­кращен до 6, а затем и до 3 лет. Закончившего действительную службу солдата зачисляли на 9 лет в запас, а затем до 40 лет в опол­чение. Ополченцев призывали лишь при всеобщей мобилизации. Не призывали на действительную службу единственных кормильцев семьи.

Для лиц с высшим образованием был установлен сокращенный срок службы — 6 месяцев, для получивших среднее образование — два года. Обучение солдат включало все необходимое для подго­товки хорошего воина. Бессмысленная муштра и телесные наказа­ния были отменены. В воинских частях обучали солдат грамоте. Уже в первом призыве 1874 г. количество грамотных увеличилось с 13 до 20%. А впоследствии большинство возвращалось из армии грамотными. Были реорганизованы военные учебные заведения, готовящие офицерские кадры. Все это способствовало повышению боеспособности вооруженных сил. Их высокое качество прояви­лось уже в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. Реформа армии связана с деятельностью военного министра и известного ученого, автора пятитомного сочинения о войне с Францией в 1799 г. при Павле I и трудов по военной статистике Д.Милютина.

В 1863 г. был издан новый университетский устав. Университе­ты были освобождены от правительственной опеки. Советы уни­верситетов стали автономными и получили право самостоятельно решать все внутренние проблемы университетской жизни: избра­ние профессоров на кафедры, составление программ и учебных планов, создание научных обществ, регулирование хозяйственной деятельности учебных заведений. Были отменены вступительные экзамены и усилены требования к курсовым и переводным экзаме­нам, расширились возможности посещения лекций и сдачи экза­менов для вольнослушателей, формально не зачисленных в уни­верситет. Состав студентов значительно демократизировался. Уже в 1866 г. около 1/5 студентов получали стипендию, 31,4% были освобождены от платы за обучение. В 1875 г. количество необеспе­ченных студентов превысило 75%. Уменьшилась прослойка выход­цев из дворянства и высшего чиновничества.

В пореформенной России широкое развитие получило женское образование. До этого женщина могла получить высшее образова­ние только за границей. Были открыты женские гимназии. При женских гимназиях создавались педагогические курсы. Для доче­рей лиц духовного звания создавались епархиальные училища, го­товящие педагогов для начальных школ. В 1878 г. общественные активисты во главе с профессором Петербургского университета К.Н. Бестужевым-Рюминым добились открытия в Петербурге Выс­ших женских курсов, приравненных к университету. Такие же кур­сы были открыты в Москве под руководством профессора В.И. Герье. Было положено начало женскому медицинскому обра-

241

зованию. В начале 70-х годов начались занятия на женских меди­цинских курсах.

Реформа образования породила новый тип российского интел­лигента: широко образованного, критически мыслящего, стремя­щегося к активной общественной и практической деятельности.

Но со второй половины 60-х годов, когда министром народного просвещения стал ярый реакционер А.Д. Толстой, началось отступ­ление от прогрессивных тенденций в области образования. В пер­вую очередь это касалось среднего образования. Из гимназически программ были почти полностью изъяты естественные науки, со кращены программы изучения истории и литературы. Главным) предметами стали древние языки — латинский и греческий. Уси лились правительственный надзор и вмешательство властей в ра боту учебных заведений.

В исторической литературе реформы 60—70-х годов XIX в. по лучили определение как революции сверху. В целом оно верно от ражает крупнейший поворот в истории страны. Дореволюционная историография оперировала также понятием «великие реформы». Укоренился также тезис о незавершенности реформ, их половин­чатости и непоследовательности. Незавершенность реформатор­ских попыток являлась одной из причин последующих кризисных ситуаций, революционных взрывов 1905 и 1917 гг. Но неверно было бы понятие незавершенности отнести к реформаторам 60—70-х го­дов XIX в. Александр II и его окружение проводили в жизнь до­ступную им и последовательную в тех условиях программу корен­ных преобразований, которых Россия не знала со времен Петра Великого. Невозможно было ожидать от них радикального переус­тройства политической и социальной жизни страны. Их цель была укрепить существующий строй, сделать его более гибким и соот­ветствующим современным условиям. Эта цель была реформато­рами достигнута. В истории страны произошел крупнейший пово­рот. Начался новый этап ее развития.

Экономические и социальные последствия реформ

Характерная черта пореформенных десятилетий — бурное эко­номическое развитие. Отсталая крестьянская Россия в короткие сроки превращалась в современную индустриальную державу Рост экономики был обусловлен отменой крепостного права и рефор­мами 60—70-х годов. Немаловажную роль играла политика прави­тельства, главным проводником которой был М.Х. Рейтерн. В 1862—1878 гг. он занимал пост министра финансов, а в 1881— 1886 гг. — председателя Кабинета министров. М.Х. Рейтерн был сторонником западноевропейского либерального фритредерства, предполагающего частную собственность, свободное предприни­мательство, конкуренцию, невмешательство государства в эконо­мику М.Х. Рейтерн всячески поощрял развитие акционерного ка­питала. За 1862—1873 гг. возникло 373 акционерных общества, в том числе 73 банка, 53 железнодорожных, 163 промышленных об­щества. Сумма акционерного капитала выросла с 9,7 млн. руб. в 1860 г. до 97,7 млн. руб. в конце 70-х годов.

Первым крупным результатом явилась так называемая «желез­нодорожная лихорадка». Вливание частного российского и иност­ранного капитала стало главным толчком бурного железнодорож­ного строительства. Для строительства железных дорог были использованы 7,2 млн. дол. (11 млн. руб.), полученных Россией от США за Аляску в 1867 г. В 1861 г. действовало 1488 верст железных дорог. За 1861—1865 гг. построено 2055 верст, за 1866—1870 гг. — 6659 верст дорог.

К 1881 г. в стране уже было 17,6 тыс. верст. Были построены линии Москва — Харьков — Севастополь; Москва — Киев — Одес­са; Рига — Царицын; Москва — Нижний Новгород и др. Железно­дорожная сеть связала крупнейшие хлебопроизводящие районы с портами на Черном и Балтийском морях, донецкий уголь получил выход в центральный промышленный район. Вдоль линии желез­ных дорог появлялись новые города, менялся облик старых горо­дов — Одессы, Харькова, Ярославля, Нижнего Новгорода. Москва превратилась в крупнейший узел железных дорог, индустриальный центр. Вокруг Москвы образовался промышленный район с годо­вым объемом производства, равным 775 млн. руб., в том числе 200 млн. руб. в Москве. Объем производства Петербургского про­мышленного района достиг в 90-х годах XIX в. 319 млн. руб. По переписи 1897 г., численность городского населения составляла 16,2 млн. человек, или 13% населения страны, а в 1858 г. — только 5,8%. В 1863 г. в стране было 10 городов с населением свыше 50 тыс. человек, а в 1897 г. — 44.

Строительство железных дорог стимулировало развитие метал­лургии, деревообработки, добычи угля. В начале 90-х годов Россия производила 800 паровозов и более 15 тыс. вагонов в год. За 1860— 1875 гг. выплавка чугуна увеличилась с 19,6 млн. до 25,5 млн. пудов, стали — более чем в 10 раз, добыча угля выросла в 7 раз, производ­ство машин увеличилось с 14 млн. до 43,4 млн. руб., выработка Хлопчатобумажных тканей — более чем в 2 раза. В развитии про­мышленности были сбои и кризисные явления. Однако темпы про­должали расти. По темпам прироста промышленного производства Россия вышла на первое место в мире. Имеющиеся данные свиде­тельствуют о качественном скачке.

За 1863—1879 гг. количество фабрик увеличилось на 32%, а ме­ханических заведении — на 78%, численность рабочих возросла за это время на 68%, объем производства — в 2,4 раза.

Бурный экономический рост вызвал изменение социального облика страны. Развивались два новых класса — рабочий класс и буржуазия. Численность рабочих на крупных и средних предприя­тиях увеличилась за 30 лет в 2 раза, а на железнодорожном транс­порте — в 20 раз. К концу века на всех предприятиях, железных дорогах и в строительстве насчитывалось около 10 млн. наемных рабочих. Это был новый для России класс, формирующийся из крестьян. Почти половина из них были рабочими в первом поко­лении, только что пришедшими из деревни. Социальные права рабочих, их взаимоотношения с работодателями не были опреде­лены законами. До второй половины 80-х годов широко эксплуа­тировался женский и детский труд с самой низкой оплатой. Не был ограничен никакими законами рабочий день, существовала произвольная система штрафов. Российское законодательство за­прещало создание рабочими профессиональных объединений для защиты своих интересов. Единственными формами протеста явля лись стихийная стачка, бунт. Самая известная и организованная -стачка на Никольской мануфактуре Морозовых в Орехово-Зуеве и 1885 г. Среди рабочих выделяются свои вожаки — Петр Алексеев. Степан Халтурин, Петр Моисеенко. В конце 70-х годов возникли нелегальные рабочие организации в Одессе и Петербурге.

Под влиянием растущего рабочего движения правительство было вынуждено издать ряд фабричных законов. Была ограничена работа малолетних, учреждена фабричная инспекция на крупных и средних предприятиях. После Морозовской стачки были изданы законы о штрафах и правилах найма на работу. После крупных петербургских стачек 1895 и 1896 гг. рабочий день был законодательно ограничен до 11,5 ч. Но все эти меры не решали рабочего вопроса. Отсутствие профессиональных рабочих объединений, ко­торые в это время существовали во всех европейских странах, ис­пользовали нелегальные революционные организации, народник" и марксисты, которые проникали в рабочие массы и использовали их недовольство для осуществления своих политических программ Следствием нерешенности социальных проблем стали превраше ние рабочего класса в мощную силу и усиление опасности соци­ального взрыва.

В развитии сельского хозяйства наблюдаются две противопо­ложные тенденции. Первая — прогресс сельскохозяйственного производства, рост его производительности и товарности. Повы­шались урожайность, валовые сборы. Так, если в 1861—1870 гг. средняя урожайность зерновых в европейской части России состав­ляла 29 пудов с десятины, то в 1891—1900 гг. — 39 пудов. В поме­щичьих имениях — соответственно 33 и 47 пудов. Посевные пло­щади увеличились с 82,5 млн. десятин в начале 60-х годов до 103 млн. десятин в 1887 г. В черноземных губерниях прирост составлял бо­лее 50%. Валовые сборы зерновых увеличились за 30 лет после ре­формы с 2 млрд. до 3,3 млрд. пудов. Россия занимала второе место в мире после США по производству и экспорту сельскохозяйст­венной продукции. За 25 лет вывоз хлеба за границу увеличился в 2,7 раза и в 1896 г. достиг 516,3 млн. пудов. Характерными являлись специализация отдельных районов и развитие товарного сельского хозяйства. Черноземные, поволжские, южноукраинские губернии специализировались на производстве товарного хлеба. На Украине и в Курской губернии развивалось производство свеклы и на этой базе — сахарной промышленности: посевы сахарной свеклы здесь увеличились со 100 тыс. десятин в 60-х годах до 360 тыс. десятин в 1896—1898 гг., а количество переработанной свекловицы выросло за этот период с 4,1 млн. до 35 млн. берковцев (1 берковец состав­ляет 10 пудов). Тверская, Смоленская, Псковская губернии стали крупнейшими производителями льна. В северных губерниях, близ­ких к промышленным центрам, — Костромской, Ярославской, Тверской — развивалось молочное животноводство.

Одновременно просматривается другая тенденция — отсталость сельского хозяйства и социальных отношений в деревне. Лишь часть помещичьих и крестьянских хозяйств перестроились на базе рыночных отношений и товарного производства. Многие помещи­ки разорялись, продавали свои имения. Но большая их часть про­должали использовать полукрепостнические методы хозяйствова­ния — сдавали часть земли в аренду за отработки или половину урожая (каждый второй сноп). Это было все то же барщинное хо­зяйство, лишь несколько измененное: отличие состояло в том, что крестьянин был лично свободен.

В конце XIX в. крестьяне составляли более 3/4 населения страны. На крестьянских полях выращивалось 78,4% зерновых.

Однако большинство крестьянских хозяйств были полунату­ральными, обрабатывали землю при помощи отсталой техники и отсталых методов хозяйствования. По подсчетам профессора Ходского, лишь 32% крестьян при существующих условиях могли по­лучить со своих наделов товарный излишек. Наделы 40% были .остаточными, чтобы прокормиться, но излишков они не имели.

Более четверти крестьянских хозяйств имели недостаточный на­дел, не могли себя прокормить при среднем урожае и должны были искать дополнительные заработки или арендовать землю у поме­щика. С ростом товарности сельскохозяйственной продукции рос­ли арендная плата и рыночная стоимость земли. Вынужденная аренда усиливала зависимость крестьян от помещиков. Из 43 гу­берний европейской части России в 17 преобладала отработочная система, а в 7 — смешанная (отработочная и денежная аренда). При отработочной системе для обработки помещичьих земель использовали примитивный крестьянский инвентарь и истощен­ный скот.

Главным податным сословием оставалось крестьянство. Ежегод­но оно выплачивало государству прямых налогов на сумму 195 млн. руб., а помещики — 13 млн. руб. (в 15 раз меньше). За выкуп поме­щичьих земель крестьяне уплатили до 1907 г. 1,5 млрд. руб. Эта сумма в несколько раз превышала рыночную стоимость получен­ной в ходе реформы земли. Всего на крестьянский двор в среднем приходилось около 30 руб. податей, что составляло половину всех доходов. Большинство крестьянских обществ платить были не в состоянии. Недоимки увеличивались с каждым годом. В Уфимской губернии недоимки в середине 70-х годов составляли 25% оклад­ного сбора, а в 1898 г. — почти в 4 раза превышали окладный сбор. Такое же положение было в Самарской, Симбирской, Казанской губерниях.

После отмены крепостного права выделился слой крестьян-предпринимателей, которые использовали по разным губерниям от 60 до 90% купчей и 45—83% арендованной земли. По данным Воронежской губернии, средний денежный доход этой группы со­ставлял 1047 руб., а низший — 64 руб.

Общинное владение землей сдерживало естественные процессы социального развития деревни. Русский крестьянин был не собст­венником земли, а лишь ее пользователем. За 35—40 лет после ре­формы численность сельского населения увеличилась в 2 раза. Излишек рабочих рук, не находивших применения в деревне, даже при низкой производительности труда составлял более 5 млн..

Неурожаи 1868, 1873, 1880 гг. и особенно 1891 г. еще более ухуд­шали положение крестьянских масс, вели к массовой смертности и разорению средних и бедных хозяйств.

В политической системе самодержавия крестьянство оставалось самым бесправным сословием. До 1903 г. сохранилась такая мера, как телесные наказания по решению деревенского схода или мест­ной администрации. Не удивительно, что положение деревни, таившей в себе взры­воопасную зону, привлекало внимание общественности и местных властей.

формально крестьянскому вопросу чиновничий аппарат уделял много внимания. Создавались различные комитеты, проводились анкетные обследования. Но на крестьянство по-прежнему смотре­ли как на сословие, нуждающееся в посторонней опеке. При Алек­сандре III была введена должность земского начальника, который следил за земствами и сельским самоуправлением, имел право подвергать телесным наказаниям провинившихся. Были изданы законы, призванные укрепить общинный строй. Подобные меры еще более усугубляли обстановку и усиливали кризисные явления.

Со второй половины 60-х годов происходят заметные колеба­ния правительственной политики. Под влиянием растущего обще­ственного движения и действий революционеров правительство ужесточает контроль за деятельностью земств, вносит изменения в судебные уставы 1864 г., усиливает цензуру, ведет наступление про­тив либеральных тенденций в системе образования.

В конце 70-х годов усилилось влияние министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова, который считал необходимым для полити­ческой стабилизации режима провести некоторые реформы; при­звать представителей мест для обсуждения наиболее важных во­просов жизни страны, несколько ослабить цензуру. После долгих колебаний Александр II решился на новые реформы. Убийство Александра II 1 марта 1881 г. усилило позиции крайних консерва­торов, которые получили безоговорочную поддержку нового импе­ратора. М.Т. Лорис-Меликов и его сторонники были отправлены в отставку. Наступило время реакции и контрреформ.