1917 Год в контексте российской истории: февраль

Экономика России и материальное положение населения в годы войны и революций 1917 г. Февральская революция. Классы и партии после Февраля

«1917... Нет, даже в Октябре, определившем «наш социалисти­ческий выбор», мы отнюдь не впервые сбились на своем извечном «пути к человечеству». Да, Великий Октябрь тысячекратно усугубил наши трудности. Но, явившись причиной многих трагических явлений нашего бытия, он, в свою очередь, тоже был лишь следствием — следствием патриархальщины и тоталитаризма, этих арха­ичных российских структур, по которому так тоскуют и нынешние новоявленные патриоты. То есть: я хочу сказать, что большевизму ленинскому предшествовал большевизм народный. Именно этот последний стал основой невиданного массового насилия. Именно он же продолжает оставаться и сегодня основой для сохранения у нас авторитарных властных структур»'. Характер этого высказывания Ю. Афанасьева о Великой Октябрьской революции довольно типичен для настоящего времени, когда Россия в 1917 г. представ­ляется то в образе витязя на распутье, то в образе заплутавшего путника. Это заметно даже по названиям статей: «Была ли альтернатива Октябрю?», «Октябрь: мифы и реальность», «Нужно ли было идти от Февраля к Октябрю», «Октябрьская революция: главное событие XX в. или трагическая ошибка» и т.д. Но очень часто анализ ограничивается рамками событий 1917 г., а дальнейшая история рассматривается или только как результат преступной деятельности большевиков, или как продвижение от победы к победе. Если же обращаются к дооктябрьскому периоду российской истории, то подбор и характеристика фактов определяются исходными идеологическими установками авторов. Если автор положительно относится к Великой Октябрьской революции — значит, в дореволюционной России все было плохо, если для него Октябрь — всего лишь трагедия народа и преступление большевиков, то вся преды­дущая история приобретает розовый оттенок, а последующая — исключительно черный.

' Афанасьев Ю. Иного не дано//Демократическая Россия. 1990. № 5.

Но объективный научный подход требует отношения к событи­ям до, в течение и после 1917 г. как к естественно-историческому процессу, действительно естественному и действительно историче­скому, не зависящему от воли и желаний отдельных личностей и даже партий. Необходимо отказаться от прокурорского тона, от функций правосудия, совершенно несвойственных исторической науке, которая должна отвечать на вопросы чтопроизошло,когда, каким образомипочему,а нектоив чемвиноват.

1917 год явился одним из ключевых, поворотных моментов в истории нашей страны и надо стремиться к пониманию того, что же произошло в этом году, в чем смысл поворота в российской истории, каково объективное содержание задач, стоявших перед страной. То есть не только и не столько то, что провозглашали политические партии в своих программах и говорили государст­венные и политические деятели, а каковы были коренные потреб­ности очередного этапа в развитии России.

Например, деятели Великой французской революции полагали, что борются за установление справедливого порядка под лозунгом свободы, равенства и братства, а в результате их борьбы получи­лось раннекапиталистическое общество с жесточайшей эксплуата­цией, неравенством и бедностью большинства. Но из этого обще­ства «дикого капитализма», имевшего тем не менее огромный потенциал развития, выросло вполне процветающее общество со­временной Франции.

Необходимо постоянно помнить, что исторический процесс многослоен и многомерен. Обычная жизнь обычных людей, их интересы, настроения, желания, привычки, их образ жизни в це­лом составляют глубинный пласт исторического потока, который в конечном итоге определяет характер любой эпохи и о котором в отношении 1917 г. мы еще очень мало знаем. Это надо учитывать и не сводить историю только к сфере политической жизни, к полю деятельности государства, политических партий и деятелей. Разно­образные слои исторического потока тесно связаны между собой, оказывают влияние друг на друга, но в то же время и достаточно независимы.

После десятилетий господства единственной официальной точ­ки зрения на события 1917 г. в российской историографии воца­рился разнобой. Имеются сторонники старой коммунистической концепции, которая определяла Великую Октябрьскую революцию как именно социалистическую, межформационную революцию, открывшую путь всему миру к социализму и коммунизму. Все со­бытия 1917 г. рассматриваются при этом через призму деятельности большевиков, прежде всего В.И. Ленина. Эта концепция не выдержала проверки жизнью, во многом противоречит конкрет­ным фактам, характерно, что именно настроения, интересы, пси­хология народных масс изучались слабо, более того, искаженной оказалась и история самой партии большевиков в 1917 г.

Некоторые историки (П. Волобуев, А. Бутенко) занимают более умеренные позиции. Они исходят из того, что в октябре 1917 г. произошла все же рабоче-крестьянская, демократическая револю­ция, конечной целью которой был переход от капиталистической формации к социалистической. Социализм не был непосредствен­ной, немедленной задачей революции, а отдаленной, чего не поня­ли большевики.

Сразу же после Октября появилась точка зрения противников большевиков на октябрьские события как на военный переворот большевиков в союзе и при опоре на матросов и солдат. Сейчас эта концепция вновь получила популярность в антикоммунистической среде. Однако взять власть силой штыков еще можно, удержать ее только силой нельзя: для этого нужны намного более солидные факторы, чего не учитывают сторонники такого подхода к событиям Октября.

Давно появилась на Западе (3. Бжезинский), а теперь проникла и в Россию точка зрения на Октябрь как на заговор, захват власти кучкой большевистских лидеров. Надо сказать, и этот подход стра­дает упрощенностью в объяснении глубинного поворота российской истории. Довольно распространенным стал подход к Октябрю как к анар­хическому бунту, революции люмпенов, которая отбросила страну назад, сбила с истинного пути к цивилизации.

Всегда во всех революциях люмпенизированные элементы при­нимают участие, и Октябрь не исключение. Но люмпены не в со­стоянии совершить те гигантские сдвиги в историческом развитии, какие произошли в России. Необходимы более глубокие объясне­ния.

В последние годы появилась и укрепляется цивилизационный и социокультурный подходы к российской истории в целом и к Ок­тябрю в частности (Л. Семенникова, В. Булдаков). В рамках этих подходов делаются попытки анализа особенностей российской Цивилизации, Октябрь рассматривается как столкновение разных укладов или типов цивилизаций, существовавших в России, а программы и тактика политических партий анализируются через призму отражения борьбы социально-экономических, культурных укладов.

Экономика России и материальное положение населения в годы войны и революций 1917 г.

Несмотря на довольно значительные успехи в развитии промы­шленности и транспорта, в предвоенные годы экономика России все же была слаборазвитой и неспособной обеспечить нужды ог­ромной страны в период мировой войны. Очень скоро стала ощу­щаться нехватка вооружений, боеприпасов, военного снаряжения, хотя уже в 1916 г. на войну работали 3 846 гражданских предприя­тий, насчитывавших около 1 894 тыс. рабочих, из общего количе­ства 4 698 предприятий с 2 443 тыс. работающих. К концу 1916 г. в военной промышленности было занято 2 115 тыс. рабочих. Резко уменьшилось производство гражданских отраслей, по сравнению с 1913 г. выпуск предметов первой необходимости сократился на 11,2%. Многие предприятия, не связанные с выпуском военной продукции, большинство из них — в пищевкусовой промышлен­ности, закрылись.

Тяжело сказалась война на состоянии сельского хозяйства России. Началось сокращение посевных площадей, за годы войны из деревни было мобилизовано 15 млн. человек, работоспособное муж­ское население сократилось на 40%. Резко уменьшилось производ­ство сельскохозяйственных машин: в 1916 г. — оно составило лишь 25% к уровню 1913 г., а ввоз из-за границы упал наполовину. Почти полностью прекратился импорт минеральных удобрений, а собст­венное производство сильно сократилось. На нужды армии было мобилизовано около 2 млн. лошадей, массовые реквизиции скота на нужды армии привели к быстрому сокращению поголовья. Уменьшился валовой сбор зерна, особенно товарная часть хлеба, что привело к сокращению норм потребления рабочего населения промышленных центров и деревенской бедноты.

Кроме сокращения количества товарного хлеба, причиной про­довольственного кризиса было припрятывание хлеба в спекулятив­ных целях землевладельцами, банками, мукомолами. К тому же крестьяне были не заинтересованы в продаже хлеба, так как не могли купить на деньги необходимые промышленные товары. В результате в 1914—1916 гг. правительственными продовольствен­ными органами было заготовлено примерно половина общего ко­личества товарного хлеба в стране.

К тяжелому положению в промышленности и сельском хозяй­стве скоро добавились транспортные трудности, к концу войны приведшие транспорт к развалу.

Очень быстро распалась финансовая система страны. Нехватка товаров и милитаризация экономики привели к росту денежной эмиссии, т.е. печатанию ничем необеспеченных бумажных денег и тем самым к их обесценению и росту цен (инфляции). Общая го­сударственная задолженность России за годы войны увеличилась на 40 млрд. руб., составив 33% довоенного национального дохода. Один день войны обходился в 50 млн. руб., для их изыскания пра­вительство пошло на усиление косвенных налогов. Количество внутренних бумажных денег достигло 9 млрд. руб. вместо необхо­димых 1,5—2 млрд. руб.

Жизненный уровень трудящихся масс постоянно снижался. Цены на продукты питания и предметы первой необходимости выросли в среднем не менее чем в 3—4 раза и даже в 5 раз, в то же время номинальная заработная плата рабочих Петрограда (а про­мышленность столицы давала в 1916 г. 70% вооружений и военного снаряжения) увеличилась лишь в 2 раза. Следовательно, реальная заработная плата основной массы питерских рабочих к февралю 1917 г. упала не менее чем на '/з и составляла 65—70% довоенной.

Дороговизна и нехватка продовольствия стали ощущаться в Петрограде уже в конце 1914 г. В это время по сравнению с дово­енным периодом цены поднялись: на муку ржаную — на 18%, овес — на 24, крупу гречневую — на 51, масло сливочное — на 30, мясо (2-го сорта) — на 20, на соль — на 57%. К'марту 1915 г. цены на рожь выросли на 69,9%, муку ржаную — на 68, на пшено и рис — на 40%.

В январе 1916 г. потребность в важнейших продуктах питания населения Петрограда удовлетворялась в следующих размерах: мука ржаная — 11%, мука пшеничная — 9, сахар — 11, соль — 9% и т.д.

Особенно тяжелое положение сложилось в Петрограде в конце 1916 — начале 1917 гг. С 15 декабря 1916 г. по 15 января 1917 г. общее количество запасов зерновых уменьшилось на 45,9%. В се­редине февраля в столице имелось муки на 20 дней при расходе 1 фунт хлеба в день на человека.

Железная дорога работала с перебоями, например, в феврале 1917 г. ежесуточно в Петроград вагонов с продовольствием посту­пало в 3 раза меньше нормы, при этом много вагонов стояло не­разгруженными. В первой половине февраля 1917 г. был отмечен новый скачок цен.

Правительство пыталось бороться с ростом цен и нехваткой продовольствия. Уже в 1915 г. стали вводиться твердые цены, в середине 1916 г. губернаторы запрещали вывозить хлеб из хлебных губерний, скот — из скотоводческих, лен — из районов льноводст­ва, наряду с запретами появились местные твердые цены, ставшие скоро общероссийскими. Для обеспечения этих мер и заготовки хлеба уже в 1916 г. использовались вооруженные заградительные отряды.

Красочную картину состояния российской экономики нарисо­вал последний министр внутренних дел царского правительства А. Протопопов: «Финансы расстроены, товарообмен нарушен, про­изводительность страны — на громадную убыль... пути сообще­ния — в полном расстройстве... Двоевластие (ставка и министерст­во) на железных дорогах привело к ужасающим беспорядкам... Наборы обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую промышленность, ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наемным трудом персов и китайцев... Общий урожай в России превышал потребность войска и населе­ния; между тем система запретов вывозов — сложная, многоэтаж­ная, реквизиции, коими злоупотребляли, и расстройство вывоза создали местами голод, дороговизну товаров и общее недовольст­во... Многим казалось, что только деревня богата; но товара в де­ревню не шло, и деревня своего хлеба не выпускала. Но и деревня без мужей, братьев, сыновей и даже подростков тоже была несча­стна. Города голодали, торговля была задавлена, постоянно под страхом реквизиций. Единственного пути к установлению цен — конкуренции — не существовало... Таксы развили продажу «из-под полы», получилось «мародерство», не как коренная болезнь, а как проявление недостатка производства и товарообмена... Армия ус­тала, недостатки всего поразили ее дух, а это не ведет к победе»'.

После Февральской революции положение дел в промышлен­ности, сельском хозяйстве и в области продовольствия не измени­лось к лучшему, а даже ухудшилось. Закрылись сотни предприя­тий, в 2 раза выросла безработица. Курс рубля на Лондонской бирже упал с 56,2 коп. в феврале 1917 г. до 27,3 коп. в сентябре. Покупательная сила российского рубля внутри страны упала за это время с 27 до 7 коп. Количество бумажных денег после Февраля выросло вдвое. Если в 1914 г. золотой фонд Госбанка давал 98% покрытия бумажно-денежного обращения, то на 1 октября 1917 г. покрывал только 7% бумажных денег. Бумажные деньги, знамени­тые «керенки», выпускались без номеров, целыми лентами и настолько наводнили страну и обесценились, что расчеты произ­водились не на дензнаки, а на вес бумаги, на которой были напе­чатаны «керенки».

Торгово-промышленные круги проводили вполне сознательную политику развала экономики с целью удушения революции. Об этом свидетельствует американский журналист Джон Рид: «Спекулянты

Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 2. М., 1990. С. 222.

пользовались всеобщей разрухой, наживали колоссальные состояния и растрачивали их на неслыханное мотовство или под­куп должностных лиц. Они прятали продовольствие и топливо или тайно переправляли их в Швецию. В первые четыре месяца рево­люции, например, из петроградских городских складов почти от­крыто расхищались продовольственные запасы, так что имевший­ся двухгодовой запас зернового хлеба сократился до такой степени, что его оказалось недостаточно для пропитания города в течение одного месяца»'.

Постоянно ухудшалось положение с продовольствием, им не могли снабдить в достаточном количестве даже фронт: из 122 со­ставов подавалось не более 20. В августе 1917 г. для армии загото­вили лишь 28% запланированного количества хлеба, а для населе­ния — 40—43, в сентябре армия получила еще меньше — 26%.

Заготовки в феврале-октябре не достигли и половины (48%) потребности страны. Заготовки хлеба в августе-октябре составили лишь 33,5% установленного задания.

Все время росли цены, в том числе и твердые, определяемые правительством. Первый раз они были официально повышены в марте 1917 г. (в среднем на 60—70% по сравнению с ценами осени 1916 г.). А в конце августа твердые цены были повышены в 2 раза. Это вызвало резкий рост недовольства населения.

Обзор продовольственного положения на местах с 21 сентября по 6 октября, подготовленный Министерством продовольствия, свидетельствует, что из 40 указанных в обзоре губерний и районов страны в 36 отмечены волнения населения, вызванные ростом цен, уменьшением или отсутствием подвоза хлеба к закупочным пунк­там.

Уже 25 марта 1917 г. Временное правительство было вынуждено пойти на чрезвычайную меру — были приняты закон о хлебной монополии и Временное положение о местных продовольствен­ных органах. Этот закон был враждебно встречен торгово-промыш­ленными кругами, против него выступал и министр финансов М. Терещенко.

5 мая 1917 г. было образовано Министерство продовольствия, но хлебная монополия была фактически сорвана. Делегаты II Все­российского торгово-промышленного съезда 3 августа 1917 г. осу­дили хлебную монополию как «меру антигосударственную», при­ведшую к ухудшению продовольственного положения в стране. Были и другие подобные требования ликвидации хлебной монопо­лии, перехода к свободной торговле и повышения твердых цен.

' Рид Д. Десять дней, которые потрясли мир. М., 1987. С. 28.

И Временное правительство постоянно шло на уступки. Это про­исходило не случайно. В проекте правительственной декларации по экономическим вопросам 8 июня 1917 г. говорилось: «...Личная инициатива и частная собственность остаются непоколебимыми, но должны стать в подчиненное положение к общему интересу». Журнал «Продовольствие и снабжение» (1917, № 1) писал: «Взять в руки все производство, обмен и урегулировать распределение не может наша новая власть по той простой причине, что такая рево­люция народного хозяйства возможна лишь при уничтожении все­го капиталистического строя. А время окончательного уничтоже­ния его не наступило»'.

Другими словами, ближайшие, непосредственные, шкурные интересы буржуазии и торговцев оказались для них выше не толь­ко общенародных, общегосударственных, но и своих коренных интересов. Главной объективной задачей российской буржуазии в 1917 г. было укрепление своих позиций во главе государства: ради этого она жертвовала.и частью своих прибылей и временно посту­палась принципами. Но корысть оказалась превыше всего, хлебная монополия и регулирование народного хозяйства в целом оказа­лись сорванными, а рыночные механизмы регулирования эконо­мики разрушены еще раньше, и в результате волной народного недовольства была сметена и сама буржуазия.

Февральская революция. Классы и партии после Февраля

Для выявления причин Февральской революции к экономичес­кому и продовольственному кризисам необходимо добавить пора­жения на фронте, растущее недовольство солдат, не желавших и далее проливать кровь за чужие интересы, полную неспособность самодержавия справиться с кризисами, потерю им способности управлять страной, распутинщину, министерскую чехарду и т.д. Если в 1916 г. по всей стране прошло 243 политические забастовки, то за первые два месяца 1917 г. — 1140.

Новая мощная волна стачек и демонстраций, начавшаяся в Международный женский день (23 февраля по ст. стилю), после перехода солдат на сторону народа привела к победе революции и свержению самодержавия.

Столь быстрой и решительной победы революции не ожидали лидеры ни буржуазных, ни социалистических партий и оказались к ней не готовы. Это видно из того, как образовались Временное правительство и Советы.

'ЛейберовИ.П., Рудаченко С.Д. Революция и хлеб. М., 1990. С. 101.

Накануне свержения царь распустил Государственную думу. Депутаты Думы, несмотря на мощное народное движение, побоя­лись ослушаться царя и собрались всего лишь на частное совеща­ние. Затем в ночь с 27 на 28 февраля был образован Временный комитет Государственной думы, и после переговоров представите­лей Исполкома Петроградского Совета с Временным комитетом Думы было образовано Временное правительство. В первый бур­жуазный состав Временного правительства вошли: председатель и министр внутренних дел — князь Г.Е. Львов (беспартийный, близ­кий к кадетам), министр иностранных дел — кадет П.Н. Милюков, военный и морской министр — октябрист А.И. Гучков, министр путей сообщения — кадет Н.В. Некрасов, министр торговли и про­мышленности — прогрессист А.И. Коновалов, министр финан­сов— капиталист-миллионер М.И. Терещенко, министр просве­щения — кадет А.А. Мануйлов, обер-прокурор святейшего Синода— В.Н. Львов, министр земледелия — кадет А.И. Шингарев, министр юстиции — трудовик (вскоре объявил себя эсером) А.Ф. Керенский, государственный контролер — октябрист И.В. Годнев.

Еще в годы войны в буржуазных и интеллигентских кругах воз­никла идея «министерства доверия», которое стало главным лозун­гом прогрессивного блока в Государственной думе. Широко обсуж­дались и даже были опубликованы списки кандидатов в это «министерство доверия». П.Н. Милюков в воспоминаниях приво­дит три варианта, очень близких друг другу, на основе которых потом образовался первый состав Временного правительства. В этом причина его быстрого формирования, а не в происках ма­сонов.

Днем 27 февраля по инициативе рабочих был создан Времен­ный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов, вечером состоялось первое заседание Совета, на котором присутствовали представители заводов и воинских частей. На нем был образован исполком из 15 человек, 13 из них были меньшевики и эсеры и 2 большевика. Образование Совета и исполкома происходило сти­хийно, как вспоминал А.Ф. Керенский, «методом кооптации», в Таврическом дворце, где заседала Дума, и думские лидеры мень­шевиков и эсеров тем самым получили возможность активно воз­действовать на создание Совета.

Февральская революция внесла в политическую картину Рос­сии большие изменения. Исчезли черносотенные партии и орга­низации. Кадеты из оппозиции превратились в правящую партию, «поправели» эсеры и меньшевики, заняв центристскую позицию, левый фланг занимали большевики. После Февраля выросло число организаций кадетской партии, на конец мая их было 183, а к осени — не менее 370. Численность партии определяется советскими учеными примерно в 70 тыс. че­ловек.

Кадеты ставили своей целью добиваться основных гражданских свобод для всего населения страны: введения правового строя, парламентской системы, 8-часового рабочего дня, свободы проф­союзов, распределения среди крестьян монастырской и государст­венной земли, а также помещичьей, но за выкуп, твердо отстаива­ли принцип частной собственности. Кадеты всегда поддерживали вступление России в войну и выступали за ее продолжение и после Февральской революции.

Кадеты были сторонниками конституционной монархии и в дни Февральской революции попытались спасти династию путем пере­дачи короны сыну или брату Николая II.

Но антимонархические настроения среди солдат и рабочих были столь сильны, что кадетам пришлось очень быстро отказаться от попыток сохранить монархию и на VII съезде (25—27 марта) объ­явить себя республиканцами. Временное правительство действи­тельно не дожило до Учредительного собрания, но не потому, что монарх не был оставлен на престоле. Кадеты были ведущей силой в правительстве, а они уже на VII съезде твердо взяли курс на про­должение войны, отказались от немедленного введения 8-часового рабочего дня, решение земельного вопроса отложили до созыва Учредительного собрания. Тем самым кадеты предопределили судь­бу Временного правительства, так как правительство, не желающее ни в какой мере удовлетворить требования народных масс в 1917 г., долго пользоваться их поддержкой не могло и было обречено.

Эсеры были самой многочисленной из социалистических (да и остальных) партий весной 1917 г. (от 500 тыс. до 1 млн. членов, по разным оценкам). На своем III съезде (25 мая — 4 июня) эсеры поддержали Временное правительство, высказались за продолже­ние войны и решение земельного вопроса на Учредительном со­брании. Но среди эсеров не было единства, и уже в это время вы­делились правое и левое крыло и центр. К осени противоречия усилились и вылились в создание отдельной партии левых эсеров, поддержавшей большевиков в октябре.

В рядах меньшевиков к моменту революции не было единства. не было даже ЦК партии. В ходе революции меньшевизм оконча­тельно распался на ряд течений — от правых, открытых оборонцев (группа Г. Плеханова «Единство») до левых и интернационалистов во главе с Ю. Мартовым. Но все меньшевики считали социалистическую революцию преждевременной, выступали за парламент­скую республику, конфискацию всей земли (кроме мелких частных владений) и ее передачу органам местного самоуправления.

В вопросе о войне меньшевики и эсеры стояли на позиции «ре­волюционного оборончества», т.е. ее продолжения для защиты ре­волюции. Они боялись, что в случае выхода России из войны Гер­мания победит страны Антанты и затем разгромит Россию с ее революцией. Но в то же время меньшевики и эсеры выступали против захвата чужих территорий и получения контрибуций с побежденных, т.е. за демократический мир.

Наиболее революционно и радикально, даже экстремистски, настроенной партией в 1917 г. были большевики. К Февральской революции это была не самая многочисленная партия (около 24 тыс. членов), но самая организованная и сплоченная, с четко определенной программой и тактикой. Ориентация большевиков на работу среди масс, на выдвижение лозунгов, которые отражали самые насущные требования народа, привели к быстрому росту ав­торитета партии и ее рядов. К октябрю партия насчитывала уже 350—400 тыс. человек.

Февральская революция и для большевиков была неожиданной. В первый период, до возвращения В.И. Ленина из эмиграции и Апрельской конференции, руководство большевиков исходило из буржуазного характера революции и необходимости ее развития в интересах рабочего класса и крестьянства. В настоящее время ино­гда можно встретить обвинения в адрес И.В. Сталина и Л.Б. Каме­нева в ошибочной линии, выразившейся в неопределенном отно­шении к Временному правительству, в примирительном отношении к меньшевикам и эсерам. Но это была точка зрения по крайней мере большинства партии.

Поэтому-то ленинские Апрельские тезисы с призывами: ника­кой поддержки Временному правительству, никакого союза с мень­шевиками и эсерами, вся власть Советам и идеей перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую были столь неожиданными для всех.

В.И. Ленин, определив своеобразие текущего момента в пере­ходе от одного этапа революции к другому, который даст власть в руки рабочих и беднейших крестьян, в наличии полной политиче­ской свободы в стране, отсутствии насилия над массами и довер­чивом отношении этих масс к буржуазному Временному прави­тельству, поставил задачу добиваться перехода власти к Советам и разоблачать Временное правительство как неспособное удовлетво­рить интересы народа. В экономической области В.И. Ленин вы­двинул следующие требования: конфискация всех помещичьих земель, национализация всех земель в стране, распоряжение землей местными Советами батрацких и крестьянских депутатов, созда­ние из каждого крупного имения (в размере от 100 до 300 десятин по местным условиям) образцового хозяйства под контролем бат­рацких депутатов и на общественный счет, слияние всех банков в один общенациональный и контроль над ним со стороны Советов, переход к контролю со стороны Советов за общественным произ­водством и распределением продуктов.

Как видим, это не программа совершения социалистической революции и проведения социалистических преобразований после взятия пролетариатом власти в свои руки. Это программа спасения России от глобальной экономической, политической и социаль­ной катастрофы. Сущность этой программы сводится к выходу из войны любой ценой, вплоть до сепаратного мира, удовлетворение самых острых требований народа для успокоения разбушевавшей­ся стихии. Другими словами, это политика государственного регу­лирования экономики страны в условиях острого кризиса. Многие из методов этой политики использовались и в других странах (в Гер­мании в первой мировой войне, в Англии Ллойд-Джорджем после первой мировой войны, в США Ф. Рузвельтом в 1930-е годы и т.д.). Характерными чертами этой политики являются создание государ­ственной собственности на средства производства, механизма мощ­ного влияния государства на экономику, использование планиро­вания, осуществление социальных программ и т.д.

Заметим, что в целом лозунги большевиков отражали интересы народа и поэтому получили огромную поддержку с его стороны. Но уже в Апрельских тезисах В.И. Ленин вновь повторяет свою идею создания общественных хозяйств на базе имений и демонст­рирует подозрительность и даже страх по отношению к крестьян­ству. Это не могло понравиться ни крестьянам, ни фермерам, жаж­давшим землю для раздела между собой.

Как до Апрельской конференции, так и на ней и после нее сре­ди большевиков имелась умеренная часть во главе с Л. Б. Камене­вым, которая выступала за сотрудничество с другими социалисти­ческими партиями, осенью критиковала идею немедленного вооруженного восстания и т.д. Но эти разногласия и споры не ос­лабляли большевиков, наоборот, они позволяли точнее определять положение в стране, изменения в настроениях рабочих, солдатских и крестьянских масс и принимать верные решения. Так было в партии большевиков не всегда, но в 1917 г. согласие было, что и помогло большевикам прийти к власти.

Нельзя сказать, что лидеры меньшевиков и эсеров не знали, что необходимо делать, или не видели справедливости многих ленинских идей. В период правительственного кризиса в июле минист­ры-социалисты выдвинули «общие принципы» — основы полити­ческой платформы новой коалиции. Эти принципы были сформу­лированы на основе решений I Всероссийского съезда Советов и включены в Декларацию принципов. Декларация обязывала пра­вительство уже в течение августа созвать союзную конференцию для выработки предложений о мире, провести выборы в Учреди­тельное собрание 7 сентября, признавалась необходимость скорей­шего проведения реформы местного управления. Правительство обязывалось выработать общий план организации народного хо­зяйства, немедленно принять трудовое законодательство и подго­товить для Учредительного собрания проект земельной реформы, предусматривающий передачу земли крестьянам.

Для осуществления этих принципов требовались не только лич­ное мужество и решимость, но и поддержка широких социальных слоев. Но буржуазия отвергла эти принципы, а искать поддержки у рабочих и крестьян для меньшевиков и эсеров означало брать курс на социалистическую революцию, которая, по их мнению, была в России преждевременной.

Кадеты, эсеры и меньшевики хотели провести насущные пре­образования в России цивилизованно, по-европейски, в рамках законности. Они не учитывали российских условий, разгула стра­стей, анархии, неуважения к любому закону, которые получили массовое распространение по России уже с марта 1917 г. Ф.И. Ша­ляпин вспоминал о Петрограде в марте 1917 г.: «Достаточно было выйти на Невский проспект, чтобы сразу почувствовать, как бе­зумно бушует в народе анархическая стихия. Я видел, как солдаты злобно срывали со стен какие-то афиши, которые упорно наклеи­вали другие «граждане», и как из-за этого в разномыслящей улич­ной толпе возникали кровавые драки»'.

Уже весной напуганный обыватель затосковал по старым по­рядкам: «Устройте порядок, душа исстрадалась. Армия ваша убива­ет и грабит своих, милиционеры ваши — убийцы и грабители. Дайте власть, пустите немца, и вся сволочь угомонится, тоска и мрак кругом, у меня нет партии, я хочу порядка». Другие предлагали выбрать военного диктатора, а после июльских событий обыватель требует уже «обуздать демонстрантов выстрелами и побольше ра­нить и даже убить, сорную траву с поля вон... Без жертв мы не будем иметь покоя, а только отсрочку и воображаемый покой»².

' Думчева Н. Кончилось ваше время... М., 1990. С. 51.

Соболев Г. Письма из 1917 года//0ктябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа. М., 1991. С. 230.

Уже в марте 1917 г. начались самовольные захваты земли крес­тьянами. В Саранском уезде, например, крестьяне потребовали у помещицы расписку, что она отдает им всю свою землю — свыше 1500 десятин — «бесплатно и навсегда», в обмен пообещали, что она будет иметь «до самой смерти право спокойно проживать в усадьбе».

17 марта помещик из Уфимской губернии телеграфировал Вре­менному правительству: «Имение мое разгромлено, хлебные, съе­стные запасы, семена, породистые лошади, скот, свиней, птиц, машины, орудия, все имущество разграбили, строения сожгли. Убытки громадные».

В июле на заседании Главного земельного комитета делегат от Пензенской губернии доложил, что местные крестьяне на практи­ке осуществляют принцип социализации земли, захватывая и на­резая землю в таком количестве, в каком могут самостоятельно ее обработать. Делегат от Полтавской губернии объявил, что кресть­яне требуют социализации земли: «Для меня ясно, что для того, чтобы избежать захватов земельной собственности, правительству надо подготовить закон об аренде земли, о запрещении ее покупки и продажи и о сохранении лесов»'.

Осенью крестьянское движение за землю только усилилось и крестьяне Временному правительству уже абсолютно не верили.

К экономическому и политическому кризисам добавлялись рост антивоенных настроений, особенно с лета, и развал армии и фрон­та. Красочную картину того, что происходило на фронте в течение 1917 г., рисует А. Деникин в «Очерках русской смуты». Уже после Февраля резко снизилась дисциплина, создание солдатских коми­тетов, появление агитаторов различных партий, учреждение инсти­тута комиссаров Временного правительства размывали единонача­лие и порождали неразбериху. Особенно ухудшилось положение летом во время и после неудачного наступления. Солдаты отказы­вались выходить на позиции, с трудом можно было уговорить за­нять оборону, а в наступление шли уже тем более немногие. К тому же не хватало продовольствия, оружия, снаряжения. Можно не соглашаться с А. Деникиным в объяснении причин развала армии, но картина этого развала точная, и такая армия воевать не могла. В этих условиях антивоенная агитация большевиков падала на бла­годатную почву.

Рост антивоенных настроений виден и в письмах 1917 г., начи­ная с лета. Часто встречается всего лишь одна фраза: «Товарищи, нам надо во что бы то ни стало кончать войну». Анонимный автор

' Рабинович А. Большивики приходят к власти. М., 1989. С. 31—32.

из Петрограда: «Ни к чему мне эта свобода, да будет она проклята с вами вместе, если мне приходится целую неделю обходиться без хлеба и голодному ложиться спать». Солдат 318-го Черноярского стрелкового полка: «Если не будет в скором времени мира, какого бы то ни было, то лопнет вся ваша свобода»'.

К осени настроение солдат становится еще более решительным и они уже не просят мира, а требуют, а иначе «дело дойдет до того, что солдаты бросят держать фронт и пойдут с оружием в руках на Петроград». Солдат 3-го Кавказского корпуса: «Честно и справед­ливо вам говорим, что нет силы, и вперед мы не пойдем, а скорее оборотимся и пойдем с оружием на буржуазию, потому что они хотят последних нас погубить, чтобы им легче было бороться с оставшимися нашими женами и детьми». Еще решительнее преду­преждение из 5-й армии: «Если до конца октября не будет миру, то солдаты придут в Петроград и переколют все Временное прави­тельство»².

А вот зарисовки Д. Рида с одного из митингов. Солдат говорит:

«Укажите мне, за что я сражаюсь. За Константинополь или за сво­бодную Россию? За демократию или капиталистические захваты? Если мне докажут, что я защищаю революцию, то я пойду и буду драться, и меня не придется подгонять расстрелами».

Но Временное правительство не могло ни того ни другого. Вот красноречивое свидетельство Экономического отдела ЦИК Сове­тов от 7 сентября (большинство в нем — эсеры и меньшевики);

«Экономотдел ЦИК, ввиду угрожающего экономического положе­ния страны, считает необходимым констатировать, что к проведе­нию той экономической политики, которая намечена была в целях спасения страны Всероссийским съездом Советов Р. и С. Д. и объ­единенной демократией в Государственном Московском совеща­нии, Правительство в общем и целом до сих пор не приступало, а в некоторых чрезвычайно существенных пунктах деятельность Правительства шла вразрез с намеченной революционной демо­кратией платформой»³.

А так оценивали положение в России в августе 1917 г. деятели того времени. А.Ф. Керенский: «А положение, граждане, очень тяжелое... Я хотел бы найти какие-то новые нечеловеческие слова, чтобы передать вам весь трепет, весь ужас, который охватывает каждого из нас, когда мы видим все до самого конца, видим во все стороны и понимаем, что опасность и там, и здесь».

' Соболев Г. Письма из 1917 года//0ктябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа. М., 1991. С. 232.

²Там же. С. 233.

'Лейберов И.П„ Рудаченко С.Д. Революция и хлеб. М., 1990. С. 103.

Авксентьев (эсер, министр внутренних дел): «Мы можем оха­рактеризовать внутреннее положение России как положение раз­вала, распыленности власти, распыленности воли, групповых уст­ремлений, где часто царствуют частные интересы, которые... не ставят во главу угла общих интересов и которые полагают, что они преследуют действительные цели, когда на самом деле преследуют лишь мираж»'.

Н. Бердяев спустя 20 лет подводил итог деятельности Времен­ного правительства: «Временное правительство возложило свои надежды на Учредительное собрание, идее которого было доктри­нерски предано, оно в атмосфере разложения, хаоса и анархии хотело из благородного чувства продолжать войну до победного конца, в то время как солдаты готовы были бежать с фронта и превратить войну национальную в войну социальную. Положение Временного правительства было настолько тяжелым и безысход­ным, что вряд ли можно его строго судить и обвинять. А.Ф. Керен­ский был лишь человеком революции ее первой стадии. Никогда в стихии революции, и особенно революции, созданной войной, не могут торжествовать люди умеренных, либеральных, гуманитарных принципов. Принципы демократии годны для мирной жизни, да и то не всегда, а не для революционной эпохи. В революционную эпоху побеждают люди крайних принципов, люди, склонные и способные к диктатуре. Только диктатура могла остановить про­цесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии;

Нужно было взбунтовавшимся массам дать лозунги, во имя кото­рых эти массы согласились бы организоваться и дисциплиниро­ваться, нужны были бы заражающие символы. В этот момент большевизм, давно подготовленный В.И. Лениным, оказался един­ственной силой, которая, с одной стороны, могла докончить раз­ложение старого и, с другой стороны, организовать новое»².

И не удивительно, что в такой обстановке даже столь рьяный поборник европейской демократии и порядка, как П. Милюков, к лету 1917г. пришел к выводу, что «спасти Россию от анархии может лишь военная диктатура».

И это были не только слова. В течение июля и августа кадеты вместе с контрреволюционными военными готовили военный пе­реворот, избрав на роль военного диктатора генерала Л.Г. Корни­лова.

Но не только кадеты и правые видели слабость Временного правительства, рост анархии в стране и готовились к наведению

' Армеев Р. Заговор контрреволюции//Известия. 1987. 30 августа. ²Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 114.

порядка. Другой реальной силой стали большевики, опиравшиеся на рабочих, крестьян и солдат. ЦК большевиков получал массу сообщений от местных партийных комитетов о том, что усталость, отчаяние масс и намечавшийся на этой почве уклон к анархизму, проявляющийся «в дикой злобе, которая в каждую минуту может вызвать неслыханно дикие выступления», что в провинции народ «бурлит», что ему уже «невтерпеж», что «масса левеет по-анархистски». А саратовские большевики прямо предостерегали: «Если мы не хотим, чтобы поднялось стихийное движение, обреченное, быть может, на неудачу, мы должны стать во главе его».

Не случайны предостережения В.И. Ленина об опасности раз­гула анархических страстей. Он отмечал «сосредоточенно-отчаян­ное настроение широких масс, которые чувствуют, что полумерами ничего теперь спасти нельзя, что «повлиять» никак не повлияешь, что голодные «разнесут все, размозжат все даже по-анархически», еслине сумеют руководить ими в решительном бое большевики»'.

И не случайно специальный раздел главы посвящен описанию экономического и финансового положения и продовольственного кризиса в России накануне и в 1917 г., ибо не желания, программы политических деятелей и партий, а «ход событий, — говорил В.И. Ленин, — разруха жизни, голод — вот что двигает револю­цию»². Ход событий 1917 г., холод и голод, разочарование в прави­тельстве привели к тому, что, как предупреждал В.И. Ленин, «волна настоящей анархии может стать сильнее,чемлш»³.

И в подтверждение этих слов В.И. Ленина несколько свиде­тельств о положении в стране из газеты «Известия» октября 1917 г., газеты, которая была тогда меньшевистской. 1 октября 1917 г.: «Все расклеивается, все идет под гору: падает снабжение, падает произ­водство, ничего нельзя достать ни за какие деньги. Рабочие чувст­вуют, что почва колеблется под ними». 5 октября в передовой ста­тье утверждалось: «Мы видим резкое полевение масс, которое товарищи большевики хотят собрать в свои житницы». Народ вы­ступает «за устранение основных источников нашего бедствия:

1) войны, 2) экономической разрухи и 3) временного порядка уп­равления, которое никогда не приобретет и по существу не может иметь авторитета власти народной и сильной». 14 октября, передо­вая статья «На волоске»: «Неприятельские войска задерживаются в своем наступлении разве только погодой и собственной неспособ­ностью к большим переходам». «Анархия и погромы возрастают и

1 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 413.

²Там же. Т. 31. С. 379.

³Там же. Т. 34. С. 340.

грозят перейти в невиданное еще в истории господство прямых разбойников — состояние, которому не придумано еще имени» «России грозит государственный распад». «Учредительное собра­ние, на которое возлагалось столько надежд, срывается самим на­селением, относящимся к этому огромной важности делу с очевид­ным равнодушием». «У нас все находится на волоске от смерти: на волоске висит продовольствие, транспорт, финансы, промышлен­ность, армия, флот, Петроград: Временное правительство и Учре­дительное собрание — все решительно». Передовая статья от 3 октября называлась «Волна погромов», в ней подводился итог многих публикаций: «Ежедневно газетные листы приносят длинную вереницу известий о погромах. Громят в городах и деревнях. Громят лавки и помещичьи амбары. Жгут, гра­бят и насилуют. Эти безобразные погромы возникают на почве неудовлетворенности народных масс своим положением; не при­шел мир так скоро, как его ждали; не стал дешевле хлеб; по-преж­нему нет одежды, обуви, земледельческих орудий»'.

И В.И. Ленин так определял историческую альтернативу осе­нью 1917 г.: «...Выхода нет, объективно нет, не может быть, кроме диктатуры корниловцев или диктатуры пролетариата...»².

1 Лацис О. Перечитывая «Известия» за октябрь 1917 года//Известия. 1991. 2 ноября.

²ЛенинВ.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 406.

ЛЕКЦИЯ XIX