Киев и его враги

В книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельс писал, что государство – это организованное насилие и возникает оно тогда, когда общество разделяется на классы. Изучая Восток, Маркс отметил еще одну причину образования государства – необходимость организации и поддержания ирригационной системы на обширных территориях. Для этого тоже требовалось принуждение – рабочую силу нужно было перемещать в соответствии с централизованным планом, – тогда как классовое деление общества могло находиться еще в зачаточной стадии. История Руси показывает, что потребность в государстве может быть порождена в такой же точно степени и необходимостью поддержания порядка на торговых путях. В этом смысле русская государственность изначально близка к «азиатской модели», но в то же время развивается она все время в тесной связи с Западной Европой.

Государство обеспечивало безопасность торговли. Дело вовсе не в этническом единстве славян. Новая держава включила в себя угро-финнов и варягов, впоследствии – греков. Объединялись не племена, а территории. На обширных пространствах, по которым проходили судоходные реки, нужна была система безопасности и единая власть. С какого-то момента контроль за территорией становится для властителей самоцелью, но это происходит лишь задним числом. На первых порах нужен был лишь порядок на пути следования купеческих караванов. «Это была торговля, регулярно организуемая государственной властью» [50], – пишет историк-византиист Г.Г. Литаврин. Новгородская знать знала, зачем приглашает варяжскую дружину.

Двигаясь на юг, к Киеву, новгородские торговые люди и варяжские дружины в течение поразительно короткого времени объединили огромные территории, обеспечив непрерывный поток товаров и знаний в направлении Балтики. Россия как государство родилась из транзитного пути. Описывая устройство первого русского государства, В.О. Ключевский отмечает: «Легко заметить основной экономический интерес, руководивший этой жизнью, сближавший и объединявший отдельные и разрозненные части земли: дань, шедшая киевскому князю с дружиной, питала внешнюю торговлю Руси. Этот же экономический интерес направлял и внешнюю деятельность первых киевских князей. Деятельность эта была направлена к двум главным целям: 1) к приобретению заморских рынков, 2) к расчистке и охране торговых путей, которые вели к этим рынкам» [51].

Конечно, средневековая торговля была отнюдь не мирным занятием. Если в XVII веке голландцы говорили, что война и торговля всегда идут вместе, то тем более это относится к IX-X векам. Михаил Покровский замечает, что для Руси того времени было типично «сочетание войны, торговли и разбоя» [52]. Ключевский также отмечает, что походы русских на Царьград (Константинополь) неизменно были связаны с коммерческими конфликтами, а мирные договоры, которыми завершались войны, были обыкновенно «торговыми трактатами».

«Такой торговый характер имеют все дошедшие до нас договоры Руси с греками X в. Из них дошли до нас два договора Олега, один Игорев и один короткий договор или только начало договора Святослава. Договоры составлялись на греческом языке и с надлежащими изменениями формы переводились на язык, понятный Руси. Читая эти договоры, легко заметить, какой интерес связывал в X в. Русь с Византией. Всего подробнее и точнее определен в них порядок ежегодных торговых сношений Руси с Византией, а также порядок частных отношений русских в Константинополе к грекам: с этой стороны договоры отличаются замечательной выработкой юридических норм, особенно международного права» [53].

Бороться надо было как с разбойниками, так и с кочевниками, заселявшими степи в низовьях Днепра – Дикое Поле. Хотя печенеги, а позднее половцы нередко совершали набеги на русские города, чаще причиной походов были препятствия, которые кочевники чинили греческой торговле. Русские походы в Дикое Поле были по преимуществу карательными экспедициями, чего киевские князья и не скрывали. Объясняя дружине причину похода на половцев, в 1167 году князь Мстислав прямо говорит, что их надо наказать, они мешают торговле. «И Греческий путь изъотнимают, и Соляный, и Залозный» [54]. Под греческим путем имелся в виду путь из Царьграда-Константинополя, соляной путь связывал Киев с греческими колониями Крыма, а «золозный», по мнению Соловьева, «железный» путь обеспечивал доставку металлических изделий из Византии и с Ближнего Востока.

Нередко дружины киевских князей, разбив печенегов или половцев, спускались вниз по Днепру и там дожидались купеческих караванов.

Борьба со Степью, по крайней мере, до конца XII века, была для Руси успешной. Печенеги были побеждены и понемногу из грабителей превратились в торговых посредников. Не будучи сами купцами, они брали на себя, как сказали бы сегодня, «информационное посредничество» между греками и русскими. От херсонесских греков они получали торговые поручения, своего рода mail orders, которые затем, еще до начала навигации на реках, передавались русским купцам в Киеве. Поручения херсонитов, пишет советский историк Литаврин, «состояли в заказе на Руси определенных товаров по ассортименту и количеству, с тем, чтобы они были в наличии ко времени (весне?) приезда на Русь заказавшего товар купца-херсонита» [55]. С небольшим преувеличением можно сказать, что греки заказывали товары через печенегов так же, как в наше время их заказывают через Интернет.

Постепенно печенеги ассимилировались с русскими. Новой угрозой русско-греческой торговле стали половцы. Но и они к началу XIII века из врагов Руси превратились в ее союзников (именно защищать половцев от нового, неизвестного еще степного народа пошло в 1223 году русское войско на реку Калку, где и было разгромлено татарами).

Многочисленные войны велись Русью и против хазар, которые в IX-X веках контролировали южную часть «пути из варяг в греки». До появления Киевской Руси хазары доминировали и в торговле. Объединение всего водного пути под единой властью требовало и устранения хазар. Сначала борьба шла с переменным успехом. Например, жившие на приграничной территории радимичи платили дань попеременно то Киеву, то хазарам. Союзниками хазар были и вятичи. Лишь в 966 году князь Святослав окончательно разгромил Хазарию, заодно покорив вятичей.

Отношение греков к русской торговле было на первых порах двойственным. С одной стороны, Константинополь нуждался в сырье, а с другой… купеческие караваны уж больно напоминали военные экспедиции. Каждую весну из Киева выходило 100-200 ладей, не только груженных товарами, но и сопровождавшихся внушительной охраной. Без военного прикрытия караваны не прошли бы днепровских порогов, где они могли стать легкой добычей кочевников. Между тем, прибывая в Херсонес или Царьград, такие караваны уже сами могли представлять угрозу для греков. А потому доступ русским в Босфор византийские власти старались ограничить, что, в свою очередь, вызывало недовольство русских и провоцировало конфликты.

Всего известно семь русских походов на греков: в 860 или 865 году киевский правитель Аскольд предпринял первую экспедицию против Византии, чтобы отомстить за убийство там русских купцов. Князь Игорь, по утверждению русских летописцев, дважды ходил на Царьград, затем Святослав воевал в Болгарии – сперва как союзник императора, потом, в 971 году, уже как его враг. Владимир Красное Солнышко прежде, чем крестить Русь по греческому обряду, разграбил византийский город Херсонес в Крыму, а в 1043 году Ярослав, сын Владимира, организовал последний такой поход.

Большинство этих походов были чем-то средним между грабительскими набегами и карательными экспедициями, и лишь Станислав вел на Балканах настоящую затяжную войну.

Святослав воевал с хазарами, волжскими булгарами и вятичами, разгромил их и положил начало русскому княжеству в Крыму – Тмутаракани. Затем по просьбе византийского императора Никифора двинулся на Дунай, в Болгарию, как союзник греков. Союзнические отношения были оплачены изрядным количеством византийского золота. Кроме того, греки обещали оставить за Святославом Болгарию в случае, если он сможет ее завоевать. Вдобавок ко всему греческий посол Калокир заключил со Святославом личное соглашение: если Святослав поможет ему стать императором вместо Никифора, помощь будет вознаграждена несметными богатствами из императорской казны.

В 967 году дружина Святослава прибыла в Болгарию. Страна была завоевана, причем победители жесточайшим образом расправлялись с «братьями-славянами». Князь расположился жить в Переяславце на Дунае, оставив Киев без правительства. Стареющая мать Святослава – княгиня Ольга – уже не справлялась с управлением, кочевники-печенеги стояли у ворот столицы, а в самом городе росло недовольство. Киевляне послали Святославу укоризненное письмо: «Ты, князь, чужой земли ищешь и блюдешь ее, от своей же отрекся, чуть-чуть нас не взяли печенеги вместе с твоею матерью и детьми; если не придешь, не оборонишь нас, то опять возьмут; неужели тебе не жалко отчины своей, ни матери-старухи, ни детей малых?» [56]

Святославу пришлось возвращаться. Но пробыв некоторое время в Киеве, он распределил власть между своими сыновьями и отбыл на Балканы, где столкнулся с новым византийским императором – Ионном Цимисхием. Болгары не хотели пускать русских обратно в Переяславец, а греки пытались вытеснить Святослава из Болгарии. Впрочем, сам русский князь грозил захватить греческие города так же, как захватывал болгарские. Несмотря на отчаянную храбрость русской дружины, никаких шансов на победу у него не было, поскольку греки могли выставить в поле значительно больше воинов, а главное – восполнить потери Святослав не мог. Пришлось очистить Болгарию. На обратном пути он попал в засаду печенегов и был убит. Из его черепа сделали чашу, оковали золотом и пили из нее.

Неудивительно, что военные кампании Святослава вызывали среди историков острую полемику уже в XIX веке. Для Карамзина князь Святослав – это «Александр нашей древней истории». Но, в отличие от Александра Македонского, князь Святослав государства не создал и закончил полным поражением. А потому «Святослав, образец великих полководцев, не есть пример государя великого: ибо он славу побед уважал более государственного блага и, характером своим пленяя воображение стихотворца, заслуживает укоризну историка» [57]. Иными словами, Карамзину князь Святослав представляется чем-то вроде безответственного военного авантюриста, чья отвага была, в сущности, бессмысленной. Историки второй половины XIX века были еще более категоричны, заявляя, что, отправляясь на Балканы, киевский князь имел в виду «только один грабеж» [58]. Напротив, советские авторы доказывали, что деятельность Святослава была направлена «на решение больших государственных задач, требовавших напряжения всех сил» [59]. Причем эти «государственные задачи» трактуются подчас совершенно в смысле геополитики XIX века – укрепить русское присутствие на Балканах, защитить братьев-славян от экспансии Византийской империи и т.д. Между делом упоминается обеспечение торговых путей, да и то, главным образом, применительно к более ранним походам на хазар.

На самом деле, никакой геополитической логики в действиях Святослава не прослеживается. Он то воюет на стороне греков против болгар, то борется против греков и болгар одновременно. То направляет свои дружины на юго-восток, то, не закончив дела, бросается на юго-запад. Однако назвать походы Святослава разбойными набегами тоже сложно. Во-первых, для грабежа не обязательно было идти на Балканы, можно было напасть на богатые греческие города в Крыму. Во-вторых, военно-политическая и дипломатическая организация походов слишком сложна для простого разбойного нападения. Разумеется, в те времена войны без грабежа не бывало. Но значит ли это, что князь не имел никаких иных целей, кроме грабежа? Ряд авторов подозревает, что и численность войска, и его успехи русскими летописцами сильно преувеличены. Тем не менее ясно, что походы тщательно готовились, причем не только в военно-техническом, но и в дипломатическом отношении. Морские действия координировались с сухопутными, боевые операции перемежались переговорами и т.д. Такого рода борьба предполагает более или менее развитое государство, где элита уже не может позволить себе жить простым грабежом.

Святослав пошел дальше других: он пытался – без большого, впрочем, успеха – сделать то, что делали и последующие русские правители на протяжении столетий. Киевский князь боролся за военно-политический контроль над торговыми путями. Местом основного противоборства с греками и болгарами было устье Дуная, соединяющее «путь из варяг в греки» с другой стремительно формирующейся европейской торговой артерией. Захватив болгарский город Переяславец, Святослав заявляет: «Не любо мне в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – там середина Земли моей; туда со всех сторон свозят все доброе: от греков – золото, ткани, вина, овощи разные; от чехов и венгров – серебро и коней, из Руси – меха, воск, мед и рабов» [60]. Как справедливо замечает С.М. Соловьев, отсюда можно сделать вывод, что Переяславец «назван серединою не относительно положения своего среди владений Святослава, но как средоточие торговли».

Увы, поставленная задача эта оказалась для Руси непосильной. Святослав неправильно оценил ситуацию, сделав ставку исключительно на превосходство своей дружины и не понимая, что война – это не только сражения. Успехи на поле боя, достигнутые им в Поволжье и на Балканах, не удавалось закрепить. Более того, разгром Хазарии создал для Руси больше проблем, чем дал выгод.