Элита глобальной державы

Особенное положение занимал военный министр Генри Стимсон, ветеран американской политической сцены. В пику большинству, он не был приверженцем новой мировой организации — ООН, и он противился полицейским функциям США по всему миру. Он не считал обреченным дело американо-российского сближения. Мир, по Стимсону, следовало разделить на зоны предпочтительного влияния одной из великих держав. В декабре 1944 г. и в январе 1945 г. он предупреждал президента Рузвельта и государственного секретаря Стеттиниуса о нереалистичности приступать к созданию международной организации до достижения договоренности между великими державами. Стимсон добился согласия Рузвельта с тем, что интересы СССР в прилегающих к нему странах неизбежно должны превосходить интересы других стран в этих регионах. Посмеют ли США смириться с преобладанием в Мексике какой-либо иной державы кроме США? Комфортабельно ли чувствовал бы себя Вашингтон в том случае, если бы Мексика стала бы избранным союзником другой державы?

В начале мая 1945 г. Стимсон говорит по телефону своему помощнику Джону Маклою: «Мы не должны вмешиваться в местные конфликты Европы… Думаете ли вы, что Россия собирается уступить свое право действовать односторонне в среде соседних наций, окружающих ее, которые она считает важными и полезными для себя — такими как Румыния и Польша — не думаете же вы, что она сдаст свои права здесь другим?» Маклой: «О нет, она не отдаст».

Стимсон беспокоился по поводу того, что «некоторые американцы, придающие преувеличенное значение „доктрине Монро“, в то же время готовы вцепиться в любую проблему Центральной Европы». Он записывает в дневнике 16 апреля 1945 г.: «Наши (геополитические) орбиты не совпадают и я думаю, что в целом мы должны в будущем избежать конфликтов. Любой ценой нужно избежать вторжения в Балканское болото». Чтобы укрепить свои политические связи на Капитолийском холме, президент в первые же дни предложил пост государственного секретаря одному из лидеров фракции демократов, политику, в основном занимавшемуся внутренними проблемами, — сенатору Дж. Бирнсу. Неудачу такого выбора признал, собственно, и сам Г. Трумэн, отстранив Дж. Бирнса через два года от руководства департаментом.

Значительную часть помощников нового президента составили едва ли не случайные люди. «Я из Миссури» (т. е., земляк Трумэна) — стало почти магическим выражением, открывавшим путь для выдвижения в первые ряды. К примеру, военным помощником президента, к негодованию Пентагона, стал его старинный миссурийский приятель Воэн, военно-морским — тоже миссуриец и давний приятель — Дж. Вардамен. Таких людей в окружении Г. Трумэна было немало. В ординарных обстоятельствах это был бы «нормальный» для Вашингтона образ действий, но в условиях, когда США еще участвовали в мировой войне, замена экспертов и мыслящих людей периода «Нового курса» старинными друзьями нового президента влекла за собой негативные последствия для страны.

Необходимо отметить, что в это же время на политическую арену выдвигается плеяда профессиональных военных. Никогда — ни до, ни после6 — в США не было такой тесно сплоченной когорты высших военных и военно-морских чинов, решивших всерьез взять опеку над внешней политикой страны. Это были «пятизвездные» генералы (высшее звание в американских вооруженных силах, введенное во время второй мировой войны) Дж. Маршалл, Д. Эйзенхауэр, О. Брэдли, Д. Макартур, Г. Арнольд, адмиралы флота У. Леги, Э. Кинг, Ч. Нимиц. Один из них впоследствии стал президентом США, другой — госсекретарем, а Д. Макартур фактически был губернатором Японии. Это были люди с необычайными амбициями, немалыми способностями, с уверенностью в том, что пришел «"век Америки». Слава военных героев помогала им придавать своим действиям «благородный» вид.

Мемуары Форрестола рисуют внутренний мир человека подозрительного, неуверенного в себе и в то же время жесткого и властного. Он отличался крайней однобокостью взглядов. В интерпретации Форрестола, СССР был сориентирован на экспансию, и единственной силой, могущей сдержать ее, являлись Соединенные Штаты. США поэтому должны мобилизоваться, вложив в понятие «зло», под которым в годы войны подразумевались гитлеризм, японский милитаризм, новый смысл — «советская угроза». В Америке того времени реалистично мыслящие политики не смогли противопоставить этим измышлениям убедительной разумной альтернативы.

Преодолев оппозицию гражданских лиц, интеллигенции и трезвомыслящих политиков, военные во многом начали способствовать изменению курса страны. Они самым решительным образом воздействовали на систему образования, направление научных исследований, ориентацию экономического курса корпораций, связи Пентагона с промышленностью. В таких областях американской дипломатии, как управление зоной оккупации в Германии и Японией, генералы доминировали полностью. Было бы, однако, большим упрощением видеть в авангарде новой политики США лишь строителей в военной форме. В 1945 г. идея необходимости для США взять в свои руки управление миром охватила государственный аппарат, деловые круги, лоббистов Вашингтона, верхушку реформистских профсоюзов, академическую элиту, прессу. Идея Америки, «вознесшей факел над погруженным во мрак миром», была привлекательна для многих. Президента-демократа поддерживали влиятельные республиканцы, такие как братья Даллесы и У. Макклой, влиятельный на Капитолийском холме сенатор А. Ванденберг, представлявший элиту северо-восточного истэблишмента Г. Стимсон, лидеры республиканской партии во главе с Т. Дьюи.

В стране возник и два с лишним десятилетия просуществовал довольно прочный общественный консенсус; интервенционистски мыслящая элита сумела заручиться общественной поддержкой своих глобальных обязательств. Американский империализм использовал достижение высокого жизненного уровня для распространения идеи об американской исключительности и в результате сумел создать основу для глобальной экспансии. Понадобились войны в Корее и Вьетнаме, чтобы у американского народа зародились сомнения в правомерности подобной политики. Но это было потом, а пока в Овальном кабинете Белого дома сидел президент, движимый страхом не показаться малодушным. В первые же ночи своего пребывания у власти, а Г. Трумэн питал слабость к карточной игре, продолжавшейся за полночь, новый президент сказал одному своему миссурийскому другу, что одно он обещает твердо — он не позволит Сталину обыграть его в покер.