Возникновение общинно-родового строя. Проблема происхождения экзогамии.

Наступление верхнего палеолита ознаменовано крупными сдвигами в развитии производительных сил, что повлекло за собой не менее крупные изменения в организации общества. Возросшая техническая вооруженность человека сделала возможным существование относительно постоянных хозяйственных коллективов. Но в то же время это требовало эффективного использования, преемственности и совершенствования усложнившихся орудий и навыков труда. Праобщине с ее аморфной неустойчивой структурой эта задача была не под силу, поэтому она должна была уступить место более прочной форме общественной организации.

Ряд обстоятельств определил собой характер этой организации. Во-первых, при крайне низком уровне развития раннепалеолитического общества, в условиях которого начала складываться новая организация, едва ли не единственно реальной основой для упрочнения социальных связей были стихийно возникающие узы естественного, кровного родства. Во-вторых, при неупорядоченности полового общества, и, следовательно, отсутствии понятия отцовства, отношения родства должны были устанавливаться только между потомками одной матери, т.е. строиться по материнской линии. В-третьих, наиболее стабильной частью тогдашних коллективов были женщины, игравшие крупную роль во всех областях хозяйственной жизни и исключительную роль в заботе о детях, поддержании огня, ведении домашнего хозяйства. В связи с этим первой упорядоченной формой организации общества, непосредственной сменившей праобщину, был коллектив родственников, связанный общим происхождением по материнской линии, т.е. материнский род.

Однако существуют версии, что первоначально счет родства велся по отцовской линии или же было параллельное зарождение материнского и отцовского родства.

Возникновение на стадии перехода от раннего к позднему палеолиту родового строя косвенно подтверждают и археологические данные. На ориньякских стоянках открыты остатки огромных, в несколько десятков, а иногда даже сотен квадратных метров, коллективных жилищ, строительство и использование которых могло быть связано только с деятельностью прочных коллективов. К этому же времени относятся многие находки, говорящие о зарождении материнского счета родства. Это ориньякские и солютрейские женские статуэтки с подчеркнутыми признаками пола, так называемые верхнепалеолитические “Венеры”. Одни археологи рассматривают их как свидетельство проявления культа матерей-прародительниц, другие видят в них хозяек и охранительниц домашнего очага, олицетворяющих средоточие жизни родовой групп. Но какая бы из версий ни была верной, позднепалеолитические фигурки говорят об особом месте женщин в жизни общества и указывают на зарождение материнско-родового культа.

Наряду с однолинейным счетом родства другим важнейшим признаком рода был обычай экзогамии, т.е. запрещение брачного общения внутри рода.

По вопросу происхождения экзогамии существует множество теорий. Первая из них была предложена в 60-х годах 19 века шотландским ученым Мак-Леннаном, который ввел в науку понятие экзогамии. По его мнению, истоки экзогамии лежали в обычаях “воинственных дикарей”, убивавших бесполезных на войне девочек, а поэтому вынужденных искать жен на стороне.

Дарвин объяснял возникновение экзогамии взаимным отвращением к половому общению, которое должно было возникнуть у близких, повседневно общающихся родственников. Еще один взгляд (Бриффолт, Б.Ф. Поршнев) выведен из свойственного праобщине порядка, при котором более подвижные охотники-мужчины постоянно отрывались от женщин и встречались с женщинами других стад, в свою очередь отставшими от мужчин. Э. Дюркгейм искал истоки экзогамии в боязни человеческой крови вообще, дефлорационной крови женщин из своего рода в особенности. Морган связывал возникновение экзогамных запретов со стремлением избежать биологически вредных последствий кровосмешения. Позднейшие данные показали, что теория Моргана не бесспорна. Во-первых, выяснилось, что вредоносность родственных браков при достаточно значительных размерах популяции проблематична. Во-вторых, если даже такие браки и были вредоносны, это не могло быть принято во внимание формировавшимися родовым обществом, хотя бы потому, что мустьерский человек вероятно еще не вполне понимал связь между половым актом и деторождением, о чем свидетельствуют остатки некоторых верований австралийцев. В-третьих, в большинстве случаев родовое общество не только допускало, но и считало обязательными браки между определенными категориями близких родственников.

Многие ученые стремятся найти связь между возникновением экзогамии и всем ходом развития производственной деятельности праобщины. Идя этим путем, они связывают возникновение экзогамии со стремлением мустьерских праобщин преодолеть свою первоначальную замкнутость и установить хозяйственные контакты с соседскими стадами. Однако этого объяснения недостаточно. Это должно было бы привести к появлению большого количества взаимосвязанных групп, однако первоначальной структуре родового общества было присуще наличие только двух экзогамных взаимобрачных коллективов. Также существует мнение, что возникновение экзогамии связано с необходимостью упорядочения хозяйственной жизни внутри первобытных коллективов. Она обусловлена тем, что нерегулируемые половые отношения должны были сопровождаться непрерывными столкновениями на почве ревности и тем самым расшатывали праобщину. Борясь с этим, общество постепенно вводило половые запреты, все более ограничивавшие и в конце концов сделавшие невозможным половое общение внутри данной группы. Но вынесение половой жизни за рамки коллектива, укрепляя его, должно было привести к увеличению конфликтов с другими коллективами, и чем больше было бы таких взаимобрачных групп, тем шире была бы арена конфликтов. Поэтому простейший естественный путь устранения создавшихся противоречий привел к постепенному возникновению дуальной организации – сочетания только двух экзогамных групп (фратрий) в одно постоянное взаимобрачное объединение.

Однако вопрос о происхождении экзогамии до сих пор остается открытым. Одна из причин – то, что за отсутствием прямых этнографических сведений необходимо обращаться к косвенным данным, анализу пережитков, а иногда ограничиваться и простыми логическими выводами. Но есть и другая причина: стремление найти одно единственное достаточное объяснение, так как во многих из существующих гипотез есть рациональное зерно: так, можно предположить, что недостаточно многочисленные группы пришли к экзогамии из-за отрицательных последствий близкородственных браков; тесно соседствующие группы – для упрочнения контактов; а группы с недостаточно эффективной системой доминирования – из-за внутригрупповых конфликтов. Во всех этих случаях установление экзогамии было не сознательным актом, а длительным стихийным процессом, в ходе которого группы, пришедшие к экзогамии, оказывались более жизнеспособными и вытесняли своих соседей. Однако нельзя отрицать, что свою роль мог сыграть и осознанный стимул к экзогамии – широко распространенная табуация крови сородичей.

В отличие от праобщины, род уже был вполне сформировавшимся человеческим обществом, в котором отношения родства осознавались как экономические отношения, а экономические отношения – как отношения родства. Тем самым признание родовых связей получило общественное значение, стало основным конструирующим признаком родовой общины.