МВД Т

4. С середины 80-х годов начался этап утверждения цивилизационного подхода к истории.

Представляется, что цивилизационный подход к познанию истории должен включать в свои рамки достижения всех школ мировой исторической науки. Это в полной мере относится и к научному потенциалу теории формационного развития.

Таким образом, отечественная историография прошла и продолжает проходить сложный путь познания исторической истины. Она — неотъемлемая часть всемирной историографии, имеющая между тем свою неповторимую индивидуальность.

Для того, чтобы выработать объективную картину исторического процесса, историческая наука, как выше уже отмечалось, должна опираться на определенную методологию, некие общие принципы, которые позволяли бы упорядочить весь накопленный исследователями материал, создавать эффективные объясняющие модели. В качестве моделей можно назвать формационный и цивилизационный подходы к изучению истории.

Долгое время в исторической науке господствовали субъективистская либо объективно-идеалистическая методология. Исторический процесс с позиций субъективизма объяснялся действием великих людей: предводителей, цезарей, королей, императоров и других крупных политических деятелей. Согласно этому подходу, их умные расчеты или, напротив, ошибки приводили к тому или иному историческому событию, совокупность и взаимосвязь которых определяла ход и исход исторического процесса.

Объективно-идеалистическая концепция решающую роль в историческом процессе отводила действию объективных надчеловеческих сил: Божественной воле, провидению, Абсолютной идее, Мировой Воле и т.д. Исторический процесс при таком истолковании приобретал целенаправленный характер. Под действием этих надчеловеческих сил общество неуклонно двигалось к заранее определенной цели. Исторические деятели выступали лишь в качестве средства, орудия в руках этих надчеловеческих, безличных сил.

В соответствии с решением вопроса о движущих силах исторического процесса проводилась и периодизация истории. Наибольшее распространение имела периодизация по так называемым историческим эпохам: Древний мир; Античность; Средневековье; Возрождение; Просвещение; Новое и Новейшее время. В данной периодизации был довольно ясно выражен временной фактор, но отсутствовали содержательные качественные критерии вычленения данных эпох.

Преодолеть недостатки методологии исторического исследования, поставить историю, как и другие гуманитарные дисциплины, на научную основу попытался в середине XIX века немецкий мыслитель К. Маркс и его соратник Ф. Энгельс. Они сформулировали концепцию материалистического объяснения истории, базирующуюся на четырех основных принципах:

Принцип единства человечества и, следовательно, единства исторического процесса.
Принцип исторической закономерности. К.Маркс и Ф.Энгельс исходят из признания действия в историческом процессе общих, устойчивых, повторяющихся существенных связей и отношений между людьми и результатами их деятельности.
Принцип детерминизма — признание существования причинно-следственных связей и зависимостей. Из всего многообразия исторических явлений К.Маркс и Ф.Энгельс считали необходимым выделить главные, определяющие. Таким главным, определяющим в историческом процессе, по их мнению, является способ производства материальных благ.
Принцип прогресса. С точки зрения К. Маркса и Ф. Энгельса, исторический прогресс — поступательное развитие общества, поднимающееся на все более и более высокие уровни.

Материалистическое объяснение истории базируется на формационном подходе. В рамках формационного подхода его сторонники различали понятия: общественно-экономическая формация; историческая эпоха; исторический период.

Понятие общественно-экономической формации в учении К. Маркса и Ф.Энгельса занимает ключевое место при объяснении движущих сил исторического процесса и периодизации истории. Мыслители исходят из следующей установки: если человечество закономерно, поступательно развивается как единое целое, то все оно должно проходить в своем развитии определенные этапы. Эти этапы они и назвали “общественно-экономическими формациями”. По определению К. Маркса, общественно-экономическая формация представляет собой “общество, находящееся на определенной ступени исторического развития, общество, со своеобразными отличительными характеристиками”^³². Понятие “формация” К. Маркс заимствовал из современного ему естествознания. Этим понятием в геологии, географии, биологии обозначены определенные структуры, связанные единством условий образования, сходством состава, взаимозависимостью элементов.

Основу общественно-экономической формации, по К. Марксу, составляет тот или иной способ производства, который характеризуется определенным уровнем и характером развития производительных сил и соответствующими этому уровню и характеру производственными отношениями. Главные производственные отношения — отношения собственности. Совокупность производственных отношений образует его базис, над которым надстраиваются политические, правовые и иные отношения и учреждения, которым в свою очередь соответствуют определенные формы общественного сознания: мораль, религия, искусство, философия, наука и т.д. Таким образом, общественно-экономическая формация включает в свой состав все многообразие жизни общества на том или ином этапе его развития.

В соответствии с формационным подходом главное содержание эпохи составляет борьба старой и новой формаций, протекающая по определенным периодам. Революционный переход от одной общественно-экономической формации к другой является хронологическим рубежом различных эпох. При этом выделяют 4 основных этапа (эпохи) развития человечества и их научного осмысления: древняя история; история средних веков; новая история; новейшая история. В свою очередь исторические эпохи делятся на исторические периоды. С точки зрения формационного подхода, человечество в своем историческом развитии проходит пять основных стадий-формаций: первобытно-общинную; рабовладельческую; феодальную; капиталистическую; коммунистическую (социализм — первая фаза коммунистической формации).

Переход от одной общественно-экономической формации к другой осуществляется на основе социальной революции. Экономической основой социальной революции является углубляющийся конфликт между вышедшими на новый уровень и приобретшими новый характер производительными силами общества и устаревшей, консервативной системой производственных отношений. Данный конфликт в политической сфере проявляется в усилении социальных антагонизмов и обострении классовой борьбы между господствующим классом, заинтересованном в сохранении существующего строя, и угнетенными классами, требующими улучшения своего положения. Революция приводит к смене господствующего класса. Победивший класс осуществляет преобразования во всех сферах общественной жизни и таким образом создаются предпосылки для формирования новой системы социально-экономических, правовых и иных общественных отношений, нового сознания и т.д. Так образуется новая формация. В связи с этим в марксистской концепции истории значительная роль придавалась классовой борьбе и революциям. Классовая борьба объявлялась важнейшей движущей силой истории. Теорию классовой борьбы Ф. Энгельс называл “великим законом движения истории”, “ключом к пониманию истории”, а революции К. Маркс называл “локомотивами истории”. Сильная сторона данной концепции состоит в следующем:

на основе определенных критериев она создает четкую объяснительную модель всего исторического развития;
история человечества предстает как объективный, закономерный, поступательный процесс;
ясны движущие силы этого процесса, основные этапы и т.д.

Однако формационный подход в познании и объяснении истории не лишен и недостатков. На эти недостатки указывают его критики как в зарубежной, так и отечественной историографии:

предполагается однолинейный характер исторического развития. Теория формаций была сформулирована К. Марксом как обобщение исторического пути Европы. И сам он видел, что некоторые страны не укладываются в эту схему чередования пяти формаций. Эти страны он отнес к так называемому “азиатскому способу производства”. На основе этого способа, по мнению К. Маркса, образуется особая формация. Но подробной разработки этого вопроса он не провел. Позже исторические исследования показали, что и в Европе развитие определенных стран (например, России) не всегда можно вставить в схему смены пяти формаций. Таким образом, формационный подход создает определенные трудности в отражении многообразия, многовариантности исторического развития;
характерна жесткая привязка любых исторических явлений к способу производства, системе экономических отношений. Исторический процесс рассматривается, прежде всего, под углом зрения становления и смены способа производства: решающее значение в объяснении исторических явлений отводится объективным, внеличностным факторам, а основному субъекту истории — человеку — отводится второстепенная роль. Человек предстает в той теории лишь как винтик мощного объективного механизма, движущий историческое развитие. Таким образом, принижается человеческое, личностное содержание исторического процесса, а вместе с ним и духовных факторов исторического развития;
абсолютизируется роль конфликтных отношений, в том числе и насилия, в историческом процессе. Исторический процесс в этой методологии описывается преимущественно через призму классовой борьбы. Отсюда, наряду с экономическими, значительная роль отводится политическим процессам. Противники же формационного подхода указывают, что социальные конфликты, хотя и являются необходимым атрибутом общественной жизни, все же не играют в ней определяющей роли. А это требует и переоценки места политических отношений в истории. Они важны, но решающее значение принадлежит духовно-нравственной жизни;
содержаатся элементы провиденциализма и социального утопизма. Как отмечалось выше, формационная концепция предполагает неизбежность развития исторического процесса от бесклассовой первобытно-общинной через классовые — рабовладельческую, феодальную и капиталистическую — к бесклассовой коммунистической формации. К. Маркс, Ф. Энгельс и их ученики затратили много усилий для доказательства неотвратимости наступления эры коммунизма. Коммунистический принцип: от каждого — по способностям, каждому — по потребностям. Используя христианскую терминологию, можно сказать: достижение коммунизма означает достижение человечеством “царства Божия на Земле”. Утопический характер этой схемы обнаружился в последние десятилетия существования советской власти и социалистической системы. Подавляющее большинство народов отказалось от “строительства коммунизма”^³³.

Если формационная теория абсолютизирует линейность (от формации к формации) развития и экономическую составляющую истории, то цивилизационный подход предполагает многовариантность и цикличность исторического процесса.

На рубеже XIX – XX вв. и особенно в XX в. в исторической науке значительное развитие получили различные цивилизационные теории. Своеобразная концепция цивилизационного развития истории была выдвинута немецким философом Освальдом Шпенглером (1880 – 1936 гг.) в его двухтомном труде “Закат Европы” (1918 – 1922 гг.). Согласно концепции О.Шпенглера история человечества не может быть представлена в виде единого процесса, а состоит из множества мощных культур, которые: рождаются; растут; выполнив свое предназначение, умирают. Квинтэссенцией цивилизационного подхода к истории является концепция английского историка и социолога Арнольда Джозефа Тойнби (1889 –1975 гг.), изложенная в его двенадцатитомном труде “Постижение истории”, над которым ученый работал около 30 лет (1934 – 1961 гг.). В основе концепции А. Тойнби лежит идея круговорота локальных цивилизаций, их совокупности. Любопытную схему исторического развития человечества предложил немецкий философ Карл Ясперс (1889 – 1969 гг.). По его схеме, представленной в работе “История истории и ее роль” (1948 г.), человек, эволюционизируя, как бы отталкивается от своей основы: сначала — от доистории; затем — от возникновения великих культур древности; на следующем этапе — от “осевого времени”, т.е. времени становления мировых религий; и, наконец, от научно-технической эпохи, преобразующее воздействие которой мы испытываем на себе.Из современных концепций цивилизационного подхода к истории заслуживает внимания концепция финского ученого и общественного деятеля Пекка Кууси. В оригинальном труде “Этот человеческий мир”, опубликованном в 1985 г., П. Кууси предпринял попытку создать всеобъемлющую концепцию эволюции человека — и как биологического вида, и как носителя культуры. Ученый предложил свое видение становления и развития Вселенной и человечества через этапы космической, биологической и культурной эволюции.

Во второй половине XX в. историческая наука в большинстве стран мира заняла ведущие позиции среди общественно-гуманитарных наук. Она является одним из основных источников духовного сплочения народа любого государства, воспитания у него чувства гордости за свою страну, верности ее идеалам и традициям. В США была опубликована “История мировой цивилизации” под редакцией М.С. Сэвела. Во Франции были изданы 20-томное историческое исследование “Народы и цивилизации” под редакцией А. Альфока и Ф. Саньяка, “Всеобщая история цивилизации” под редакцией М. Крузе и др. Многочисленными и разнообразными изданиями обогатилась историческая наука и в других странах Европы, Азии, Африки и Латинской Америки. Во второй половине XX в. появились новые крупные проблемы исторического исследования: история космической эволюции человека; проблема происхождения ставших известными исторической науке многих памятников прошлого, история Библии, история Корана и т. д.

Российская историческая наука развивается сегодня в русле основного направления эволюции всемирной исторической науки. При этом она использует все богатство мировой истории.

В цивилизационном подходе к изучению истории особое место занимает категория “цивилизация”. В данной связи требуются отдельные рассуждения о ней. А. Тойнби определял цивилизацию как единый общественный организм, все части которого взаимосвязаны и находятся в постоянном взаимодействии. Определяющим в этом механизме является ментальность, сформировавшаяся через воздействие целого ряда факторов, в том числе духовных, политических, социально-экономических. Сформировавшаяся ментальность становится одной из главных движущих сил исторического процесса. Схожие мысли были высказаны за 50 лет до А.Тойнби русским историком Н.Я. Данилевским в рамках его теории культурно-исторических типов. В настоящее время эти идеи успешно развиваются профессором МГУ Л.И.Семенниковой.

Цивилизация — сообщество людей, объединенное основополагающими духовными ценностями, имеющее устойчивые особенные черты в социально-политической организации, культуре, экономике и психологическое чувство принадлежности к этому сообществу. В истории человечества существовало и существует множество цивилизаций. Тот же А. Тойнби, например, в начале своего научного поиска определил 108 цивилизаций, затем сократил их число до 27, а остановился на 13 основных цивилизациях. Приведенное выше определение цивилизации — одно из наиболее простых для усвоения. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что цивилизация — магическое, завораживающее слово, несет сегодня в себе огромную и, что особенно важно, многозначную смысловую нагрузку. В силу универсальности и многозначности категории “цивилизация” она трудно поддается определению. Предпринималось множество попыток его сформулировать. Например, археолог Р. Лоури (США) назвал цивилизацию “беспорядочной мешаниной из черепков и лоскутьев”^³⁴ (чувствуется, что такую дефиницию мог дать именно археолог). Наиболее распространенными, как показывает анализ исследовательской литературы, является сегодня употребление термина “цивилизация”, по крайней мере, в четырех значениях:

“Цивилизация” как заключительная стадия социокультурной эволюции, сменившая стадию варварства, подобно тому, как варварство сменило стадию дикости.
”Цивилизация” как духовные институциональные гуманистические противовесы, блокирующие негативные, антигуманные проявления, присущие стадии цивилизации (1-е значение). В этом смысле говорят о “цивилизованном обществе”, о “цивилизованном человеке” в отличие от варвара и дикаря.
“Цивилизация” как определенный региональный тип культуры (или “культурно-исторический тип” или “высокая культура”), который может характеризоваться чертами дикости (в соответствии с взглядами культурных антропологов — Леви-Стросса и др.) или чертами варварства и цивилизации в 1-м значении), согласно взглядам А.Дж.Тойнби или С. Ханингтона. А. Дж. Тойнби противопоставляет “цивилизации” (типы культур), которых теперь осталось 13 основных — 650-ти “примитивным обществам”.

“Цивилизация” как заключительный, агонизирующий этап определенного типа культуры, когда искусственные механические связи сменяют связи органические. В этом значении термин “цивилизация” употреблял О. Шпенглер, говоря о закате фаустовской культуры (культуры Запада). Представляет интерес и концепция современного историка профессора МГУ Л.И.Семенниковой, которая в ряде своих работ рассматривает цивилизацию как типологическую единицу истории. Ученая определяет основные образующие признаки цивилизации: географическая (или природная) среда обитания; система ведения хозяйства; социальная организация; религия; духовные ценности; политическая индивидуальность^³⁵.

Цивилизация имеет несколько типов своего существования. Тип цивилизации — тип развития определенных народов, этносов. Объединение цивилизаций в типы осуществляется по результатам анализа общественно-исторического развития и по следующим основаниям: общность социально-экономического развития; взаимопереплетение культур; схожесть менталитетов; наличие общих интересов и перспектив развития. История человечества знает следующие основные типы развития цивилизаций:

замкнутый;
циклический;
интенсивный.

I. Цивилизации замкнутого типа развития — народы, живущие в рамках годового природного цикла, прохождение которого от поколения к поколению не меняется. К подобным этносам относятся эскимосы, индейцы, некоторые племена бассейна р. Амазонки и др. Характерными чертами цивилизаций этого типа являются следующие. Они существуют вне исторического времени, им неизвестны понятия будущего и прошлого, для них существует время текущее и время мифическое, в котором живут боги, души предков и потомков. Для данных этносов характерны одни и те же верования, приемы производства, установившийся ритм жизни в рамках природного цикла. Новое поколение повторяет тот же путь развития (от рождения до смерти), что и предыдущие. Неизменность образа жизни в социумах такого типа поддерживается путем табу. Попытка же изменить сформировавшиеся устои карается смертью или изгнанием. В цивилизациях замкнутого типа нет внутренних стимулов для изменения существующего порядка, оно возможно лишь извне. Распространение других типов цивилизаций в рамках цивилизаций названного типа ведет, как правило, к гибели последних. Цивилизации замкнутого типа развития по сравнению с другими имеют ряд существенных достоинств: глубочайшее познание природы; богатейшее абстрактное мышление; экологическая чистота этих цивилизаций и т.д. Из-за вмешательства извне таких цивилизаций в чистом виде практически не осталось.

II. Цивилизации циклического, или восточного типа развития. К ним можно отнести Индию, Китай, Турцию и т. п. Часто подобные общества называют традиционными. Основные параметры цивилизаций циклического типа заключаются в следующем:

общество, личность существуют в рамках исторического времени, т. е. в прошлом, настоящем и будущем;
боги рассматриваются как часть природы, окружающего человека мира;
в сознании людей земное и внеземное религиозное время текут одновременно: души предков, потомков и живущих существуют одновременно;
общественное сознание носит харизматический характер, личность рассматривает общество через религиозное сознание;
главным ценностным ориентиром для человека и общества выступают постижение смысла бытия, достижение высших духовных идеалов, а не рутина повседневной жизни. Характерным является и харизматическое отношение личности, социума в целом, к духовным лидерам. Данные общества существуют на принципах коллективизма. Общественные интересы, цели, идеалы имеют приоритет над личностными. Основной ячейкой общества является община: родовая; клановая; кастовая; религиозная; корпоративная.

N. B! Общине подчинены все интересы личности, положение которой жестко определено в рамках общины традиционными отношениями и связями. Горизонтальные (экономические, социальные, политические) связи в обществе развиты слабо. Оно построено на жестких вертикальных связях, социальная мобильность его членов низкая. В целом весь социум распадается на три уровня: единоличный правитель;управляющая бюрократия; основная масса населения, существующая в общинах. В цивилизации циклического, или восточного типа развития:

человек из 3-го уровня, как правило, лишен возможности существенно влиять на 1-й, 2-й уровни или перейти в них;
классовая дифференциация выражена слабо;
политические организации зачастую создаются не по классовому признаку;
стоящий на вершине социально-политической пирамиды единоличный правитель обожествляется или признается харизматическим лидером, а от его имени всем распоряжается бюрократия;
все общество держится на государстве, господство государственного аппарата безграничное: он распоряжается всем и вся и является властью-собственностью;
поскольку частная собственность, по сравнению с властью-собственностью, развита недостаточно, общество лишено возможности эффективно влиять на власть. В цивилизациях этого типа не государство служит обществу частных собственников, а сообщество людей без собственности подчинено власти-собственности в лице бюрократии, которая стремится к консервации существующего порядка.

Общество данного типа развивается циклически и по спирали. В течение одного цикла оно проходит последовательно 4 стадии: централизация и укрепление власти; кризис власти, усиление центробежных сил^³⁶; упадок власти; социальная катастрофа (бунт, ”революция”, нашествие и т.п.). На 4-й стадии в подобных обществах происходят наибольшие изменения, так как разрушаются вертикальные связи и 3-й уровень общества получает возможность влиять на 1-й и 2-й. Затем социум снова возвращается на 1-ю стадию, и цикл начинается сначала. Поскольку развитие этих обществ протекает циклически и по спирали, в них особую ценность имеют традиции как концентрированный опыт предыдущих поколений, актуальный и для современности. Живучесть обществ, относящихся к циклическому типу цивилизационного развития, обусловливается наличием мощных компенсаторных механизмов, а именно:

все общество сосредоточено на достижении высшей цели, все трудности, беды, лишения отражаются в ментальности его членов лишь как временные жертвы на пути к этой цели^³⁷;
принцип коллективизма активно пронизывает все сферы жизни общества и нивелирует неудовлетворенность отдельной личности^³⁸;
в обществе, построенном на жестких вертикальных, связях, гарантирована определенная социальная защита человека со стороны государства^³⁹.

Первоосновой любого типа цивилизационного развития является возможность реализации человеком своих поведенческих функций в обществе. Таких функций современные ученые выделяют три: выживания; защиты; воспроизводства потомства. Некоторые исследователи полагают возможным говорить еще об одной функции — накопления информации. Вот эти три функции и определяют весь ход исторического развития, а точнее, его определяет личность. Лишь когда личности объединяются, появляются интересы социальных групп, классов, партий и т.д. Но все они имеют вторичный характер по отношению к поведенческим функциям. Опыт человечества показывает, что наиболее полно человек может реализовать эти функции, если имеет относительную независимость (абсолютной независимости в человеческом обществе быть не может) и самостоятельность от общества, базирующиеся на частной собственности. Именно разветвленная и развитая система собственности делает сообщество свободным от диктата государственного аппарата. В цивилизациях же циклического типа реализовать свои поведенческие функции может лишь власть-собственность, т.е. 1-й и 2-й уровни социальной стратификации. Поэтому конфликт между властью-собственностью и массой несобственников неизбежен. Разрешен он может быть двумя путями: модернизацией всех общественных отношений, в т. ч. и экономических; перераспределением власти-собственности, которое знаменует собой начало 1-й стадии (централизация и укрепление власти) нового цикла на ином качественном уровне (по спирали).

III. Цивилизации интенсивного (западного, или европейского) типа развития. В истории известны две цивилизации подобного типа: греко-латинская или античная; европейская. Для этого типа цивилизационного развития характерно то, что темп изменений всей системы общественных отношений высокий, в силу чего разрыв между поколениями очень велик. Опыт старшего поколения практически не нужен. Прошлое используется лишь для воспитания; рынок является способом функционирования экономики, а ее регулятором выступают частная собственность и предпринимательство. Ярко выражена социально-классовая дифференциация, имеются развитые формы классовой организации. Вследствие этого важнейшими функциями государства являются: регулирование социально-классовых отношений; обеспечение гражданского мира, который выступает гарантом прогресса. В обществе развиты горизонтальные, независимые от государства, экономические, политические, социальные, культурные связи между различными социальными группами и отдельными личностями. В цивилизациях данного типа существует правовое государство, позволяющее обществу, состоящему из множества собственников, контролировать власть, зависящую от них.

Ярко выражен западо–или европоцентризм во всех областях, в том числе и в отношениях с другими типами цивилизаций. Для обществ этого типа характерно стремление если уж не переделать всех по своему образцу, то по крайней мере подчинить своему влиянию. Западной цивилизации присущ ряд противоречий, которые являются факторами ее разрушения. К важнейшим из них можно отнести следующие:

рынок и социально-классовые отношения порождают социальные противоречия, социальную борьбу и идею общества социальной справедливости, кровавые революции и конфликты;
образование национальных государств и империй привело к тому, что нации стали высшей сакральной ценностью, резко возросла апологетика шовинизма, национализма, колониализма, уже принесшая человечеству две мировых войны;
индустриальная эпоха обусловила разрушение многих гуманистических, духовных ценностей и обеспечила господство техногенных идей, но человеческое общество не может жить только по законам техники;
индустриальная эпоха дала власти такие средства, при помощи которых она может разрушить свою зависимость от общества и установить над ним тотальный контроль, как это уже имело место в ряде стран;
обострение противоречий между научно-техническим прогрессом и окружающей средой, поставившее человечество на грань экологической катастрофы, есть предел научно-технического прогресса в его индустриальных формах, за которым следует разрушение человечества как такового.

Итак, сегодня на Земле сосуществуют цивилизации всех трех типов развития: замкнутого циклического интенсивного. Ставить вопрос: какой из них лучше? — бессмысленно. Человеческий мир полифоничен, а исторический процесс многовариантен. Попытка насильственной унификации типов цивилизационного развития бесперспективна, так как может разрушить цивилизационный баланс современного мира. Нельзя в короткое историческое время успешно перевести общество из одного типа развития в другой, поскольку это с высокой степенью вероятности приведет к его гибели из-за искусственной интенсификации темпов развития. История дает тому примеры. Если цивилизация индейцев Северной Америки погибла в результате подобного внешнего вмешательства, то в Южной Америке она поступательно развивается в своем цивилизационном темпе, в своих обществах, хотя и испытывая цивилизационную экспансию Запада.

Объективно, на сегодняшний день именно западная цивилизация достигла наивысших темпов исторического прогресса, заплатив сама, и заставив заплатить другие цивилизации, очень высокую цену за этот прогресс. Процессы глобализации и интеграции, определяющие лицо современного мира, привели к тому, что многие общества, относящиеся к цивилизациям циклического типа развития, предпринимают попытки своей модернизации для освобождения от противоречий “восточных” обществ, не дающих им угнаться за Западом. В человеческой истории известны 3 варианта подобной модернизации:

Внедрение прогрессивных элементов цивилизационного развития в полном объеме: рынок; демократия; правовое государство с учетом особенностей исторического, социального и культурного саморазвития. По такому пути осуществляют модернизацию Япония, Индия, так начинала свою “перестройку” Турция.
Внедрение организационно-технологических элементов индустриального общества и рыночных отношений при сохранении общественных отношений “восточного” типа. Такой вариант модернизации избрали Арабские Эмираты, Саудовская Аравия, Южная Корея, Китай, в последнее время на него ориентируется и Турция.
Перенесение только технологических структур при отрицании рынка и демократии. Этот вариант реализовался в истории под лозунгом социалистической идеи на Кубе, в Северной Корее, ряде африканских стран.

В то же время общества интенсивного типа развития, пытаясь разрешить присущие им противоречия, все чаще и чаще обращаются к “восточному” опыту социальной защищенности, общинной психологии в противовес индивидуализму, решению проблем душевного и физического здоровья и многому другому.

Таким образом, чем выше уровень развития обществ, относящихся к различным видам цивилизации, тем прочнее связи и взаимовлияние между ними. Поэтому представляется, что именно взаимопроникновение прогрессивных ценностей различных типов цивилизаций является тем путем, по которому должно пойти дальнейшее развитие человечества.

На сегодняшний день в науке существует ряд подходов, в рамках которых делается попытка определить место России в мировом сообществе цивилизаций и его прошлом.

Часть ученых, например, Ю.Н. Афанасьев, склонна рассматривать развитие России по аналогии с Западом, а точнее, с Европой, от которой Россия всегда якобы отставала. Кстати, в этом же русле был и марксистский подход.

Другие полагают, что Россия относится к цивилизациям чисто восточного типа, и с этих позиций анализируют ее историю.

Имеется и третий подход — евразийский. Согласно ему Россия является самостоятельной и самодостаточной Туранской цивилизацией, отличной от Запада и Востока, и представляет собой самостоятельный тип цивилизационного развития.

Думается, что правильнее говорить о России как цивилизационном феномене. Его отличительной чертой является и такой существенный цивилизационный признак, как национальное самосознание. Этот термин применяется в данном контексте в смысле сознания единства людей, принадлежащих данному народу, данной народности или нации. Он в свою очередь включает такие элементы, как: этническая принадлежность, национальные чувства, национальные идеи.

Весьма интересны в этом плане фундаментальные труды Д.С. Лихачева. Осмысливая генезис самосознания русского народа в пределах XI — XVIII вв., его показатели — памятники письменности и искусства, он делает интересные выводы о том, что все народы проходят трудный путь воспитания национального самосознания на базе своей истории, и это один из элементов общей исторической психологии человечества. Д.С. Лихачев считает, что российская цивилизация не относится в чистом виде ни к одному из трех типов цивилизационного развития. Россия представляет собой цивилизационно-неоднородный конгломерат или цивилизационно-неоднородное общество, сложившееся в рамках московского царства в XIV — XVI вв. в результате общения народов, относящихся к различным типам цивилизаций, объединенных мощным государством с великорусским ядром.

Историю России, как и историю любой страны мирового сообщества, можно изучать по-разному. Ее можно представить как смену социально-экономических структур, как историю культуры, историю научных воззрений и т. д. Советская историческая школа традиционно рассматривала историю нашей Родины как историю явлений социально-экономической сферы, уделяя основное внимание развитию производительных сил и производственных отношений, войнам и революциям. В постсоветское время набирает силу тенденция изучения истории России, подчеркнем еще раз, в контексте развития мировых цивилизаций. Но есть еще один исторический срез — история отношений человека к окружающему его миру и к самому себе, история ментальностей. Данное направление в исторической науке, получившее достаточно широкое распространение на Западе с работами нидерландского историка Йохана Хейзинги “Осень средневековья” и французских историков школы “Анналов” Марка Блока, Люсьена Февра, а затем Фернана Броделя, Жака Ле Гоффа и других, в нашей стране стало развиваться только в настоящее время.

Слово “менталитет” сразу стало модным, оно звучит сегодня не только в дискуссиях ученых и речах политиков, но и в повседневном общении обывателей. Однако частота употребления понятия “менталитет” пока значительно превосходит степень его научной проработки и осмысления. В отечественных словарях и энциклопедиях его нет. Словарь иностранных слов трактует менталитет как склад ума, мировосприятие, мироощущение, психологию. Слабая категориальная проработка понятия “менталитет” приводит к его расширенному и не всегда верному употреблению, отождествлению с идеологией, национальным характером. До сих пор ученые не определились, к какой области знаний относится данное понятие. Понятие “менталитет” первыми стали использовать французские ученые — философ Морис Блондель (с 1926 г.) и психолог Анри Баллон (с 1928 г.). В историческую науку этот термин ввели чуть позже М. Блок и Л. Февр. Менталитет имеет широкий спектр определений, а его содержание расплывчатым и дискуссионным. Например:

французский историк Ж. Ле Гофф полагает, что менталитет — это совокупность образов и представлений, которой руководствуются в своем поведении члены той или иной социальной группы и в которой выражено их понимание мира в целом и собственного места в нем;
немецкий ученый Г.В. Гетц определяет менталитет как “историю человеческих представлений”, как эмоциональную, логическую предрасположенность, бессознательные и рефлектированные способы поведения и реакций;
российский историк А. Я. Гуревич доказывает, что менталитет — это способ видения мира, это не философские, научные или эстетические системы, а тот уровень общественного сознания, на котором мысль не отделяется от эмоций. Это “картина мира”, которая не поддается формулировке ее носителем, а представляет собой развитые в определенной социальной среде умонастроения, неявные установки мысли и ценностные ориентации, автоматизмы и навыки сознания, вместе с тем, устойчивые, которые определяют поведение больших групп людей;
другой российский ученый, философ И.К. Пантин, трактует ментальность как “выражение на уровне культуры народа исторических судеб страны”, как некое единство характера исторических задач и способов их решения, закрепившихся в народном сознании, в культурных стереотипах”;
некоторые отечественные ученые рассматривают менталитет как глубинную субстанцию сознания и подсознания, которая проявляется в постановке и решении наиболее крупных, “ментальных” вопросов: добро и зло; жизнь и смерть; личность и общество; война и мир и т. д.

Есть и другие определения менталитета. Только в отечественной литературе их насчитывается более 20.

Представляется принципиальным подчеркнуть, что в 20-е гг. XX в. в нашей стране занимались исследованием ментальностей средних веков П.М. Бицилли, О.А. Добиаш-Рождественская, Л.П. Карсавин, Г.П. Федотов. Однако труды этих ученых (по сути предшественников французской школы “Анналов”) не были востребованы отечественной исторической наукой, а само научное направление разгромлено^⁴⁰.

Наиболее оптимальным определением менталитета является, по суждению авторского коллектива данного учебного пособия, термин, предложенный А.Я.Гуревичем — “менталитет” как “картина мира”. Под ментальностью он понимает наличие у людей того или иного общества общего умственного инструментария, психологической оснастки, которые дают им возможность по-своему воспринимать и осознавать мир и самих себя.

Представляется неординарным и расширенное толкование ментальности, которое дает современный отечественный исследователь В. Кантор. Он понимает под ментальностью не только умственный и духовный строй народа, но и особенности его эмоциональных реакций, его привычки, характер и жизнеповедение. Картина мира формируется в результате мыслительно-познавательной деятельности человека. С одной стороны, она представляет собой субъективный образ объективного мира и является индивидуально-личностной, а с другой стороны, в ней отражаются наиболее типичные представления, совокупность чувств, стереотипов восприятия и осмысления реальности больших социальных групп людей.

Содержание менталитета раскрывается через:

знания и язык, которые усваивает и которыми владеет та или иная общность людей;
систему их взглядов, оценок и умонастроений;
идеалы, склонности и интересы;
социальные установки и социальные ожидания;
традиции, обычаи, стереотипы мышления и деятельности и т. д.

Мы привыкли считать, что социальное поведение людей (экономическое, политическое, религиозное, творческое, магическое и др.) определяется условиями их материальной и духовной жизни. Но эти детерминанты предопределяют поступки людей не прямо и непосредственно, а опосредованно, преломляясь в ментальности и приобретая зачастую символический смысл. В результате менталитет, формируясь под воздействием сложного комплекса антропологических, природно-климатических, хозяйственно-экономических, социально-политических, духовно-мировоззренческих и других факторов, сам начинает оказывать влияние на развитие общества, а на определенных этапах становится решающим фактором этого развития. Другими словами, идеи и представления людей начинают создавать условия их жизни.

Носителями менталитета могут быть: историческая эпоха; этнос; социальная общность. Поэтому правомерно говорить о менталитете западной цивилизации, Древней Руси, средних веков, о ментальности русского народа, казачества, крестьянства, интеллигенции, о советском менталитете и т. д. Например, характерными особенностями ментальности обществ интенсивного типа являются:

представление о линейном быстротекущем времени: из прошлого можно извлечь уроки, в настоящем человек должен действовать активно — это главный лейтмотив жизни, будущее готовится сегодня, при этом время воспринимается не как божественный рок, а как объект борьбы человека за его благоприятное течение;
господство иудео-христианской идеологии, в основе которой лежит идея прогресса (на будущем Страшном суде спросится), сформулированная в Ветхом и Новом Заветах;
преобладание индивидуализма в общественном сознании, приоритет личности, ее прав и интересов над общественными;
исключительно реальный, прагматический характер общественного сознания и ориентация его на религию, прежде всего, как на регламентацию нравственности, этики и эстетики.

Изучение ментальностей не является какой-то обособленной отраслью исторического знания. Некоторые российские ученые, в частности А.Я. Гуревич, считают, что вести речь о независимой истории ментальностей едва ли правомерно. Однако исследование “человеческого содержания истории”, социально-психологических установок общества, коллективных представлений и верований, традиций, практических действий и моделей поведения образующих его социальных групп является одной из важных задач для гуманитарных наук. Без выявления этого слоя общественного сознания нельзя понять ни группового или индивидуального поведения людей, ни содержания и реального воздействия тех или иных идей на человеческие умы. Изучение менталитета любой общности — задача чрезвычайной трудности. Эта задача многократно усложняется при исследовании менталитета российского общества — общества полиэтничного и многоконфессионального, последовательно объединившего на 1/6 части земной суши людей разных национальностей и самых различных верований. При этом особенно следует учитывать тот фактор, что “загадочная русская душа” — явление во многом непредсказуемое, которое трудно поддается осмыслению и переосмыслению. Однако эта “загадочная русская душа” постоянно волновала лучшие умы России, да и не только. Чересполосица культур и цивилизаций, гигантские размеры территории страны, пространственная рассеянность населения, отрезанность сельского населения от городов, культурный раскол России и десятки других факторов влияли на формирование ментальности россиян.

Люди, населявшие территорию России в прошлом, по-своему воспринимали: труд и собственность; богатство и бедность; мораль и право. Установки, определявшие их поведение, были специфичны. Но реконструировать картину мира предшествующих поколений людей непросто. Источников, позволяющих с достаточной степенью достоверности судить о сознании широких масс, нет не только для ранних веков российской истории, но и для прошлого и даже нынешнего века. Правда, здесь имеются небезынтересные историософские обоснования. Так, знаменитый российский философ Н.О. Лосский отмечал, что “при исследовании характера русского народа” необходимо “определить, какие свойства народа представляют собой первичное, основное содержание его души и какие свойства вытекают из его первоосновы”^⁴¹. В отечественной философии имеются как минимум две тенденции поисков этой первоосновы. Одна из них, вполне романтическая, начало которой кладут славянофилы, исходила из представлений о том, каким им хотелось бы видеть русский народ, — истово религиозным, соборным и т. п. Другая, связанная с именем П.Я.Чаадаева, исходила из “истины”, то есть, если принять расшифровку этого слова П.А.Флоренским (“истина — естина”). В результате возникал портрет более мрачный, но объясняющий много больше эмпирию российской жизни.

Примирить эти два подхода попытался крупный отечественный философ Н.А. Бердяев. Он, следом за Ф.М. Достоевским, увидел в России два взаимоисключающих, не находящих примирения начала: “Подойти к разгадке тайны, сокрытой в душе России, можно, сразу же признать антиномичность^⁴² России, жуткую ее противоречивость. Тогда русское самосознание освобождается от лживых и фальшивых идеализаций, от отталкивающего бахвальства, равно как и от бесхарактерного космополитического отрицания и иноземного рабства… Бездонная глубь и необъятная высь сочетается с какой-то низостью, неблагородством, отсутствием достоинства, рабством. Бесконечная любовь к людям, поистине Христова любовь, сочетается с человеконенавистничеством и жестокостью. Жажда абсолютной свободы во Христе (Великий Инквизитор) мирится с рабьей покорностью. Не такова ли сама Россия?”^⁴³. Но вот откуда взялась эта антиномичность, каковы ее причины, ее происхождение? На это Н.А.Бердяев ответа не дает. Он уходит от рассуждений о первопричине, первооснове российской ментальности, проясняющейся в ее исторической судьбе.

В поисках выхода из сложной ситуации одни ученые сегодня обосновывают российский менталитет на базе представлений элитарных слоев населения страны, другие пытаются познать “душу” народа через описание ее черт, руководствуясь при этом не столько дошедшими до нас наблюдениями народной жизни, сколько собственными внутренними ощущениями. Но изучать народный менталитет по представлениям “людей книги”, то есть образованных слоев российского общества, некорректно: жизненные установки широких масс и элиты в России резко различались. Не приводят к успеху и попытки описания умственного и духовного строя российских народов: в лучшем случае они сводятся к характеристике черт только русской души (нередко зеркально противоположной у разных авторов) и не раскрывают ментальность других этносов.

В ментальности любого общества, любого народа получают концентрированное выражение политические, социальные, экономические, культурные и другие особенности их формирования и многовекового развития, их исторические традиции. В принципе в полиэтничном и многоконфессиональном государстве, каким была и остается Россия, не может быть строго единого общенационального менталитета. но какие-то особенности общественного сознания, сложившиеся за тысячелетие совместного бытия российских народов, претерпевая изменения, преломляясь в национальной ментальности, тем не менее сохранялись, играя то положительную, то отрицательную роль в истории страны. Авторы данного учебного пособия полагают, что именно эти особенности, составляющие в совокупности наиболее типичные черты общественного сознания россиян, и следует выделять, раскрывая менталитет российского общества.

Одной из наиболее характерных особенностей менталитета российского общества является сформировавшаяся в условиях длительного существования в стране корпоративных общин склонность россиян к коллективным формам жизнедеятельности. В общинном устройстве России не было ничего необычного. Такое было и в других странах. Объединение усилий сельского населения в рамках крестьянской общины во многом обусловливалось природно-климатическими факторами, сложностью хозяйственного освоения новых территорий в процессе экономической колонизации и др. Но с течением времени община на Руси превратилась в важный институт, стала универсальной организацией крестьянства. Общине принадлежала организующая роль в восстановлении и хозяйственном возрождении земель после многочисленных войн и набегов соседей. Община выполняла ряд важнейших функций социальной защиты:

помогала погорельцам, безлошадным и малоземельным семьям;
спасала от голода в неурожайные годы;
по справедливости распределяла бремя государственных податей и налогов, барщины и оброка.

Подобные обстоятельства побуждали и городское (посадское) население объединяться в различные профессиональные общины: кузнецов, гончаров, плотников, купеческие сотни и др. Особую роль в истории России сыграла крестьянская община. Контакты общинников с внешним миром были ограничены. В общине консервировался сложившийся порядок отношений, формировалась особая система ценностей, в частности:

ориентация на равенство;
приоритет общественного над личным. Подавлялось всякое несогласие меньшинства, осуждалось все непохожее, отличное, оригинальное, личность поглощалась “миром”. В результате многовекового существования общины в стране сложилась своеобразная общинная психология, приверженность основной массы населения коллективным формам жизнедеятельности, разрушить которые не удалось ни Петру I, ни П.А. Столыпину, ни современным поборникам фермеризации России. Эта же общинная психология безотказно сработала при проведении коллективизации сельского хозяйства в СССР. А склонность россиян к “вечевым” формам, прямой общинной демократии воплотилась в системе Советов, превратившихся в инструмент одобрения принятых партийными органами решений.

Огромное влияние на формирование менталитета народов России оказало православие. Духовный выбор восточно-славянских народов в пользу христианства был сделан “сверху”, в условиях укорененности языческих верований. Это привело к феномену скрытого и явного двоеверия в ментальности народа. Для язычников не существовало понятия судьбы как волеизъявления Бога. Боги могли помогать людям, но не принуждать их. Человек сохранял самостоятельность в выборе своего пути. Христианство, введенное на Руси в византийском православном варианте, наряду с обожествлением царской власти сосредоточивало все устремления верующих на духовном самоусовершенствовании, на достижении каких-то высших идеалов и ценностей, отодвигало хлопоты и проблемы повседневной жизни на второй план, рассматривая все ее противоречия как временные трудности на пути достижения высшей цели. Православие способствовало формированию в ментальности народа следующих оригинальных черт:

устремленность в будущее при отсутствии надлежащей заботы о дне сегодняшнем;
интравертность, т. е. углубленность в свое, внутреннее;
представления об одновариантности развития;
мифологизированность и иерархичность мировосприятия.

Христианство стало основой и такого компонента российской ментальности, как соборность. До принятия христианства взаимодействие и единение людей в общинном социуме было основано на необходимости сплочения перед силами природы и стремлении противостоять противникам. По мере утверждения христианства, приобщаясь к религиозным обрядам, таинствам, верующий осознавал, что только вместе с церковью он может обрести спасение. Соборность как принцип бытия на коллективной, общественной основе получила проявление и в советской ментальности (субботники, ударные стройки, негативное отношение к фермерам, кооператорам и т. д.). После захвата Византии турками центр православия переместился в Москву. В XV веке идеологи российского православия выдвинули знаменитую теорию о Москве как “третьем Риме”, в которой Россия рассматривалась как спаситель подлинного христианского благочестия, как государство богоизбранного народа. Лучшие умы России и в XIX – начале XX в. писали о русском народе как народе-богоносце. На уровне общественной психологии эти традиции мессианизма дожили до наших дней, и лозунги: “СССР — оплот мира!”, “Слава великому советскому народу!” и т.п.— основной массой населения страны воспринимались вполне естественно.

Выясняя влияние религии на ментальность российского общества, следует учитывать, что православие в России было (и сейчас, по сути, становится) государственной религией. Но взаимодействие населения страны с церковью было не столь простым и однозначным, как это пытаются сегодня представить. В крестьянской среде основные истины христианства нередко перетолковывались. Церковь все больше и больше воспринималась крестьянами как обязательный, но формальный элемент крестьянской цивилизации. Бытует представление о глубокой религиозности российского крестьянства. Однако факты свидетельствуют, что после февраля 1917 г., когда была отменена обязательность причащения для православных военнослужащих русской армии, количество соблюдающих это таинство сократилось со 100% до 7-10%. Далеко не простым и безоблачным был также диалог православия со староверами, католиками, мусульманами, буддистами, язычниками Севера, Урала и Сибири, который также отразился на ментальности российского общества. В крестьянском мире, к примеру, осуждались все другие верования, но при этом осуждение уживалось с терпимым (толерантным) отношением к сторонникам других религий, исключая, пожалуй, иудаизм.

Стабильным компонентом менталитета российского общества является харизматическое отношение к власти. В формировании менталитета того или иного народа велика роль политической системы. В зависимости от ее типа человек включается в определенные общественные отношения, что накладывает соответствующий отпечаток на его мировосприятие. В российской истории особую роль играло государство, которому удалось подчинить себе все сферы общественной жизни и все общественные институты, включая церковь. Если западное общество шло по пути последовательного ограничения прав самовластных государей, постепенного утверждения парламентаризма, прав и свобод личности, то в России, напротив, функции государства постоянно расширялись, его власть возрастала. Борьба за объединение Руси, за выживание страны перед лицом иноземных нашествий, попытки в течение трех веков решить задачи модернизации страны, военное противостояние “двух систем” в недавние годы объективно требовали сильной государственной власти. Для многих поколений россиян необходимость высшей власти, которой подчинено все и вся, стала прописной истиной. В конечном счете все решала в России самая высшая власть, даже в мелочах проявляя свое господство, не давя развернуться самодеятельности подданных. В то же время нельзя сказать, что народы России не ценили свободу, однако тяжелые испытания, выпавшие на их долю, приучили жертвовать своими правами во имя интересов государства.

Кроме того, и это принципиально подчеркнуть, народ, за которого все решала высшая власть, народ, лишенный прав и законов, приучался на примерах верховной власти всего добиваться силой прихоти, произвола. Даже в тех случаях, когда народ выступал против этой верховной власти. Это хорошо заметил русский революционер-демократ, философ и писатель Н.Г. Чернышевский: “Основное наше понятие, упорнейшее наше предание — то, что мы во все вносим идею произвола. Юридические формы и личные усилия для нас кажутся бессильны и даже смешны, мы ждем всего, мы хотим все сделать силой прихоти, бесконтрольного решения; на сознательное содействие, на самопроизвольную готовность и способность других мы не надеемся, мы не хотим вести дела этими способами; первое условие успеха, даже в справедливых и добрых намерениях, для каждого из нас то, чтобы другие беспрекословно и слепо повиновались ему. Каждый из нас маленький Наполеон или, лучше сказать, Батый. Но если каждый из нас Батый, то что же происходит с обществом, которое все состоит из Батыев? Каждый из них измеряет силы другого, и, по зрелом соображении, в каждом кругу, в каждом деле оказывается архи-Батый, которому простые Батыи повинуются так же безусловно, как им в свою очередь повинуются баскаки, а баскакам — простые татары, из которых каждый тоже держит себя Батыем в покоренном ему кружке завоеванного племени, и, что всего прелестнее, само это племя привыкло считать, что так тому делу и следует быть и что иное невозможно”^⁴⁴.

Психология осажденной крепости, обожествление авторитарной самодержавной власти сформировали в сознании народных масс харизматическое отношение к государству, устойчивую монархическую традицию. Вера в доброго, “мужицкого” царя, авторитарное сознание проявляются и сегодня. Вмешательство высшей власти — царской, партийной, президентской, даже диктаторской — в любые дела все еще отвечает ментальности россиян.

Немалую роль в консервации авторитарного сознания сыграло господство в стране власти-собственности. В то время как в европейских государствах развивались отношения частной собственности, складывался рынок, в России вся собственность принадлежала государству, а распоряжалась ею от имени царя или Генерального секретаря ЦК КПСС вездесущая государственная бюрократия. Отсутствие значительного слоя собственников — “третьего сословия”, социальная дифференциация привели к установлению в российском обществе отношений подданства. Не изменилась ситуация в сознании и в советский период, и даже сегодня, несмотря на всеобщую “ваучеризацию” России.

Огромное влияние на менталитет россиян оказал произошедший в начале xviii в, раскол российского общества на “почву” — сторонников самобытного пути развития россии — и “цивилизацию”, выступавшую за развитие страны по западноевропейским образцам. Одним из характерных явлений общественной жизни России, начиная с петровских времен, стало заимствование культурно-идеологических установок западного типа социальной жизнедеятельности. При этом “вестернизация” всегда проводилась государством, активно поддерживалась “западниками”, элитными слоями российского общества, но никогда не была инициативой народного большинства. Такое положение было во многом обусловлено устойчивостью патриархально-общинной психологии, приверженностью к неизменному повторению веками сложившегося образа жизни и неприязнью к нововведениям. Даже сегодня, несмотря на беспрецедентные по масштабам и активности попытки переориентировать страну на систему западных ценностей, значительная масса населения остается приверженной историческим традициям и является носителем прежней ментальности.

Такая устойчивость общественной психологии значительной части населения страны во многом предопределила ту историческую инерцию, которая стала роком для России, сводя на нет усилия всех реформаторов. И напротив многие компоненты старой российской ментальности: коллективизм; соборность; склонность к общинным формам жизнедеятельности; харизматическое отношение к государству; подчинение личных интересов общественным; правовой нигилизм; стремление к всеобщему равенству и другие, — стали благодатной почвой для формирования советского менталитета.

Формирование советского менталитета происходило в условиях становления тоталитарного государства, укрепления класса партийной номенклатуры с его монополией на воспитание и пропаганду, в условиях, когда “железный занавес” практически полностью изолировал население СССР от общемирового культурного процесса. На складывание ментальных установок советского общества в 20 – 40-е гг. огромное влияние оказали: революционный энтузиазм и безоглядная вера в светлое будущее первого поколения революционеров; воинствующий атеизм; вытеснение старой и создание новой интеллигенции; повышение образовательного уровня населения; победа в Великой Отечественной войне. Используя наиболее типичные черты российской ментальности, правящий в СССР режим сумел в значительной степени добиться слияния общественного сознания с официальной идеологией, и массы людей стали мыслить теми категориями и понятиями, которые были заложены в них пропагандой и воспитанием. В советском обществе господствовало:

стремление к нивелированию личности;
стиралась грань между частной (внутренней) н общественной (внешней) жизнью, человека с малых лег учили не выделяться и “не отрываться от коллектива”. Славу и известность человеку могли принести только жертвы и страдания во имя общего дела. Эталоном общественной жизни стало равенство в бедности.

Примерно с середины 50-х гг. начинается новый этап в трансформации российско-советской ментальности.

Во-первых, революционные факторы (энтузиазм, вера в светлое социалистическое будущее и др.) начинают пробуксовывать.

Во-вторых, на фоне консервации старой политической и экономической системы в ментальности советских людей формируются приспособительные реакции к новым реалиям (“пережили кукурузу, переживем и изобилие!”).

В-третьих, широкое распространение получили анекдоты, показывающие истинное отношение народа к политике власти.

В-четвертых, происходит разрушение трудовой этики, резко возрастает отчуждение народа от власти.

Вместе с тем в ментальности советских народов, при искусственном ограничении сферы национальной ментальности, становятся нравственными ориентирами и императивами следующие чувства: советского патриотизма, общенациональной гордости советского человека; особого оптимизма; социальной защищенности.

Значительные изменения в общественном сознании советского народа стали просматриваться с середины 80-х гг., однако творцы и прорабы “революционной перестройки”, “нового мышления” и попыток в короткий срок перевести общество из одного состояния в другое далеко не всегда учитывали традиционные ментальные установки народа. Они, скорее, больше стремились актуализировать уже не “работающие” ментальности первых лет советской власти, чем учесть сформировавшиеся в последние десятилетия стереотипы и автоматизм мышления широких масс.

С начала 90-х гг. в России наблюдается активный процесс разрушения элементов прежней российско-советской ментальности, на смену которым начинает приходить новый тип ментальности — постсоветский, с отчетливой ориентацией на западную культуру и построение новой картины мира. Данный процесс проходит очень болезненно. В условиях: политических разборок; реального снижения уровня жизни; роста преступности. Произошла эмоциональная дестабилизация общества. Глубокая психологическая растерянность, потеря былых социальных гарантий вызывают у многих россиян ностальгию по прежним стабильным временам.

Ментальности российского общества и западного мира всегда достаточно резко различались:

отношение к труду, собственности, богатству и бедности;
восприятие власти и политических учреждений;
понимание обычая и права;
соотношение “культуры вины” и “культуры стыда”;
осознание национальной или государственной идентичности;
десятки других аспектов ментальности россиянами представляются далеко не так, как людьми западной цивилизации.

Поэтому любые попытки ускоренного “строительства общеевропейского дома”, быстрого “возвращения на пути цивилизации”, утверждения в России “общечеловеческих ценностей” будут неизбежно встречать мощное противодействие в лице наиболее устойчивых компонентов российской ментальность. Исторический опыт свидетельствует: успех реформ в России во многом определяется соответствием их замысла ментальности населения. И только гармоничное сочетание интересов носителей как традиционно российского, так и западного менталитета может способствовать историческому прогрессу нашего Отечества.

Цивилизационный подход к познанию истории, в отличие от формационного подхода ставит в центр исторического анализа человека, личность с ее ментальностью, а не способ производства. Для цивилизационного подхода к историческому процессу более существенное значение имеет понимание цивилизации как целостной общественной системы, включающей в себя различные элементы (религию, культуру, экономическую, политическую и социальную организацию и т.д.), которые согласованы друг с другом и тесно взаимосвязаны. Каждый элемент этой системы несет на себе печать своеобразия той или иной цивилизации. Это своеобразие весьма устойчиво. И хотя под влиянием определенных внешних и внутренних воздействий в цивилизации происходят определенные изменения, их некая основа, их внутреннее ядро остается неизменным.

Цивилизационный подход в центр исторического процесса ставит личность; ее поведенческие функции; культурную эволюцию; менталитет. Цивилизационный подход: освобождает исследователя от идеологических шор одностороннего, классового интереса; позволяет оценивать исторические события и явления с позиций общечеловеческих ценностей; дает возможность увидеть и оценить различия не только эпох, периодов истории, но и уровней развития цивилизаций в хронологических рамках одной эпохи, одного исторического периода; создает более благоприятные условия для объективной оценки исторического процесса. Цивилизационный подход имеет ряд сильных сторон:

Во-первых, его принципы применимы к истории любой страны или группы стран. Этот подход ориентирован на познание истории общества, с учетом специфики стран и регионов. Отсюда проистекает универсальность данной методологии.

Во-вторых, ориентация на учет специфики предполагает представление об истории как многолинейном, многовариантном процессе.

В-третьих, цивилизационный подход не отвергает, а, напротив, предполагает целостность, единство человеческой истории. Цивилизации как целостные системы сопоставимы друг с другом. Это позволяет широко использовать сравнительно-исторический метод исследования. В результате такого подхода история страны, народа, региона рассматривается не сама по себе, а в сравнении с историей других стран, народов, регионов, цивилизаций. Это дает возможность глубже понять исторические процессы, зафиксировать их особенности.

В-четвертых, выделение определенных критериев развития цивилизации позволяет историкам оценить уровень достижений тех или иных стран, народов и регионов, их вклад в развитие мировой цивилизации.

В-пятых, цивилизационный подход отводит подобающую роль в историческом процессе человеческому духовно-нравственному и интеллектуальному факторам. В этом подходе важное значение для характеристики и оценки цивилизации имеют религия, культура, менталитет.

Слабость же методологии цивилизационного подхода состоит в аморфности критериев выделения типов цивилизации. Такое выделение сторонниками данного подхода осуществляется по набору признаков, которые, с одной стороны, должны носить достаточно общий характер, а с другой, позволяли бы обозначить специфические особенности, характерные для многих обществ. Например, в теории культурно-исторических типов Н.Я.Данилевского цивилизации различаются своеобразным сочетанием четырех основополагающих элементов: религиозного; культурного; политического; общественно-экономического. В одних цивилизациях довлеет экономическое начало. В других — политическое. В третьих — религиозное. В четвертых — культурное. Только в России, по мысли Н.Я. Данилевского, осуществляется гармоническое сочетание всех этих элементов. Теория культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского в какой-то мере предполагает применение принципа детерминизма в виде доминирования, определяющей роли каких-то элементов системы цивилизации. Однако характер этого доминирования носит трудноуловимый характер.

Таким образом, цивилизационый подход к истории дает широкие возможности для более полного изучения истории державы Российской во всей ее многоаспектности. Сказанное не означает отрицания формационного подхода к изучению истории. Оба подхода могут взаимодополнять друг друга. В качестве обобщения дадим суждение следующего порядка:

оба подхода — формационный и цивилизационный — дают возможность рассмотреть исторический процесс под разными углами зрения;
каждый из рассмотренных подходов имеют сильные и слабые стороны, но если постараться избежать крайностей каждого из них, а взять лучшее, что имеется в той или иной методологии, то историческая наука только выиграет.

Азбучная истина: человечеству свойственно непрерывное движение по спирали бытия. Наука и научная мысль не стоят на месте. В современном мире формируется новая научная и мировоззренческая парадигма, которая претендует на характер универсальной для всех наук: естественных и гуманитарных.

Классическая наука делились на дисциплины (физика, химия, география история и др.). Неклассическая наука современности стирает дисциплинарные грани. В качестве нового видения реалий нашего бытия, пытающегося взять на себя функции общенаучной методологии, в том числе и истории, на научную арену выходит синергетика. Она является сквозной наддисциплинарной теорией. Синергетика черпает свои истоки в естественных науках, поэтому ее иногда называют “социальной физикой”. Синергетика объявляется общей методологией неклассической (в отличие от классической — дисциплинарной) науки. Таким образом, речь идет о переносе потенциала естественно-научных теорий в область гуманитарного знания. В современной науке понятия “синергетика”, “синергия”, “синергизм” имеют по крайней мере три значения:

Взаимодействие многих компонентов (подсистем) в открытых системах, характеризующееся тем, что совокупное действие всех компонентов превышает эффект, оказываемый каждым из них.
Научное направление, исследующее закономерности, лежащие в основе процессов самоорганизации в системах (структурах) самой разной природы: физических, химических, биологических, социальных, технических.
Объективный процесс взаимодействия людей во всех сферах общественной жизни.

Не вызывает особых возражений то, что синергетика, которая родилась на основе физики высокоорганизованных структур, — это теория самоорганизации в сложных неравновесных системах, может применяться в различных науках, в том числе и в науке истории. У истоков синергетики — физик и химик Илья Пригожин, бельгийский ученый, лауреат Нобелевской премии 1977 года. Теория нелинейного анализа изучает самоорганизацию и саморазвитие в открытых системах: способность к спонтанным изменениям; эволюцию и переход к более сложному состоянию и др. Здесь рельефно проявляется главное достоинство синергетики как методологии науки — взгляд сверху на систему в критических точках ее развития. Это помогает увидеть веер возможностей; процесс выбора цели.

С позиций синергетики общество, культуру можно отнести к неравновесным системам. Исторический объект (в том числе и цивилизация) выступает как субъект поведения. История с точки зрения синергетики предстает как генезис систем или социогенез. При синергетическом подходе к познанию истории в таком случае (при соблюдении условий, указанных выше), устраняются представления о закономерности, необходимой при линейном развитии, и даже причинности; основные акценты переносятся с самого явления на отношения, связи, время. Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод: синергетика, отрицающая линейный характер развития, перечеркивает цивилизационный подход к познанию исторической истины, и идет ему на смену.

Однако такой вывод можно классифицировать, полагают авторы, не иначе только как легковесный. Теория нелинейных систем и цивилизационный подход к познанию исторической истины не только не противоречат друг другу, но и великолепно сочетаются. Ведь цивилизация — это открытая общественная система. “Сочетание синергетики как общего нелинейного подхода, применяемого только к общественным системам, дает более широкие возможности для раскрытия многовариантности в истории. Общие положения о развитии нелинейных систем дополняются положениями об уникальности, неповторимости цивилизаций”^⁴⁵, — утверждает Л.В.Семенникова. С такой позицией, считает авторский коллектив, можно, да и, пожалуй, должно, спорить. Но, в конечном итоге, нельзя не согласиться. Чтобы сообщество мировых цивилизаций не попадало в XXI веке (начало которого, теперь уже ясно, не сулит спокойной жизни)^⁴⁶, в исторический капкан, необходимо повернуться лицом к такому важному процессу как самоиндефикация общества: осознания своей сущности, особенностей, места на планете.

Теперь все сильнее приходит осознание мысли, которая, по большому счету, в общем-то, лежала на поверхности: тупиковость многих политических ситуаций в России, имевших место в последнее десятилетие бурного XX века, в значительной мере была вызвана тем, что реформаторы слабо представляли глубинные, веками складывающиеся особенности нашего Отечества. Как следствие, выбирались такие варианты реформ на пути модернизации, которые отвергались общественным организмом. Представление, что советский народ — это авангард человечества, прокладывающий путь к “царству божию на земле” — коммунизму, для многих старших поколений россиян, но не для всех, потерял реальный смысл. Молодежь же не может представить в реалиях, что это за светлое будущее — коммунизм, о котором столь много говорят старшие, так как “той” жизни она не знала. Итак, старое миропонимание сломано, а новое — пока что не создано, а процесс его формирования идет болезненно. Налицо благодатная почва для манипулирования общественным сознанием.

Думается, что цивилизационный подход к познанию истории в современном, сложном, динамично развивающемся и меняющимся с калейдоскопической быстротой мире, важен в качестве мировоззренческого компонента. Современные люди, а особенно молодежь, должны представлять мир в его реальной многоцветной палитре. Мир многообрзен и даже в отдаленной перспективе, скорее всего, не подойдет к единообразию. Миропонимание, основанное на признании многовариантности развития, уважении к иному образу жизни и иным ценностям, особенно важно для России, общественная ткань которой всегда отличалась сложностью и многообразием

Содержание