logo
МВД Т

Раздел I. От руси изначальной к руси удельно-княжеской (первое тысячелетие н. Э. – XIV вв.)

Актуальные проблемы этногенеза восточных славян. Экономические, социально-политические и духовные процессы в славянско-русской общности во второй половине первого тысячелетия нашей эры. Древняя Русь в историческом пространстве и во времени мировых цивилизаций. Феодализм конкретно-историческое явление. Предпосылки и основные направления формирования русской государственности. Новгородско-Киевская Русь. Русь удельно-княжеская. Феодальная раздробленность на Руси. Монголо-татарское нашествие. Борьба Руси с экспансией Запада. Перемещение политического центра Руси из Киева во Владимир

Поскольку цивилизационный подход к изучению истории подразумевает целостное рассмотрение истории всех мировых цивилизаций, необходимо, прежде чем рассмотреть генезис славянского этноса, разобраться, что представляют собой процессы антропогенеза, социогенеза, культурогенеза и этногенеза47 в истории мировых цивилизаций. Человек как биологическое существо появился, согласно господствующим в современной исторической науке концепциям, около 3 млн лет назад. Достоверное определение природы и места его появления пока проблема, не до конца разрешенная наукой. Более 2 млн лет назад продолжалась эволюция человека, менялся его физический облик. Это изменения обусловливались жесточайшей борьбой наших столь далеких предков за выживание, приспособление к условиям внешней среды. Биологическая эволюция человеческих особей переросла в культурную эволюцию. Первоосновой этого процесса было стремление человека стремление человека научиться управлять собственным развитием. Думается, здесь нельзя отрицать и влияние свойств памяти передавать по наследству определенный запас знаний, навыков, умений.

Нельзя сбрасывать со счетов и концепцию К.Г. Юнга, согласно которой у человечества есть коллективное бессознательное и неразрывно связанный с ним архетип, представляющий собой основное содержание “коллективной души”. Архетипы представляют собой нечто как органы дорациональной психики. Это постоянно наследуемые, всегда одинаковые формы и идеи, еще лишенные специфического содержания. “Специфическое же содержание появляется лишь в индивидуальной жизни, где личный опыт полагает именно в эти формы… и я охарактеризовал архетипы и как доминанты бессознательного. А этот слой бессознательной души, который состоит из этих повсеместно распространенных динамических форм, я назвал коллективным бессознательным”48, — писал К.Г. Юнг. Конечно, для тех, кто стоит на позициях ортодоксального материализма, такие взгляды знаменитого ученого явно неприемлемы. Между тем, отрицать их по принципу: “Этого быть не может, потому что быть этого не должно” — бегство в прошлое, отнюдь не вызов грядущему.

В ходе культурной эволюции человечество стремилось к определенной организации собственного существования. Стадное существование человеческих особей продолжалось около 2 млн лет и завершилось примерно 45-40 тыс. лет назад. Человеческое стадо объединяло до 30 взрослых особей, и оно известно в науке как праобщина. Особи праобщины занимались преимущественно собирательством и охотой. В праобщине появились навыки речевого общения, первого разделения труда между мужчинами и женщинами. На этапе праобщины человек прошел через эпохи нижнего (2,5 млн – 100 тыс. лет) и среднего (100 – 40 тыс. лет) палеолита, или каменного века. Человеческие особи этих эпох получили название: архантропов (древнейшие ископаемые люди); палеонтропов (древних ископаемые люди). На территории нашей страны следы стоянок архантропов и палеонтропов обнаружены в районах от Дона до Краснодарского края (станица Ильская) до Сибири (верховья Оби и Енисея). Поскольку человек — существо моногамное, в процессе его культурной эволюции постепенно менялись связи общности. Главной связующей основой стало кровное родство. Появилась новая форма общения — родовая община, ставшая более высокой, по сравнению с праобщиной, формой объединения людей. В ней главенствовал общинный труд, были общими орудия труда, совместно добытый продукт делился между членами рода на началах относительного равенства. Однако моногамная психология людей с момента зарождения родовой общины формировала в ней элемент моногамной семейственности, приведшей родовую общину к постепенному разрушению.

Этап первобытной родовой общины продолжался более 30 тыс. лет (с 45-40 тысячелетия до н.э. до 8 – 7 тысячелетия до н.э.). На этом этапе культурная эволюция проходила в условиях: верхнего палеолита, охватившего период с 45 – 40 тысячелетия до н.э. до 12 – 10 тысячелетия до н.э.;мезолита (среднекаменный век), длившегося с 12 – 10 тысячелетия до н.э. до 8 тысячелетия до н.э. В родовых общинах складывались поведенческие нормы и обычаи людей, соответствующие условиям среды обитания; были заложены основы религии как мировоззрения и специфического действия, основанные на вере в существование Бога или Богов, то есть той или иной разновидности сверхъестественного. Элементарной исходной исторической формой религиозного сознания родовой общины стал тотемизм — комплекс верований и обрядов, связанных с представлениями о родстве между группами людей и видами животных или растений. В процессе собирательства люди открыли секрет выращивания съедобных растений. Наука полагает, что пшеницу люди научились выращивать примерно 8-7 тыс. лет до н.э. (Ирехон, Мексика). С освоением технологий выращивания растений были заложены основы агрикультуры, принципиально нового этапа культурной эволюции человека. С началом земледелия закладывались основы новой общественной организации, нового менталитета людей. Это дает право говорить о том, что начались зарождаться первичные формы цивилизации.

Цивилизация — емкое, неоднозначное понятие, что выше отмечалось. В данной связи приходится констатировать, что очень сложным является вопрос о происхождении государства, так как на его решение влияет не только разноречивость источников исторических знаний, но и взгляды ученых, их представления о сущности государства вообще, о роли различных факторов, воздействовавших на политическое развитие общества. Известно много теорий, объясняющих — более или менее убедительно — причины перехода от догосударственных форм существования людей к подчинению государственной власти, стоящей на страже законов. Отвергая заведомо упрощенные объяснения (например, предлагаемые марксистами, то есть сторонниками теории классовой борьбы, или социал-дарвинистами, считающими движущей силой истории борьбу за выживание, за более благоприятные условия жизни), мы должны смириться с невозможностью исчерпывающих, окончательных, неоспоримых ответов на те вопросы, которые ставит перед нами история человеческого общества. Единственное, на что мы можем рассчитывать,— приблизительное понимание взаимосвязи явлений и событий, в особенности отделенных от нас многими веками. Оригинален взгляд ученых-историков Военного университета (г. Москва), полагающих, что первичная форма цивилизации — протогосударства. Они представляли сообщества людей в своеобразной форме общественного устройства, типичной практически для всех обитаемых континентов земного шара. Возникновение таких протогосударств в различных регионах проходило в разное время и зависело, в первую очередь, от природно-географических факторов49. Период существования протогосударств в современной науке обозначен хронологическими рамками 8000 г. до н.э. — 3500 г. до н.э.50 Протогосударства имели следующие характерные признаки, которые позволяют считать их первичной формой цивилизации:

Необходимо подчеркнуть следующие обстоятельства:

На территории России отечественными учеными было обнаружено и изучено значительное количество археологических памятников каменного века, главным образом, орудий труда. Однако большинство исследователей не усматривает прямой связи между ними и последующими древнеславянскими археологическими культурами. Современный уровень исторических знаний позволяет говорить о нескольких концепциях генезиса славянского этноса. По мнению многих специалистов, славяне принадлежали к индоевропейским народам, образование языковой общности которых произошло на Иранском плоскогорье и в Передней Азии в VI — V тысячелетиях до н.э. в условиях выделения скотоводческих племен из массы других примитивных, занимающихся охотой, рыболовством и собирательством. Ббольшинство историков, археологов и лингвистов полагают, что славяне являлись автохтонами51 Восточной Европы. IV— II тысячелетиях до н.э. они населяли лесные области между Одером и средним Днепром, от Балтийского моря до Днестра. Главной отраслью их хозяйства являлось земледелие. В науке есть мнение, что именно в этот период происходило формирование славянской протоцивилизации, которую характеризовали определенные отличия в хозяйственном и бытовом укладах от сопредельных народов. Наиболее известным памятником славянской протоцивилизации, по мнению ряда исследователей, является Трипольская археологическая культура52. Ее ареал — от юго-восточной Трансильвании до Днепра. В середине I тысячелетия до н.э. у славян началось распространение железа и постепенное разложение родового строя. В этот период рельефно выделились хозяйственные, бытовые, религиозные, культурные и другие особенности славянских племен в сравнении с другими индоевропейскими народами, что позволяет сделать вывод о формировании в I тысячелетии до нашей эры славянской працивилизации. По мнению академика Б.А.Рыбакова, следы праславянской цивилизации могут быть во многом ассоциированы с Милоградской (побережье Черного моря от устья Дуная до Керченского пролива), 3арубинецкой (по селу Зарубинцы в излучине Днепра) археологическими культурами.

В это же время, в середине I тысячелетия до н.э. единая славянская общность разделилась на две ветви: восточную — будущие белорусский, русский и украинский народы; западную — поляки, чехи, словаки, лужичане и др. “Трудно обозначить с точностью время, к которому можно было бы приурочить обособление их западной и восточной ветви; но до VII века видим, что их судьбы складывались в тесной взаимной связи, в зависимости от одинаковых или сходных влияний”53, — писал В.О.Ключевский. На протяжении I тысячелетия н. э. восточные славяне заселили берега Дуная, Балканский полуостров, земли по среднему течению Днепра; доходили до Малой Азии и Южной Данин, заняв остров Рону (Рюген) в Балтийском море. В тот же период выделилась третья, южная ветвь славян — болгары, сербы, хорваты, словенцы, македонцы, боснийцы, обособившиеся на территории Балканского полуострова. К середине I тысячелетия н.э. территория расселения восточных славян определялась следующими рубежами: на севере — р. Волхов, на юге — р. Днестр, на западе — р. Западный Буг, на востоке — р. Волга. Именно в это время сложилась самобытная восточнославянская цивилизация, имеющая ряд характерных признаков:

В данной связи необходимо, по нашему мнению, акцентировать внимание на принципиальном положении: вышеозначенные особенности восточнославянской цивилизации имели и продолжают иметь устойчивые и длительные проявления в и истории всех восточнославянских, в том числе и русского, народов. Вместе с тем, наряду с такой наиболее общепринятой концепцией этногенеза славян, многие исследователи предлагали и предлагают свои гипотезы, хотя и совпадающие во многом с вышеизложенной, но и имеющие от нее существенные отличия.

Российские историки рубежа XIX и XX столетий М.П.Погодин, М.С.Грушевский, ряд современных польских, чешских и словацких ученых, сторонники “автохтонной теории” сужают границы прародины славян на хронологическом срезе II тысячелетия до н.э. до междуречья Вислы и Одера. Таким образом, утверждается, что колыбелью всех славянских народов, где они сформировались как автохтоны, являлись территории современных Польши, Чехии, Словакии. Работавшие в XIX в. И.Е.Забелин, Д.И.Иловайский пришли к заключению, что предками славян являлись скифы, сарматы, гунны, населявшие степи между Доном и Днепром.

Н.Я.Марр, советский историк-лингвист, создал “теорию стадиального развития языков”, в основе которой лежал тезис о возможности приобретения языком на определенной стадии развития качественно нового состояния, что вызывает изменение всей общественной системы, в рамках которой действует данный язык. Он считал, что славянским языкам и этническим группам, возникшим в I тысячелетии н.э. на территории, очерченной Одером, Днепром, Дунаем, Доном, предшествовала «яфетическая» (предшествующая) скифская группа языков (I тысячелетие до н.э.). П.Н.Третьяков, крупнейший советский специалист по древней истории славянства, пришел к выводу, что предками славян являлись северные лесные племена, населявшие в III — II тысячелетиях до н.э, пространства между средним течением Одера и средним течением Днепра. На их этнической основе во II тысячелетии до н.э. в междуречье Одера — Вислы — Южного Буга сформировался протославянский этнос — балто-славянские племена. В I тысячелетии до н.э. в результате их разделения на пространстве, ограниченном Одером-Дунаем, сложились обособленные от других этносов раннеславянские, или праславянские племена. В I тысячелетии их зона расселения определялась следующими рубежами: Одер — Днепр; Днестр — Волхов. А.А.Шахматов признает, что первой славянской родиной бассейн Западной Двины. Но второй родиной славянского этноса историк считает Повисленье, которое в III — II вв. до н.э. покинули бастарны и куда во II в. до н.э. пришли готы. Тогда же славяне были втянуты в Великое переселение народов, что заставило славян расколоться на западных — венедов — и южных — склавинов. Тогда же выделились анты (поляне), двинувшиеся на юго-восток.

При изучении процесса этногенеза восточных славян необходимо акцентировать особое внимание на том, что он протекал в условиях активных этнических контактов с другими этносами, что оказало огромное влияние формирование древнерусской народности, ее ментальность и исторические судьбы. Особое значение в данном плане играл район Северного Причерноморья, Крыма и южнорусских степей, на просторах которых в течение многих веков сталкивались различные народы.

Древнейшим населением указанного региона являлись киммерийцы, чьи племена были вытеснены в Малую Азию, пришедшими в Х — VII вв. до н.э. из Заволжья скифами, создавшими в Северном Причерноморье мощный племенной союз. Сарматы, жившие от р. Тобол до р. Волга, вытеснили в III в. н.э. скифов в Крым. Окончательно скифы были разгромлены в III в. н.э. пришедшими из Южной Прибалтики германскими племенами готов. Готы, с которыми славяне вели ожесточенную борьбу, создали в Северном Причерноморье сильный военно-племенной союз, получивший по имени его верховного вождя название “царство Германариха”. В IV в. н.э. Германарих был разбит славянами. Его преемник Винтар обманом заманил к себе 70 славянских старейшин во главе с Божем (Бусом) и распял их. Спустя восемь столетий неизвестный нам автор “Слова о полку Игореве” упомянул “время Бусово”. В IV в. сарматы и готы были сметены полчищами гуннов, чей племенной союз, придя из Южного Приуралья, захватил на несколько десятилетий Северное Причерноморье, Крым, Приазовье, Северный Кавказ, а затем устремился на территорию Западной Европы. Движение гуннов положило начало так называемому “Великому переселению народов”. Для защиты от гуннов славяне построили южнее современного Киева систему четырехрядных укреплений общей протяженностью более 700 км, названных “Змиевыми валами”.

Необходимо подчеркнуть, что некоторые историки, впрочем, полагают, что славяне (или, по крайней мере, праславяне) появились на Балканах задолго до Великого переселения народов и даже до римского завоевания. Такой точки зрения придерживался, например, В.О.Ключевский, считавший придунайские земли той местностью, откуда началось расселение славян по Европе54. Источником такого мнения были древнейшие летописные своды, составители которых обычно предваряли собственно летописное (т.е. хронологически построенное) изложение событий повествованием о предыстории Киевского (Древнерусского) государства. Возможно, сообщение ПВЛ о переселении придунайских славян на север и северо-восток основано на реальных фактах. В этом случае речь идет, скорее всего, о вторичном заселении территории славянскими племенами, в ходе которого придунайские (южные) славяне переместились в район Карпатских гор. Там сложился союз славянских племен (может быть, возглавлявшийся полулегендарным Бусом, предположительно в IV в.; по другой версии, этот союз возник двумя веками позднее, когда славяне воевали с аварами, или обрами)55. В VI – VII вв. усилилось движение славян из Прикарпатья на восток и северо-восток. Пришельцы расселились на территории, где еще ранее обитали другие славянские племена.

В VII в. тюркоязычные авары подчинили себе ряд славянских племен, но затем под совместными ударами славян и Византии откочевали на территорию современной Венгрии. Тюркоязычные болгары объединились в VII в. в азово-каспийских степях в племенной союз “Великая Болгария”, после распада которого ушли на Дунай, а также в междуречье Волги и Камы. Пришедшие из Азии тюркоязычные хазары создали в VII в. между Каспийским и Черным морями свое государство Хазарский каганат56. Он обложил данью многие славянские племена, но рухнул в Х в. под ударами киевского князя Святослава Игоревича. Венгры, появившиеся из Южного Приуралья, кочевали в южно-русских степях в VII — X вв., а затем ушли на Дунай. Печенеги пришли в VII — X вв. на русские земли из заволжских степей. Славяно-русы вели с ними ожесточенную борьбу и, в конце концов, победили непрошенных гостей. Половцы, пришедшие также из-за Волги, били бичом русского народа в IX — XIII вв. Позже они частично вошли в состав населения Золотой орды, а основная масса их была разгромлена русскими и растворилась среди них. На севере и северо-востоке наши предки имели самое тесное общение с племенами балтов, жившими от юго-западной Прибалтики до верховьев Днепра и Оки, а также с угро-финскими народами, обитавшими в бассейнах рек Онега. Северная Двина, Ока, Волга. Византийская империя (IV — XV вв.) и ее население являлись в VI — XIII вв. наиболее могущественным соседом славянских племен, а впоследствии и Руси.

Представляется целесообразным, освещая процесс генезиса восточных славян, констатировать, что относительно происхождения слова “Славяне” существует несколько гипотез. Одна из них утверждает, что жители этих племен, не зная других языков, в общении с иноземцами называли себя словенами, владеющими словом, а не понимающими их языка — немцами. По другой гипотезе представители этих племен, встречаясь с иностранцами, называли себя “человеками”, а иностранцы слышали сочетание “словек”. Существует также гипотеза о принадлежности понятия “славянин” к названию территории проживания этих людей. Русский историк Н.М.Карамзин, анализируя этимологию слова “славянин” делает обобщение, что “малейшее обстоятельство, совсем неизвестное по летописям, рождает иногда народное имя, которого никак историческая ученость изъяснить не может”57.

Не меньшие дискуссии, не утихающие с XVIII в., вызывает и происхождение термина “Русь”. Академик Б.А.Рыбаков полагает, что в VI в. в среднем Приднепровье на р. Рось образовался союз славянских племен с центром в г. Родень (Родня), Этот союз принял имя одного из объединившихся племен Рос или Рус. Другие ученые считали и считают слово “Русь” скандинавским по происхождению и синонимом слова “варяги” в этническом смысле. Но С.М.Соловьев и Б.Д. Греков подчеркивали, что название Русь было известно на берегах Черного моря задолго до появления Рюрика в Новгороде. В.О.Ключевский и многие современные историки полагают, что Русью назывался определенный социальный слой — дружина князя и его ближайшее окружение, первоначально выходцы из одного скандинавского племени.

Нельзя не привести оригинальную, конечно, небесспорную точку зрения Л.Н.Гумилева, высказанную им в своей книге, ставшей поистине научным бестселлером “Древняя Русь и Великая степь”58.. Один из ее параграфов о генезисе восточных славян он называл глубоко символически: “Восточные славяне, но еще не Русь”. Л.Н.Гумилев считает, что славяне не были аборигенами Восточной Европы, а проникли в нее в VIII в., заселив Поднепровье и бассейн озера Ильмень. До славянского вторжения эту территорию населяли руссы, или росы — “этнос отнюдь не славянский”59. Причем, историк ссылается на свидетельства Лиутпранда Кремонского, который еще в X в. писал: “Греки зовут Russos тот народ, который мы зовем Nordmannos — по месту жительства и помещал этот народ рядом с хазарами на юге Руси”60.

Л.Н. Гумилев утверждает, что скудные остатки языка россов — имена и топонимы — указывают на их германоязычие. Название днепровских порогов у Константина Багрянородного приведены по-русски: Ессупы, Ульворен, Геландра, Варуфорос, Леанты, Струвун — и по-славянски: Островунипрах, Неясить, Вулнипрах, Веруци, Напрези61. В подтверждение своей концепции Л.Н.Гумилев приводит тот факт, что бытовые навыки у славян и русов были то же различны, особенно в характерных мелочах: руссы умывались перед обедом в общем тазу, а славяне — под струей. Русы брили голову, оставляя клок волос на темени, славяне стригли волосы «в кружок». Русы жили в военных поселках и “кормились” военной добычей, часть которой передавали хазарским иудеям, а славяне занимались земледелием и скотоводством. При этом Л.Н.Гумилев замечает, что авторы X века никогда не путали славян с руссами. В то же время ученый заявляет, что “нельзя считать русов скандинавскими варягами, так как последние начали свои походы в IX в., а русы как самостоятельный этнос известны авторам в VI в.”62

В процессе этногенеза восточных славян сложился целый комплекс факторов, оказавших долгосрочное влияние на формирование и развитие самобытной российской цивилизации, ментальность народов, ее населявших. К основным факторам из вышеуказанного комплекса можно отнести следующие:

Кроме того, при рассмотрении проблемы этногенеза восточных славян особо пристального внимания требует следующее обстоятельство: общинное устройство славян, религиозное влияние Византии и последующее принятие христианства восточного обряда (православия) во многом предопределили характерные черты ментальности русского народа. В качестве нравственного идеала в ней утверждались духовное самосовершенствование личности и данности раннехристианской общины. Широкое распространение получили идеи социального равенства и божественного происхождения верховной власти. Безусловно, на хронологическом срезе середины первого тысячелетия н.э. различия в жизни большинства индоевропейских народов не были ярко выражены. Но комплекс факторов, определивший последующие цивилизационные изменения, начал формироваться именно в этот период.

Подчеркнем, что о событиях, предшествовавших созданию государства восточных славян, о дописьменной истории славянских племен мы судим на основании более поздних (и не всегда надежных) свидетельств, часто только на основании косвенных данных. Даже сопоставление различных источников (например, сообщений древнейших русских летописцев и римских, византийских, восточных писателей, археологических данных и сведений о наиболее устойчивых географических названиях — именах рек и озер) не позволяет определенно судить о языке, образе жизни и местах обитания далеких предков современных восточнославянских народов: русских, украинцев, белорусов. Несмотря на дискуссионность проблемы, репродуцировать экономические, социально-политические и духовные процессы в славянско-русском социуме во второй половине первого тысячелетия нашей эры позволяют археологические изыскания, а также сочинения древних историков63. Получается своеобразная картина жизни восточных славян.

Хозяйственно-бытовой уклад. 3емледелие являлось главной отраслью хозяйства. Во второй половине первого тысячелетия нашей эры на смену подсечному земледелию постепенно пришло пашенное с железными лемехами плугов. Культивировались рожь, ячмень, овес, лен и др. Ремесло отделилось от земледелия в VI – VIII вв. Особенно активно развивались железная и цветная металлургия, гончарное дело. Наши далекие предки были прекрасными мастерами. Только из стали и железа они производили свыше 150 видов различных изделий. Промыслы (охота, рыболовство, бортничество — сбор меда диких пчел и др.), домашнее скотоводство также занимали видное место в хозяйстве восточных славян. Торговля между славянскими племенами и с сопредельными странами, в первую очередь, с восточными, отличалась высокой активностью. Об этом свидетельствуют многочисленные находки кладов арабских, римских, византийских монет и украшений. Главные торговые пути проходили по рекам Волхову — Ловати — Днепру (путь “из варяг в греки”), Волге, Дону, Оке. Товарами славяно-русов были меха, оружие, воск, хлеб, рабы и др. Ввозились дорогие ткани, украшения, пряности.

Господство семейной общинной собственности было преобладающим. Возросшая производительность различных отраслей экономики позволила вести самостоятельное хозяйство более мелким группам славян. В силу чего родовая община, в которой все принадлежало целому роду, распалась на более мелкие, семейные. Но и в ней земельные угодья, скот, орудия труда, строения и т.д. принадлежали всей семье, а не только их главам. Вместе с тем начинается постепенная концентрация материальных благ в руках племенной знати. Но частная собственность не была превалирующей. Свободный труд общинников преобладал в хозяйстве, рабский же труд не имел широкого распространения. Военная добыча занимала важнейшее место в числе источников существования славяно-русов. Дани, выкупы и откупы, рабы для торговли — таковы были главные цели их походов в сопредельные и дальние земли.

Города возникали или как оборонительные центры, или как места торга и центры ремесла. Показатели прогресса восточно-славянской цивилизации в этот период налицо. Если в VI в. византийский историк Прокопий из Кесарии указывал, что славяне живут в лесах в хижинах и землянках, то уже в IX в. скандинавы называли Русь “Гардарика”— страна городов. Древнейшими крупными, хорошо укрепленными русскими городами были: Ладога на Волхове, Новгород, Псков, Киев, Полоцк и др. Негородские поселения постепенно утратили свои защитные сооружения, а также компактное расположение в пределах одного рода, и увеличивались в размерах. Все это свидетельствовало о разложении патриархально-родового строя. Жили славяне в больших избах-клетях, где обитало 30-35 человек, то есть целая семья. Несколько таких домов составляли поселение соседской общины, а число построек в нем достигало 200-250.

Социально-политическое устройство славяно-русов представляло собой военную демократию. Она означала, как уже выше отмечалось, власть избираемых военных вождей (князей) при сохранении власти первобытного коллективизма и демократии. Вервь (соседская община) являлась главной ячейкой общества. Все важные вопросы жизни общины решались общим советом — вече, на которое сходились домохозяева известной округи независимо от того выходцами из каких племен и родов они были. Для ведения общих дел на вече избирался совет старейшин, ответственный перед вервью.По мере накопления богатств у отдельных членов общины они начали играть более весомую роль в ее жизни. Аналогичное общинное устройство было характерно и для городов. Подчеркивая приверженность славян общинной демократии, Прокопий Кесарийский писал, что они не управляются одним человеком, а живут в народоправстве (демократии).

Военная организация восточных славян имела достаточно высокий уровень развития для своего времени. Ее основу составлял вооруженный народ. По решению вече и в зависимости от условий на войну выступают или весь народ, или отряд лучших воинов — дружинников (от “друг” — спутник на войне) во главе с князем. Для содержания дружины и себя князь получал право сбора дани с тех, кого он защищал. Русы наводили страх на соседей своими частыми опустошительными набегами. В 551 г. славяне вторглись в Византийскую империю в количестве 3 тысяч воинов, и дошли до Эгейского моря и Иллирии. В 623 г.— опустошили окрестности Константинополя, в 676 году — пытались взять Солунь (Салоники). В 813г. славяне во главе с новгородским князем Бравлином совершили поход на Сурож, в Крыму и о. Эгина в Эгейском море. В 860 или в 866 г. киевский князь Аскольд высадился у Константинополя, сжег его пригороды и принудил императора Михаила заключить с росами договор “мира и любви”.Византийские письменные источники сообщают, что к VII в. славяне стали применять на поле боя правильные боевые порядки, осадные машины. Вооружение славян составляли: мечи, луки с отравленными стрелами, копья, шиты, боевые топоры. В битвах они, как правило, строились в несколько глубоких колонн, составленных по родовому признаку. Бесстрашные славянские воины были желанными наемниками дня Византии и даже входили в состав телохранителей ее императоров.

Протогосударства у восточных славян существовали в форме военно-племенных союзов, когда сложились межплеменные объединения и древние славянские города, как и где появилось государство. В.О.Ключевский пришел к выводу о существовании в VI в. н.э. мощного племенного союза дулебов на северо-восточных склоках Карпат. О племенных союзах VII в. Дуляба и Валинана на территории современной Волыни, их вождях Вандж-Славе и Маджаке писал арабский географ Масуди. ПВЛ сообщает о самостоятельных княжениях в VIII — IX вв. в Новгороде, Ладоге, Полоцке. Киеве, у племени древлян.

С VI века памятники позволяют говорить о собственной и в достаточной степени определившейся культуре восточных славян. До образования Киевского государства они имели значительную историю, заметные успехи в области материальной культуры: знали секреты обработки металла, земледельческие орудия. У них были выработаны известные представления о земном и загробном мире, сложились строго соблюдаемые ритуалы, и когда завершился процесс этногенеза, формирования древнерусской народности, эти культурные достижения прошлого не были забыты.

Требует особой констатации следующий тезис: древнерусская (российская) культура не является чисто славянской. Древнерусская народность складывалась в смешении нескольких субэтнических компонентов. Она зарождалась как общность, образуемая из соединения трех хозяйственно-технологических регионов: земледельческого; скотоводческого; промыслового. Трех типов образа жизни: оседлого; кочевого; бродячего. в смешении нескольких этнических потоков: славянского; балтийского; финно-угорского с заметным влиянием германского, тюркского, северо-кавказского. в пересечении влияния нескольких религиозных потоков. Таким образом, на основной территории славяно-русского протогосударства мы не можем говорить о численном преобладании славян в этногенезе. единственный элемент древнерусской культуры, в котором славянское доминирование не вызывает сомнений — это язык.

Центральное место в культуре этого периода занимала языческая религия. Язычество — это религиозная форма освоения человеком мира. Религиозные взгляды древних славян отражали мировоззрение наших предков. Они развивались, усложнялись, не отличаясь значительно от аналогичного развития религий других народов. Человек жил в мифологической картине мира. В центре ее находилась природа, к которой приспосабливался коллектив. Можно выделить несколько этапов развития языческой культуры.

На первом этапе обожествлялись силы природы. Вся она населялась множеством духов, которых надо было умилостивить, чтобы они не вредили человеку, помогали в трудовой деятельности. Славяне поклонялись Матери-Земле, довольно развиты были водяные культы. Они считали воду стихией, из которой образовался мир. Славяне населяли ее различными божествами — русалками, водяными, морянами, посвящали им праздники. Почитались леса и рощи, их считали жилищами богов. Почитались бог солнца — Даждьбог, бог ветра — Стрибог. Славяне думали, что их родословная происходит от богов. Автор “Слова о полку Игореве” называет русский народ “Даждьбоговыми внуками”.

На втором этапе в русско-славянском язычестве развивается и держится дольше других видов верований культ предков. Почитали Рода — творца Вселенной и Рожаниц — богинь плодородия. Славяне верили в потусторонний мир. Смерть воспринимали не как исчезновение, а как переход в подземный мир. Они сжигали трупы или предавали их земле. В первом случае предполагалось, что после смерти жить остается душа, в другом допускалось, что они продолжают жить, но в ином мире. Душа после сожжения сохраняла связи с материальным миром, принимая иной образ, вселяясь в новое тело. Славяне считали, что Предки продолжали и после смерти жить с ними, постоянно находясь рядом.

На третьем этапе развития языческой религии появляется “Бог богов”, удаленный от мира. Это уже существо небесное, глава иерархии богов. В VI веке повелителем Вселенной признавали бога — громовержца Перуна. В договорах Х века с греками русские князья клялись двумя богами: Дружинным — Перуном (впоследствии — княжеским богом), а купцы — Белесом — богом скота (впоследствии — богом богатства и торговли). У славян существовали довольно развитые формы языческой обрядности, т.е. организованной, упорядоченной системы магических действий, практическая цель которых в том, чтобы воздействовать на окружающую природу, заставить ее служить человеку. Поклонение идолам сопровождались языческими ритуалами, которые не уступали христианским по пышности, торжественности и воздействии на психику. Языческая обрядность включала и различные виды искусств. С помощью скульптуры, резьбы, чеканки создавались изображения, обладание которыми, думали славяне, давало власть над силами природы, предохраняло от бед и опасностей (амулеты, обереги). Языческие символы проявлялись в славянском фольклоре (образы березы, сосны, рябины), в зодчестве — на кровлях жилищ вытесывались изображения птиц, конских голов.

Славяне строили многокупольные деревянные языческие храмы. Но их храм был скорее местом хранения предметов поклонения. Обряды же сопровождались произнесением заговоров, заклинаний, пением, плясками, игрой на музыкальных инструментах, элементами театрализованных действий. Византийские историки упоминали о трех музыкантах, захваченных в VI веке в плен по пути в Хазарию, куда шли в качестве послов своего князя. Пленные славяне сообщили, что они не умеют владеть оружием, а только умеют играть на своих инструментах. Это сообщение свидетельствовало о привилегированном, почетном положении древних музыкантов. Выполнять дипломатические поручения могли люди, облеченные доверием. Такое совмещение функций было широко распространено в средневековой Западной Европе. В феодальной Руси этот обычай некоторое время еще будет сохранен.

Ментальность славяно-русского общества отличал ряд характерных черт:

Итак, вышеизложенное позволяет сделать следующее обобщение: содержание процесса этногенеза восточных славян свидетельствует об общности начального периода истории русского и других славянских народов европы. в рамках его сложился комплекс факторов, оказавших и оказывающих долгосрочное влияние на исторические судьбы России и ее народов, самобытность российской цивилизации.

К моменту формирования цивилизации Древней Руси в сообществе мировых цивилизаций уже был накоплен опыт существования, как выше отмечалось, различных цивилизационных типов: замкнутый тип развития; циклический (восточный) тип развития; интенсивный (западный) тип развития Процесс формирования и развития Древнерусского государства охватывает период со второй половины IX до начала ХП в. Это было время складывания феодальной системы в Европе. В исторической науке оно определяется как раннее средневековье. На этом этапе Европа не составляла социально-культурной общности, имелись две социальные системы, два разных мира. Первый мир — античный, рабовладельческий, уже христианский и для своего времени высокоразвитый. Он включал, помимо греков и римлян, кельтов Галлии и жителей Пиренейского полуострова, в значительной степени племена Северных Балкан и Британии. Другой мир, причем более обширный, — мир варваров: родоплеменной, языческий, со своим неповторимым обликом, еще не знавший классового общества. Именно в раннем средневековье среди европейских народов начали формироваться самостоятельные политические силы. Пространство континента все более насыщалось: росла численность населения, появлялись новые государственные образования, многограннее становилось общение между ними. Европа превращалась в качественно новую цивилизацию. К числу важнейших событий, предшествовавших и повлиявших на формирование континентальной общности, являлись:

В такой сложной и противоречивой ситуации наиболее стабильными факторами, определявшими основные тенденции европейской цивилизации, стали:

Наиболее четкое классическое оформление феодализм как историческое явление в истории мировых цивилизаций нашел в Западной Европе. Представляется целесообразным рассмотреть его характерные основные черты.

Необходимо подчеркнуть, что во многих научных работах и учебных пособиях, изданных в советское время, термин “феодализм” использовался для обозначения весьма длительного периода отечественной истории с момента возникновения Древнерусского государства до XIX в. Подобное объединение нескольких очень разных этапов общественного, государственного и культурного развития народов Восточно-Европейской равнины было результатом механического приложения к отечественной истории марксовой схемы, в соответствии с которой одна общественно-экономическая формация сменяет другую, причем, “капитализму” обязательно предшествует “феодализм”. К.Маркс произвольно изменил смысл термина “феодализм”, придал ему расширительное значение. Последователи К.Маркса попытались доказать универсальность формационной схемы, использовать ее для толкования истории всех стран и континентов. В результате искали (и якобы находили) феодальные отношения там, где их не было, например, в Российской империи XIX в. Чисто экономическая трактовка понятия продемонстрировала свою несостоятельность. Чтобы избежать явно нелепого сближения общественного строя, существовавшего при Ярославе Мудром, с порядками, установившимися в послепетровском абсолютистском государстве, историки-марксисты стали употреблять поясняющие эпитеты: “раннефеодальное государство”, “период феодальной раздробленности”, “зрелый феодализм”, “поздний феодализм”. Подобные ухищрения помогли сгладить наиболее очевидные противоречия, порожденные расширительным и искусственным словоупотреблением, однако значение термина “феодализм” и специфика русского феодализма оставались не вполне ясными.

Опыт показывает, что дать точное определение исторического понятия (как и любого понятия, используемого гуманитарной наукой) всегда непросто. Тем не менее, можно достичь известной четкости, если не пытаться подгонять сложные процессы под упрощенные схемы, а, отталкиваясь от схемы, фиксировать отклонения от нее, подмечать такие черты, которые придают развитию каждого народа своеобразие, а истории — неповторимость.

Французский историк Франсуа Гизо (1787 – 1874) на основе анализа средневековой истории Западной Европы выделил три основных признака феодального общественного устройства:

  1. Владение землей является привилегией людей, несущих военную (иногда иную государственную) службу, причем права на землю обусловлены выполнением определенных обязанностей (в соответствии с обычаем, приобретающим значение закона, или по договору вассала с сеньором).

  2. Тот, кому принадлежит земля, обладает и властью, наделяя своего вассала землей, сеньор уступает ему и часть своих властных полномочий.

  3. Землевладельцы-феодалы образуют не только привилегированное, но и иерархически организованное сословие (т.е. соблюдают порядок многоступенчатого подчинения менее сильных более могущественным: рыцари зависят от баронов, бароны от графов или герцогов и т. д.).

В дополнение к концепции Ф. Гизо, исходя из современного уровня накопления исторических знаний, сделаем такие замечания:

  1. Феодальное общество придирчиво относилось к социальному происхождению человека, но не проводило резких границ между народностями, еще далеко не сложившимися и не обладавшими специфическим самосознанием; идеей, объединявшей в феодальную эпоху разные сословия, была идея общности веры, а не языка, идея религиозная. В Западной Европе интегрирующая роль этой идеи особенно отчетливо проявилась в период крестовых походов XI—XIII вв. На Руси именно принадлежность к православию и церковное единство периодически сплачивали разные земли в противостоянии языческой или иноверной Степи.

  2. Феодальная общественная организация возникает лишь там, где обладание землей сулит существенные экономические преимущества и становится важным политическим фактором. В условиях раздробленности относительная стабильность развития каждого феодального владения определяется возможностью хозяйственного самообеспечения (натуральное хозяйство). Дестабилизирующим фактором становятся почти постоянные военные столкновения феодалов (усобицы на Руси, «частные войны» в Западной Европе).

  3. Феодальная система возникает только там, где право сильного признается обществом и лишь отчасти смягчается традицией, законом. Иными словами, феодализм как господство военного сословия оформляется в регулярно воюющем обществе. Как только на достаточно обширных территориях основным способом разрешения конфликтов становится применение закона, а не вооруженной силы, феодализм постепенно уступает место новому укладу — национальным государствам, обычно возглавляемым сильной монархической властью, которая способна смирить буйных землевладельцев-воинов.

Все это наиболее рельефно проявилось в средневековой Западной Европе. На Руси, однако, имелась специфика.

Во-первых, в дохристианский период развития Древнерусского государства земли, слабо связанные друг с другом и порой лишь номинально подчиненные Киеву, управлялись местными племенными князьями, которых постепенно заменяли наместниками.

Во-вторых, Владимир Креститель старался использовать в качестве своих представителей в разных областях собственных сыновей.

В-третьих, иногда такие стремления великого князя наталкивались на довольно упорное сопротивление местных жителей.

В-четвертых, управлявшие от имени киевского государя наместники были скорее слугами, чем вассалами.

В XI в., насколько можно судить, появляются первые признаки феодализации русского общества. До этого владение землей не играло большой роли в обеспечении могущества властителей. Основными источниками их богатства были поступления от торговли и военная добыча. Предание сохранило высказывание Владимира I, утверждавшего, что богатство, которое “лежит мертво”, ничто по сравнению с храброй и сильной дружиной: “с нею можно доискаться и больше этого”64. В XI в. русские князья и их знатные дружинники уже не уповают исключительно на военно-торговую деятельность и начинают прибирать к рукам земельные угодья. По-видимому, в то время параллельно происходили два процесса.

В XI в., по-видимому, возникают первые вотчины (крупные хозяйства феодального типа), но достоверные данные об их распространении отсутствуют, как и сведения о вассальных отношениях, обусловленных поземельной зависимостью. Можно предположить, что на просторах Восточноевропейской равнины с малочисленным пашенным населением земля еще не воспринималась как основная ценность. Система политической взаимозависимости и соподчиненности князей в XI в. также мало напоминала западноевропейскую иерархию королей, герцогов, графов, баронов и рыцарей. В XI и в первой трети XII в. сохранялось государственное единство всех или почти всех земель, некогда подчиненных Олегу и Игорю. (Вероятно, уже в начале XI в. обособилось Полоцкое княжество, лишь на время вошедшее в державу Владимира, а затем ставшее практически самостоятельным владением потомков этого правителя и полоцкой княжны Рогнеды). Не вполне ясно, как именно обеспечивалось подчинение разных земель Киеву, как распределялись эти земли между князьями. Описанный еще историками XIX в. принцип постепенного (поочередного) перемещения князей с одного престола на другой был скорее идеальной схемой, чем практически функционировавшим механизмом.

С.М.Соловьев, анализируя политическое устройство Руси после Ярослава Мудрого (1019 – 1054), пришел к выводу, что подвластные великому князю земли не дробились на отдельные владения, а рассматривались как общее достояние всего рода Ярославичей. Князья получали во временное управление какую-либо часть этого общего владения — тем лучшую, чем “старше” считался тот или иной князь. Старшинство, по замыслу Ярослава, должно было определяться следующим образом: за властвующим киевским великим князем шли все его братья; после их смерти их старшие сыновья наследовали отцовские места в веренице князей, постепенно продвигавшихся от менее престижных престолов к более значимым. При этом на титул великого князя могли претендовать только те князья, чьи отцы успели побывать на столичном княжении. Если же какой-то князь умирал прежде, чем наступала его очередь занять престол в Киеве, то его потомки лишались права на этот престол и вокняживались где-нибудь в более захолустном городе.

Такая система “лествичного восхождения” (по выражению В.О.Ключевского, “очередной порядок” наследования) была очень далека от совершенства и порождала постоянные распри между братьями и детьми князей (старший сын великого князя мог занять отцовский престол только после смерти всех своих дядьев). Споры о старшинстве между дядьями и племянниками были частым явлением на Руси (уже Московской) и в более поздний период, пока в XV в. там не установился порядок передачи власти от отца к сыну.

Русские князья в принципе признавали “лествичное восхождение” и часто ссылались на это установление Ярослава (правда, в основном тогда, когда подобные ссылки были им выгодны). Однако при каждом удобном случае Ярославичи норовили нарушить очередность, — разумеется, с пользой для себя или своих наиболее близких родственников, союзников. Схема оказалась нежизнеспособной; запутанный порядок наследования был поводом для частых усобиц, а недовольство князей — исключенных из очереди за властью (князья-изгои),— постоянным источником смут. Поиск более простых решений привел русских князей к мысли о наследовании конкретных земельных владений. Такая идея была высказана на съезде князей еще в 1097 г., где было предложено каждому “держать отчину”, однако до реализации этого замысла было еще далеко. Лишь после долгих и разорительных усобиц, после успешного, но кратковременного восстановления реального единства русских земель при Владимире Мономахе (1113 – 1125) и его сыне Мстиславе (1125 – 1132) на Руси сложились формы государственной власти, близкие к тогдашним западноевропейским. Страна вступила в период феодальной раздробленности.

Мировая империя средневековья — Византия пренебрежительно относилась к другим, особенно варварским народам. Это было нормой ее внешней политики. Однако она не без удивления открывала для себя новые страны. “Открытие Руси”, как об этом писал константинопольский патриарх Фотий, состоялось в 860 г. В этот год у стен Царьграда — столицы Восточной Римской империи появился русский ладейный флот. Осада Константинополя стала своеобразной точкой отсчета русской истории в греческих хрониках.

ПВЛ со ссылкой на греческое летописание отмечала, что с того времени “начашася прозывати Русска земля”. Состоялось дипломатическое признание Новгородско-Киевской Руси Византией. Между двумя государствами, как справедливо полагали известные историки А.А.Шахматов, В.В.Мавродин и другие, был заключен договор “мира и любви”.Однако крупная восточнославянская держава, конечно же, возникла не из политического “небытия”, как это пытался изобразить Фотий. Народ, населявший ее, был известен в Византии издавна. Другое дело, что греки не желали долгое время замечать изменений, происходивших в восточно-славянском мире.

Необходимо отметить, что для Руси в IX – Х вв. отношения с Византией имели очень важное значение. Они носили сложный характер, включая в себя мирные экономические, политические и культурные связи и военные столкновения. Византия в этот период была мощнейшим государством. Однако она постоянно подвергалась нашествию с различных сторон, в т.ч. и Руси. Русские дружины совершали набеги на причерноморские византийские города и даже покушались на Константинополь (Царьград). Византийская внешняя политика имела своей целью подчинение своему влиянию сопредельных народов. Одним из путей осуществления этого была их христианизация. Влияние Византии как носительницы более высокой культуры было для Руси плодотворным во многих сферах, в том числе, политической, культурной, духовной. Но сложившаяся ориентация на Византию, особенно после принятия восточного христианства, привела к отторжению восточных славян от латинства, и сближению с носителями византийской традиции. Приобщение к ценностям мировой культуры шло во многом в этом направлении.

Сам термин “Древняя Русь” нам привычен, но имеет различные толкования. По мнению многих историков, и, прежде всего, С.М.Соловьева, он появился в XV в. и был связан с необходимостью политического обоснования претензий Ивана III на все территориальное наследие Рюриковичей. И такое объяснение имело под собой серьезные основания, поскольку условия формирования восточнославянского государства появляются, по крайней мере, в VI в.

Значительный исторический период между VI и IX столетиями — время перехода от первобытной общины к феодальным отношениям, время создания экономических, социально-политических, духовно-нравственных предпосылок создания раннефеодального государства. Процесс возникновения государственности из недр первобытного общества — явление, исключительно медленное и постепенное. Подтверждается это тем, что в новом феодальном быту во многом сохранялись старые патриархальные понятия (вервь, князь, челядь, отрок), обозначавшие: родовую общину, домовладыку, младших членов семьи или рода. Главным в понимании такого процесса является выяснение того исторического момента, когда государство стало насущной необходимостью, и заменило внешне сходные с ним органы племенного управления. Следует учитывать два параллельно идущих процесса: первый — медленный, подспудный распад родовых отношений и рождение феодальных; второй — более яркий и заметный для современников — формирование крупных политических образований, массовая колонизация, покорение соседних племен, соперничество с мировыми державами.Второй ряд явлений обусловлен первым, вытекает из него и зависит от стадии трансформации старого.

Комплекс предпосылок образования государства у восточных славян был связан, прежде всего, с развитием производительных сил у земледельческих племен. Выражалось это в появлении таких орудий труда и такого количества уже расчищенных и распаханных земель, которые позволили сократить размеры трудового коллектива до одного “дыма”, до одного “рада”, то есть, до одной крестьянской семьи. Особенно это характерно для южных районов, в отличие от северных, где вплоть до VIII в. сохранялись кровнородственные отношения.

Немаловажную роль в формировании раннеславянской государственности сыграло появление “соседской общины”, способной вынести тяжесть классовой организации общества. Ее возникновение было связано, прежде всего, с распадом родовых отношений, которое привело к созданию хозяйственно самостоятельных семей на базе соседских отношений.

Если проанализировать структуру древнерусских поселений VIII в., то можно увидеть достаточно сложную картину: имущественное неравенство, появление дружин, различные условия быта, возникновение огромных укрепленных сел с тысячным населением. Ослабление родовых связей и превращение единого трудового коллектива в совокупность самостоятельных семей сделало их более беззащитным, более доступными для экономического и внеэкономического принуждения. Хозяйственная устойчивость семьи стала крайне низкой (зависимость от природных условии, неурожаи, демографическая ситуация, вооруженное насилие и т.д.). Все это обусловило появление новой структурной формы, придававшей некоторую устойчивость обществу в целом. Ею стал феодальный двор с его стадами скота, запасами зерна, с его запасами “тяжкого товара” — кузнечной продукции, вооруженной охраной. Боярская усадьба стала ячейкой нарождающегося феодализма. Здесь накапливались людские и материальные резервы, создавались условия для расширенного воспроизводства и создания избыточного продукта, главного фактора в развитии внутреннего и внешнего торгового оборота.

Развитие торговли, прежде всего, международной, безусловно, положительно повлияло на формирование государственности у восточных славян. Она получила дополнительное стимулирование в рассматриваемый период, что подтверждается многочисленными археологическими находками. В местах поселений встречаются римские и арабские монеты. Клады восточных монет VII — начала IX в. распространены в Приднепровье, на Оке, в Поволжье, Новгородской земле. Одним из важнейших торговых путей того времени был путь “из варяг в греки”: через Западную Двину и Волхов с его притоками, а там, где эти реки протекают близко к Днепру, суда через систему волоков перетаскивались в Днепр, доходили до Черного моря и далее вдоль морского берега — до Византии. Полностью этот путь сложился в IX в. Другим торговым путем, одним из древнейших на территории Восточной Европы, был Волжский торговый путь, связывавший Русь со странами Востока. Связь с Западной Европой поддерживалась также по сухопутным дорогам.

В процессе развития внутриобщинных отношений появилось и имущественное неравенство. К нему приводило уничтожение принудительного родового принципа уравнительного распределения, замена родовой собственности семейной и личной, неравномерное накопление прибавочного продукта. Феодалы-бояре не были благотворителями для разорявшейся части крестьянства. Войной и голодом, применяя вооруженное насилие, выбирая наиболее слабые участки среди “сельских миров”, они постепенно утверждали свое господство, порабощая слабых, превращая их в холопов и другие категории зависимых людей. Этот многогранный, зачастую противоречивый процесс, приводил к выделению племенной знати, которая впоследствии стала основой формирования класса феодалов. Разумеется, общие успехи земледелия, скотоводства, ремесла и торговли увеличивали долю, получаемую “мирскими” и племенными властями, князьями, старейшинами, воеводами, волхвами.

Экономические возможности названных социальных групп стали основным условием их трансформации в военно-политическую элиту общества. Это был закономерный процесс, характерный и для западной цивилизации на ранних этапах формирования государственности.

Наличие союзов славянских племен, где превалировали территориально-экономические и военно-политические связи, также явилось серьезной предпосылкой формирования государственности на территории восточных славян. Союз племен являлся своеобразным протогосударственным образованием в условиях перехода к классовому обществу. У восточных славян их количество в рассматриваемый период колебалось от десяти до пятнадцати. По арабским источникам сохранились названия некоторых их них: Савня, Артания, Куяба. Создание племенных союзов, постепенное укрепление государственных начал в жизни восточных славян обусловливались и внешними причинами. На протяжении веков они вели борьбу со степными народами. Под ударами русских дружин пал Хазарский каганат, которому длительное время ряд славянских племенных объединений платили дань. Но угроза со стороны “Степи” не уменьшилась — на очереди было соперничество с печенегами и половцами. И, наконец, постепенно сформировалась достаточно эффективная система управления. Б.Н.Рыбаков обратил внимание на это обстоятельство и подчеркнул, что во многих союзах племен существовала уже обособившаяся от общества, но еще не оторвавшаяся от него окончательно, княжеская власть. Причем, в ряде союзов проявлялись признаки возможности передачи власти по наследству. ПВЛ сохранила некоторые данные об организации управления и Древлянской земле. Во главе управления — князь (княжеская власть здесь давняя, традиционная), “держат землю”, то есть управляют ею, “лучшие мужи”, права которых периодически подтверждает “земля” (народное собрание), грады управляются “старцами градскими” (выборные старейшины).

К числу духовно-нравственных предпосылок возникновения государственности необходимо отнести ментальность народов, населявших территорию Древней Руси. Именно эта сторона государствообразующего процесса привнесла то особенное, что затем отличало Новгородско-Киевскую Русь от европейских и азиатских стран. Восточных славян в этот период отличало: общинная психология; родовые пережитки; сильное влияние язычества; вечевая организация политической жизни; слабое развитие крупного землевладения; существование патриархального рабства. Подобное сказывалось на особой роли городов на Руси; системе управления; строительстве военной организации. Особенно следует акцентировать внимание на том, что, занимая к началу IX в. огромные территории, во много раз превышавшие земли большинства европейских государств, славянские племена, земли, княжения, союзы, в сущности, были уже готовыми классовыми протогосударствами афинского типа, в силу сложившейся системы управления, близкой к стилю античных городов-полисов.

Многие предпосылки образования Древнерусского государства аналогичны тем, что сложились в других странах Европы:

Летописный рассказ об этом событии по-разному интерпретируется историками. Сторонники так называемой норманнской теории, основоположниками которой принято считать работавших в России немецких историков Готлиба Зигфрида Байера (1694 – 1738) и Герарда Фридриха Миллера (1705 – 1783), порой преувеличивают роль скандинавских воинов в становлении Русского (восточнославянского) государства. Общеизвестно, что официальное распространение норманнская теория получила в 30 – 40-е годы XVIII века во времена “бироновщины”, когда многие высшие должности при дворе были заняты немецкими дворянами. Впервые против этой теории выступили ученые, в особенности, М.В.Ломоносов. Надо полагать, что эта реакция была вызвана естественным чувством ущемленного достоинства. Кроме того, М.В.Ломоносову пришлось вести тогда борьбу против иноземного засилья в Российской академии наук. Именно тогда начался спор по норманнской проблеме. Полемика нарманистов и антинорманистов уже в XIX в. “была борьбой двух русских монархических концепций”66. В дальнейшем она меняла свою форму и содержание. Загвоздка в том, что противники норманнской концепции не могли опровергнуть постулаты данной теории из-за того, что изначально стояли на неверных позициях, признавая достоверность летописного рассказа-первоисточника, и спорили лишь об этнической принадлежности славян. Так, А.Е.Пресняков полагал, что “норманистическая теория происхождения Русского государства вошла прочно в инвентарь научной русской истории”67. Далее в развитии спора между сторонниками норманнской теории и антинорманистами произошли кардинальные изменения. Это было вызвано некоторым всплеском активности антинорманистского учения, который произошел на рубеже 30-х гг. XX в. На смену ученым старой школы приходили ученые молодого поколения. Но вплоть до середины 30-х гг. у основной массы историков сохранялось представление о том, что норманский вопрос уже давно решен в норманистском духе.

Первыми с антинорманистическими идеями выступили археологи, направившие свою критику против положений концепции шведского археолога Т.Арне, опубликовавшего свою работу “Швеция и Восток”. Археологические исследования русских археологов 30-х гг. дали свои материалы, противоречащие концепции Арне. Важную роль при этом сыграл выработанный советскими археологами критерий решения вопроса об этнической принадлежности погребальных памятников. Было установлено, что решающим моментом является не наличие в погребении тех или иных вещей, а весь погребальный комплекс в целом.

Такой подход позволил В.И.Равдоникасу на основании произведенных в конец 20-х годов раскопок курганных могильников Юго-Восточного Приладожья подвергнуть критике утверждения Т.Арне о существовании в этой местности норманских колоний и установить, что могильники принадлежали местному прибалтийско-финскому племени68.

А.В.Арциховский подверг критике утверждение норманистов о существовании норманских колоний в Суздальской и Смоленской землях, показав, что и здесь большинство скандинавских вещей найдено в погребальных памятниках, в которых захоронение произведено не по скандинавскому, а по местному обычаю69.

Особого внимания заслуживает тот факт, что более пятидесяти ученых на протяжении двух веков занимались проблемой скандинавских заимствований в русском языке. Норманисты хотели показать, что многие предметы и понятия в русском языке имеют скандинавское происхождение. Специально для этого шведский филолог К.Териквист провела огромную работу по поиску и отсеиванию из русского языка скандинавских заимствований. Результат был совершенно неутешителен. Всего было найдено 115 слов, абсолютное большинство из которых — диалекты XIX века, в наше время не употребляемые. Лишь тридцать слов — очевидные заимствования, из которых только десять можно привести в доказательство норманнской теории. Это такие слова, как “градин”, “тиун”, “ябетник”, “брьковск”, “пуд”. Такие слова, как “наров”, “сяга”, “шьгла” — употребляются в источниках по одному разу. Вывод очевиден.

Точно с таким же успехом исследователь А.Беклунд пытался доказать наличие на территории русского государства скандинавских имен.

Вообще, если внимательно разобрать все данные, вроде бы поддерживающие норманскую теорию, они непременно повернуться против нее. К тому же норманисты используют иные источники, чем ангинорманисты, и, в большинстве своем, эти источники западные, например, три жития Отгона Бамбергского. Такие источники часто фальсифицированы и предвзяты. Источники же, которые можно брать на веру, — византийские, например, совершенно четко указывают на то, что нельзя смешивать Русь с варягами. Русь упоминается раньше, чем варяги, русские князья и дружины молились либо Перуну, либо Христу, но никак не скандинавским богам. Также заслуживают доверия труды Фотия, Константина Багрянородного, в которых ничего не говорится о призвании варягов на Русь. Совокупность всех источников позволяет говорить о несостоятельности норманнской теории. Кроме этих неопровержимых доказательств, существует множество других — таких, как доказательство славянского происхождения названий днепровских порогов, некоторые археологические данные. Все эти факты развенчивают норманнскую теорию.

Итак, версия о привнесенном государстве, о заимствовании идеи государственности представляется не слишком убедительной. С точки зрения современного уровня накопления исторических знаний по проблеме картина вырисовывается следующая. Чужеродные элементы социальной жизни будут отторгнуты, если нет достаточно благоприятных условий для их развития. В данной связи авторский коллектив данного учебного пособия выражает несогласие с позицией Р.Пайпса, профессора русской истории Гарвардского университета. Он утверждает, что древнеславянское государство — это следсвие, “почти побочный продукт заморской торговли между чужими народами, варягами и греками”70. Мы полагаем, что американский профессор здесь допускает излишнюю категоричность, упрощенность суждений по сложной исторической проблеме, коей является тема генезиса древнерусского государства. Нам также кажутся весьма дискуссионными, хотя и небезынтересными, и такие суждения Р.Пайпса. Крупный американский историк утверждает, что в России, в отличие, например, от Англии после норманского завоевания, “норманская верхушка продолжала сохранять полуколониальный характер: свой главный интерес она видела не в сельскохозяйственной эксплуатации земли, а в извлечении дани”. В то же время, полагают авторы настоящего учебного пособия, с определенной долей условности, но можно согласиться с другим обобщением Р.Пайпаса: “Перед нами тип политического образования, характеризующийся необычайно глубокой пропастью между правителями и управляемыми”71.

При анализе норманской теории весьма важным в опровержении ее тезисов становится следующий аргумент: скандинавские племена в ix в. сами еще не знали государственности. Наиболее активная часть норманнских воинов была организована в вооруженные шайки мореходов-разбойников — в отряды викингов. Возглавлявшие их конунги были военными предводителями, но не монархами. Викинги терроризировали прибрежные районы Европы, заходили даже в южные моря, порой оседали в захваченных областях (например, в Нормандии — на западе Франции, на востоке Британии, в Сицилии). Завоеватели охотно перенимали нравы и обычаи покоренных народов (германских и германо-романских), усваивали присущие тем формы общественной организации. Племена Скандинавии, как и восточные славяне, в IX в. были уже подготовлены к созданию государственных форм власти. В Западной Европе, где подобные формы сложились задолго до появления отрядов викингов, скандинавские вожди-завоеватели могли просто возглавить готовые государственные структуры. В Восточной Европе таких структур не было, как не было и норманнского завоевания.

Государство восточных славян сложилось не благодаря скандинавам, но при их активном участии. Вместе с тем, преуменьшение роли скандинавов (варягов) в политических процессах, происходивших в восточнославянском обществе, столь же неуместно, как и буквальное понимание летописного сообщения о варяжских князьях, создавших русское государство. Крайний антинорманнизм, т.е. попытки доказать абсолютную самобытность славянской государственности, вступает в противоречие с известными нам фактами. Разрушение родовой организации и переход к более сложным формам социальной жизни происходят в результате внутреннего развития общества. Однако эти процессы протекают не в каком-то изолированном и “этнически чистом” пространстве. Смешение родов и племен, преодоление былой замкнутости, установление регулярных сношений с близкими и дальними соседями — все это характерные черты продвижения общества к государству.

Уже протогосударственная власть (в союзах племен) противопоставлялась власти традиционной (авторитету родовых старейшин). Союзы племен крайне редко обладали этнической однородностью. Это обстоятельство, как и отсутствие развитого этнического самосознания у обитателей Европы I тысячелетия н.э., облегчало передачу высшей власти чужеплеменным вождям. Пришлые военные предводители, не обремененные грузом родовых традиций, во многих случаях были наиболее подходящими кандидатами на первые роли в союзах племен, в особенности, тогда, когда межплеменные противоречия и споры старейшин угрожали самому существованию этих союзов. Так что ситуация, в которой оказались населявшие север Восточно-Европейской равнины славянские и финские племена, была вовсе не уникальной, а, скорее, типичной.

Как сообщает летопись, словене ильменские, кривичи, чудь, весь и, возможно, меря в середине IX в. (традиционная дата — 862 г.) обратились к известному в тех краях варяжскому конунгу Рюрику с просьбой возглавить объединение нескольких племен (точнее — союзов племен). По предположению В.О.Ключевского, этому событию предшествовало иное: какая-то другая (неподвластная Рюрику) группа варягов предприняла попытку силой оружия покорить названные в летописи славянские и финские племена (или некоторые из них)72. Заморские пришельцы-викинги были изгнаны, но племенные союзы не смогли организовать достаточно прочное объединение, способное обезопасить славяно-финские земли от новых вторжений. Тогда возникла мысль о приглашении Рюрика с дружиной в качестве надплеменной силы. Возможно, приглашавшие варягов князья и старейшины смотрели на Рюриковых воинов только как на наемную (союзную) рать, однако в действительности пришельцы (выполнявшие, по справедливому замечанию С.М.Соловьева, также функции арбитров, нейтральных “третьих судей”73), получили не только военную, но и гражданскую власть, постепенно обретшую государственные формы. Во всяком случае, держава Рюрика, объединенная не столько силой оружия, сколько общими интересами славянских, финских племен и пришлых варяжских воинов, явно переросла рамки племенного союза.

Варяжское происхождение властителей этой державы можно счесть в известной мере случайным, но совсем не удивительным фактом. Норманны появлялись на территории, которую вскоре стали называть Русью, Русской землей, задолго до Рюрика. Группы полувоинов-полукупцов осваивали путь из варяг в греки. Их военно-торговые экспедиции (из Балтийского моря через Неву, Ладогу, Волхов, Днепр и Черное море к Константинополю) влияли на хозяйственную и политическую жизнь славян, обитавших вдоль этого пути. Возможно, что славяне организовывали и самостоятельные походы на юг, в византийские владения; есть свидетельства и о совместных славяно-норманнских акциях. Варяги чаще всего выступали в роли наемников или союзников славянских племенных князей, что не исключало, конечно, и военных столкновений между местным населением и пришельцами из Скандинавии. Но относительно малочисленные варяжские дружины не могли рассчитывать на насильственное подчинение обширных пространств Восточно-Европейской равнины. Удаленность славянских и финских земель от моря почти исключала возможность внезапного нападения (именно внезапность неоднократно приносила успех викингам в покорении прибрежных западноевропейских городов). Тем не менее, нельзя полностью отвергать вероятность временного подчинения варягам славянских городов. (Эти города в IX в. были и торговыми, и военно-политическими центрами.) Так могли возникать политические образования, которые В.О.Ключевский называл варяжскими княжествами, противопоставляя их городовым областям, развивавшимся более мирно, без установления власти чужеземных завоевателей74.

Очевидно, что язык и этническая принадлежность властителей, занимавших со своими дружинами стратегически ценные позиции в укрепленных городах, не имели решающего значения. Важнее другое: и варяжские княжества (подобные северной державе Рюрика или державе Аскольда и Дира, Рюриковых дружинников, без ведома своего предводителя захвативших Киев), и городовые области обладали, по крайней мере, некоторыми чертами государств. Засевшие в городах правители не только обеспечивали безопасность окрестного населения и собирали с него дань, но и пытались упорядочить общественную жизнь, подчинив ее единым для всей округи нормам.

Постепенно складывался новый порядок управления обширными территориями. Черты такого порядка можно увидеть уже в Рюриковой державе. Сам Рюрик вокняжился в Новгороде (вероятно, после кратковременного пребывания в более северном укрепленном поселении, основанном варягами,— в Ладоге). В Белоозере распоряжался Синеус, в Изборске — Трувор. Синеус и Трувор (как сообщает летописец, братья Рюрика) правили не самочинно, а сообразуясь с волей старшего брата, верховного правителя. В такой системе можно увидеть черты института наместников — представителей князя, обладавших ограниченным суверенитетом над подвластными землями.

Необходимо подчеркнуть, что некоторые историки, приверженцы крайнего антинорманизма, вовсе отрицают историчность фигуры Рюрика и летописного сообщения о призвании варягов. Для того чтобы признать это сообщение недостоверным, у нас нет серьезных оснований. Нельзя также убедительно опровергнуть и летописную версию объединения различных восточнославянских земель после смерти Рюрика. Летописец сообщает, что в 882 г. родственник и преемник Рюрика Олег сумел хитростью выманить варягов Аскольда и Дира из ранее захваченного ими Киева. Победа над киевскими князьями позволила политически объединить территории, расположенные вдоль пути из варяг в греки. (Олег, сделавший своей резиденцией Киев, продолжал властвовать и над новгородцами.).

Можно согласиться с критиками летописного сказания о призвании варягов в том, что еще до Рюрика, до Аскольда и Дира в Приднепровье сложился союз племен, в IX в. обретший явные черты государства. Однако признание самостоятельного, доваряжского возникновения государства полян с центром в Киеве не противоречит летописному свидетельству. Вполне возможно, что доаскольдово государство в Киеве и держава Рюрика сложились почти одновременно и независимо друг от друга. Можно допустить и то, что полянский союз племен, существовавший в благодатной, но опасной местности, приобрел черты государства даже раньше, чем объединение, возникшее на севере. Конечно, и необходимость постоянного отражения набегов кочевых племен, и возможность периодически организовывать грабительские походы или торговые экспедиции в богатые византийские владения, и опыт существования в Хазарском каганате — все эти факторы благоприятствовали быстрому огосударствлению власти киевских князей.

Таким образом, весьма вероятным представляется предположение о двух основных центрах восточнославянской государственности: в Киеве и Новгороде. С уверенностью можно утверждать, что в конце IX — начале Х в. оба эти центра входили в единое государство.На престол была призвана ославяненная скандинавская династия, ославяненная, видимо, во второй половине IX века, или к моменту прибытия в Киев Олега. На взгляд авторов, при всей дискуссионности проблемы призвания варягов на Русь, можно констатировать, что в исторической науке есть два обобщения, с которыми трудно согласиться:

Подобные утверждения имеют под собой политизированную основу. Будет правильным полагать, что роль варягов в развитии Древнерусского государства не очень большая.

В данной связи уместно сказать о взглядах Стендер-Петерсена (1893 – 1963 гг.) — одного из крупнейших скандинавских ученых, специалиста по русской медиевистике. По отцу — датчанин, по матери — русский — этот ученый был прекрасным знатоком, глубоко уважал Россию, русский народ, его прошлое. Он никогда не задавался целью возродить неонорманизм, как это утверждает Б.А.Рыбаков75. В своих многочисленных трудах Стендер-Петерсен исследовал русско-скандинавские отношения. Он отрицал мнение, будто скандинавы были в IX — X в. были выше по уровню культуры, чем славяне, и совершенно справедливо указал, что советская историография (40 — 50-х гг.) упростила сложные вопросы русско-скандинавских связей в период Древней Руси.

Но Стендер-Петерсен доказывал, что название “Русь” — северного происхождения, а имена первых русских князей также скандинавские. В этом он был не более норманистом, чем, например, В.О.Ключевский. Датский ученый писал, что провести однозначную грань между норманистами и антинорманистами теперь уж не так легко, как это было в старину… В процессе создания русского государства “скандинавы сыграли не роль основателей или завоевателей, а роль более скромную, роль одного из многих исторических факторов”76.

Вышеизложенное позволяет утверждать, что “норманская теория” как одна из дискуссионных проблем должна исследоваться очень взвешенно, опираясь на принципы объективности историзма, компаративизма. Вряд ли здесь уместно делить историков на “норманистов” и “антинорманистов”. ведь при таком делении вновь открывается печальная возможность введения в научный оборот политизированных ярлыков на фоне серьезной исторической проблемы. увы, в советской историографии мы это уже проходили…Так, Б.А. Рыбаков в своей работе “Киевская Русь и русские княжества в IX – XIII вв. (М., 1982) “наградил” ярлыками “норманистов” ученых А.П.Новосельцева, В.В.Бартолда, В.Ф.Минорского. Конечно, времена были уже далеко не сталинские. Ученых не расстреляли, но создали трудности — ограничили возможность публиковаться77.

Одним из важнейших направлений формирования древнерусской государственности стало социально-экономическое развитие. Анализируя его содержание, следует отметить, что оно было тесно связано с процессом «собирания земель». Этот двуединый процесс включал в себя ряд этапов, а также связан с деятельностью многих русских князей (см. табл.1.).

Таблица 1