logo
Шершеневич - Общая теория права_Т

§ 11. Понятие об обществе

При всей спорности вопроса о том, что такое общество, один момент в его понятии остается вне сомнения: общество есть совокупность индивидов. Нельзя быть в обществе с самим собой. Следует однако иметь ввиду, что природа являет нам общества различных индивидов, но всегда зоологически однородных. Лес, наполненный всевозможными видами животного мира, может составить единое царство только в сказке*(114). При всей бесспорности рассматриваемого момента в понятии об обществе, очевидна и вся его недостаточность для определения. В самом деле, толпа на улице, заполняющая ее в оживленные торговые часы, никогда и никем не будет признана за общество. Правда, мы говорим, смотря на подгулявшую в ресторане компанию, - "веселое общество", или приглядываясь к наполнившей концертный зал публике, - "блестящее общество", но для нас самих ясно, что мы не хотели сказать ничего более, как то, что мы видим в первом случае несколько весело настроенных лиц, сидящих за одним столом, а во втором случае, что мы имеем перед собой много роскошно одетых дам и видных лиц. Совокупность есть необходимое, но не исчерпывающее условие; это только один из моментов в понятии об обществе.

Что же придает совокупности индивидов характер общества? В поисках связующего начала, особенно часто выдвигают общий интерес, как момент, превращающий совокупность индивидов в общество. Действительно, общество непременно предполагает наличность общего интереса у своих членов, все равно, будет ли это интерес экономический, или политический, религиозный, научный, художественный. Но достаточна ли общность интереса, как признак?

Определяет ли этот момент сам по себе понятие об обществе? Перед нами зрительный зал театра, наполненный публикой, при чем у всех один и тот же интерес получить эстетическое впечатление от пьесы; аудитория, собравшаяся выслушать публичную лекцию, при чем у каждого слушателя тот же интерес приобрести новые сведения; митинговое собрание избирателей, которые охвачены общим интересом провести в парламент партийного кандидата. Ни в одном из приведенных случаев никто не признает общества. На лицо совокупность индивидов, налицо общность интересов, - но все же общества нет. Эта общность ничто иное, как логическая абстракция, произведенная наблюдателем, но сами индивиды остаются изолированными, без всякого взаимодействия на почве сознанной общности. Такая общность интереса может быть признана исчерпывающим моментом для понятия об общественном классе, но не о самом обществе.

Если однако этот момент оказывается недостаточным, то тем не менее он является необходимым признаком в понятии об обществе. Без общих интересов общество немыслимо. И этому нисколько не противоречит то обстоятельство, что в одном и том же обществе могут оказаться интересы, не только не сходные, но даже борющиеся друг с другом. Всякий человек, как личность, имеет свои личные интересы, и как бы ни приспособлялся он к общественной среде, но индивидуальность его никогда окончательно не сотрется. Поэтому, с понятием об обществе, построенном на общности интереса, вполне примиряется возможность противоречивых интересов наряду с наличностью общих. Вопрос только в том, которые из этих интересов берут верх. Сплоченность общества зависит от преобладания общих интересов над противоположными. Преобладание сталкивающихся интересов над общими должно повести к разрушению общества.

Предшествующее изложение показало, что общность интереса должна быть направлена не только на предмет внешний, но и на внутренний. Совокупность лиц должна быть заинтересована вся не только в чем то, лежащем вне ее, напр., в спектакле, лекции, но и должна сознавать, что эта цель достижима только при совместном стремлении к ней. Другими словами у совокупности людей должен быть интерес друг в друге, как возможности осуществления интереса, присущего каждому. Отсюда обнаруживается новый существенный момент в понятии об обществе, - это сотрудничество. Под этим именем понимается достижение совместными усилиями цели, недостижимой вовсе или мало достижимой единичными силами.

Сотрудничество, необходимое для понятия об обществе, не может быть ни случайным, ни временным; оно должно быть постоянным. Случайное сотрудничество мыслимо тогда, когда несколько лиц, стремясь одновременно к осуществлению одного и того же интереса, оказывают помимо своего намерения, помощь друг другу. Напр., после снежного заноса ряд возов пробивает дорогу из деревни к городу. Временное сотрудничество имеет место там, где совокупность лиц намеренно соединяется в достижении цели, имеющей преходящее значение.

Напр., молодежь, желая придать похоронам торжественность и порядок, устраивает живую цепь; прибрежные крестьяне соединяются, чтобы разгрузить затонувший на реке пароход. Постоянное сотрудничество предполагает наличность длящегося интереса, т.е. сознания у всей совокупности индивидов, что у них есть какая то общая потребность, не исчерпываемая каким-нибудь определенным действием. Нельзя однако отрицать, что постоянное сотрудничество вырабатывалось медленно, незаметными переходами из временного.

Сотрудничество немыслимо без того, чтобы действия отдельных членов совокупности не были между собою согласованы по каким-нибудь правилам. Целесообразность требует сочетания в деятельности сотрудничающих индивидов. Правила сочетания не могут идти от каждого индивида, а должны быть даны ему извне. Где есть сотрудничество, там должно быть нормирование деятельности. Сочетание действий многих лиц по правилам составляет организацию деятельности их. Если даже не считать организацию за признак, обуславливающий понятие об обществе, то на него следует смотреть как на признак необходимо сопутствующий. Где есть общество, непременно есть и некоторая организация, т.е. какие-нибудь правила, определяющие отношение между индивидами в деле сотрудничества. Соединяя все рассмотренные признаки, мы находим, что понятие об обществе предполагает следующие моменты: а) совокупность индивидов, b), общий интерес, с) сотрудничество, d) организацию. Некоторые выдвигают еще момент сожительства, предполагая организованное сотрудничество совокупности лиц объединенных не только общим интересом, но и пространством своей деятельности*(115). Но существенность этого момента для характеристики понятия признать трудно. Это момент обычный, но не необходимый. Так напр., акционерное общество представляет совокупность лиц, часто разъединенных пространственно. Таков орден иезуитов, или любое международное ученое общество. С другой стороны жильцы одного дома, пространственно объединенные стенами его, не составляют между собой общества.

Данное определение об обществе не стоит ни в какой связи с понятием о государстве. В пределах одного и того же государства может уместиться не мало различных обществ, и в то же время многие общества могут выйти за пределы различных государств, совершенно не стеснясь таможенными границами*(116). Это нисколько не ослабляет значения того обстоятельства, что совокупность лиц, объединенных одной государственной властью, приобретает благодаря тому новый общий интерес, объединяется на почве нового сотрудничества, и образует общество, совпадающее пространственно с государством, но не сливающееся с ним в существе, и не препятствующее тому, чтобы составляющие его индивиды принадлежали одновременно к другим общественным соединениям. Обратимся от данного определения к некоторым другим определениям понятия об обществе.

С точки зрения Гиддинса, общество есть сознание рода*(117). Общество создается не фактом физического сближения известной совокупности единиц, а приобретением каждой единицей сознания сходства и психической близости к другим единицам. Пока этого сознания нет, - нет еще и общества. Очевидно, Гиддинс отбрасывает сознание общности потребностей и сознание возможности их удовлетворения путем сотрудничества. Решающим для него моментом является сознание принадлежности к общему роду и вызванное этим сознанием чувство симпатии. "Я понимаю под этим, говорит Гиддинс, такое состояние сознания, в котором всякое существо, на какой бы жизненной ступени оно ни стояло, готово признать любое такое же разумное существо одного с ним рода". Но с таким определением Гиддинса невозможно согласиться. Возможному, но случайному моменту он стремится придать значение необходимого. Конечно, общество тем сильнее, чем более оно связано чувством симпатии между образующими его единицами. Но нельзя утверждать, что общества нет там, где это сознание слабо или даже вовсе отсутствует. Выдвигаемый Гиддинсом момент существенен для понятия о национальности, но не об обществе.

Национальность есть действительно чисто психический факт, выражающийся в чувстве взаимного притяжения, основанном на сознании сходства, которое в свою очередь обуславливается общностью исторической судьбы. Но национальность может быть и вне общества. Евреи, рассеянные по всему миру, несомненно одарены сознанием рода, но сами по себе они общества не составляют*(118).

По определению Тарда общество есть совокупность индивидов, готовых подражать друг другу или сходных друг с другом, насколько общие им черты составляют старинные книги одного и того же образца*(119). Все общественные явления обязаны своим возникновением взаимодействию открытий и подражаний, а потому "общество, - это подражание". Нельзя, конечно, отрицать в высшей степени важного значения, какое имеет установленный Тардом закон подражания. Но не подлежит также сомнению и преувеличение, допущенное Тардом, который пытается этим законом объяснить всю общественную действительность. Если даже признать законы подражания во всем их объеме, на котором настаивает Тард, все же это только законы, объясняющие процесс, происходящий в обществе, но не сущность общества. Подражание - это то, что происходит в обществе, но не то, что такое общество, с точки зрения самого Тарда, подражание составляет лишь проявление в общественной среде того общего мирового закона повторения, которое в неорганической среде выражается волнами колебательных движений, в органической среде наследственной передачей. Что же это за среда, в которой закон повторения преломляется в виде закона подражания? Иначе, что такое общество? Это понятие, несмотря на решительное утверждение Тарда, остается им не определенным.

"Понятие об обществе, говорит Зиммель, имеет два значения, которые с научной стороны должны быть строго различаемы. Во-первых, это есть совокупность обобществившихся индивидов, общественно оформленный человеческий материал в исторической действительности. Во-вторых, общество есть сумма тех форм отношений, благодаря которым из индивидов образуется общество в первом смысле"*(120). Зиммель вносит в первое значение признак второго, а второе определяет признаком первого. Но Зиммель дает еще определение понятия об обществе, которое по его мнению, по своей широте устраняет всякие споры. "Общество имеется налицо там, где несколько индивидов вступают во взаимодействие"*(121). Напрасно, однако, думает Зиммель, что большая общность определения спасает от опасностей, связанных с определением. Легко из чрезмерной общности впасть в полную неопределенность. Став на точку зрения определения, данного Зиммелем, придется признать общество всюду, где есть несколько людей, потому что невозможно, чтобы между ними не было взаимодействия, хотя бы в том, что они смотрят друг на друга, говорят друг с другом. И действительно, он готов признать обществом обедающих за табльдотом. Если для определения понятия об обществе одного взаимодействия мало, то, с другой стороны, и не всякое взаимодействие достаточно. Зиммель сам предвидел, что согласно его определению следует признать обществом и два воюющих государства, так как между ними существует несомненное взаимодействие*(122), но устранить этого возражения ему не удалось.

Зиммелю хотелось бы в обществе точно различать содержание общественной жизни от ее формы. Но едва ли можно понять форму общественных отношений вне их содержания, если не выдвигать норм, определяющих порядок отношений, чего Зиммель не желает.

Самое представление об обществе сложилось сравнительно недавно. У греков общество сливалось с государством, или лучше сказать, общество растворялось в государстве. Причиной тому, что греки из-за государства не видели общества, заключалось в незначительном размере греческих государств-городов, при котором политическая связь, охватывавшая гражданина со всех сторон, не давала простора для особых общественных связей. В средние века рядом с государством, слабо выраженным в действительности, становится церковь, как общество верующих. Но это сопоставление церкви с государством не могло способствовать созданию представления об обществе, потому что сама церковь боролась за светскую власть и стремилась не отличаться от государства, а уподобиться ему. В ХVII и XVIII веках выдвинулась школа естественного права, которая занимается вопросом, каким образом по соглашению обособленных людей создается совместное их существование, все равно будет ли то называться государством или обществом. Только на почве смешения общества с государством могло появиться утверждение Гоббза, что понятие о том, что добро и зло, создается лишь государством, - мнение неверное и опасное, тогда как в нем скрыта правильная мысль о социальном характере нравственных понятий. Ж.Ж.Руссо дает своему знаменитому сочинению заглавие "Об общественном договоре", тогда как на самом деле в нем говорится о договоре, которым образовывалось государство*(123).

Представление об обществе, отличное от представления о государстве, создается в XIX столетии под влиянием различных течений. Прежде всего политическая экономия, только что сложившаяся, выдвигает общество, занятое хозяйственной деятельностью; в противоположность государству, поглощенному управлением. Это теоретическое противопоставление имело политическую подкладку, обосновав самостоятельность общества отстранить вмешательство государства. Сам Адам Смит рассматривал политическую экономию, как часть более обширного учения об обществе в целом. С другой стороны, в господствующей философии Гегель выдвигает идею гражданского общества, необходимую ему, как антитезис семьи, чтобы округлить синтез в государстве. В государствоведении представление об обществе, отличном от государства, развивают Р. фон-Моль И Л. фон-Штейн. Первый рассматривал общество, как ту жизненную среду, в которой вращаются интересы отдельных лиц и которая поэтому нуждается в государстве, как примирителе и объединителе. Второй из них, испытавший на себе сильное влияние французского социализма, дал представление об обществе, разделенном на классы, которые находятся в постоянной борьбе за государственное господство.

Наконец, социология, это новообразование XIX века, сделавшая новое представление об обществе предметом своего специального изучения, вскрыла под государственным наслоением общественный пласт и тем окончательно утвердила самостоятельность понятия об обществе и его независимость от понятия о государстве.

Остается выяснить, представляет ли общество явление специально человеческой жизни, или же человеческое общество следует признать только видом общежития живых существ? Допустимо ли сопоставление человеческого общества с животными обществами, возможны ли здесь заключения по аналогии?

Некоторые решительно протестуют против такого приема. По мнению Уорда резкое различие между человеком и животным выражается в следующей формуле: животное приспосабливается к среде, тогда как человек приспосабливает среду*(124). Но спрашивается, что же делает бобер, когда он собирает, ломает, перегрызает сучки и складывает домики; что делают пчелы, когда извлекают из цветов мед и превращают его в соты? Разве это не приспособление среды? Если рассматривать вопрос со стороны степени способности к приспособлению, то далеко ли ушли дикари от животных в умении приспосабливать природу к своим потребностям?

He допускает и Штаммлер сопоставления между социальной жизнью человека и животных. С его точки зрения характерным моментом в понятии об обществе является внешнее регулирование, подчинение сожительствующих людей внешним правилам. Этот момент, по его мнению, отсутствует в сожительстве животных*(125). На чем основано его утверждение? Чтобы в союзах животных могли устанавливаться правила, об этом, говорит Штаммлер, нам решительно ничего неизвестно, тут решает наше личное мнение, которое имеет столько же основания, сколько и мнение об обитаемости планет. Но Штаммлер не только говорит, что нам неизвестно, имеются ли у животных такие правила, - он утверждает, что этих правил нет, а это противоречит его познавательному положению. Он утверждает, что животным, находящимся в сожительстве, чужды конфликты воли, но такое утверждение основывается на предполагаемом противоречии между социальными правилами и индивидуальными побуждениями. Наконец, ссылка на то, что человек руководится в своих отношениях к другим людям разумом, тогда как животные в сношениях между собой пользуются только инстинктом, строится на предположении резкой пропасти между человеком и животным, которая подсказывается старым антропоцентрическим мировоззрением*(126).

Если современная общественная жизнь людей оставила далеко за собой все то, что представляет сожительство животных, то не следует забывать, что это лишь результат долгого развития из таких зачаточных форм, которые ничем не отличаются от животного общежития. И такое сопоставление не только не унижает достоинства человека, но может служить предметом его гордости.