9.5. Социально-политическая структура ссср в 30-е гг.

Народ и власть.

Развитие негосударственных структур социальной организации в 20-е гг. происходило под бдительным наблюдением ВКП(б), которая срослась с государственным аппаратом и стала стержнем всей политической системы. Уже со времени Гражданской войны высшее партийное руководство в лице ЦК и Политбюро партии контролировало деятельность центральных органов власти и управления - съезда Советов, ВЦИК и СНК. Главным средством всеобъемлющего партийного контроля в системе управления страной, основой всего механизма власти Сталина стала номенклатура - особый социальный слой управленцев. В номенклатуру входили ответственные работники партийно-государственного аппарата разного уровня и “выборные” руководители массовых общественных организаций, которые обеспечивали беспрекословное выполнение воли “вождя народов”. Список руководящих аппаратчиков партии, государственных и общественных организаций, составленный Орграспредотделом ЦК ВКП(б) в 1923 - 1925 гг., определял свыше 20 тыс. должностей, назначение на которые требовало утверждения вышестоящего партийного комитета.

Вся номенклатура, в т.ч. и ее ядро - партократия, жила под постоянным страхом репрессий. Ее ряды постоянно “перетряхивались”, что исключало даже малейшую возможность консолидации этого привилегированного слоя управленцев на антисталинской основе и превращало их в простых проводников воли партийно-государственной верхушки во главе со Сталиным. Если в первое десятилетие советской власти высшее звено управленцев состояло из представителей старой ленинской гвардии, то после “большого террора” 1936 - 1938 гг. номенклатуру заполняют молодые сталинские выдвиженцы. Именно в 30-е годы номенклатурный принцип руководства обществом сложился окончательно и без особых изменений просуществовал вплоть до 1989 г.

В начале 30-х гг. антисталинские группировки в партии еще продолжали сопротивление. Группы М.Н. Рютина, С.И. Сырцова - В.В. Ломинадзе, А.П. Смирнова - Н.Б. Эйсмонта - В.Н. Толмачева выступали против авантюристических темпов индустриализации и коллективизации, против ликвидации внутрипартийной демократии. На XVII съезде партии была даже предпринята закулисная попытка сместить Сталина с поста Генерального секретаря. В этих условиях завершающим шагом к утверждению неограниченной власти Сталина стала открытая расправа с подлинными и мнимыми его противниками - "большой террор". Сигналом к его началу послужило убийство С.М. Кирова 1 декабря 1934 г.

В 1936 - 1938 гг. органами НКВД, образованного в 1934 г. и превратившегося в важнейший элемент в системе власти, был сфабрикован ряд открытых политических процессов над бывшими партийными лидерами. Определенный опыт проведения подобных акций у карательных органов уже был: первые процессы над вымышленными антисоветскими организациям - “Промпартией” и “Трудовой крестьянской партией” - были организованы в конце 20-х гг. и направлены на “искоренение вредительства”. Жертвами развернувшейся в этот период кампании стали десятки тысяч “буржуазных спецов”.

В 1936 г. состоялся процесс “Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра”, по которому проходило 16 чел., в т.ч. Зиновьев и Каменев; в 1938 г. - “Антисоветского правоцентристского блока”, на котором "судили" Бухарина и Рыкова. Все они были расстреляны. В июне 1937 г. в связи с “раскрытием заговора в Красной Армии” к смертной казни была приговорена группа крупных военачальников во главе с М.Н. Тухачевским. В июле того же года телеграммой Политбюро было приказано открыть репрессивную кампанию против бывших кулаков, “уголовников” и “врагов народа”, а для ее проведения на местах создавались “тройки” из председателей партийных комитетов, работников НКВД и местных прокуроров.

Репрессии затронули все слои общества. Всего в 1937 - 1938 гг. было арестовано 2,5 млн. чел., из них почти 700 тыс. расстреляно. К началу 1939 г. только согласно официальным отчетам НКВД общая численность перемещенных за колючую проволоку превысила 2 млн. чел.

Политика “большого террора” имела своей целью не только нанести удар по противникам сталинских методов реализации социалистических идеалов. Она была призвана также устранить из общественно-политической и культурной жизни лучшую, свободомыслящую часть нации, способную критически оценивать действительность, происходящие в стране процессы и уже поэтому представлявшую собой серьезное препятствие на пути окончательного утверждения тоталитарной модели общества.

Важным элементом формирования сталинской политической системы явилась всеобъемлющая идеологизация культуры и духовной жизни общества. Под полный контроль партии были поставлены самые массовые общественные организации - профсоюзы и комсомол. Со второй половины 20-х гг. в деятельности профсоюзов все больший упор делается на повышение производительности труда - в основном за счет ослабления профсоюзной деятельности по защите прав и интересов трудящихся. Такая “специализация” деятельности профессиональных союзов в значительной степени была обусловлена неподдельным трудовым энтузиазмом, охватившим значительные массы. Мощным стимулом для множества людей стала мысль о построении за короткий срок, пусть даже путем напряжения всех сил, нового, лучшего общества. Это нашло яркое воплощение в массовом “социалистическом соревновании”: ударничестве (1929 г.) и “стахановском движении” (1935 г.).

По мере утверждения сталинской общественно-политической системы общественные организации постепенно выстраивались в жесткую иерархическую структуру, а каждый член советского общества оказывался вовлеченным в нее: избранные, самые надежные с точки зрения властей - в партию, “сознательная” молодежь - в комсомол, дети - в пионерскую организацию, рабочие и служащие - в профсоюзы, творческая интеллигенция - в союзы, созданные вместо многочисленных обществ и объединений художников, литераторов, композиторов, архитекторов. Причем только вступив в эти союзы и подчиняясь их требованиям, писатели и художники получали право на профессиональную деятельность, государственные заказы, выставки или публикацию своих произведений в государственных издательствах.

Общественные организации были теперь абсолютно подконтрольны партийным органам, которые закрывали их при малейшем подозрении на “вольнодумство” (эта участь постигла, например, “Общество воинствующих материалистов-диалектиков”). Власти предпочитали сами выступать с инициативой создания новых объединений, исходя из требований политического момента. Так возник “Союз воинствующих безбожников” - самое массовое общество, которое активно организовывало атеистические и антирелигиозные кампании.

Таким образом, все общественные организации предельно идеологизировались, “огосударствлялись” и становились своего рода “приводными ремнями” от партийно-государственного руководства к массам, конденсировали социально-политическую энергию народа и направляли ее на решение “очередных задач Советской власти”.

Из идейных, мировоззренческих течений в 20-е гг. господствующее положение занял марксизм-ленинизм. Другим направлениям мысли было отказано не только в праве на признание, но даже на легальное существование.

К исходу 30-х гг. сложившаяся в Советском Союзе социально-политическая структура приобрела ярко выраженный тоталитарный характер: помимо полного контроля государства над экономикой произошло огосударствление политической системы, включая общественные организации. В условиях монополии власти на средства массовой информации был установлен все проникающий идеологический контроль, фактически полностью ликвидированы конституционные права и свободы граждан, а любые проявления инакомыслия жестоко подавлялись. За фасадом декоративной официальной власти - Советов всех уровней - скрывалась истинная несущая конструкция режима сталинской личной диктатуры, которую образовывали две пронизывающие страну системы - партийных органов и органов НКВД. Первые подбирали кадры для управленческих структур государства и контролировали их работу. Органы НКВД осуществляли еще более широкие контрольные функции, включавшие надзор за самой партией, и действовали под прямым руководством Сталина.

Как партийно-государственному руководству на протяжении 30-х гг. удавалось поддерживать высокий жизненный тонус, трудовой энтузиазм, мобилизационную готовность значительной части советских людей? Определенную роль сыграло повышение материального благосостояния народа во второй половине 30-х гг. Так, потребление важнейших продуктов питания в 1937 г. по сравнению с 1933 г, увеличилось у колхозников в среднем на душу населения более чем в 2 раза. Эти показатели отражают реальную картину: 1933 г. - время голода во многих сельских районах, 1937 г. - год высокого урожая.

Впечатляющими были достижения в области здравоохранения и просвещения: к исходу 2 пятилетки СССР вышел на 1 место в мире по числу учащихся, по темпам подготовки и количеству специалистов. Миллионы простых людей, получив ставшее широко доступным именно в 30-е гг. образование, повысили свой социальный статус: стали квалифицированными рабочими, сельскими механизаторами, техниками, инженерами, офицерами, служащими.

В целом, несмотря на многие жизненные трудности, колоссальные жертвы репрессий, возникало психологическое ощущение, что жизнь меняется к лучшему. Все это умело подкреплялось пропагандистскими акциями. Выдвигая широкий спектр обращенных к массам лозунгов, призывов, сменяя одну пропагандистскую кампанию другой, власть умело затрагивала лучшие и худшие стороны человеческой души. Здесь и апелляция к традициям революционной борьбы, к чувству пролетарского интернационализма (например, кампания солидарности с республиканской Испанией). Здесь и опора на патриотические чувства, обращение к традиционным стереотипам массового сознания (крен в сторону исторической проблематики в литературе, кино, широкое развертывание отмененного в предшествующий период исторического образования). Здесь и героизация, культ человека труда (широкая пропаганда достижений стахановцев, чкаловцев, папанинцев и др.), Но здесь же и призывы к разоблачению “врагов народа”, периодически разжигаемые волны натравливания народа на интеллигенцию, абсолютизация классового подхода в литературе, этике.

Чтобы поддерживать пламя почти религиозной веры в “приближающееся лучшее будущее”, помогавшей маленькому человеку стойко переносить тяготы повседневной жизни, стимулировавшей массовый трудовой энтузиазм, подыскивались новые, всегда конкретные и понятные простым людям объяснения причин аварий на производстве, нехватки товаров повседневного спроса, перебоев с продовольствием. Вначале во всем оказывались виновными “кулаки” и “буржуазные спецы”, потом представители эксплуататорских классов, “пробравшиеся”" в партию, в государственные органы, на руководящие должности на заводах, в колхозах, затем коммунисты, “завербованные иностранными разведками”.

Наказывая “начальников”, власть, с одной стороны, удовлетворяла ущемлявшееся чувство социальной справедливости (советское общество в 30-е гг. было далеко не эгалитарным, имелись существенные различия в уровне доходов, образе жизни между крестьянами, рабочими, значительным слоем интеллигенции, номенклатурой). Кроме того, вокруг наиболее образованной, способной к выработке и принятию самостоятельных решений части общества создавалась атмосфера общественного недоверия (“гнилая интеллигенция”, “бюрократы”), над ней постоянно висел дамоклов меч репрессий. Это в корне подавляло всякую оппозицию, сепаратизм, свело до минимума коррупцию, теневую экономику.

Идея тернистого пути к светлому будущему обладала огромной мобилизующей силой. Стихи В.В. Маяковского “Пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм”, очень точно отвечали лозунгам того времени, предлагавшим отдать свою жизнь на алтарь счастливого будущего детей, Отечества, всего человечества. Жертвенный марксизм смыкался здесь с христианской идеей искупления, православным “очищением через страдания”. Перед нами феномен массовой “антирелигиозной религиозности”: слом в послереволюционное время традиционных социально-экономических структур; общественные и военные катаклизмы; систематические антирелигиозные кампании подорвали в глазах значительной части народа легитимность традиционных религий. Но структуры сознания, потребность в вере остались прежними. И вакуум на время оказался заполнен верой в партию, в ее идеалы.

Эта новая квазирелигия лежала в основе жизнерадостного мироощущения значительной части советских людей. Посетивший СССР в 1936 г. французский писатель А. Жид, подметивший массу “негатива” в тогдашней советской действительности (бедность, порой переходящую в нищету, подавление инакомыслия, всевластие тайной полиции и др.), тем не менее, констатировал: “ русский народ кажется счастливым... ни в какой другой стране, кроме СССР, народ - встреченные на улице (по крайней мере, молодежь) заводские рабочие, отдыхающие в парках культуры - не выглядит таким радостным и улыбающимся. Как совместить это внешнее проявление с ужасающей жизнью подавляющего большинства населения?.. Можно увидеть много людей, причем голодных, которые выглядят улыбающимися, веселыми, их счастье... основано на доверии, неведении и надежде”.