Великодержавные тенденции

Официальное обращение власти к русским дореволюционным традициям совпадает с началом войны. Эта тенденция усилилась в военные годы и продолжала сохраняться после победы. В исторической литературе существует даже мнение, что советский офицерский корпус оказался на пороге превращения в сословие (введение орденов и медалей за выслугу лет, надбавка к жалованию кавалерам орденов и т.д.). В этом же ключе рассматривают и организацию нахимовских и суворовских училищ, куда в первоочередном порядке принимались дети погибших офицеров.

Эта же тенденция проявилась и в попытке реставрации чиновнического сословия — с 1943 по 1954 г. была введена форма и знаки отличия более чем для 20 министерств. И в армии, и в советском аппарате в 1947 г. были введены суды чести для "содействия воспитания работников государственных органов в духе советского патриотизма и преданности интересам советского государства и высокого сознания своего государственного и общественного долга, для борьбы с проступками, роняющими честь и достоинство советского работника...". Зачем нужно было передавать часть функций партячеек этой реликтовой инстанции? Налицо несколько основных мотивов. Во время войны появилось довольно значительное число беспартийных офицеров и служащих, которые оставались не охвачены идеологической обработкой. Суды чести становились инструментом контроля за нравственной стороной общественной жизни, они должны были рассматривать "антипатриотические, антигосударственные и антиообщественные проступки и действия ... если эти проступки и действия не подлежат наказанию в уголовном порядке". Кроме того, это был орган, призванный постоянно напоминать о репрессиях конца 1930-х годов, решения которого обжалованию не подлежали и который мог ограничиться общественным порицанием, а мог и передать дело следственным органам для направления в суд. Но главный мотив, судя по всему, состоял в том, что идеологическая трансформация, в ходе которой произошло соединение коммунистической идеологии с патриотизмом, требовала своего постепенного институционального закрепления.

Наиболее важное решение в этом направлении было принято 15 марта 1946 г.: Совнарком и наркоматы были преобразованы соответственно в Совет Министров и министерства. Официальное объяснение сводилось к тому, что "старое наименование уже не выражает тот объем компетенции и ответственности, который возлагает Конституция СССР на центральные органы и лиц, стоящих во главе отдельных отраслей государственного управления". Думается, что дело здесь было не столько в объеме компетенции, сколько в том, что имперским амбициям Сталина и его ближайшего окружения уже гораздо в большей степени соответствовала солидная министерская атмосфера, а представить себе комиссара в Совете Безопасности ООН тем более было уже довольно сложно. Кроме того, репрессировав старую "большевистскую гвардию", предав общественному остракизму первых советских наркомов, важно было переименованием еще раз подчеркнуть водораздел между полными революционного энтузиазма комиссарами и теперешними министрами с высокими полномочиями, соблюдающими субординацию и контролирующими огромный аппарат.

Обращение Сталина к патриотическим чувствам и включение их в идеологический инструментарий режима привело его к постепенному отказу от антирелигиозной и атеистической пропаганды. Так, Сталин не одобрил в 1948 г. идею Суслова придать антирелигиозной пропаганде "наступательный характер", к концу 1940-х годов из партийных документов исчезли упоминания об атеистической работе, а на XIX съезде партии в 1952 г. впервые вообще не рассматривались вопросы антирелигиозной работы. Общеизвестно, что церковь в годы войны внесла существенный вклад в победу, собирая материальные средства и морально поддерживая людей в тяжелую минуту личного горя. Но объяснять отказ от воинствующего атеизма 1930-х годов только благодарностью церкви было бы слишком прямолинейно. Важнее другое: власть обращалась к прошлому и традициям Российской империи, хотела быть столь же солидной на международной арене.

Этот же подтекст имеет обращение Сталина к дореволюционной российской истории. Наиболее известна его реакция на вторую серию фильма С.Эйзенштейна "Иван Грозный". Актер Н.К.Черкасов так вспоминает о встрече со Сталиным, где обсуждался фильм: "Говоря о государственной деятельности Грозного, товарищ И.В.Сталин заметил, что Иван IV был великим и мудрым правителем, который ограждал страну от иностранного влияния и стремился объединить Россию...". По сути впервые лидер коммунистов говорил положительно о ком-то из русских царей.

Не следует сбрасывать со счетов и активную имперскую внешнюю политику Советского Союза, стремившегося любой ценой распространить свое влияние в мире.

В национальной политике реализация этих идей привела к непомерному возвеличиванию русского народа, который в партийных документах определялся "наиболее выдающейся из всех наций, входящих в состав Советского Союза". На официальном уровне делались попытки научного обоснования исключительной роли всего русского при замалчивании каких бы то ни было достижений других народов. В 1949 г. на юбилейной сессии Академии наук в Ленинграде, посвященной 225-летию ее основания, была продемонстрирована исключительная роль русской науки в истории человечества. Не должно было возникать больше сомнений в первенстве открытия трансформатора и лампы накаливания, радио и парашюта. Открытие закона сохранения энергии приписывалось исключительно "великому русскому ученому" М.В.Ломоносову, который приобретал черты величайшего гения всех времен и народов.

По сути, полностью была пересмотрена история национальных отношений в России до и после революции, все национальные движения были определены как реакционные и вредные. В послевоенные годы существенно сокращается число национальных школ, изданий на национальных языках, полностью исчезают национальные клубы, землячества и другие формы общественной активности. Такая официальная государственная политика вызывала раздражение у представителей других народов и закладывала проблемы в межнациональные отношения на долгую перспективу.