Гамбургер по-президентски

В один из последующих своих приездов в Соединенные Штаты Громыко вновь встретился с Картером, на этот раз не рано утром. Участников встречи было немного, и она проходила уже в Овальном кабинете. Как это часто бывает, беседа затянулась, вышла за рамки намеченного заранее круга вопросов. Были какие-то разногласия по гуманитарной тематике, но в целом все протекало мирно и доброжелательно. Пресса прессой, идеология идеологией, а беседы на таком уровне должны проходить конструктивно. И очень важно, чтобы диалог велся в нормальной обстановке. Как бы ни бесновались наши и американские идеологи, что бы ни трубили о конфронтации газеты, дела должны идти. И они шли. Может быть, не так быстро и успешно, как хотелось бы, но продвигались. Конечно, Громыко иногда выдавал президенту или госсекретарю что-нибудь зубодробительное относительно политики Соединенных Штатов и те отвечали тем же относительно советской, но на личности никто никогда не переходил.

К концу беседы между Громыко и Картером я уже начал предвкушать предстоящий завтрак в нашем гостеприимнейшем и хлебосольном посольстве. Иностранцев на завтраке не должно было быть, поэтому предполагалось, что обстановка будет неформальная. Можно пообщаться со старыми друзьями и коллегами, расслабиться, пошутить, выпить по рюмке.

Беседа закончилась, все вышли на террасу перед Овальным кабинетом и начали прощаться, как вдруг Картер, посмотрев на часы, обратился к Андрею Андреевичу:

— Господин министр, время-то подходит к часу дня. Время ланча. Надо же где-то поесть. Давайте поднимемся на второй этаж и позавтракаем вместе — вы и я.

К этому никто не был готов. Наверняка мысль пригласить Громыко на ланч пришла Картеру внезапно. Андрей Андреевич приглашение принял, но, повернувшись к стоящему рядом Добрынину, попросил его передать Картеру, что он, Громыко, чувствовал бы себя спокойнее, если бы рядом был его переводчик.

— Ну, разумеется, — ответил президент, — еды на всех хватит.

Мои надежды на завтрак в посольстве с друзьями рухнули.

Пока шел этот разговор, я, подойдя к стоявшему чуть поодаль моему американскому коллеге Биллу Краймеру, как бы из солидарности сказал, что, наверное, и ему в таком случае следовало бы присоединиться.

Билл почтительно поинтересовался у президента, не понадобится ли и он на ланче? На что Картер белозубо улыбнулся и ответил:

— Нет, спасибо. Уверен, что Виктор один справится.

Делать было нечего. Работа есть работа. Картер жестом пригласил нас вернуться в дом и подняться на второй этаж в его личные апартаменты.

Заходим в семейную гостиную, за открытой дверью, в столовой, накрыт небольшой обеденный стол. Открывается еще одна дверь, и, переступая босыми ножками, входит мальчик, не старше двух лет, в сопровождении симпатичной чернокожей няни. Картер, расплывшись в улыбке, говорит:

— А это мой внук — Джеймс Картер.

Громыко, у которого тоже были внуки, заулыбался и, указывая на мальчика, переспросил:

— Тоже Джимми?

— Нет. Джимми — это я. А он — Джеймс.

Потом, когда малыша увели, Картер предложил нам перед ланчем что-нибудь выпить. Громыко немного замешкался и, как обычно, спросил у меня:

— Суходрев, как вы думаете, что именно?

— Ну, если мы в Америке, Андрей Андреевич, то, видимо, виски с содовой.

— Вы, наверное, правы, Суходрев. — И Громыко уже по-английски говорит президенту: — Может быть, виски с содовой?

— А вы, Виктор? — спрашивает меня Картер.

— Учитывая, что я посоветовал министру виски, то уж точно буду пить то же самое.

Громыко шепнул мне:

— Суходрев, а где-нибудь руки помыть можно?

Я переадресовал вопрос Картеру. Он показал, куда надо пройти. Громыко ушел.

Принесли напитки. Я взял свой стакан, Картер — свой, а виски для Громыко поставили на столик.

И тут я спросил Картера:

— Господин президент, а что же это везде пишут, будто у вас, в Белом доме, и выпить-то ничего крепкого нельзя?

Надо сказать, что Картер всем своим обликом и поведением располагал к разговору без особых церемоний. Даже у людей намного ниже его рангом он не вызывал никакой боязни или трепета, перед ним ни у кого не возникало желания вытянуться в струнку.

Картер улыбнулся на мой вопрос:

— Ну нет, это преувеличение. На самом деле я и сам не прочь после работы выпить немного виски.

В это время вернулся Громыко. Я тоже попросил разрешения удалиться. Когда я снова присоединился к ним, сам хозяин ненадолго покинул нас.

Громыко спросил меня:

— Как вы полагаете, он этот завтрак специально задумал? Может, он хочет какой-то вопрос поставить? Опять про эти права?

— Я так не считаю, Андрей Андреевич. Картер, видимо, придумал этот завтрак на ходу.

Я оказался прав. Никаких деловых разговоров за ланчем не было.

Сели за стол. Я посмотрел на приборы. Две вилки — большая и маленькая, один нож… А за тарелкой — ложка. Мне все стало ясно: ланч будет скромный.

Начали с зеленого салата. Круглая булочка. Кирпичиком — масло. Вина не подали, только минеральную воду. Когда убрали тарелки из-под салата, принесли главное блюдо.

«О боже! — воскликнул я про себя. — Гамбургер!»

Увы, такой же, какой можно было купить в любом «Макдональдсе» за семьдесят пять центов! И это — вместо моих любимых домашних горячих пирожков с мясом! Не говоря обо всем прочем в нашем посольстве.

Переводить мне так ничего и не пришлось. Громыко и Картер говорили на малозначимые темы и в переводчике не нуждались.

Когда мы вернулись в посольство, я рассказал своим друзьям, что подают на ланч у президента США. Однако особого сочувствия к себе не вызвал. Возможно, потому, что сытый голодного не разумеет. И я на легкий желудок надолго засел тогда в так называемой темной комнате посольства, защищенной от подслушивания, чтобы продиктовать двум сменяющим друг друга стенографисткам запись утренней беседы Громыко и Картера.