logo
Suhodrev_Yazyik_moy_-_drug_moy

А. Н. Косыгин и а. Хан — дружественное рукопожатие Ташкент, январь 1966 года

Пока не были улажены основные политические разногласия, остальным министрам делать было нечего, особенно министрам обороны. Малиновский, помню, скучал. На завтраке, который устроил Шастри в честь советской делегации, нашего военачальника очень расстроил тот факт, что, согласно индийской традиции, не подали спиртного. Видимо, это отразилось на его лице, и большой знаток советских руководителей Трилоки Кауль, посол Индии, подмигнув Малиновскому, сделал знак одному из официантов. Тот подошел к маршалу, забрал его фужер, наполненный минеральной водой, и поставил другой, тоже с бесцветной жидкостью. Малиновский, отведав напитка, явно повеселел.

Громыко в ходе подготовки совещания не скучал — несколько раз встречался со своими коллегами — министрами иностранных дел. Но основные проблемы улаживал кочующий туда-сюда Косыгин.

Наконец главное дело, ради которого все собрались, увенчалось успехом: был составлен и подписан совместный документ — Ташкентская декларация. Случилось и то, что еще две недели назад казалось совершенно немыслимым: Айюб Хан и Лал Бахадур Шастри поужинали наедине… Это была подлинная победа советской дипломатии. И главную роль в ней сыграл Алексей Николаевич Косыгин.

Вечером последнего дня состоялся большой прием, где присутствовали и пакистанцы с индийцами, уже начавшие друг с другом общаться. Было шумно, весело и в то же время торжественно. Состоялся концерт с участием узбекских артистов. На всех сильное впечатление произвел танец живота в исполнении одной из танцовщиц. Фельдмаршалу Айюб Хану она заметно понравилась. А Шастри, приверженец самых строгих индуистских правил, особого восторга не проявил.

После концерта Шастри первым выразил желание уехать в свою резиденцию. Косыгин вышел с ним на улицу, они тепло попрощались. Вскоре засобирался и Айюб Хан. Косыгин вышел проводить и его. Пакистанский президент неожиданно предложил Алексею Николаевичу:

— Господин премьер, моя резиденция находится буквально в двух шагах отсюда. Не зайдете ли вы ко мне выпить виски на сон грядущий? У меня с собой есть…

Замечу, что у фельдмаршала, несмотря на то что он являлся руководителем мусульманской страны, не было никаких предрассудков по поводу спиртного. Косыгин секунду-другую подумал, повернулся ко мне и спросил:

— Ну как, пойдем?

Я ответил:

— Алексей Николаевич, если вы пойдете, то я уж конечно пойду.

И мы отправились к Айюб Хану. Зашли. Подали нам виски с содовой. Минут двадцать хозяин и гость поговорили о прошедшей встрече. Айюб Хан очень тепло поблагодарил Косыгина за отлично выполненную посредническую миссию.

Затем Косыгин отправился в свою резиденцию, а я на другой машине поехал в центр Ташкента, в гостиницу, где размещалась советская делегация.

Когда я там появился, внизу, в ресторане, шел прощальный ужин. В зале стояли три длинных стола: за средним сидели наши, а справа и слева — соответственно пакистанцы и индийцы. Я присоединился к нашим. Все члены делегаций были рады успешному завершению конференции. Сначала один из пакистанцев, а потом и индиец принесли из своих номеров по нескольку бутылок виски, джина, других напитков, — словом, веселье не затихало.

В полночь я решил отправиться к себе в номер. Предстоял трудный день. Сначала — отлет Шастри и Айюб Хана. Косыгин должен был поочередно провожать их в аэропорту. Потом — наш отлет. А я еще хотел успеть заскочить на ташкентский базар: обидно же побывать в Ташкенте и не привезти с собой в морозную Москву виноград, хурму, гранаты…