Чп в аэропорту Внуково

Во Внукове — все как всегда в таких случаях: почетный караул, группа руководящих чиновников. Попрощавшись с провожающими, президент с женой поднялись на борт самолета «Ил-62». Таково правило — при перелетах внутри страны пребывания гость должен пользоваться самолетом хозяев. Правда, еще до визита Никсона американские административные службы пытались добиться того, чтобы президент от Москвы до Киева летел на собственном самолете, но наши не уступили. Как в свое время и американцы в дни визита Хрущева в США. Так что президентский самолет полетел в Киев без Никсона и должен был там его дожидаться.

Итак, все пассажиры на борту. Президент ушел в свой салон, а я расположился вместе с его помощниками в соседнем. Бортпроводницы в нашем самолете оказались моими хорошими знакомыми по прежним полетам, и я первым делом спросил у них о том, что они могут предложить гостям из напитков. Девушки радостно сообщили: они специально подготовились к полету американских гостей и помимо полного набора русских закусок и прочих яств у них есть виски и джин, не говоря уже о русской водке. Похвастались, что даже запаслись кубиками льда (в те годы на самолетах «Аэрофлота» этот продукт редко был в наличии).

Должен признаться, что во время визитов такого рода одним из самых светлых моментов для меня всегда был отъезд вместе с гостями. На этом кончались официальные переговоры с неизбежными напряжением и нервотрепкой. Впереди оставались, по сути дела, прогулки по интересным местам. С таким настроением я и присоединился к помощникам президента, с которыми уже успел наладить приятельские отношения. С ходу спросил, что бы они хотели выпить еще до взлета самолета. Кто-то из них не без ехидства сказал: «Хорошо бы виски с содовой, да со льдом. Но ведь у вас наверняка этого нет?» Я торжественно объявил, что у нас есть все… Тем временем дверь самолета закрылась, и мы услышали, как стал запускаться первый двигатель. Мы сняли пиджаки, расстегнули верхние пуговицы рубашек и приготовились к приятному недолгому полету. Заработал второй двигатель, потом третий, а вот четвертый… что-то долго не запускался, хотя остальные три продолжали жужжать.

Прошло минут десять-пятнадцать, и вдруг все смолкло. Мы переглянулись: случилось что-то необычайное. Через иллюминаторы мы увидели, как к самолету направляется Косыгин, рядом с ним вышагивает министр гражданской авиации Б. П. Бугаев. Дверь открылась, и они вошли в самолет. Косыгин выглядел мрачнее обычного. Он спросил:

— Где Никсон?

Я проводил его в салон высокого гостя.

Никсон сидел в кресле и что-то читал. Он с некоторым удивлением посмотрел на Косыгина, тот стал объяснять, что возникли неполадки с одним из двигателей самолета. Рядом стоял министр гражданской авиации с побелевшим лицом. Косыгин, кивнув на министра, спросил:

— Господин президент, скажите, как нам поступить с министром? Может, немедленно уволить?..

Президент спокойно, даже чуть улыбнувшись, возразил:

— Ни в коем случае. Его надо похвалить за то, что его люди вовремя, на земле, заметили неисправность. Примерно такая же ситуация возникла в одну из моих поездок в Африку, и я тогда выразил благодарность экипажу.

Несколько успокоившийся министр сказал, что не запустился лишь один из четырех двигателей, самолет может долететь до Киева и на трех, но, разумеется, рисковать не следует, тем более что рядом, в каких-то пятидесяти метрах, стоит точно такой же самолет, резервный.

Все стали поспешно собираться. У бортпроводниц был растерянный вид. Перед выходом из самолета одна из них сказала мне:

— Самолет такой же, да только он не загружен провизией из спецбуфета.

Тогда я посоветовал им взять в руки все, что можно унести из приготовленных запасов.

— И лед не забудьте, — добавил я, чтобы подбодрить девушек.

Мы перешли в другой самолет. Наши замечательные бортпроводницы притащили виски, коньяк, водку, кубики льда и даже содовую. Только с закуской было похуже, но это уже не имело значения. Главное — взлетели благополучно.

С президентом летела небольшая группа журналистов, у американцев это принято. Как только мы набрали высоту, один из помощников Никсона попросил меня узнать у летчиков, какова техническая причина случившейся неполадки. При этом он отметил, что данный вопрос интересует журналистов и что летчики вольны дать любой ответ и чем формулировка будет сложнее, тем лучше, ибо журналисты тогда не смогут ее истолковать на свой лад.

С этой просьбой я и отправился к нашему экипажу. Командир ответил, что он, конечно же, может объяснить причину отказа двигателя, но коль речь идет о даче информации американцам, то на это должно быть разрешение его начальства. Он попытался связаться по радио со своим министром, но того на месте не оказалось. О том, где в это время находился министр гражданской авиации, можно было только догадываться…

Тогда я решил воспользоваться специальным телефонным аппаратом правительственной связи. Мне удалось дозвониться до помощника Брежнева. Александров ничего не знал о случившемся. Я изложил ему суть дела и, продиктовав предложенную командиром экипажа формулировку причины отказа двигателя, стал ждать ответного звонка.

Полет до Киева длился около часа, и самолет уже снижался, когда раздался звонок из Москвы. По мере снижения самолета телефонная связь ухудшалась. Сквозь гул двигателей я с большим трудом расслышал крик Александрова:

— Со-глас-ны!

Я быстро перевел формулировку на английский, и помощник Никсона по печати поспешил передать ее заждавшимся американским журналистам.

Вот и Киев. Мы пошли на посадку. А незадолго до этого Никсон пригласил меня в свой салон. Перед ним лежал текст речи, с которой он должен был выступать на предстоящем официальном банкете. Составители речи предложили ему упомянуть о Киеве как о «матери городов русских», и Никсон решил со мной посоветоваться: не вызовет ли данное упоминание смущение у киевлян? Я заверил президента в том, что такой реакции быть не должно, поскольку это выражение отражает историческую действительность.

Мы благополучно приземлились в Киеве и провели там остаток дня. На следующий день — осмотр города, возложение венка на Могилу Неизвестного Солдата и неизменный торжественный банкет.

Почему-то мне казалось, что украинская сторона произнесет свой тост на родном языке. Но не тут-то было. Когда я сказал об этом одному из местных руководителей, тот в отчаянии руками замахал:

— Что вы! Ни в коем случае! Нас же в национализме обвинят… Только на русском!

Диким все это кажется с позиций сегодняшнего дня.

На этом закончился визит президента США в Советский Союз.