Путь России в XX столетии

Каков же был путь России в XX столетии? Начала она его революциями. Большую часть столетия прожила плодотворно, выдержав великое испытание мировыми войнами, а к концу века снова оказалась на распутье. Николаевская Россия начала XX в. дала трещины почти по всем направлениям общественной жизни. Первая мировая война их усугубила. К 1917 г. страна стояла перед грандиозной задачей собрать из осколков новое общество и государство. Небольшая по численности, маргинальная по своему социальному статусу, но политически крепко сплоченная группа людей — большевики — блестяще справилась с этой исторической задачей. Большевики из всех политических партий оказались наибольшими реалистами. Не стремясь, как их политические противники, примирить напримиримое, они нашли новый ключ национальной и государственной консолидации. Трудовой человек сделался объектом государственного внимания и попечения. В душе русского человека они сумели затронуть становой нерв — устремленность к идеалу абсолютного добра. Он нашел выражение в максиме социалистической эпохи — лозунге борьбы за светлое будущее всего человечества.

Обещанное чудо, «коммунистический рай на земле», связывалось с перспективой построения общества, где на помощь людям придут сложные машины, а люди сами будут походить на хорошо отлаженные механизмы. Вера в авиацию, механизацию, космос, научную революцию заменила веру в Бога. Благодаря этому был достигнут невиданный по мощности и быстроте ры­вок России в индустриальную эру. Вряд ли он мог быть осуще­ствлен в столь сжатые сроки и в таких масштабах в условиях классического или даже монополистического капитализма. Ус­ловием и предпосылкой его реализации стала централизация власти в руках партии, превратившейся в гегемона общества.

Общества, подобные российскому, отличающиеся внут­ренней подвижностью и неоднородностью, обречены либо иметь сильное государство, сдерживающее и оформляющее эти тенденции, либо перестать существовать как единое це­лое. Эту закономерность прекрасно понимал лидер большеви­ков В. И. Ленин. С его помощью началась адаптация отвлечен­ной коммунистической теории управления к конкретно-историческим условиям России. Она заняла примерно десять лет. Это были годы «военного коммунизма» и нэпа. Тогда был юридически оформлен вполне демократический, отвечавший самым современным стандартам модернизации политический фасад страны. В строй вошла Конституция, провозгласившая Россию республикой. Сформировались исполнительная (Со­вет народных комиссаров — СНК) и законодательная (ВЦИК Советов рабочих и крестьянских депутатов) ветви власти. Ли­квидировались сословные и религиозные перегородки, жен­щин уравняли в правах с мужчинами, церковь отделили от го­сударства, школу — от церкви. Впервые за 200 лет после Пет­ра I провели выборы патриарха. Для придания этой системе прочности все ее звенья, как кровеносными сосудами, были пронизаны органами партийного контроля. Не случайно в по­следние годы жизни В.И. Ленин так беспокоился о монолит­ности партии. Ситуация в партии, ядро которой раздирали острые противоречия, отражала, как в зеркале, положение дел в стране и угрожала потерей ею власти.

Классическая советская модель управления оформилась в 30-е годы под руководством И. В. Сталина. Став в 1922 году во главе Секретариата партии, органа, ведавшего подбором пар­тийных кадров, Сталин постепенно сосредоточил в своих ру­ках всю полноту власти в стране. «Кадры решают всё» — этот лозунг постепенно превратился в главный. Новая партийно-государственная элита наделялась исключительными правами и особыми материальными привилегиями. Неписаная корпо­ративная этика требовала от представителей партийного аппа­рата личной преданности, политической лояльности, способ­ности подчиняться жесткой партийной дисциплине, соблюдать субординацию, умения ставить корпоративную солидарность выше личных побуждений, а нередко — и здравого смысла. При этом пополнение рядов правящего слоя отличалось намного более высоким демократизмом, нежели в дореволюционное время. Большинство советских руководителей были выходцами из среды рабочих и крестьян.

При преемниках Сталина режим личной власти был заменен системой коллегиального управления. Органы госбезопасности, подчиненные высшей партийной элите, давали гарантию безопасности правящей верхушки, которая становилась главным источником назначения кадров. Социальной опорой такого типа власти было «песчаноподобное общество». В нем «целая, нация становилась как бы деклассированной, одни опускались вниз, другие поднимались наверх». В СССР этот процесс разворачивался не только в социальном плане, но и в этническом и выразился в понятии «советский народ». Процесс консолидации столь пестрого этнического конгломерата, каким являлась Россия, не может не выглядеть чудом советской эпохи. Это тем более удивительно, если учитывать достигнутую к 80-м годам глубину диффузного состояния советского общества. Не осталось практически ни одной абсолютно замкнутой этнической или социальной общности, даже в республиках Закавказья, Прибалтики и Средней Азии, которые всегда отличались сильным изоляционизмом.

И все-таки глубокая пропасть разделила общество. Только теперь она межевала его по линии принадлежности к власти. Управленческая элита все более замыкалась. Добившись законодательного оформления исключительности своей власти (Конституция 1977), она получила широкие возможности действовать почти бесконтрольно. Отделившись от общества, верхушка обречена была вести свою деятельность под покровом тайны и превращать в тайну самые обыденные вещи, дабы они приобретали в глазах людей особую значимость. Находясь на таком положении, высшие эшелоны власти встретили важнейший для них исторический рубеж, как некогда верхушка николаевской России вступила в полосу революций 1917 года. Новое поколение управленческой элиты СССР в середине 80-х годов по иному осознавало свои коренные интересы, нежели старики брежневской эпохи.

Относительно молодые лидеры перестройки обнаруживали способности к конформизму с мировым сообществом гораздо легче, чем их политические предшественники, воспитанные на идеалах сталинизма. Знакомые не понаслышке с образом жизни правящих кругов Запада, они стремились добиться легальной эксплуатации преимуществ своей власти в России. Пробным камнем их карьеры на мировом поприще становилась смелость в обнаружении оппозиционных настроений по поводу советских, идейных и политических ценностей. Это особенно поднимало политический капитал таких лидеров в глазах зарубежных поли­тиков. Так, М.С. Горбачев еще до перестройки приобрел извест­ность за рубежом открытыми критическими высказываниями от­носительно советских военных действий в Афганистане.

Придя к власти и опираясь на узкий круг доверенных лиц, лидер перестройки М.С. Горбачев постепенно отпускал один за другим важнейшие рычаги управления под видом демократиза­ции партийно-государственной жизни. Потеря контроля в об­ласти идеологии, так называемая «неконтролируемая гласность», пробила опасные бреши в системе. Бешеный галоп в смене идейных ориентиров вверг общество в состояние хаоса. В каче­стве панацеи от него был предложен форсированный рывок на­циональной экономики в рыночном направлении. Причем при­менили наименее подходящий для России вариант «шоковой терапии»: ограничение совокупного спроса населения на пред­меты потребления за счет урезания бюджетных доходов, удоро­жание кредита, либерализация контроля за ценами и внешне­торговой деятельностью, приватизация государственных пред­приятий. В стране с аморфной социальной средой и традици­онно сильными устоями центральной власти такая политика стимулировала центробежные тенденции. Их следствием стало разрушение сначала экономики, потом и самого государ­ства. Подавляющая часть населения страны оказалась за чертой бедности. Новая элита родилась из слияния прежней партийно-государственной номенклатуры с представителями «теневой экономики». Доля новых здоровых сил в ней была незначительна.

Примечательно, что монетаристская политика стала по­пулярной одновременно в ведущих странах Запада — в Англии и США — и примерно в то же время, в 80-е годы. Этот курс в своих странах осуществляли Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган, и он везде приводил к концентрации богатства и переадресации его из государственного в частный сектор экономики. Но если такой зигзаг «дикого капитализма» был не нов для Запада, то для России он оказался смертельно губительным. Национальная экономика в постперестроечную эпоху как единый воспроизводственный хозяйственный организм прекратила свое существование. Варварски эксплуатируются лишь природные ресурсы страны, на продаже которых наживает баснословные прибыли небольшой и все более сужающийся круг лиц. Так Россию привели к общему мировому знаменателю, который рассек человечество на группу избранных (примерно пятая часть) и изгоев обреченных вести существование на грани голодной смерти. Перечеркнутым оказался подвиг нескольких поколений советских людей, чьим напряженным трудом был создан экономический потенциал могущественной державы мира. Но еще более прискорбно, что Россию вынудили отказаться от невиданного в мировом масштабе опыта построения общества на началах коллективизма, братства, взаимопомощи.