Проблема интенсификации экономики

Проблема усложнялась тем, что привычного за годы советской власти выхода из кризиса на путях экстенсивного развития экономики, да и всей социальной и культурной сферы, больше не существовало. На рубеже 1970—80-х годов в стране добывалось все больше и больше ресурсов. Так, добыча топлива с 1971 по 1980 г. увеличилась более чем в 4 раза, газа более чем в 8 раз, а нефти почти в 7 раз. Нефть и газ лились на Запад настоящей рекой. Только от вывоза нефти страна получала ежегодно около 16 млрд долларов. Доля топлива и энергоносителей в общем объеме советского экспорта выросла с 15% в 1970 г. до 53% в 1985 г. Однако добывать топливо в северных районах страны становилось все труднее, и в 1984 г. впервые годовая добыча нефти снизилась. Перспективы проедания ресурсов становились гораздо менее радужными. Падение цен на уголь и нефть на мировом рынке породило финансовый и бюджетный кризис в середине 1980-х годов.

"Нефтедоллары" доставались нелегко, а тратились расточительно. На валюту закупались товары народного потребления, продукты, машины и оборудование, которое использовалось далеко не с полной отдачей. Значительная часть бюджетных средств "омертвлялась" на складах, в незавершенном капитальном строительстве (так называемых долгостроях). Масштабы планирования развития экономики росли исключительно быстро, но не подкреплялись более или менее разумным экономическим обоснованием. Народное хозяйство в конце 1970-х годов "съедало" более половины государственного бюджета против трети в послевоенные годы. Стали сокращаться средства, выделенные на социальные и образовательные нужды. При Брежневе доля на просвещение в государственном бюджете была меньше, чем даже перед войной. В то же время расходы на содержание бюрократических и управленческих структур постоянно росли.

Разговоры о необходимости интенсифицировать экономику оставались на бумаге. Мертворожденный характер носили многочисленные программы автоматизации и комплексной механизации, разного рода целевые и долгосрочные программы, которые не шли дальше составления и согласования планов на всех уровнях и "выбивания" дополнительных источников финансирования. Попытки интенсификации, носившие административно-бюрократический характер, никак не влияли на зарплату и уровень жизни и поэтому в них по-настоящему никто не был заинтересован. Периодически предпринимались попытки реанимировать трудовой энтузиазм. Это, как правило, была жалкая пародия на ударничество и стахановское движение довоенной поры, которое, при всех своих противоречиях, все-таки включало инициативу снизу. Многочисленные трудовые "почины" навязывались вышестоящими партийными органами и сразу гасли, а любое проявление самодеятельности пресекалось. Трудовые коллективы, согласно отчетности, вставали на многочисленные "трудовые вахты", брали на себя "встречные" обязательства, работали по "бездефектному" методу и т.п. И даже крайне редкие исключения в этом потоке формализма и профанации, вроде движения "За себя и за того парня", возникшего в канун 30-летия Победы, сразу же превращались в принудительно-обязательный атрибут трудового процесса.