31 Января 1924 г.

Глава первая. О предметах ведения верховных органов власти Союза Советских Социалистических Республик

1. Ведению Союза Советских Социалистических Республик, в лице его вер­ховных органов, подлежат:

...б) изменение внешних границ Союза, а также урегулирование вопросов об изменении границ между союзными республиками;

в) заключение договоров о приеме в состав Союза новых республик;

...и) руководство транспортным и почтово-телеграфным делом;

к) организация и руководство Вооруженными Силами Союза Советских Со­циалистических Республик. <...>

2. Утверждение и изменение основных начал настоящей Конституции под­лежит исключительному ведению съезда Советов Союза Советских Социалисти­ческих Республик.

Глава вторая. О суверенных правах союзных республик и о союзном гражданстве

3. Суверенитет союзных республик ограничен лишь в пределах, указанных в настоящей Конституции, и лишь по предметам, отнесенным к компетенции Союза. Вне этих пределов каждая союзная республика осуществляет свою госу­дарственную власть самостоятельно. Союз Советских Социалистических Рес­публик охраняет суверенные права союзных республик...

Глава четвертая. О Центральном Исполнительном Комитете Союза Советских Социалистических Республик

13. Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистиче­ских Республик состоит из Союзного Совета и Совета Национальностей.

14. Съезд Советов Союза Советских Социалистических Республик избирает Союзный Совет из представителей союзных республик, пропорционально насе­лению каждой, в составе 414 членов.

15. Совет Национальностей образуется из представителей союзных и авто­номных советских социалистических республик - по 5 представителей от каж­дой и из представителей автономных областей РСФСР - по одному представи­телю от каждой. Состав Совета Национальностей в целом утверждается съездом Советов Союза Советских Социалистических Республик. <...>

16. Союзный Совет и Совет Национальностей рассматривают все декреты, кодексы и постановления, поступающие к ним от Президиума Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик, отдельных народных комиссариатов Союза, цен­тральных исполнительных комитетов союзных республик, а также возникаю­щие по инициативе Союзного Совета и Совета Национальностей.

17. Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистиче­ских Республик издает кодексы, декреты, постановления и распоряжения, объ­единяет работу по законодательству и управлению Союза Советских Социали­стических Республик и определяет круг деятельности Президиума Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик. <...>

Глава пятая. О Президиуме Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик

29. Президиум Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик, в период между сессиями Центрального Испол­нительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик, является высшим законодательным, исполнительным и распорядительным органом власти Союза Советских Социалистических Республик. <...>

Образование Союза Советских Социалистических Республик. Сб. документов. С. 459-464, 468-471./А.С. Орлов,В.А. Геогиев, и др.Хрестоматия по истории России с древнейших времен до наших дней.С. 454 - 455

№ 13. Об итогах социально-политического развития СССР к концу 30-х годов

В СССР к концу 30-х годов сложилась целостная общественная си­стема - «социализм». Социализмом ее можно назвать, поскольку в стране произошло обобществление производства, упразднение частной соб­ственности. Социализм был государственный, так как обобществление было не реальным, а иллюзорным: распоряжению собствен­ностью и политическая власть оказались отчужденными от большин­ства социума и осуществлялись лично Сталиным и партийно-государ­ственным аппаратом.

Объективно главной исторической задачей, которая ценой огром­ных жертв решалась в ходе «строительства социализма» в России, был форсированный завершающий рывок от аграрного общества к индуст­риальному…

В каком отношении находится данное общество к модели социализ­ма, разработанной Марксом и Энгельсом? Представляет ли оно дефор­мацию социалистической идеи или логическое следствие ее практи­ческого осуществления? Думается, советское общество 30-х годов в ос­нове своей является закономерным результатом реализации идей Мар­кса-Ленина о бестоварном социализме, осуществляемом через револю­цию и диктатуру пролетариата. Предполагавшееся «классиками» уп­разднение товарного производства, рыночных отношений при социа­лизме, отрицание парламентской демократии, правового государства на практике не могло не обернуться ничем иным, как лишением эконо­мической и политической свободы всех членов общества, формирова­нием тоталитарного режима. Вместе с тем, это формирование и масш­таб репрессий были обусловлены результатами внутрипартийной борь­бы, завершившейся победой Сталина, и несли на себе отпечаток его личности.

…В ши­роком историческом контексте формирование в СССР системы «госу­дарственного социализма» вписывалось в переживавшийся миром бо­лезненный, переломный этап глобальной структурной перестройки перехода к регулируемому рыночному хозяйству, представляя собой один из «крайних», экстремальных вариантов общественного развития, а именно - ультралевый (в отличие от ультраправого - фашистского и в противоположность неолиберальному «центристскому» - североамери­канскому и западноевропейскому). На выбор Россией данного вариан­та развития повлияла не только конкретная обстановка в стране и в мире в 20-30-х годах, обусловившая необходимость ускоренной техно­логической модернизации экономики, а следовательно, возрастания роли государства как фактора развития, но также революционные (особенно военно-коммунистические) и многовековые российские традиции, связанные с гипертрофированной ролью государства, «антилиберализмом» массового сознания, преобладанием в нем уравнительно-коллективистских начал. По существу, на новом витке развития были воспроизведены характерные черты «самодержавно-государственно-крепостнического» феодализма (деспотическая власть, опирающаяся на бюрократию, определяющая роль государства в общественных от­ношениях, «закрепощение сословий», полное господство марксистской идеологии, фактически заменившей религию в духовной сфере).

Сложившееся в результате октябрьского (1917) переворота и граж­данской войны общество в основе своей содержало зародыш тотали­тарности. Это означало, в частности, огромную роль идеологии во всех сферах, стремление государства контролировать и регулировать как можно больше областей общественной жизни. Полностью тоталитарные структуры сформировались к середине 1930-х гг. Однако изначально общество рассматривалось большевистской правящей партией в каче­стве средства достижения определенных целей, вытекавших из уста­новок партийной программы, в свою очередь являвшейся приложени­ем марксистско-ленинской доктрины к российским условиям. Есте­ственно, реальная политика не была прямым воплощением партийной идеологии, но марксистская доктрина в целом, хотя и в преломленном виде мировоззрения вождей, неизбежно оказывала на нее влияние. Воп­рос только, в какой степени, в каких формах, в каких областях, в какой конкретно-исторической ситуации.

Большевизм перевернул все общество. Но, оставаясь в рамках «го­сударственной» идеологии (а при другой он был бы отторгнут Росси­ей), он не мог переменить направления базовых, фундаментальных про­цессов, в рамках «коммунистической» модели решались все те же общецивилизационные проблемы перехода к индустриальному и городс­кому обществу. Возникновение советской тоталитарной системы в на­чале XX в. было одним из способов выхода урбанизовавшегося и маргинализированного общества из ситуации глобального общественного кризиса, причем в тех условиях он оказался единственно реализуемым. Но не только. Это был еще особый способ решения национально-государственных проблем путем предельной концентрации ресурсов нации на ключевых направлениях, позволявший решать ей острейшие внут­ренние и внешние противоречия, отстаивать государственную целост­ность и независимость страны, наращивать ее «вес» в мировых делах, создавать и укреплять экономическою мощь, изменять «качество» на­селения, уровень и условия его жизни. Происходило это в условиях жесткого противостояния враждебному миру, в борьбе за удержание страны на уровне жизнеспособного в техногенной цивилизации сооб­щества. И суть глобального конфликта заключалась не только в конф­ликте идеологий и общественных систем, но и в геополитическом, социокультурном, шире - «цивилизационном» соперничестве западной и евразийской (в лице России) локальных цивилизаций: Запад объек­тивно был заинтересован в ослаблении и распаде единого Российского государства независимо от существовавших в нем общественного строя и политических режимов <...>

Тоталитаризм в его коммунистической модели явился формой транс­формации традиционного российского общества в городское. Не изме­нив основного направления развития материальной базы российского общества, явившегося общим для всей современной техногенной ци­вилизации, он в чем-то даже ускорил этот процесс, заставив, однако, народ платить более высокую цену (колхозное крепостничество, мас­совые репрессии, низкий уровень жизни, отсутствие гражданских сво­бод и т.д.). Другие социальные издержки оказались меньше, чем в стра­нах с рыночной экономикой (отсутствие безработицы, гарантирован­ный потребительский минимум и др.).

Социальная «цена» этого перехода оказалась значительно выше, чем могла бы быть при «правой» альтернативе, которая, несомненно, не до­пустила бы столь радикальной ломки социальных институтов и отно­шений, но в значительной степени это была бы цена более форсиро­ванного перехода: «левый» тоталитаризм, выступая от лица «низших» классов, т.е. подавляющего большинства населения, имел существен­но больше рычагов мобилизации ресурсов и решения выдвигаемых задач, чем дворянско-буржуазная диктатура. <...> Однозначные позитивные или негативные оценки в истории, дума­ется, вообще неприемлемы: в них пропадает историчность подхода к явлениям. «Красный» тоталитаризм в отечественной истории также не был только насилием над обществом: он просто не мог бы утвердиться, если бы не имел социальной почвы и не получил широкой поддержки, если бы не решал (своими методами) действительно насущных про­блем общественного развития, в том числе в большей или меньшей степени поступаясь доктринальными принципами.

Марксизм в конечном итоге в рамках советской системы оказался «переварен» Россией, хотя далеко не полностью. Действительно, бю­рократическое государство подмяло под себя все общество, пронизав все его структуры и слившись с ним, заменив социальную дифферен­циацию по признаку владения собственностью дифференциацией на основе отношений распоряжения ею. Такого итога не предвидели «ос­новоположники», но иначе быть не могло при применении доктрины на практике, да еще в российских условиях. Парадоксальным образом в некоторых своих фундаментальных характеристиках российское об­щество в лице Советской России и СССР вернулось на круги своя. Бо­лее того, по оценкам многих обществоведов, использующих марксист­скую парадигму, в социальных отношениях оно было как бы отброше­но в феодальный и даже дофеодальный период, превратившись в при­чудливый симбиоз «азиатского способа производства» и распадающегося родового строя, «военной демократии». Однако происходили эти процессы в эпоху техногенной цивилизации, породив, на наш взгляд, уникальное историческое явление, присущее только XX в.

Политическая практика, сформировавшись на основе идеологии, оказалась подчинена логике развития техногенной цивилизации, пере­плетенной с логикой эволюции самой системы. И выросшая из доктри­ны система была скорее не воплощением идеальных конструкций тео­ретиков, а зеркальным отражением основной ветви развития в рамках этой цивилизации. Если оставить в стороне идеологическое оформле­ние советской социальной практики, то можно заметить, что принци­пиальные отличия от западных демократий заключались в мере госу­дарственного вмешательства в социальную жизнь вплоть до почти пол­ной ликвидации гражданского общества, тотального смешения обще­ства и государства. Однако базисные элементы оставались весьма близ­кими. Не случайно научно-технические, производственные достиже­ния Запада являлись точкой отсчета для продвижения советской эконо­мики, политическим воплощением чего стал лозунг «Догнать и пере­гнать!», имманентный с тех пор (в различных вариантах) всей советс­кой политике вплоть до распада СССР.

На наш взгляд, есть объективные основания для точки зрения на всю советскую историю как историческую форму модернизации стран второго эшелона капиталистического развития. Эта позиция небесспор­на, но она исторична и обладает значительным объяснительным по­тенциалом. В ее рамках становится понятна закономерность перехода большевиков от романтической установки на мировую революцию, ха­рактерной для революционеров ленинской формации, к государствен­ной, шире - имперской, позиции Сталина. Были изменены приорите­ты, и Советская Россия стала рассматриваться не как средство победы мировой коммунистической революции, а как самодостаточное госу­дарственное образование со своими интересами, в том числе геополи­тическими, а мировое революционное и коммунистическое движение объективно превратилось в продолжение государственной политики «другими средствами».

История России. XX век. М. 1996. С.398-401.