«Красный террор»

Несомненно, к лету 1918 г. в обществе скопился «горючий материал сопротивления». Уж очень круто взялись большевики, как писал Ленин, «за очистку земли российской от всяких вредных насекомых», которыми он считал огромные массы своих врагов – от «классово‑чуждого элемента» до лентяя‑рабочего. Неизвестно, когда бы «горючий материал» вспыхнул, но толчок к фактическому началу Гражданской войны дали сами революционеры, часть которых, недовольная властью большевиков, прибегла к старому, испытанному методу борьбы – индивидуальному террору. 30 августа 1918 г. в Петрограде революционер Леонид Канегиссер убил председателя петроградского ЧК Моисея Урицкого, а в Москве эсерка Фанни Каплан ранила Ленина.

Современное исследование материалов следствия по делу Фанни Каплан ставит под сомнение официальную версию. Кажется маловероятным, чтобы почти в полной темноте больная, полуслепая, не умевшая обращаться с оружием Фанни Каплан могла так удачно стрелять в Ленина. Скорее всего, она участвовала в этой акции как разведчик – вела слежку за Лениным. То есть она ездила по местам проведения митингов с участием лидеров большевиков и затем сообщала об этом боевикам. Боевиками же были другие люди, близкие к левым эсерам: Ефимов и Лидия Коноплева. Последняя – женщина решительная и смелая, хорошо подготовленная к террористическим акциям – была со своей группой в Петрограде летом 1918 г. во время убийства Володарского. Она же готовила покушение на Урицкого. Приехав в Москву в конце июля 1918 г., она присоединилась к отряду эсеров, готовивших покушение на Ленина или Троцкого. Вступившая в августе 1918 г. в этот отряд Каплан попала под опеку Коноплевой, которая учила ее методам слежки за Троцким и Лениным. Получив от Каплан сообщение о прибытии Ленина на завод Михельсона, Коноплева и стреляла в Ленина. Каплан же случайно схватили за пределами завода выбежавшие на улицу люди. Ее жестко допросили в ЧК, после чего она взяла всю вину на себя. Однако следствие провели небрежно. Ведшие дело чекисты (в том числе небезызвестный убийца царской семьи Юровский) стремились быстро «рассмотреть» и решить судьбу Каплан. 3 сентября 1918 г. комендант Кремля П. Мальков выстрелом в затылок убил Каплан в Кремле. После этого Свердлов распорядился: «Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа». Тело Каплан сожгли в бочке с бензином. Казнь революционерки, каторжанки противоречила русской революционной традиции, но времена изменились. Долгое время по стране ходили слухи, что Каплан встречали в разных лагерях ГУЛАГа много лет спустя после покушения. Все дело Каплан было шито такими белыми нитками, что в июне 1992 г. Генпрокуратура России поставила под сомнение вину Каплан и весь ход расследования ее дела.

С началом террора также появилось два страшных спутника «пролетарской» диктатуры: концлагеря и заложничество. В поспешно созданные в монастырях или за городом концентрационные лагеря начали свозить «паразитов», «спекулянтов», «эксплуататоров» и их «прихвостней», всех «сомнительных», а в сущности, невинных людей, непричастных к действиям Каплан и ее товарищей. Из концлагеря прямой путь вел к расстрелу. Часть заложников брали для того, чтобы добиться добровольной явки «контрреволюционера» в ВЧК, часть становились заложниками из «социальной мести» власти, часть брали в заложники, чтобы принудить их к сдаче ценностей или использовать на подневольных работах («…взять заложников из крестьян с тем, что если расчистка снега не будет произведена, они будут расстреляны. Ленин»).

Круг врагов, подлежащих аресту, заключению в концлагеря, в это время расширялся непрерывно. Причем этот круг (как и сами преступления) юридически никогда четко не определялся. Это не случайно. Юрист по образованию, Ленин стремился уйти от четких определений, мешая в одну кучу разные виды преступлений. Наряду со «спекулянтами, саботажниками и прочими паразитами», «громилами», «неприятельскими агентами» в лагерях оказывались буржуазия, торговцы, «контрреволюционные агитаторы». Ленин требовал жестокого подавления «попыток анархии со стороны пьяниц, хулиганов, контрреволюционеров и других лиц». В число врагов включали не только тех, кто помогал, но и кто «мог помочь» контрреволюции, кого считали «потенциальным врагом», или тех, кто «непреднамеренно вредил» новой власти. Это открывало путь для страшного произвола и злоупотреблений. Некоторое подобие правосудия изображали революционные трибуналы. Но и для них, согласно Н. В. Крыленко – председателю Ревтрибунала, «единственным мерилом степени виновности подсудимого является революционная совесть судей, которые избираются из среды надежных партийных товарищей». Любой человек мог оказаться в числе «активных контрреволюционеров», что автоматически означало расстрел.