Советское общество после войны

Победа в войне воодушевила людей. Пройдя страшные испытания в боях, многие фронтовики возвысились в собственных глазах, утратили довоенные иллюзии о непогрешимости «вождя», всего режима. У многих исчез привычный страх перед властью, авторитетом «гения всех времен и народов». Многим казалось, что, идя навстречу желаниям общества, власти непременно проведут либеральные экономические реформы: «колхозы распустят», смягчится цензура, будут даны «послабления» в идеологии, вообще режим «помягчеет». Однако этого не произошло. Наоборот, власть, столкнувшись с «брожением умов», стала ужесточать порядки в стране. Напряженная международная обстановка, ощущение отставания в ядерной области, массовое вооруженное сопротивление советской власти в республиках Прибалтики и в западных областях Украины и Белоруссии – все это стало поводом для усиления полицейского и идеологического давления на общество.

Долгое время сохранялся суровый дух законов военного времени. За 15‑минутное опоздание на работу, самовольный уход раньше времени рабочий мог угодить в лагерь по действовавшему тогда закону 1940 г. Была ограничена свобода человека менять место работы по собственной воле. Этот крепостнический закон был отменен лишь в 1956 г. В столь же тяжелом положении оказались и колхозники. Фактически они находились на положении крепостных: не имели права покинуть колхоз, под угрозой лагеря и отнятия приусадебного участка они должны были выполнять «обязательный минимум трудодней», за которые почти ничего не платили. Дополнением к свирепому закону «о пяти колосках» стал закон 1947 г., по которому «хищение социалистической собственности» в составе «преступной группы» (даже если это были трое‑четверо детей) каралось 25‑летним сроком заключения.

ГУЛАГ после войны пополнился обильным потоком новых зэков. Кроме коллаборантов, сотрудничавших с немцами, там оказывались люди, которые просто жили «под немцем» и работали ради куска хлеба. В лагерях оказались также бывшие советские военнопленные, отсидевшие годы в немецких концлагерях. Вина их заключалась лишь в том, что они, брошенные командованием при отступлениях, не погибли, а оказались в плену. В ГУЛАГ везли также репатриантов из Западной Европы, пойманных или переданных союзниками «белых» казаков, офицеров, дворян. Там же оказывались бендеровцы, «лесные братья», все «классово чуждые и антисоветские элементы» из Прибалтики и Украины.

Система сталинских лагерей в послевоенное время приобрела еще более суровые черты. Часть лагерей (так называемые «лагеря особого назначения») стали похожи на немецкие концлагеря уничтожения: особая полосатая одежда заключенных, номера вместо фамилий и имен. Эти лагеря считались уже не местами «перевоспитания» врагов, а являлись фабриками уничтожения заключенных. Неслучайно в послевоенное время происходили восстания зэков. Организаторами и вожаками, как правило, были бывшие офицеры Красной армии. В отличие от множества политических заключенных 1930‑х гг., думавших, что их посадили «по ошибке», «по навету», что «партия разберется», новое поколение зэков никаких иллюзий относительно партии и Сталина не питало. Для них вся система «усатого» воспринималась как вражеская. С ней они боролись так, как это делали, сидя в немецких концлагерях. После смерти Сталина эти восстания выливались в подлинные бои с вохрой и даже регулярной армией. Против мятежных заключенных командование использовало самолеты, танки и другую технику.