logo
Литература для студентов / История России от Рюрика до Путина

3 Декабря 1564 – Начало опричнины

В 1560 г. Иван IV круто изменил всю свою политику. Он отказался от помощи Адашева, Сильвестра и других советников. Они перестали нравиться ему, в действиях своих многолетних сподвижников подозрительный царь стал видеть только вред и измену. В частности, их обвинили в том, что 7 лет назад, в 1553 г., во время болезни царя, они проявили неуверенность и слабость, а кроме того, пытались возражать против затеянной Иваном войны с Ливонией. Сильвестра сослали в Соловецкий монастырь, Адашева отправили воеводой на войну, а потом заключили в тюрьму, где он и умер. Следом начались расправы с их родственниками и сторонниками. Один из них – князь Андрей Курбский – бежал за границу и оттуда завязал переписку с Иваном IV, которого обвинял в «тиранстве и кровопийстве». В ответных письмах Иван темпераментно возражал, обвиняя Курбского и людей его круга в намерении ниспровергнуть его царскую власть.

Трудно сказать, что послужило причиной резкого поворота Ивана IV от реформ к репрессиям. Некоторые считают, что упомянутые события 1553 г., когда во время тяжелой болезни Ивана вдруг в среде знати проявилось недовольство его властью. Тогда часть бояр явно уклонилась от присяги в верности наследнику – полуторагодовалому царевичу Дмитрию‑старшему. Тут же всплыло имя двоюродного брата Ивана, князя Владимира Андреевича Старицкого (он был сыном брата Василия III, Андрея, погибшего от рук приспешников Елены Глинской). Во время болезни Ивана IV о князе Владимире заговорили как о первейшем наследнике престола. Особенно хлопотала за сына вдова Андрея Старицкого, мать Владимира, княгиня Ефросинья. Она дважды выгоняла со двора пришедших к ней с присягой бояр и священников, пока наконец, с бранью, не поцеловала крест в верности царевичу Дмитрию. Впрочем, об этом мы узнаём из приписок к летописи, сделанных по воле Ивана IV через 22 года после событий марта 1553 г. К этому времени Иван уже убил почти всех участников описанных событий и задним числом стремился их очернить, объясняя тем самым причину начала репрессий. Словом, возможно, что кризис 1553 г. поселил в душе Ивана IV страх и недоверие даже к близким, казалось бы, проверенным людям. И когда в 1560 г. умерла царица Анастасия, то в ее смерти Иван обвинил не только врачей (обычное по тем временам дело), но и бояр.

Вообще вся история жизни Ивана IV складывалась трагично. Сиротское детство, уродливое воспитание, царившие при дворе интриги и преступления, постоянная боязнь измены, страх за свою жизнь и власть – все это сделало Ивана подозрительным, лицемерным, коварным и мстительным. К тому же с ранних лет он проявлял садистские наклонности, а к концу жизни превратился в кровавого маньяка. Однако в первые годы правления жестокость Ивана смягчали его советники и жена Анастасия. Но с ее смертью как будто прорвалась плотина, сдерживавшая зло, которое овладело душой царя Ивана… Новая жена – дочь кабардинского («пятигорского») князя Темрюка, княжна Кученей, в православии – Мария (свадьба состоялась в 1561 г.), как и еще четыре последующие жены, не имела на Ивана никакого влияния. Правда, москвичи считали, что именно по совету второй жены, «черкешенки» Марии, Иван устроил опричнину.

31 декабря 1563 г. скончался авторитетнейший среди русских людей митрополит Макарий. Он умирал тяжело, больше всего страдал от видений будущей кровавой опричнины. «„Ох мне грешному! – плакал он на ночной молитве. – Грядет нечестие и разделение земли! Господи, пощади, пощади! Утоли гнев свой! Если не помилуешь нас за грехи наши, то хоть не при мне, после смерти моей! Не дай мне, Господи, видеть этого“. И пролил великие слезы. И слышал это келейник его… и удивился, и думал про себя: „С кем это говорит он?“ И не видя никого, удивлялся тому. И говорил ему митрополит о том: „Грядет нечестие, и кровопролитие, и разделение земли“. Так и случилось. Задолго до опричнины видел видение сие». Так записал близкий Макарию человек.

3 декабря 1564 г. царь неожиданно для всех покинул Москву, забрав с собой семью, придворных и казну. Через месяц из Александровской слободы (ныне город Александров Владимирской области) Иван IV прислал в столицу грамоту, в которой объявлял свой гнев на бояр, дворян и духовенство и отрекался от престола.

В слободу из Москвы отправилась делегация со «многим плачем и слезами», с униженной просьбой к Ивану вернуться на престол и делать с ними все, «как ему, государю, годно: и хто будет ему, государю, и его государстве изменники и лиходеи, и над теми в животе (т. е. жизни. – Е. А.) и вказни его государская воля». Так «осиротевшие» подданные сплели веревку, на который их вскоре стали вешать без следствия и суда. В ответ на челобитную Иван заявил, что создает опричнину, в которой не будут действовать принятые в государстве законы.

Опричнина (от слова «опричь», т. е. «кроме», «особо», «отдельно») возникла как государство в государстве. И туда по воле государя стали забирать земли и имущество знати и дворян, а их владельцев сгонять с насиженных мест, ссылать и казнить. Остальные земли государства, не вошедшие в опричнину, назывались «земщиной». Так же надвое поделили и Москву – одна улица в опричнине, другая в земщине.

На расстоянии пушечного выстрела от Кремля для Ивана IV построили особый Опричный дворец. Стоявший возле него огромный медный лев с раскрытой пастью и зеркальными глазами грозно смотрел на земщину. Эта невиданная на Руси фигура вызывала ужас у окрестных жителей. Им казалось, что во дворце поселился сам дьявол.

Главной целью введения опричнины стало резкое усиление личной самодержавной власти Ивана IV. Эта цель достигалась с помощью быстрых перемен, репрессий и произвола. Принятые в обществе традиции, законы и права Иван грубо попирал. В стране воцарились страх, террор и смерть, от которой никому не было спасения. Время опричнины стало царством ужаса даже в те, далеко не гуманные, времена. Истинных, а чаще мнимых врагов Ивана предавали таким жестоким, чудовищным пыткам и казням, которых Русь не знала никогда и к которым не возвращалась после Ивана.

Массовые убийства, свирепые казни, грабежи подданных вершились руками особого опричного войска численностью в 5 тыс. человек. Опричники носили черную верхнюю одежду поверх расшитой золотом. Они ездили в седлах, к луке которых была приторочена метла (ею опричники якобы выметали измену) и собачья голова (как псы, они выгрызали крамолу). Клятва, данная человеком при вступлении в опричное братство, устроенное по типу монастыря, запрещала ему даже видеться с родными из «земщины». Избранные опричники входили в своеобразный военно‑монашеский орден с центром в Александровской слободе, а царь считался его «игуменом». Там вокруг Ивана сплотились его новые приспешники – люди неродовитые, ранее незначительные: Алексей Басманов, Василий Грязной, Малюта Скуратов и др. Опьяненные властью, вином и кровью, опричники наводили ужас на страну. Управы или суда на них найти было невозможно – ведь опричники прикрывались именем государя, действовали от его имени.

Среди убийц‑опричников, слепо преданных царю, особо выделялся Малюта Скуратов. Первейший палач, этот жестокий и ограниченный человек вызывал страх и отвращение современников. Он стал наперсником царя в разврате и пьянстве, а потом, когда Иван замаливал свои грехи в церкви, Малюта звонил в колокол как пономарь. Он не дожил до своей казни. Его убили во время Ливонской войны, и за свои чудовищные преступления палач, несомненно, пребывает в аду.

Те, кто увидел Ивана IV после возвращения его из Александровской слободы, были поражены переменами в облике царя. Как будто страшная внутренняя «порча» поразила его душу и тело. Цветущий 35‑летний мужчина превратился в морщинистого, облысевшего старика с горящими мрачным огнем глазами. С тех пор разгульные пиры в компании опричников чередовались в жизни Ивана с ужасающими казнями, разврат – с глубоким покаянием и слезами раскаяния за совершенные преступления. При этом волны репрессий и страшных казней расходились из центра зла – Александровской слободы – неравномерно, сменяясь относительно спокойными временами, когда сосланные возвращались домой, обиженные получали награды, а жизнь успокаивалась. Но потом, через какое‑то время, поднималась новая волна гнева, государевой немилости, и опять на улицах появлялись черные всадники опричнины, а на площадях вершили лютые казни. Приговоренных к смерти жгли над костром на вертеле, варили в огромных котлах с кипятком, распиливали надвое пилами, вешали вниз головой, с них обдирали кожу, взрывали на бочке с порохом. Да и сам царь многократно обагрял свои руки кровью жертв – знатных бояр, над которыми перед их смертью еще и глумился. Потом, ужаснувшись свершенному, он бежал в церковь и сутками отмаливал грехи, писал «синодик» – поминальный список своих бесчисленных жертв.