В. И. Ленин

Формула «диктатура пролетариата» не сходила с уст большевиков, и прежде всего Ленина, долгие годы. Ленин утверждал: «Диктатура пролетариата есть власть, осуществляющаяся партией, опирающейся на насилие и не связанной никакими законами». Между тем пролетариат составлял не более 10% населения крестьянской страны, а упоминание о его первенствующих интересах служило большевикам ширмой. Подлинным в этой формуле было только слово «диктатура» – власть, построенная исключительно на насилии, осуществляемом группой во главе с лидером, вставшим над всем обществом. Ленин являлся последовательным сторонником «железной руки» во всем, он явно метил в диктаторы. С самого начала Ленин занял ведущее положение в партийном и государственном аппарате. Он держал в своих руках все нити управления, отличался от многих своих соратников расчетливостью, жесткостью и властностью. Считается, что при нем система управления была коллегиальной. Однако зачастую он добивался своего решительным напором, бесцеремонностью, активно используя свой авторитет и харизму «основателя». Не останавливался он и перед интригами, впоследствии полностью охватившими все советское руководство. По некоторым сведениям, он добивался поддержки своих решений не только в открытой полемике, но и вполне келейно: вызывал каждого участника будущего заседания и заставлял его писать расписку в том, что автор ее поддерживает взгляды Ленина.

Ленин стал и истинным отцом «красного террора». По словам Троцкого, Ленин «говорил: „Неужели вы думаете, что мы выйдем победителями без жесточайшего революционного террора?“ Это был период, когда Ленин при каждом подходящем случае внушал мысль о неизбежности террора. Всякое проявление прекраснодушия, маниловщины, халатности – а всего этого было хоть отбавляй – возмущало его… „Им, – говорил он про врагов, – грозит опасность лишиться всего. И в то же время у них есть сотни тысяч людей, прошедших школу войны, сытых, отважных, готовых на все офицеров, юнкеров, буржуазных и помещичьих сынков, полицейских, кулаков. А эти, извините за выражение, „революционеры“ воображают, что мы сможем совершить революцию по‑доброму, по‑хорошему. Да где они учились? Да что они понимают под диктатурой? Да какая у него выйдет диктатура, если сам он тютя?.. У нас каша, а не диктатура“. Слово „каша“ он очень любил. „Если мы не умеем расстрелять саботажника‑белогвардейца, то какая же это великая революция?“» Эти речи выражали его действительное настроение, в то же время он сознательно нагнетал обстановку ненависти. Согласно своему методу Ленин вколачивал в головы идею о необходимости исключительно суровых мер для спасения революции.

Да и позже, в конце жизни, Ленин никак не хотел расставаться с идеей террора. В письмах из Горок в мае 1922 г. наркому юстиции Курскому о новом Уголовном кодексе он настаивал: «Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать нужно как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения террора на деле…»